вещества, например, зависит от скоростей составляющих его молекул. Что ж, давайте расширим возможности нашего воображаемого Прибора -- пусть он может измерять и воспроизводить не только координаты, но и скорости предметов. 
    Рассмотрим теперь человека: тело его состоит из молекул, молекулы состоят из атомов -- Прибор мог бы воссоздать их координаты и скорости так же легко, как и любых других об®ектов. Предположим, что мы сделали это: и перед нами стоят два идентичных человека, с идентичными телами, идентичной памятью (ибо механизм памяти основан на химии), даже с идентичными настроениями -- и в тот самый миг, когда копия завершена, мы уничтожаем оригинал! Мы как бы заменяем одно тело другим -- что же при этом происходит с сознанием? Казалось бы, оно не могло перенестись из одного тела в другое и, следовательно, мертво ... однако не будем торопиться с выводами. 
    Действительно, ведь атомы и молекулы тела человека постоянно замещаются в течение его жизни: мы -- это то, что мы едим. Медики утверждают, что люди полностью "заменяются" каждые 6 лет -- значит ли это, что наше сознание заменяется (умирает!) каждые шесть лет? Какой абсурд, конечно же, нет ... но как тогда это согласуется с нашим мысленным экспериментом? В одном случае замена атомов происходит за один миг, в другом -- за шесть лет, но, ей-Богу, это же не принципиально! 
    Для того чтобы разрешить очевидное противоречие, давайте обсудим, какими средствами человек располагает для распознания произошедшего замещения сознания. Да, по сути дела, -- никакими: ведь он наследует все воспоминания, чувства и ощущения вместе с телом! Он помнит, как выглядела его мать, что является его любимым напитком, а также какое у него было настроение полторы минуты назад. Таким образом, наш вывод о сохранении сознания при постепенной замене атомов ни на чем не основан -- а следовательно, неверен! Полная аналогия со случаем мгновенной замены доказывает это. 
    Что ж, мы установили, что сознание человека умирает (или заменяется -- трактуйте это, как угодно), как минимум, каждые шесть лет. Хотя нет, почему мы должны ждать полной замены атомов? Пятидесятипроцентной замены должно быть достаточно -- а это дает всего лишь три года. Или мы должны следить за заменой атомов одного только мозга, а все остальные органы не важны? Тогда мы получим цифру, большую трех лет, ибо замена атомов мозга происходит медленнее, чем во всем остальном теле. Чем дольше мы размышляем над загадкой смерти человеческого сознания, тем непонятнее становится ответ: ведь один момент времени в течение этих шести лет ничем не отличается от другого -- в какой же именно из них сознание гибнет? Время непрерывно и неразрывно, и только осознав это обстоятельство, мы придем к единственно возможному выводу: сознание человека живет и умирает по своим собственным законам, не связанным с заменой атомов тела. Нам покамест недоступна глубинная суть этих законов ... но мы можем следить за их внешними проявлениями, рассуждать и задавать вопросы. Например: почему человек не замечает смерти собственного сознания? Или, может быть, замечает -- но не зная, что это смерть, трактует ее неверно? Для того чтобы понять, как именно истолковывает человеческое сознание собственную смерть, давайте подумаем, с чем оно может ее перепутать. Да только с одной-единственной вещью -- сном. 
    Во сне с человеком может произойти все, что угодно, ибо сознание его отключено -- за исключением, пожалуй, коротких промежутков, когда человек видит сновидения. (Общая продолжительность "быстрого", как его называют медики, сна измеряется лишь десятками секунд за ночь.) А в остальное время сознание мертво ... Впрочем, быстрый сон тоже вписывается в нашу теорию: в эти моменты новорожденное сознание пробует и овладевает новым телом, памятью, мозгом -- что поневоле вызывает короткие всплески активности. А утром человек встает с постели, "проспав" собственную смерть! 
    Итак, мы выяснили, что человеческое сознание умирает и возрождается каждые сутки, -- что несет в себе фундаментальные практические последствия. Из этого умозаключения, в частности, вытекает, что все, что мы с вами сейчас ни сделаем, -- абсолютно не важно, ибо завтра нас все равно существовать не будет!

