ном Институте до самой таниной смерти -- встречаясь в столовой, в очереди за зарплатой, на профсоюзном собрании и просто в коридорах. Хуже того, его новая подруга тоже работала в Институте; равно, как и ее бывший муж. Таня было собралась мужа этого закадрить (и тем самым замкнуть круг), однако передумала: он ей, во-первых, не нравился; а во-вторых, уже обзавелся новой подругой -- таниной приятельницей Зобицкой. 
    Эти совпадения придали всему событию спасительный для Тани комический оттенок.

    * * *
    "А что потом было, помнишь? Потом у тебя завелся Игорек, свободный художник, -- на два года. А параллельно с ним -- странный тип Гоша, возникавший спонтанно каждые два месяца и оставлявший на хранение атташе-кейс с шифром. Причем, как только Игорек в пьяном виде под машину попал, так тут же и Гоша исчез и больше не появлялся -- за его атташе-кейсом потом из милиции приходили, помнишь? Затем какие-то еще возникали, кратковременные -- кто на год, кто на полгода ... А последним был физик Женька: ворвался в твою жизнь, словно смерч, влюбил в себя чуть ли не насильно, а потом смотался в Австралию -- с женой и деточками. И все твои мужчины тебя не любили, а использовали: Давид брал у тебя молодость, Иван -- здоровье, Игорек -- уют, а для Гоши -- ты просто работала камерой хранения ... 
    А что, по-твоему, у меня брал Женька -- молодость? здоровье?... Чушь! Он меня на год моложе был, да и здоровей -- скорее уж я его душевным здоровьем пользовалась ... Нет, Женька, хоть в Австралию и уехал, а меня любил! Он просто детей не мог бросить. 
    Да, не любил он тебя, а ценил -- за то, что ты красивее и ярче оставившей его любовницы. Он тебя использовал в качестве лекарства для своего самолюбия! 
    Лжешь, лжешь, ЛЖЕШЬ!!!" 
    Вздрогнув, Таня открыла глаза и рывком села на овечьей шкуре. В голове царила полная и окончательная ясность -- она знала ответы на все свои вопросы. (Насторожившийся дом прислушивался к ее дыханию тысячей невидимых ушей. Невозмутимые стенные часы прокалывали темноту остриями светящихся стрелок.) Таня встала, неторопливо прошла в свою комнату и сбросила халат на пол. Порывшись в комоде, одела трусики, лифчик, колготки и комбинацию -- все с иголочки новое и подобранное в тон (отложила для встречи Малыша после Госпиталя). Потом распахнула шкаф и стала перебирать свой гардероб: не то ... не то ... не то ... вот это. Она выбрала длинное бархатное платье с необычной завязкой у пояса -- точную копию того, в котором впервые встретила Малыша. Теперь причесаться ... косметика ... кольца ... серьги ... бусы ... Через полчаса Таня была во всеоружии, даже шрам -- и тот исчез с ее лица без следа. Надев туфли на высоком каблуке, она спустилась в гараж, села в машину и завела мотор. Так, ничего не забыла? Вроде бы ничего ... ну, с Богом! Она посмотрела на часы (без десяти шесть), отпустила тормоз и выехала на улицу. Пустой, как морская ракушка, дом равнодушно смотрел ей вслед слепыми глазницами окон. 
    Негустая предутренняя темнота обнимала Город. Дождя не было. Черные лужи на сером асфальте источали к небу белые спирали тумана. Таня свернула на пустынную дорогу, ведущую к центру Города. 
    "Куда это ты собралась?" 
    Постепенно улица сузилась -- Таня в®ехала в Сити. (Небоскребы, витрины шикарных магазинов, кафе ... а вот крошечный сквер, в котором так уютно бывало, сидя под навесом, выпить чашечку горячего шоколада. Черные стволы деревьев переплелись сонмами безлистных веток. Молчаливая скамейка безмятежно блестела каплями росы.) Поблуждав в лабиринте узких улиц, Таня выехала на мост через Городскую Бухту. Рассекаемое молоко тумана вихрилось позади автомобиля десятками маленьких смерчей. Удивленные светофоры разноцветно глазели по сторонам. 
    "Я тебя спрашиваю, куда ты едешь?" 
    Промчавшись по пустынному мосту, Таня свернула на шоссе вдоль океана. 
    "Скоро увидишь." 
