глядом. 
    Потом встал, извилистой походкой манекенщицы подошел к столу и запрыгнул наверх; холеная шерсть его блестела. Франц протянул руку, чтобы погладить, но кот уклонился, вежливо понюхал его пальцы и пошел дальше. 
    Опершись передними лапами на грудь своего мертвого хозяина, животное стало слизывать с его лица кровавые куски мозга. 
    Это оказалось чересчур -- в глазах Франца потемнело, из горла вырвался нечленораздельный хрип. Чувствуя, что его сейчас вырвет, он заорал страшным голосом: "Бр-р-рыс-с-сь!" Кот обернулся, присел на полусогнутых лапах и зашипел -- длинные белые клыки его обнажились, усы угрожающе растопырились. "Пш-ш-шел вон!" -- еще громче заорал Франц. Кот порскнул со стола, бросился к двери и выскочил в коридор. 
    Франц отер пот со лба. Царапанье когтей по линолеуму пола затихло в отдалении. 
    И тут, наконец, Франц заметил, что из нагрудного кармана Мордастого высовывается магнитная карточка-пропуск от под®емника! 
    Ну и что? -- главный-то под®емник все равно отключен. 
    А вспомогательный?! 
    Как же он забыл о вспомогательном под®емнике?... 
    Франц перегнулся через стол и выхватил карточку из кармана Мордастого. 
    На мгновение он замер, стоя спиной к выходу и просчитывая, что сделает сейчас -- бросится к двери, пробежит двадцать метров налево по коридору, завернет за угол, вызовет кабину под®емника ... скорее, скорее!... 
    Однако сбыться этим планам суждено не было: повернувшись и сделав один шаг, Франц налетел на какого-то человека. 
    В следующую секунду он испытал одну за другой три взаимоисключающие эмоции. 
    Сначала -- недоумение: откуда здесь человек? 
    Потом -- ужас: убийца застиг его абсолютно неподготовленным, и даже кусок камня, которым Франц вооружался в предыдущем случае, остался на столе. 
    Затем -- облегчение: ибо он столкнулся не с убийцей, а с давешним толстым новичком. Вид тот имел дикий: ни сапог, ни комбинезона; потное жирное тело вываливается из тесной майки. Брызги крови покрывали толстяка с головы до босых ног, в глазах застыло стеклянное безумие. 
    -- Ты не ранен? -- хрипло спросил Франц, -- До вспомогательного под®емника дойдешь? 
    Парень засмеялся (нижняя губа его неприятно отвисла, блестевшие от пота щеки заходили ходуном), а затем протянул руки и схватил Франца за горло. "Ты чего?!" -- удивился тот, но из горла вырвалось лишь нечленораздельное сипение. Он попытался свернуть руки сумасшедшего со своей шеи, однако толстяк держал крепко, и францевы пальцы соскользнули с потной скользкой кожи. Не разжимая хватки, парень толкнул его назад и повалил спиной на стол -- Франц бессильно извивался на скользкой поверхности, безуспешно пытаясь оттолкнуть безумца ногами. Бутылка из-под рома, стакан и тарелки полетели на пол; в спину Францу впились осколки разбитых телефонов. 
    Ощущение мягких влажных пальцев на горле было нестерпимо -- Франц стал задыхаться. Сумасшедший парень, все так же улыбаясь, с отвисшей губой, смотрел сверху вниз ему в глаза и испытывал, казалось, физиологическое наслаждение. По подбородку толстяка стекала струйка слюны. 
    Франц ударил безумца по рукам -- тот даже не поморщился; Франц попытался добраться до его лица -- однако руки у парня были длиннее. 
    Положение казалось безнадежным. 
    И в тот самый миг, когда в глазах Франца уже начало темнеть, его правая рука нащупала на поверхности стола камень. Вложив в размах всю оставшуюся силу, он ударил -- или, вернее, метнул -- камень в висок безумца. Раздался глухой удар -- глаза парня замутились, хватка ослабла. 
    Франц вывернулся из-под него, оттолкнул в сторону -- и сразу же кинулся за камнем, отлетевшим после удара к двери. Грудь его разрывалась от кашля. 
    Мотаясь от полученного удара из стороны в сторону, парень полез вперед -- Франц размахнулся изо всех сил и еще раз ударил его камнем в висок. 
    Вернее, попытался ударить. 
