в  землю  возле  изгороди,  чтобы  переждать  зиму.
Ребята называли эти шипы ягодинками, взрослые же никакой  генетической
связи  между  ягодами  и  ягодинками  не  видели.  Эти  шипы  обладали
удивительной способностью.  Если  какое-нибудь  теплокровное  существо
проходило в том месте близко от изгороди, шипы выскакивали  из  земли,
стремясь  вонзиться  в   кожу,   чтобы   оставить   в   нем   семечко,
микроскопическое,  растворявшееся  в  человеческой  крови   и   потому
безвредное. Но укол шипа был болезненным.  Мальчишки  придумали  игру.
Они снимали сандалии, подошвы которых Сергеев вытачивал из  твердой  и
упругой скорлупы лесных кокосов и которые  на  детском  языке  звались
ложками, и дразнили ими  шипы.  Шипы  кидались  на  теплые  подошвы  и
вонзались в них. Выигрывал тот, кто набирал больше шипов  и  чьи  шипы
вонзались в подошву глубже. Игра была увлекательной, но  небезопасной,
потому что шип мог вонзиться и в руку. Следовательно, загадочная фраза
Ника означала лишь, что он играл  с  Арнисом,  подставляя  подошву,  и
победил.
   ...Имя Чистоплюй было придумано Ириной, матерью Олега, и его  сразу
все приняли. Лишь с одной поправкой. Клей Чистоплюя взрослые называли,
как и положено, клеем, а дети, что понятно, плюем.
   Появление Чистоплюя и в самом деле  облегчило  жизнь  портных.  Тем
более после  двух  открытий  Вайткуса,  который  обнаружил,  что  клей
Чистоплюя затвердевает куда медленней, если  его  смешать  со  слюной,
которая выделялась из  хобота.  А  Сергеев  догадался,  как  можно  из
засохшего клея вытачивать на токарном станке чашки и тарелки. Если  же
подмешать в клей краску,  которую  можно  добыть  из  цветных  глин  у
болота, то посуда становится разноцветной и очень красивой.
   На зиму Чистоплюй задремал и почти ничего не ел, да и клею от  него
было трудно допроситься. Хорошо еще,  что  Вайткус  догадался  запасти
клей  на  зиму  в  закрытых  сосудах.  С  приходом  весенней  оттепели
Чистоплюй очнулся, начал волноваться, вертеться в клетке  и  плеваться
почем зря.

        x x x

   Бесконечная  оттепель  принесла  насморки,   бронхиты,   обострения
ревматизма.  Мать  лежала  с  радикулитом,  и  Олегу  пришлось  самому
разогревать кашу и похлебку.
   Олег уже убедился в том, что лекарства действуют выборочно. Те, кто
в них верит,  выздоравливают,  а  кто  не  верит,  продолжают  болеть.
Правда, он не относил свои  выводы  к  настоящим  лекарствам,  которые
принес с корабля. Но те лекарства были от настоящих болезней, от  тех,
от которых раньше люди умирали - от  заражения  крови,  от  воспаления
легких. Корабельных лекарств  было  мало,  их  берегли.  Эгли  Вайткус
держала их в специальном ящичке.
   У матери был  целый  запас  всяких  плошек,  деревянных  баночек  и
коробочек с сушеными травами и средствами. Вот и сейчас, хотя Олег был
очень голоден, он в первую очередь  разогрел  воды  и  настоял  в  ней
жгучую смесь для растираний. В хижине было почти совсем темно,  только
плошка горела на столе, мать лежала под шкурами. Она сказала:
   - Ты ешь, я потерплю. Я весь  день  терпела.  Сидела  одна  дома  и
терпела. Я думала, может, ты пораньше придешь.
   - Сейчас, мам, - сказал Олег, - сейчас настоится, и я тебя разотру.