    14. Ребе Александр. Часть 3
    И ребе Александр победно посмотрел на Франца. 
    -- Что скажете? -- щеки Раввина покраснели от возбуждения, -- Я это придумал сам. 
    -- Довольно остроумно, -- сдержанно похвалил Франц, -- однако базируется на неверной предпосылке. 
    -- Как -- неверной предпосылке? -- ахнул ребе Александр. Лицо его по-детски искривилось. 
    -- Ваш Прибор может одновременно измерять координаты и скорости квантовых об®ектов, а это запрещено принципом неопределенности Гейзенберга. 
    -- Почему принципом? ... Какой неопределимости? ... -- Раввин схватился за поля своей шляпы и нахлобучил ее на голову. Длинное худое тело его раскачивалось, как на молитве, черные глаза равнялись двум колодцам отчаяния. 
    -- Принцип неопределенности запрещает одновременное измерение координаты и скорости квантовой частицы ... не говоря уж об их воспроизводении. -- безжалостно продолжал Франц, -- Но вы не беспокойтесь: хоть ваша теория и не верна, конечный вывод все равно правилен: все, что мы с вами сейчас ни сделаем, действительно не важно. 
    Ребе Александр посмотрел на него с безумной надеждой. 
    -- И я могу это доказать. -- весомо сказал Франц. -- Представьте себе ...

    15. Ребе Александр. Часть 4
    -- ... рыбоводческую ферму, где люди разводят осетров. Осетры живут по нескольку десятков штук в небольших прудах. Люди кормят их, сбрасывая пищу на дно, ибо рот у этих рыб находится на нижней половине туловища -- заметьте, что такой способ кормления не подразумевает прямого контакта между рыбами и людьми. 
    Когда осетры достигают половой зрелости, некоторое количество самцов и самок помещают в специальные водоемы для производства икры (до этого они содержатся порознь). Для того чтобы облегчить работу обслуживающему персоналу, водоемы эти соединяются с остальными прудами фермы посредством каналов и шлюзов. Есть и еще одна причина, из-за которой люди используют каналы, а не вытаскивают осетров из воды и не перевозят по суше: от травмы, сопряженной с такой процедурой, рыбы в 63 случаях из 100 отказываются спариваться. Так или иначе, но и при переводе осетров из одних водоемов в другие прямого контакта с людьми опять же нет. 
    Первый и единственный раз рука человека касается осетров, когда выросших до нужного размера рыбин вылавливают сетями из прудов и забивают. Большинство самок тоже забивается (за несколько дней до нереста), и икра изымается из них -- что гораздо удобнее, чем собирать ее со дна водоема. В живых остается лишь небольшое количество рыб обоего пола для производства потомства, но как только самки вымечут икру, а самцы оплодотворят ее, -- их отлавливают и тоже забивают. Конечно, все это происходит не в один день: люди отлавливают только тех рыбин, которые достаточно велики, а поскольку разные осетры достигают стандарта в разное время, то отлов и забой являются, так сказать, процессами непрерывными. 
    Ну, а как воспринимают это сами осетры? Они видят, как с неба спускаются сети и утаскивают их собратьев наверх, где те погибают (все рыбы, конечно же, знают, что жизнь кончается там, где кончается вода). Заметим, однако, что из-за разницы в коэффициентах преломления воды и воздуха, осетры не могут увидеть что-либо за поверхностью воды и наверняка думают, что там ничего и нет ... а может, сочиняют по этому поводу нелепые легенды о живущих на небе богах. Однако легенды эти не имеют никакого отношения к реальному человеку -- ибо рыбы никогда не видели его и, уж конечно, не понимают его целей. Единственная закономерность, которую осетры могут заметить, -- это связь между смертоносной сетью и размером поражаемой ею рыбы: ведь люди отлавливают только достаточно больших рыбин. Я даже допускаю, что у осетров есть специальное слово, обозначающее этот стандартный размер, -- и по своему фактическому смыслу, слово это эквивалентно человеческому слову "старость". 