    С неимоверной для такого увальня ловкостью толстяк выставил левую руку -- их предплечья столкнулись. Камень вылетел из пальцев Франца, как из катапульты, пролетел мимо лица безумца и с чмокающим звуком врезался сверху в голову мертвого Мордастого. 
    Труп упал лицом вниз на стол. Безумец, тряся потными телесами и сохраняя на лице ужасную улыбку, шел на Франца. 
    "Нож!" -- подумал тот. 
    Что -- нож? 
    Спрятанный в камере нож -- единственный верный шанс. 
    А без ножа? 
    А без ножа -- не более, чем пятьдесят на пятьдесят. 
    Надсадно кашляя, Франц повернулся, выскочил в дверь и бросился бежать по коридору. 
    Поначалу ему удалось оторваться от своего грузного врага метров на семь-восемь, однако кашель сбивал дыхание -- бежать становилось труднее. Сумасшедший стал медленно догонять. Хуже того, перебои в дыхании, в свою очередь, усиливали кашель -- в глазах Франца от напряжения сплетались и расплетались синие змеи, колени дрожали ... если псих догонит его сейчас, то без ножа защититься будет трудно. Жутко мешали сапоги, болтавшиеся на ногах и один раз зацепившиеся друг за друга, -- с трудом удержав равновесие, Франц потерял еще метра три. Грузное шлепанье босых подошв по липкому линолеуму неуклонно приближалось, но и вход в Поток был уже рядом. С разрывающимися легкими Франц пробежал сквозь центральный зал, ворвался в камеру и устремился к кровати Дрона. 
    Как действовать теперь: угрожая ножом, отогнать -- или попытаться убить? Вонзить нож в заплывшее жиром горло?... а может, вспороть его трясущийся живот? 
    Решить, что делать, он не успел: сумасшедший настиг его в двух метрах от цели и толкнул в спину. Ударившись плечом о стойку кровати, Франц грохнулся на спину в проходе между койками Дрона и Коряги, а убийца повалился сверху. После короткой борьбы толстяк сел на него верхом и схватил за горло -- ситуация вернулась в исходное положение. С учетом того, что Франц задыхался от бега еще до того, как его начали душить, продержаться он мог не более тридцати секунд -- очертания предметов в его глазах стали расплываться и темнеть. 
    На мгновение он замер, собираясь с силами, а затем ударил безумца коленями по почкам -- тот зашипел от боли и на секунду расслабил хватку. Тогда Франц изогнулся, сколько мог, оторвал спину от пола и запустил ладонь под простыню на кровати Дрона. Кончиками пальцев он зацепил рукоятку ножа. 
    С короткого размаха он ударил убийцу в бок. 
    Проколов кожу, нож пронизал толстый слой сала, чуть развернулся в руке, чтобы протиснуться между ребрами, а потом пошел внутрь безо всякого сопротивления. Жирные телеса парня содрогнулись. 
    На какое-то мгновение Франц и маньяк застыли, глядя друг другу в глаза; затем убийца издал странный кашляющий звук, кадык его дернулся. Изо рта толстяка хлынул поток крови -- не в силах отодвинуть голову, Франц лишь зажмурился и затаил дыхание. Он почувствовал, как руки парня расслабились, а тело, потеряв равновесие, упало вперед -- животом ему на лицо. Франц столкнул жирную скользкую массу набок и откатился в сторону. Его вырвало. 
    Все еще кашляя и испытывая слабость во всех членах, он выполз в проход между кроватями. В ушах у него звенело, руки и колени дрожали. Он даже не пытался понять произошедшего -- просто вспоминал, где осталась карточка-пропуск от под®емника, и собирался с силами для попытки встать. 
    И вдруг услыхал тихие быстрые шаги -- почти пробежку: топ-топ-топ ... 
    И, спустя секунду, еще раз: топ-топ-топ ... 
    А потом погуще, будто перебегали сразу двое или трое: топ-топ-топ-топ ... 
    Истерически рассмеявшись в полный голос, Франц без усилия встал. Из глаз его текли слезы, лицо было сведено конвульсиями. Он выдернул нож из трупа толстяка, вытер о свой комбинезон и сунул за пазуху. Затем подобрал с пола винтовку, достал из нагрудного карамана рожок, вставил его в магазинное отверстие и передернул затвор. (Из коридора донеслась новая россыпь шагов.) На то, чтобы понять, как переключить винтовку с одиночного боя на автоматический, ушло менее десяти секунд -- Франц подошел к двери спальной камеры и нажал на курок. 