    Дорога начала подниматься в гору, и она утопила педаль акселератора поглубже. (Управлять машиной в туфлях на каблуке было неудобно.) На левой стороне улицы теснились коттеджи, на правой -- раскинулся парк, позади которого угадывался океан. 
    "Я требую, чтоб ты сказала, куда едешь!" 
    Не обращая внимания на крики Другой Женщины внутри головы, Таня еще раз проверила логику своего решения: 
    Жить одной, без Малыша, она не в состоянии. 
    И идти с ним на Четвертый Ярус -- тоже невозможно. 
    Ну да, все правильно ... Она отпустила акселератор и переставила ногу на тормоз -- автомобиль плавно остановился. 
    Перевалив через холм, шоссе спускалось здесь под уклон, потом, метров через триста, резко сворачивало влево -- парк на правой стороне остался позади. Таня вылезла из машины, подошла к краю дороги и посмотрела вниз: нагромождение мокрых валунов уходило по наклонной плоскости к далекой белой линии прибоя, дальше ворочалось серое месиво холодного океана. Уже почти рассвело. Дождя не было, но воздух насыщала влага. Негромко рычал мотор автомобиля. С океана доносился еле слышный рев разбивавшихся о скалы волн. 
    Пора. 
    Таня тщательно одернула платье, села в машину и, глядя в зеркало заднего обзора, поправила прическу. Потом перевела ручку передач в положение "Drive" -- автомобиль тронулся с места. Ремень безопасности остался непристегнут. 
    "Что ты собираешься делать? Подожди!" 
    Утопив педаль акселератора до пола, Таня послала машину вперед -- быстрее ... быстрее ... быстрее ... Уличные фонари и столбы с дорожными знаками с ревом пролетали мимо, влажный холодный воздух хлестал в открытое окно -- ну, давай ... сейчас! Разбив на куски невысокий кирпичный парапет, машина вылетела с дороги, описала крутую дугу и врезалась носом в камни. Раздался глухой удар и скрежет сминаемого металла, Таню с силой ударило лицом о рулевое колесо (надувной мешок-амортизатор почему-то не сработал). Сознания она не потеряла -- просто было очень больно ... а машина, грузно подпрыгнув, перевернулась в воздухе и покатилась вниз по склону. 
    За две с половиной секунды, прожитые в катившемся вниз автомобиле, Таня откуда-то поняла, что ее решение правильно. Оставалось лишь немного подождать -- и она вновь увидит своего Малыша.

    5. Галлюцинации
    -- Вставайте, Франц. Нужно ехать. 
    Открыв глаза, он не сразу понял, где находится, ибо все вокруг изменилось до неузнаваемости. Пол стал грязно-серым, стены -- прорезаны извилистыми трещинами, часть листьев в вазе засохла, часть -- сгнила ... да и не ваза то была, а какой-то уродливый сосуд из странного пористого пластика. Даже краска на тумбочке -- и та облупилась и свисала теперь длинными неопрятными клочьями. А холод? Почему стало так холодно?... А откуда взялся этот отвратительный запах? Привстав на локте, Франц потряс головой -- и картинка перед его глазами переменилась, как в калейдоскопе: трещины на стенах затянулись, тумбочка заблестела свежей краской, запах исчез, ваза плавно изменила форму и опять стала хрустальной ... Что за бред? Он еще раз потряс головой -- и предметы стали меняться непрерывно, не останавливаясь ни на секунду ... 
    -- Я здесь. -- голос раздавался с другой стороны, от двери. -- Вставайте, пора ехать. 
    Франц медленно перевернулся на правый бок и увидал плавно менявшегося человека в плавно менявшемся дверном проеме. А-а, Фриц ... -- и будто услыхав его мысли, лицо человека на мгновение зафиксировало свои черты: карие выразительные глаза, небольшие усы, очки в черной выгнутой оправе. Но тут же все поплыло опять -- лицо, фигура, стены, запахи, пол ... 
    -- Подождите, Фриц, я сейчас. -- с трудом выговорил Франц, -- Галлюцинации, понимаете, замучили ... -- он поразился нелепости своих слов. 
    -- Это из-за отсутствия лекарств. -- Голос Следователя непрерывно менял громкость, высоту и тембр. -- Ничего, на Четвертом Ярусе возобновите курс -- и все будет в порядке. 
    -- А Таня? Тани здесь нет? 