   - Нет, ты ешь, - ответила мать. - Ты теперь нужный человек, от тебя
все зависит. И  вообще  ты  побледнел,  исхудал.  Я  потерплю,  ты  не
беспокойся.  В  самом  деле,  что  может  со  мной  случиться,  просто
радикулит, от этого еще никто не умирал.
   За перегородкой у  Старого  что-то  упало.  Давно  уже  можно  было
раз®ехаться, новую хижину построить или Старому  переехать  в  пустую,
напротив Вайткусов. Но они привыкли жить вместе, Старый, Ирина и Олег,
они не были одной семьей, но ели часто вместе,  к  тому  же  Старый  с
Ириной, когда были одни,  подолгу  разговаривали.  Старый  стал  очень
разговорчив, он почти все время  говорил,  ему  трудно  было  молчать.
Может, и школа была на нем, потому что он так любил говорить.  А  мать
жаловалась и сердилась на жизнь. У нее остался только страх за Олежку,
как бы он не упал, не заболел, только бы его не  потерять.  Олегу  уже
скоро двадцать, он взрослый человек, он целыми днями сидит с Сергеевым
в мастерской, они делают нужные для  поселка  вещи  и  еще  все  время
учатся с помощью справочников, которые Олег притащил с "Полюса". У них
одна идея - наладить связь. Тогда можно будет с "Полюса"  сообщить  на
Землю, где люди, которые остались  живы.  Сколько  лет  поселок  живет
надеждой возвратиться на  Землю,  но  раньше  надежда  была  робкая  и
абстрактная, а теперь она стала реальной. Мать  Олега  повторяла,  что
если  связь  не  смогли  наладить   специалисты,   инженеры,   которые
оставались живы после крушения корабля, то что могут сделать мальчишка
и старый инвалид? В самом деле, она боялась, что Олегу придется  снова
идти к перевалу, где лежит разбитый "Полюс". Один раз  Олежке  удалось
вернуться, а во второй раз ему не вернуться. Но разве лучше всю  жизнь
прожить в этом вонючем поселке, среди каракатиц  и  мух,  когда  рядом
нависает страшный лес, полный чудовищ и убийц? Нет, она не знала,  что
хуже, все было хуже.
   Олег принес настой, он  все-таки  хороший  мальчик,  добрый,  самый
лучший в поселке. Он сильно  повзрослел  за  эту  зиму,  как  бы  отец
порадовался, что она вырастила такого сына.
   Олег  растер  матери  спину.  Прикосновение  жгучей  жидкости  было
приятно, потому что оно означало жизнь. Тело ее еще живет и чувствует,
и у сына жесткие теплые ладони, и он умеет растирать спину, он столько
раз это делал за последние годы, это  великое  счастье,  что  есть  на
свете руки, которые могут делать тебе добро. Ирина тихо  заплакала  от
неожиданной радости, а из-за перегородки донесся голос Старого:
   - Тебе помочь, Олег?
   - Нет, спасибо, - ответил Олег.  -  Но  вы  приходите,  я  уже  суп
разогрел, мы с вами пообедаем.
   -  Спасибо,  я  сыт,  -  ответил  Старый,  и  Ирина  сквозь   слезы
улыбнулась, потому что услышала - у нее был чуткий слух, - как  Старый
стал собираться в гости, мыл свою миску, потом начал переодеваться; он
ценил понятие "ходить в гости", даже если это была соседняя комната за
перегородкой.
   Они сели за стол втроем,  Ирине  стало  лучше,  потому  что  у  нее
исправилось настроение. Она верила в жгучий отвар,  а  поэтому  он  ей
помогал. Старый принес к похлебке сушеных орехов, сам собирал их и сам
сушил на жаровне. Он надел новую куртку, у нее был  один  рукав.  Олег
иногда удивлялся, как человек может обходиться  без  руки;  почти  все
Старый делал так, словно не был инвалидом.
   - Когда в следующий раз пойдешь на корабль, - сказал он, глядя, как
Олег наливает из лохани похлебку, - обязательно принеси много  бумаги.