    Со страшным завыванием автомат забился в его руках, однако вся очередь ушла в точности туда, куда он метился: сквозь гулкое пространство центрального зала и проем двери -- в стенку коридора. Полетели крупные куски штукатурки. 
    Франц отпустил курок -- стало тихо. 
    В течение пяти секунд не происходило ничего. 
    Потом он услышал усиленный мегафоном размеренный голос: "С вами говорит Начальник Службы Безопасности 17-го Сектора. Выход с территории Потока блокирован -- сдавайтесь ..." 
    Франц медленно пошел по направлению к внешней двери. По щекам его струились слезы, промывая две дорожки в кровавой маске на лице. 
    "... Если не сложите оружие -- будем штурмовать территорию Потока с применением слезоточивого газа -- вы будете убиты. На ответ даю три секунды -- раз ..." 
    -- Сдаюсь ... -- закричал Франц, но из горла вылетело лишь слабое сипение. 
    "... два ..." 
    -- Сдаюсь ... -- прохрипел он, задыхаясь. 
    "Бросьте ваше оружие в дверь." 
    Он отсоединил рожок, уронив его на пол, передернул затвор, а потом швырнул винтовку в дверной проем. 
    "Теперь выходите сами. Руки за голову ... шаг вправо, шаг влево -- стреляем без предупреждения." 
    Проходя сквозь дверь, Франц краем глаза уловил какое-то движение позади-слева от себя. Он повернулся и увидал: 
    на заднем плане -- коридор, запруженный охранниками с автоматами наизготовку; 
    на переднем плане -- стремительно приближавшийся к его голове приклад. 
    Удар пришелся точно в лоб -- и Франц с благодарностью провалился в беспамятство.

    3. Допрос
    Франц сидел на высокой неудобной табуретке в большой комнате перед расставленными полукругом столами. С момента ареста прошло около часа, в течение которого он принял (находясь под неусыпным надзором) душ, получил чистую одежду и был немедля переведен в карцер Службы Безопасности. Отдохнуть ему не удалось -- через двадцать минут его вызвали на допрос, и чувствовал он себя соответственно. 
    -- Ну, и как вы все это можете об®яснить? -- вопрос прозвучал нейтрально, пожалуй, даже сочувственно. 
    За столами перед Францем сидели три человека в белых мундирах -- следователи Службы Безопасности, позади расположилась стенографистка, а у задней стены -- какие-то мужчина и женщина в черной униформе внешней охраны (они опоздали минут на пять и остались непредставлены). Лиц служителей правосудия Франц не различал из-за двух ярких светильников, расположенных у боковых стен и направленных ему в лицо, -- он видел лишь три темных силуэта. Приглушенный свет от ламп в черных абажурах на столах следователей и стенографистки не мог разогнать полумрака в задней части комнаты. Как всегда и везде на Втором Ярусе, было очень жарко. 
    -- Об®яснять -- не мое дело, господин Следователь. 
    Следователь справа от Франца негодующе хмыкнул, Следователь в центре резким движением поднял голову. 
    -- Но посудите сами, подследственный: ваша версия событий -- как вы ее нам изложили -- абсолютно невероятна. -- Следователь, сидевший слева, говорил мягким баритоном человека, желающего помочь. -- Если вы хотите, чтобы вам поверили, вы должны представить об®яснения. 
    -- Иначе мы будем интерпретировать факты сами. -- зловещим басом добавил Следователь справа. 
    Добрый следователь, злой следователь -- распределение ролей в этом театре теней оригинальностью не отличалось. 
    -- Тогда задавайте вопросы, господин Следователь. -- От удара прикладом, полученного при аресте, у Франца нестерпимо болела голова. 
    Следователи переглянулись, и "Добряк" задал первый вопрос: 
    -- Вы утверждаете, что драка между вами и заключенными ... э-э ... -- он заглянул в бумаги на своем столе, -- 12-ым и 16-ым началась из-за того, что те хотели изнасиловать новичка -- заключенного 24/21/17/2. 
    -- Да. 
    -- И 24-ый не мог защитить себя, пока за него не вступились вы. 
    -- Да. 
    Добряк умолк, как бы обдумывая услышанное, а в разговор вмешался Следователь, сидевший в центре: 
    -- Так каким же образом беззащитный 24-ый, -- иронически спросил он резким неприятным дискантом, -- превратился в могучего и беспощадного маньяка, чуть было не одолевшего вас, победителя его двоих обидчиков? 