    Галлюцинации начались у Франца вчера ночью -- сразу после того, как Таня легла к нему в постель. Сначала это было слабое дрожание отдельных предметов и легкие изменения цветов, потом появился неприятный сладковатый запах. Лекарства! -- ему не дали вечером лекарств! У Тани оказались с собой ее витамины -- однако принимать первые попавшиеся таблетки, вместо нужных, Францу показалось глупым. "Когда я прижимаюсь к тебе, малыш, мне легче. -- сказал он, -- Даже рана в груди не болит." -- и Таня прильнула к нему всем телом. 
    А потом они уснули. 
    А потом она, видимо, ушла. 
    Франц почувствовал резкую боль под ложечкой: уш-ла. 
    -- Почему здесь должна быть Таня? -- несмотря на постоянные изменения тембра голоса, было слышно, что Фриц удивлен. -- Она же не собиралась вас провожать. 
    -- Неважно. -- Франц неуверенно сел на кровати и спустил ноги на плавно менявший температуру пол. -- Вы принесли одежду? 
    -- Разложена на стуле ... прямо перед вами. Оденетесь сами? 
    -- Сам. 
    -- Когда кончите -- позовите, я жду в коридоре возле двери. 
    -- Хорошо. -- Франц протянул руку и нащупал сложенную на стуле одежду. -- Я сейчас. 
    Цвета, запахи, расстояния и температуры непрерывно менялись; временные промежутки теряли протяженность сразу же по их прошествии. Франц не мог сказать, сколько минут он одевал рубашку, как долго провозился с ремнем брюк, сколько времени ушло на поиски ботинок. Завязав шнурки, он в последний раз окинул взглядом комнату и на косоугольном параллелепипеде тумбочки заметил белое пятно. Что это? Путешествие вокруг кровати заняло икс минут -- на ощупь пятно оказалось сложенным вчетверо листком бумаги, точнее сказать было невозможно ... наверно, Таня оставила записку перед тем, как уйти -- не хотела его будить. Он поднес листок к носу и изо всех сил попытался сфокусировать взгляд на неразборчивом узоре извивавшихся строчек ... нет, бесполезно. Франц сунул записку в нагрудный карман рубашки и, спотыкаясь, направился к двери. "Фриц!" -- громко позвал он. 
    Поддерживаемый Следователем под локоть, Франц спустился по лестнице, пересек вестибюль первого этажа и сел в машину. Когда они, наконец, тронулись, ему стало лучше: холодный ветер бил сквозь открытое окно в лицо, и картинка на время зафиксировалась. Франц немного воспрянул духом, однако, приглядевшись, обнаружил, что окружавший дорогу лес состоит не из деревьев, а из огромных, покосившихся в разные стороны, каменных крестов. И тут же его ощущения заплясали опять: кресты трансформировались в столбы, потом -- в извилистые веревки, червями уползавшие вверх, в пустоту. От ветра запахло гнилью и разложением, облака на небе поплыли черными пузатыми дирижаблями. 
    -- Как себя чувствуете? Лучше не стало? 
    -- Нет. 
    Они в®ехали в Город, и пляска ощущений у Франца опять прекратилась. Но, Господи, на что этот Город был похож!... 
    Лужи жидкой грязи покрывали узкие немощеные улицы, колеи в проезжей части были настолько глубоки, что машина иногда царапала брюхом землю; тротуаров не имелось. Дважды Франц замечал на обочине раздувшиеся трупы каких-то странных животных, похожих на огромных бесхвостых кошек -- грязная бурая шерсть их торчала слипшимися клочьями. Дома выглядели ужасно: иногда -- одноэтажные полуразвалившиеся халупы, огороженные покосившимися заборами; иногда -- занимающие целый квартал многоквартирные чудовища из уродливого красного кирпича. Мертвые окна царапали глаза зазубринами разбитых стекол, ни одного человека во дворах видно не было. Кое-где, как бы заменяя скверы и парки, вдоль улиц тянулись пустыри, заваленные горами зловонного мусора и гниющих отбросов. "Если это все галлюцинации, -- подумал Франц, -- то почему же они не меняются?" Он в ужасе посмотрел на Фрица: черты лица Следователя плавно сложились в птичий клюв, а потом, побыв мгновение нормальным человеческим лицом, перетекли во что-то невообразимо многоцветное. "Слава Богу, я все еще галлюцинирую ..." -- подумал Франц и усмехнулся кажущейся нелогичности этой фразы. 
    Машина остановилась; "Здесь." -- сказал Фриц. 