Это была роковая ошибка, что ты взял так мало бумаги.
   - Я знаю. - Этот упрек Олег слышал уже много раз.
   - Пока бумаги у нас не  было  совсем,  -  продолжал  Старый,  -  мы
отлично без нее перебивались.  А  мы  устроили  бумажный  пир,  я  сам
виноват,  я  даже  детям  в  школе  давал  листки,  чтобы  они  писали
сочинения, но можно ли меня за это упрекнуть?
   - Нет, нельзя, - сказала Ирина, - я тебя понимаю.
   - А Линда Хинд написала целую поэму о Томасе, - сказал Олег.
   - Человечество привыкло передавать бумаге  свои  мысли,  и  поэтому
микропленки и видеокатушки не смогли заменить бумагу. На Земле у  меня
есть неплохая библиотека, из настоящих  книг.  И  она  ни  у  кого  не
вызывает удивления. Так что ты обязательно принеси бумагу. Сила белого
листа, на котором человек хочет выразить мысли или образы, наполняющие
его, невероятна. Да и дети совсем иначе будут учиться.
   - До лета еще жить да жить,  -  сказала  мать.  Она  сидела  прямо,
напряженно,  неподвижно,  чтобы  не  нарушить  позу,  вне  которой  ее
настигала боль. - Меня удивляет, как вы все,  взрослые  люди,  бегаете
теперь к Олежке - об этом не забудь, это принеси...
   - Если бы я мог дойти до корабля, - ответил Старый, -  я  бы  лучше
Олега сообразил, что надо взять. У меня опыт.
   - А у меня интуиция, - сказал Олег лениво.
   От горячей похлебки тянуло в сон. Они  сегодня  кончили  вытачивать
металлические части для мельницы,  чтобы  с  теплом  поставить  ее  на
ручье. Из-за этой мельницы Олег запустил занятия электроникой,  только
перед сном он успевал прочесть параграф в учебнике и утром  до  работы
ответить его Сергееву.
   - В следующий раз, - сказал Олег, - притащим с  корабля  целый  воз
добра. Я же не думал, что все так быстро исчезнет.
   - Оно не исчезло.  Оно  рассосалось  на  нужды  поселка,  -  сказал
Старый.
   - И почти половина ушла к  Эгли  и  Сергееву,  -  сказала  мать,  и
непонятно было, довольна она этим или осуждает Эгли и Сергеева.
   - Еще бы, - сказал Олег. - У Сергеева мастерская, он все делает.  А
Эгли лечит.
   - Я ей даже микроскоп отдал. На время, - сказал Старый. Он был горд
своей жертвой.
   В поселке в принципе все было общее, иначе не  проживешь.  Но  были
вещи собственные, довольно много вещей. Зеркало у Марьяны, микроскоп у
Старого, книга "Анна Каренина" у матери. Не говоря уже об  одежде  или
посуде. Из-за того, что  были  собственные  вещи,  иногда  происходили
казусы. Например, зеркало было только у Марьяшки. Его нашел на корабле
Олег, карманное круглое зеркальце, а  потом,  уже  на  обратном  пути,
подарил Марьяне. Зеркало оказало огромное влияние  на  жизнь  поселка.
Раньше люди себя не видели. Других видели, а себя нет. Разве только  в
луже или в пленке окна. А зеркало сказало людям правду, и  чаще  всего
грустную правду. Ведь взрослые помнили себя с тех времен,  когда  было
много  зеркал.  А  тут  они  увидели,  как  изменились,  постарели   и
подурнели. Молодые же вообще себя не видели раньше. А  тут  надо  было
сформировать к  себе  отношение.  Марьяна,  например,  мнение  о  себе
изменила  к  худшему.  Когда  она  увидела   в   зеркальце   скуластое
обветренное лицо со впалыми щеками, с острым подбородком и  треснутыми
губами, все в синих точках от  укусов  перекати-поля,  и  два  больших
шрама на шее, она поняла, что она урод  и  никому  никогда  не  сможет
понравиться. Она даже не увидела своих  больших  серых  глаз,  длинных
черных ресниц, пышных и упругих волос, обрезанных коротко и  не  очень
ровно. А вот Лиз, наоборот, решила с помощью зеркала,  что  она  очень
красива, почти как Анна Каренина.  Она  стала  носить  косу,  а  потом
черной сажей намазала себе ресницы, чтобы быть  еще  красивее.  Именно
Лиз украла у Марьяны зеркало. Она  просто  жить  без  него  не  могла.