    -- Не знаю. -- Франц вспомнил запуганное выражение на лице новичка в начале событий, зловещую ухмылку в середине и ужасную гримасу в конце. -- Нет, не знаю. 
    -- А кстати, почему вы вообще за него вступились? Вы за всех униженных и оскорбленных вступаетесь, как Дон Кихот? -- Этот Следователь, видимо, играл роль "Скептика". 
    Франц промолчал. 
    -- Отвечай на вопрос! -- гаркнул на него "Злыдень" справа. 
    -- Мое отношение к униженным к делу не относится. 
    -- Ах ты, сволочь ... 
    -- Господа, господа ... -- примирительно перебил Добряк, -- давайте не будем выходить за рамки ... -- он пошелестел бумагами на своем столе. -- Продолжим допрос: каким, по-вашему, образом, 24-ый сумел выбраться из запертой камеры и расправиться с охранниками и Наставником? 
    Секунд пять Франц собирался с мыслями. 
    -- Я не утверждал, что это он расправился с охранниками и Наставником. 
    -- Ну, полно-те, подследственный, -- ведь кто-то же расправился, -- произнес Добряк с укоризной, -- судя по конечному результату. Причем сами же вы и показали, что 24-ый был еще жив, когда все остальные на этаже (кроме вас, конечно) уже погибли. Так не естественно ли предположить ... 
    -- Естественно, господин Следователь, -- не дожидаясь, пока его припрут к стенке, согласился Франц, -- и точного ответа на этот вопрос я не знаю. -- (Скептик презрительно хмыкнул), -- Могу лишь предположить, что 24-ый ночевал не в камере, а в изоляторе. 
    Следователи многозначительно переглянулись. Добряк хотел задать следующий вопрос, но его перебил Скептик: 
    -- Вы упускаете из вида, мой любезный друг, что изолятор на ночь тоже запирается. 
    -- Это верно, господин Следователь, -- парировал Франц, -- но отношение охраны к изоляторным заключенным несколько другое, чем к заключенным в камере. 24-ый мог застать охранника врасплох. 
    -- Это каким же образом? 
    -- Например, вызвать его под предлогом плохого самочувствия, а потом зарезать. 
    -- Чем? 
    -- Ножом, который вы видели. 
    Лицо Скептика скрывала темнота, но чувствовалось, что он издевательски улыбается. 
    -- То есть, ножом, из®ятым у вас с отпечатками ваших пальцев. 
    -- Я уже рассказывал, как это произошло. 
    Добряк сделал какую-то пометку в своем блокноте. 
    -- И откуда же, по-вашему, 24-ый достал нож? -- Скептик не скрывал сарказма. 
    -- А откуда я? 
    -- А вот этого, подследственный, я у вас как раз и не спрашивал ... ха-ха-ха! -- Скептик захохотал, будто Франц сказал что-то остроумное. -- Как говорится, на воре шапка горит! Ха-ха-ха!... -- и благодушно пояснил, обернувшись к мужчине и женщине в заднем ряду, -- Заключенные часто изготавливают самодельные ножи в механических цехах. 
    Франц промолчал -- у него болела голова. 
    -- А откуда вы знаете, что 24-ый был отправлен в изолятор? И почему не упомянули об этом раньше? -- опять с укоризной спросил Добряк. 
    -- Я не знаю, я -- предполагаю. 
    -- Поясните. 
    -- Если новичок правдиво рассказал Наставнику о том, что произошло, тот должен был отправить его в изолятор. 
    -- И сделать соответствующую запись в Дневнике Потока, подследственный. -- иронически добавил Скептик. -- Ваша гипотеза остроумна, но может быть с легкостью опровергнута. 
    -- Ну так опровергните. -- согласился Франц, -- Вы нашли Дневник? 
    -- Нашли. 
    -- И что же? 
    Следователи опять переглянулись -- Скептик недовольно хмыкнул. 
    -- Вы правы. -- Это сказал Добряк. -- 24-ый провел ночь в изоляторе. 
    Секунд десять в комнате раздавался лишь скрип пера стенографистки. Франц видел перед собой три одинаковых силуэта без лиц. 
    -- Есть еще одно обстоятельство, требующее раз®яснений. -- Добряк пошуршал бумагами у себя на столе и, найдя нужную, придвинул поближе к настольной лампе. -- Последняя запись в Дневнике свидетельствует о том, что Наставник отправил 12-го и 16-го в карцер на двое суток. 