    Действительно, если отбросить семантическую шелуху, слово "старость" означает "состояние, близкое по времени к смерти". Другое дело, что у человека оно ассоциируется с одряхлением и слабостью (негативные качества), а у осетров -- с величиной ... но это не важно -- первичный смысл совпадает! В конце концов, большие рыбы не так гибки и подвижны, как маленькие, и для осетров качество "большой" тоже может нести негативный смысловой оттенок. 
    Есть и еще одно важное сходство между людьми и осетрами: и те, и другие имеют в равной степени туманное представление о причинах наступления старости. Механизм старости исследован человеком довольно хорошо -- она наступает из-за накопления ошибок при воспроизводстве клеток, однако почему природа устроена так, что эти ошибки накапливаются, люди не знают. В любом случае, ошибки могли бы накапливаться медленнее -- как, например, при многократной перезаписи файлов в компьютерах. 
    И последнее (по счету, но не по важности) сходство между людьми и рыбами -- это свобода в пределах своей планеты и своего водоема. Мне могут возразить, что человек побывал уже и за пределами Земли, -- однако посмотрите, как недалеко он ушел! И уж наверняка предел человеческой активности на много веков вперед положен границей Солнечной системы. 
    А потому, приняв во внимание три (фундаментальных) сходства между человечеством и рыбой на рыбоводческой ферме, мы приходим к выводу, что люди являются всего лишь домашними животными каких-то высших Существ Вселенной (называйте их богами, если вы не можете без штампов). Когда какой-либо человек "созревает", то есть начинает удовлетворять соответствующим стандартам, Существа "забивают" его непостижимым для нас способом ... а мы, по незнанию, считаем этот процесс естественным и неизбежным! Нам неведомо, как именно Существа "потребляют" человека, но разве ведомо осетрам, что их подают на стол в копченом виде? В качестве простейшей модели можно предположить, что Существами, или, вернее, Существом, является Земля, которая в буквальном смысле поглощает людей, впитывая в себя их трупы. 
    Какой же из этого всего следует вывод -- может быть, нам следует восстать против злокозненных Существ? Какая чушь! -- достаточно представить себе восстание осетров против людей, чтобы понять, что это невозможно -- да Существа просто не заметят нашего восстания! Остается лишь одно: жить дальше, будто ничего не произошло, но все же помня, что все, что мы с вами сейчас ни сделаем, -- абсолютно не важно, ибо мы не более, чем чьи-то предназначенные на убой домашние животные.

    16. Ребе Александр. Часть 5
    Ребе Александр слушал рассказ, ерзая на месте, сдвинув шляпу на затылок и раскрыв рот, -- такого всепоглощающего интереса Франц не видел ни у одного человека старше семи лет. Ближе к концу повествования Раввин схватил себя за бороду и, немилосердно терзая ее, стал подскакивать на своем стуле. Когда же Франц закончил, ребе Александр взорвался. 
    Он поднялся во весь свой огромный рост и закричал: 
    -- Поздравляю! Браво! Бравис-с-симо! Гениально! -- он перегнулся через стол и протянул Францу длинную, как лопата, руку. -- Поздравляю! 
    Решив придерживаться осторожной выжидательной позиции, Франц молча пожал горящую огнем костлявую ладонь. 
    -- Поздравляю! Замечательная находка, великолепная тео... -- Раввин всплеснул руками, рухнул в кресло и закрыл лицо ладонями. Сквозь сдавленные рыдания до Франца донеслось, -- Никогда ... никогда ... 
    -- В чем дело? -- Франц не ожидал столь резкого перехода. 
    -- Я никогда не смогу сочинить такую теорию. Никогда ... 
    События принимали странный оборот. Неожиданно для самого себя Франц предложил: 
    -- Возьмите себе, если она вам так нравится. 
    Всхлипывания стали тише. 
    -- Берите-берите! -- удивляясь себе, настаивал Франц, -- Если мне понадобится, я еще одну сочиню. 
    Ребе Александр отнял руки от лица. 
    -- Н-не м-могу ... -- неуверено промямлил он, но было видно, что, на самом деле, он может. 
    И он смог. 
    После недолгих уговоров Францу был выдан стандартный (?) бланк "Отказа от авторства", где он формально отказался от всех прав на Теорию Одомашенного Человечества в пользу своего духовного пастыря р. Александра. 