Марьяна давала зеркало другим - а желающих  поглядеться  в  него  было
много. Лиз сказала, что зеркало потерялось. Все очень  расстраивались,
а дня через два слепая Кристина, которая жила с Лиз, изощренным слухом
уловила, что Лиз смотрится в  зеркало.  Она  начала  бить  Лиз  сухими
кулачками и плакать от обиды, что Лиз такая плохая, а потом  заставила
ее отнести зеркальце Марьяне и во всем признаться. Лиз зеркало отнесла
и сказала, что нашла его в щели, за  кроватью.  А  на  следующий  день
Кристина,  сидевшая  у  своих  дверей,  окликнула   пробегавшую   мимо
Марьяну:
   - Лиз вернула тебе зеркало?
   - Спасибо, да.
   - И сказала, что она нарочно не хотела его возвращать?
   После короткой паузы Марьяна ответила:
   - Да, сказала.
   Кристина поняла, что Лиз ничего не сказала. Но больше никто об этом
не разговаривал...
   Олег положил всем каши. Старый посыпал кашу орешками.  Олег  принес
сладкий сироп, в этом году сироп был очень вкусный, потому что Вайткус
добавлял в него яблоки.
   - Мне хочется верить, - сказал Олег, -  что  мы  починим  связь.  И
тогда не нужно будет тащить оттуда вещи. Я как  вспомню  сейчас,  чего
нам стоило эти сани до поселка дотащить, умереть можно.
   -  Мы  должны  предусмотреть  все  варианты,  -  сказал  Старый.  -
Разумеется, рано или поздно нас найдут. Но мы  должны  быть  готовы  к
худшему.
   - Мы всегда готовы к худшему. Хуже некуда, - сказала Ирина.
   - Не зарекайся, - сухо улыбнулся Старый.
   - Жалко, что планетарные катера  разбились,  -  сказал  Олег.  -  А
вездеходы по  горам  не  пройдут.  Но  я  думаю,  если  со  связью  не
получится, мы с Сергеевым запустим планетарный катер.
   - Хорошо бы, - сказал старик. - Но это потребует нескольких походов
к кораблю.
   - А может быть, - сказал Олег, - мы с Сергеевым это обсуждали - два
или три человека останутся на корабле на зиму.
   - Это исключено, - отрезала мать. - Я никогда этого не допущу.
   - При условии, что будет отопление и свет.
   - Температура у  перевала  зимой  падает  градусов  до  шестидесяти
мороза, - сказал старик. - Не тешься пустыми мечтами.  Я  конкретен  в
моих запросах. Кипа бумаги, вот и все.
   - Если бы хоть какой-нибудь транспорт,  -  вздохнул  Олег,  наливая
сироп в кашу. - Хоть маленький самолетик.
   -   Мы   вынуждены   проходить   по   тяжкому   пути,   пройденному
человечеством,  -  ответил  серьезно  Старый.  -  Сначала   изобретаем
колесо.
   - Колесо нам почти не нужно, - ответил Олег. - В  лесу  нет  дорог.
Вот если бы было два поселка...
   - Колесо уже изобретено, и у нас есть телега, -  сказал  Старый.  -
Теперь бы паровую машину.
   - Мы с Сергеевым сделаем котел, - сказал Олег. - Мы уже  придумали.