    Почти не нуждаясь в посторонней помощи, Франц прошел за Следователем сквозь покосившуюся калитку, оскальзываясь в глиняной грязи, пересек двор; дул пронизывающе сырой ветер. Они взошли на крыльцо (полуоткрытая дверь повисла на одной петле), прошагали через анфиладу пустых комнат со скрипучими деревянными полами и запахом гнили, стали спускаться по уходившей штопором вниз металлической лестнице. Фриц не произносил ни слова и, кажется, торопился -- происходившее напоминало старинный кинофильм: движение чуть ускоренно и нет звука. Франц поспевал за Следователем с большим трудом: ныла рана в груди и одолевала слабость. Галлюцинации, однако, идти не мешали -- все вокруг, кроме лица и фигуры Фрица, стояло на месте. Они спустились по лестнице и оказались в длинном узком коридоре с земляными стенами и дощатым потолком, подпертым прогнившими деревянными столбами, -- Следователь торопливо зашагал вперед. "Подождите, -- окликнул его Франц, -- мне трудно идти." "Хорошо. -- бросил через плечо Фриц, сбавляя шаг, -- Кстати, можете задать какие-нибудь интересующие вас вопросы -- нам идти еще минуты две." Вопросы? Франц усмехнулся -- а ну как спросить Следователя, почему лицо его так похоже на морду мертвой обезьяны ... "Могу ли я сейчас передумать и остаться здесь?" -- "Да."; "А потом опять передумать -- и отправиться на Четвертый Ярус?" -- "Нет." "Почему?" -- "Долго об®яснять, -- отвечал Фриц, -- а мы уже почти пришли. Есть ли у вас короткие вопросы?" -- "Нет." Из щелей между досками потолка капала вода, на земляных стенах коридора блестели какие-то потеки. "Ну, тогда я вам кое-что скажу. -- со странной усмешкой произнес Следователь, -- Помните, мы с вами обсуждали разные теории? Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. И если эта теория справедлива, мой друг, то вам придется очень плохо в конце концов." "Почему?" -- удивился Франц. Коридор кончился, и они оказались в маленьком помещении с легко узнаваемым входом в Лифт в дальней стене. "Потому, что вы слишком любопытны." Фриц хлопнул в ладоши, и двери кабины медленно разошлись. "Ну и что?" -- спросил Франц, заходя внутрь. "Попомните мои слова -- желание понять все заведет вас в тупик!" -- сказал ему в спину Следователь. Франц обернулся, чтобы ответить, и -- в этот самый миг -- лицо Фрица перестало менять свои черты и застыло. 
    Франц содрогнулся от ужаса и отвращения: синеватые язвы обильно покрывали одутловатые щеки Следователя, на правом глазу темнело бельмо, ярко-красные мокрые губы перекосила отталкивающая усмешка. Разница между прежним Фрицем и нынешним была такая же, как между Дорианом Грэем и его портретом. 
    Что же тогда галлюцинация -- то, что Франц видит сейчас, или то, что он видел раньше? 
    И, будто отвечая на его незаданный вопрос, Следователь разлепил губы и медленно, с придыханием произнес: 
    -- Однако сегодня, Франц, любопытство оказало вам услугу -- увело отсюда ... Вы ведь, наконец, поняли про нас все? 
    Он еще раз хлопнул в ладоши, и двери Лифта стали медленно затворяться. Франц стоял ни жив, ни мертв, прижавшись к задней стене кабины, как вдруг ... 
    ТАНЯ! 
    ТАНЯ ОСТАЛАСЬ ЗДЕСЬ! 
    Он шагнул вперед. Двери закрылись только наполовину, времени выскочить оставалось предостаточно. 
    И ... натолкнулся на взгляд Следователя: "Остаешься с нами?" -- как бы говорили его глаза. Франц на мгновение задержался на месте. 
    А потом сразу же бросился вперед ... но лишь ударился грудью о закрывшиеся двери ... Что же он наделал?!... Как теперь быть?... Стой!... 
    Лифт поехал вверх. 
    Ничего не сознавая, Франц стал биться о стены (тяжелые удары резонировали в крошечной кабине) ... как вдруг острая боль пронизала грудь. Дыхание у него перехватило, ноги подкосились -- он упал на пол. Подсунув руку под свитер, он схватился за то место, где была рана ... и вдруг нащупал в нагрудном кармане рубашки сложенный в несколько раз листок бумаги. Что это? Трясущимися пальцами Франц вытащил листок и некоторое время держал перед глазами, не в силах понять написанного. Танин почерк! Откуда?... Почему в кармане? А-а, это -- записка, найденная на тумбочке ... 