    После подписания документа манеры духовного пастыря стали отсутствующими: Раввин рассеянно пожал Францу руку и разрешил ему идти. Оглянувшись на пороге кабинета, Франц увидел, как ребе Александр любовно укладывает его "Отказ от авторства" в толстую зеленую папку. С непонятно откуда взявшимся предчувствием, что с чудаком-Раввином он расстается навсегда, Франц вышел из Синагоги на улицу. 
    На этом, однако, его приключения не закончились. 
    Где-то на середине обратного пути около Франца притормозил полицейский на мотоцикле и предложил подвезти. Франц согласился ... и на первом же повороте чуть не слетел на землю -- водителем полицейский оказался отчаянным. Пролетев по воздуху метров пять, Франц каким-то чудом приземлился обратно в седло и до конца пути изо всех сил цеплялся за обтянутые кожанной курткой могучие плечи блюстителя порядка. У дверей Общежития блюститель круто осадил ревущую машину, подождал, пока Франц слезет и, не поворачивая головы, граммофонным голосом произнес: "До свидания." А за секунду до того, как он умчался, потерявший способность удивляться Франц заметил мощные стальные болты, крепившие руки полицейского к рулю мотоцикла. 
    Можно было считать, что этот этап Лабиринта Франц прошел с наименьшими потерями и в кратчайшие сроки.

    17. Таня: Приглашение поехать в горы
    Общежитие встретило его угрюмой тишиной; ни в фойе, ни в столовой Тани он не нашел. С®ев в одиночестве ланч, Франц поднялся к себе в комнату. 
    Делать и читать было нечего. Он включил телевизор -- в наличии оказалось неимоверное множество каналов, по два-три из каждой страны мира. Посмотрев новости по CNN и убедившись, что ничего интересного с момента его смерти не произошло, Франц переключился на странный фильм о маньяке-убийце по кличке "Разрезатель Джон" -- специалисте по уничтожению блондинок. Фильм оказался неожиданно коротким (около 30 минут) и на две трети состоял из сладострастного показа зверского изнасилования и кровавого убиения доброй воспитательницы детского сада. Под заключительные вопли разрезаемой на части блондинки-воспитательницы Франц узнал, что "... о новых приключениях Джонни зрители узнают в понедельник в это же самое время." -- фильм оказался очередным эпизодом сериала под названием "Черные дела одного парня". 
    С удивлением выключив телевизор, Франц лег на кровать. Хотя чему тут удивляться: если есть телесериалы со сквозным героем -- сыщиком, то почему не может быть сериала со сквозным героем -- убийцей? 
    Он стал думать о задаче, которой занимался в последнее время перед смертью. "Может, вместо того, чтобы мучиться с общим случаем, стоит посмотреть случай плавных потенциалов? -- размышлял он, -- Может, станет ясно, как динамика устроена в принципе? Или я это уже пробовал ... пробовал ... про-бо-вал ... почему-то у меня тогда не получилось ... не по-лу-чи-лось ... по-че-му-то ... Ага, вспомнил: рассеяние в этом случае экспоненциально слабое и забивается нелинейностью и дисперсией ... а нелинейность и дисперсию, как нетрудно видеть, выбросить нельзя, ... ну просто ни-как нель-зя ... И что нужно делать, по-прежнему, непонятно ... не-по-нят-но ... Та-ак, а ежели попробовать, скажем, не плавные, а малые потенциалы ... что тогда?... Малые ..." -- Франц рывком сел на кровати и дернулся за бумагой и карандашом, но, не найдя их на привычном месте, некоторое время недоуменно озирался вокруг. 
    "Ч-черт!" -- выругался он в полный голос и рухнул обратно на кровать. Мысли его приняли другое направление. 
    "Интересно, что тут делают ученые, против которых следствие приостановлено? Университет же здесь, наверно, есть? Может, сходить, посмотреть, что там и как ... глядишь, еще и работу найду на том свете (ха-ха-ха!) ... Впрочем, вряд ли: у них здесь, небось, Ньютон с Эйлером на факультете математики работают -- супротив них не потяну ... А может, и потяну -- они ж, когда помирали, глубокие старики были, маразматики, наверно, а я, так сказать, в самом соку ... Или они себе здесь безвременно ушедших из жизни гениев насобирали? Таких, поди, немного наберется -- ну, Галуа ... а еще кто, так и не вспомню даже. Физики и математики, в отличие от поэтов, живут подолгу ..." 