    Добряк многозначительно помолчал -- видимо, ожидая, что Франц задаст вопрос, а потом продолжил: 
    -- Иными словами, те самые заключенные, с которыми вы только что подрались, оказались там же, где и вы. -- Он поднял глаза на Франца. -- Я искренне советую подумать, имеются ли у вас доказательства, что они были убиты до своего появления в карцере. 
    -- Наставник не мог отправить их в тот же карцер, -- возразил Франц, -- по Уставу участники драки должны быть раз®единены. 
    -- А он отлично знает Устав ... -- язвительно произнес Скептик, -- наверно, отличник по всем теоретическим. -- Он раскрыл лежавшую перед ним папку и вытащил оттуда лист бумаги. -- Только вот педагоги ваши так не считают, подследственный: дерзок, систематически проявляет несогласие, материал усваивается поверхностно ... -- он повернулся к Добряку. -- Полюбуйтесь, коллега, -- характеристика на него от преподавателя теории благодарности. 
    Добряк сокрушенно покачал головой. 
    -- Ну да не в характеристиках дело. -- лицемерно продолжал Скептик после многозначительной паузы, -- А дело в том, что, по имеющимся у нас данным, 12-ый и 16-ый ни в какой другой карцер Сектора не поступали, а следовательно, Наставник мог поместить их только в карцер вашего Потока. 
    Тыльной стороной ладони Франц вытер пот со лба и закрыл глаза -- свет направленных в лицо ламп резал зрачки, как нож. 
    -- Это не согласуется с отправкой 24-го в изолятор, господин Следователь. -- сказал он, не поднимая век. -- Если б его обидчики ночевали в карцере, то сам он мог оставаться в камере. 
    -- Мне это тоже приходило в голову, -- легко согласился Добряк, -- но ваш бывший Наставник рассудил по-другому. И об этом свидетельствует запись в Дневнике. 
    -- Можно мне посмотреть в Дневник самому? 
    -- Нет. -- встрепенулся Злыдень, -- Ишь чего захотел! 
    -- Ха-ха-ха ... -- притворно засмеялся Скептик ненатурально тонким голосом, -- а вы, оказывается, остряк ... 
    -- Господа, господа! -- в голосе Добряка чувствовалось невыполнимое желание сделать хорошо всем. -- Давайте оставаться в рамках Устава. -- Он раскрыл лежавший на краю стола том и, пошелестев страницами, зачитал, -- Глава 11, Секция 5, Пункт 32: "Подследственный имеет право ознакомиться с копиями всех вещественных доказательств, проходящих по его делу." -- он передал раскрытый том Устава остальным двум следователям. 
    Злобно/саркастически ворча, Злыдень/Скептик покорились. Добряк подозвал стенографистку, и та передала Францу фотокопию последней страницы Дневника. 
    Увидев ее, Франц открыто рассмеялся. 
    -- Я так и знал: запись сделана другим почерком, господин Следователь, -- он демонстративно обращался к Добряку, игнорируя двух других следователей, -- сравните ее с предыдущей строчкой, где говорится о переводе 24-го в изолятор. 
    Некоторое время следователи изучали свои копии злополучной страницы. Потом Скептик хмыкнул и поднял голову. 
    -- Скажите, подследственный, а ваш Наставник был действительно хорошим наставником? -- вкрадчиво спросил он. 
    -- Не понимаю вопроса. -- осторожно отвечал Франц. 
    -- Ну, вот вы рассказали, что обнаружили в его апартаментах пустую бутылку из-под рома. Он что -- пил? 
    ify>-- Не могу сказать, господин Следователь. -- Франц стал понимать, куда тот клонит, но поделать ничего не мог, -- Пьющим я его не видел ни разу. Если хотите узнать -- сделайте анализ его крови или содержимого желудка. 
    -- Уже сделали, подследственный, уже сделали, -- Скептик не мог удержать восторга, -- ваш Наставник был в стельку пьян! А отсюда и изменение почерка. -- он посмотрел вправо и влево на двух других следователей, -- Ибо, как доказано графологической наукой, в состоянии опьянения почерк индивидуума меняется! 
    Вновь наступила тишина, прерываемая лишь скрипом стенографисткиной ручки. Скептик удовлетворенно откинулся на стул