    Большие угловатые буквы шли через весь листок. Одна фраза:

    БУДЬ СЧАСТЛИВ!
    И подпись:

    ТВОЯ Я.
    Лифт остановился. 
    С трудом поднявшись на ноги, Франц вышел наружу и оказался в широком светлом помещении с прозрачными стенами. Прямо перед выходом из Лифта располагалась стойка с большим стеклянным экраном и мигавшими на нем разноцветными словами: "Добро пожаловать в Дом 21/17/4!" И внизу, маленькими буквами: "Ваше жилище расположено на 6-ом этаже."

    ЧЕТВЕРТЫЙ ЯРУС

    1. Дом 21/17/4
    Франц знал, что Четвертый Ярус будет его последним; знал наверняка -- будто доказал математическую теорему. Доказательство поражало простотой: на Первом Ярусе была весна, на Втором -- лето, на Третьем -- осень, а здесь, на Четвертом, -- зима. Четыре яруса -- четыре времени года, и пятого, для еще одного яруса, просто нет. 
    А зима здесь была настоящей -- с сугробами в человеческий рост, морозами ниже двадцати пяти градусов и ночными вьюгами. Сильнейший ветер, начинавшийся, будто по часам, ровно в семь вечера, бил снежными хлопьями в вибрировавшие стекла окон, проникал во все щели и гулял по комнатам ледяными сквозняками. Центральное отопление не справлялось, комнатных обогревателей в Доме не было, так что мерз Франц ужасно, особенно по ночам -- несмотря на то что спал, не раздеваясь, да еще накрывался поверх одеяла курткой. Оживал он только под душем, да и то -- ненадолго, ибо горячая вода плохо действовала на его раны, так что через 5-6 минут приходилось вылезать из-за острой боли в груди и головокружений. Здешняя зима, как и времена года предыдущих ярусов, казалась вечной, и Франц, любивший солнце и тепло, не мог привыкнуть к мысли, что обречен мерзнуть в этом царстве холода всю оставшуюся жизнь. Может, через три месяца все-таки потеплеет?... 
    Большую часть времени Франц проводил, целенаправленно стараясь не думать об оставленной на Третьем Ярусе Тане: какой смысл вспоминать то, чего уже не вернешь? Пытаясь сохранить душевное равновесие, он уговаривал себя, что та секундная заминка в Лифте была непроизвольна -- и никто ни в чем не виноват! Скажем, если б Франц задержался из-за того, что споткнулся обо что-нибудь, -- это ведь не считалось бы предательством? Вот он и "споткнулся" о вид чудовища, которым оказался Фриц ... плюс два месяца лекарств-галлюциногенов -- не могли они пройти бесследно и наверняка ослабили психику и скорость реакции! Но, доходя в своих рассуждениях до этого места, Франц всегда начинал сомневаться: дело было не в уродливом лице Следователя, а в самом Франце -- в его страхе остаться на Третьем Ярусе навсегда! Господи, если бы там, в подземелье, у него была еще одна секунда ... хоть полсекунды -- он бы одумался и сделал то, что подобает достойному человеку! Однако оправдать свои действия недостатком времени на размышление у Франца не получалось: решение следовало принимать сердцем, а не головой. Достойный человек в такой ситуации не думает, а действует на инстинкте! "Ну ладно, если б я даже и остался, то чем бы я помог Тане? -- спрашивал он себя и тут же сам отвечал, -- Тем, что был бы рядом с ней!" 
    На этот аргумент возражений уже не находилось. 
    Для того чтобы занять голову и заполнить бесконечные дни, Франц стал составлять подробную карту-схему Дома, обследуя этаж за этажом и нанося на план все обнаруженные комнаты. Начал он с подвала, почти целиком отведенного под склад продуктов: залежей консервированной хурмы и папайевого сока, сотен ящиков ветчины из африканского бородавочника и полярной куропатки -- вот где, оказывается, использовались злополучные консервы со Второго Яруса! В дополнение к уже знакомой продукции, имелось несколько сортов консервированной рыбы, множество тропических фруктов и овощей неизвестных наименований; неотапливаемые секции подвала ломились от мороженного мяса какой-то рептилии (все это, наверно, заготовлялось в других "версиях" Второго Яруса, упомянутых Следователем Фрицем). Запасов