    Он заворочался на кровати и перевернулся на живот. Мешали жить ботинки -- он их сбросил. "А вообще-то, все это -- чушь собачья: на том свете науки существовать не может; на том свете ответы на все вопросы, в том числе и научные, должны быть известны в принципе. Ведь недаром говорят: 'Бог знает'. Здесь голову самому ломать не нужно, здесь только спрашивай -- а добрый дядя Бог тебе ... хрясь ... и ответы на все вопросы, ну просто на а-абсолютно все вопросы. И на те даже, которых ты не задавал ... и не думал ты об этих вопросах вовсе ... и не помышлял ... и не ..." 
    Он уснул. 
    Проснулся Франц от громкого стука в дверь -- за окном светило утреннее солнце. Спотыкаясь и крича: "Сейчас, подождите!", он открыл дверь. На пороге стояла Таня. 
    -- Как дела? 
    -- Так ... -- с послушностью не вполне проснувшегося человека Франц попытался вспомнить, как же именно у него дела, -- ... хорошо. 
    -- Вы завтра что делаете? -- резким движением рук Таня отбросила волосы за спину. 
    -- Завтра? Н-не знаю ... разве что в почтовый ящик посмотреть, не вызывают ли куда ... Да вы заходите, пожалуйста, садитесь ... -- спохватился он, -- что ж это я ... 
    -- Ничего, я на минуту. -- она переступила с ноги на ногу, -- Завтра, вообще-то, суббота, так что вызовов не будет. Хотите поехать за Город? 
    -- Хочу. -- не задумываясь, ответил он, -- Когда, куда и на чем? 
    Таня рассмеялась. 
    -- Машину я закажу по телефону к одиннадцати, а поехать хочу в горы -- километров сто от Города на запад. В полную луну -- красота необыкновенная! Договорились? 
    -- Договорились! -- радостно согласился Франц ("Как же я соскучился по нормальному человеку!..."), -- А что там можно делать? 
    -- Что хотите: смотреть по сторонам, по скалам лазать ... сами увидите. Ну, ладно, я пошла, нужно выспаться. -- она прошла по коридору и отворила соседнюю дверь, -- Спокойной ночи. 
    -- Спокойной ночи! -- отозвался Франц.

    18. В горах
    Когда они вышли на улицу, машина (новенький блестящий "Мерседес") уже ждала их перед зданием Общежития с ключом, вставленным в гнездо зажигания. Бросив этюдник на заднее сидение, Таня махнула рукой: "Туда.", и Франц свернул с Авеню 8,5 на неширокую дорогу вдоль парка. "Как спалось?" -- вежливо спросил он; "Спасибо, хорошо." -- вежливо ответила Таня. Слева от дороги город на глазах превращался в пригород, справа от дороги парк превращался в лес. "А меня вчера к Раввину вызывали ..." -- сказал Франц, чтобы заполнить паузу. "Это все стандартная последовательность: адвокат, следователь и ... этот ... как их всех назвать одним словом?... -- Таня повертела в воздухе рукой, -- В общем, служитель культа. В моем случае это был православный поп." Город закончился, дорогу с обеих сторон обступил густой лиственный лес. Ярко светила луна, по небу проплывали легкие перистые облачка, в раскрытые окна бил прохладный сухой воздух. Ни встречного, ни попутного движения не было -- их машина катила по абсолютно пустой дороге. "А почему они меня именно к раввину вызвали -- как они узнали, что я из еврейской семьи?"; "Как-то узнали -- они всегда все как-то узнают." Таня отвернулась и стала смотреть в окно. 
    Минут через двадцать окружавший дорогу пейзаж стал меняться: лес поредел, появились полузанесенные землей и поросшие травой валуны. Потом дорога миновала довольно большую скалу -- в свете полной луны ее бока казались серебристо-белыми. Вскоре из-за горизонта, как по мановению волшебной палочки, выскочили горы. Последние оста