Из клея.
   - После парового котла мы изобретем... воздушный шар,  -  улыбнулся
Старый.
   - Я думал о воздушном шаре, - сказал Олег. - Я много  раз  думал  о
воздушном шаре. Почему не сделать воздушный шар?
   - В тебе говорит заблуждение человека,  который  никогда  не  делал
воздушных шаров, - сказал Старый. - Для того  чтобы  поднять  хотя  бы
одного человека, шар должен быть громадным.
   - Ну насколько громадным?
   - Метров в тридцать высотой. Это можно подсчитать. И второе -  шары
наполняются гелием или водородом. Где ты это достанешь?
   - Вы же сами рассказывали, что братья Монгол...
   - Монголфье.
   -  Братья  Монголфье  поднимались  на  шаре,  наполненном   горячим
воздухом.
   Олег подошел к  печке  и  подбросил  поленце.  Оно  сразу  запылало
голубоватым жарким пламенем. Отблески заиграли на лицах.
   - У них была специальная горелка. И топливо.
   - Какое? - спросил Олег.
   - Ну уж по крайней мере не дрова.
   - Я лягу, - сказала мать. - Помоги мне, Олежка.
   Старый успел первым, он подвел мать к постели и уложил ее.
   - С топливом можно придумать, - сказал Олег, глядя  в  огонь.  -  И
горелку мы сделаем.
   - Ты всерьез это замыслил?
   - Совершенно серьезно, - сказал Олег. - Если подняться  к  перевалу
на воздушном шаре, это будет громадная экономия времени и сил. Хотя бы
подняться. А может, и спуститься. Или сделать два шара, три шара. Один
для людей, другой грузовой.
   -  Оставь  эти  бредни!  -  испугалась  мать.  -  Еще  полетишь   и
разобьешься.
   - Не бойся, Ирина, - ответил Старый. - Это только мечта.
   - Сделаем, - сказал Олег.
   Он повернулся и быстро вышел из хижины.
   - Оденься! - крикнула вслед мать.
   Но он не слышал.
   На улице похолодало. Пошел мелкий снег, мокрый, крупяной.  Крупинки
взбивали лужи и катились по скользкой земле. Поднялся  ветер,  он  был
северный, с гор.
   Было темно,  только  тускло,  сквозь  крупу,  светил,  покачиваясь,
фонарь у ворот. Его свет  падал  на  мокрый  блестящий  гребень  козы,
которая маячила у изгороди, ждала кавалера.
   Олег перепрыгнул через лужу и  наискось  через  дорогу  подбежал  к
хижине  Сергеева.  Сквозь   затянутое   мустанговой   пленкой   окошко
пробивался слабый свет плошки.
   Олег постучал и сразу же вошел, захлопнув за собой дверь, чтобы  не
выпускать тепло.
   - Сергеев, прости, - сказал Олег от порога, - у меня идея.
   Сергеев сидел за столом, пил чай -  кипяток,  подкрашенный  сушеной
травой. Напротив за столом сидела Линда Хинд, вдова Томаса. Марьяна  в
торце  стола  колдовала  в  полутьме,  расставив  плошки  с   сушеными
снадобьями.
   - Садись, - сказал Сергеев.
   Линда поздоровалась тоже, хотя они, конечно, раз пять за  день  уже
виделись. К тому же Линда приносила Сергееву поесть в мастерскую.  Она
в последнее время  часто  приходила  к  Сергееву,  и  никто  этому  не
удивлялся. Все думали, что она переедет к Сергееву  жить.  Мать  Олега
даже говорила, скорей бы, чего они ждут - Линде совсем тяжко без мужа,
двое детей - она-то знала, что такое женское одиночество.
   - Я решил сделать воздушный шар, - сказал Олег.
   - Зачем? - спросил Сергеев.
   Он был самым сильным и надежным мужчиной в деревне, как бы  вожаком
этой маленькой человеческой стаи. Еще крепкий и "относительно  целый",
как сказала мать. У него лишь не хватало двух пальцев на правой  руке.
С Марьяной у них были похожи только глаза - у обоих серые, светлые,  в
длинных густых ресницах. Но лицо Сергеева было квадратным, тяжелым  и,
наверное, некрасивым, если посмотреть на него чужими глазами. Однако в
лице было спокойствие, и ему можно было верить. Раньше  кумиром  Олега
был Старый, который обо всем знал,  который  был  Учителем.  Но  после
возвращения с гор Олег все больше привязывался к Сергееву. Тот был  не
только учителем, он был мастером, и у них с Олегом было общее дело.
   - Мы сделаем большой воздушный шар, -  сказал  Олег.  -  И  на  нем
полетим к кораблю. Понимаешь?
   - Ты все-таки садись. Марьяшка, сделай гостю чай.
   - Я уже напился, - сказал Олег, но сел.
   Линда поднялась и сказала, что ей пора, а то дети боятся и не спят.
   Олегу всегда казалось, что Линда холодна к нему, потому что  именно
из-за него погиб в горах ее муж. И она не может  ему  этого  простить.
Олегу хотелось подойти к ней и сказать, что он не виноват,  он  ничего
не помнит, его укусила снежная блоха. Но Олег так и не решился подойти
к Линде, которая в одну ночь поседела, когда узнала, что Томас погиб.
   Сергеев смотрел вслед Линде, и Марьяна тоже смотрела  ей  вслед,  и
Олег вообразил, что Марьяна не хочет, чтобы вместо ее матери,  которая
погибла очень давно, здесь жила Линда, хотя все знают, что Линда тихая
и добрая.
   - Продолжай, - перебил мысли Олега Сергеев.
   - Если сделать  большой  воздушный  шар  и  дождаться,  пока  будет
хороший ветер, можно  подняться  на  нем  в  горы,  даже  долететь  до
"Полюса". Представляешь, какая это экономия.
   - Любопытно, - сказал Сергеев, который никогда не спорил, пока  сам
для себя не решит проблемы. - Большой воздушный шар. И если  дождаться
обратного ветра, то можно на нем спуститься обратно.
   - И за лето слетать на корабль пять раз. Понимаешь, пять раз.
   Сергеев отрывисто засмеялся, будто кашлял.
   - Именно пять?
   - Именно, - Олегу показалось, что он уже нашел союзника, а если это
так, то считай - шар взлетел.
   - Можно, я буду думать вслух? - спросил Сергеев.
   "Не надо", - хотел ответить Олег. Сейчас все рухнет. Сергеев это не
Старый,  который  мыслит  в  общих  чертах.  Сергеев   сейчас   найдет
по-настоящему слабые места.
   - Если бы мы сделали шар, - сказал Сергеев, - и он бы полетел,  это
было  бы  полезно.  Но,  во-первых,  шар  неуправляем.  Допустим,   мы
поднимаемся в воздух, ветер попутный, и мы летим к горам. Потом  ветер
меняется, и нас несет к снежным хребтам, где никто из нас не  был.  Мы
разбиваемся и погибаем или садимся,  но  потом  не  можем  найти  пути
назад. Как мы прикажем ветру принести нас именно в нужную долину?
   Олег взглянул на Марьяну. Она подвинула к нему чашку  чая.  Марьяна
была за него. Олег вдруг почувствовал себя, как на экзамене. В прошлом
году Старый устраивал им - ему, Марьяне и Дику - экзамены, потому  что
они стали большими и кончили школу. Это были  торжественные  экзамены,
все жители поселка, даже маленькие дети, собрались под навесом рядом с
календарными столбами. Старый задавал вопросы, и другие члены комиссии
- Вайткус и большая Луиза - тоже  задавали  вопросы.  Олегу  почему-то
достались вопросы куда более трудные, чем Марьяне и  Дику,  и  он  был
немного оби