ни на что  не
нажимал.

***

   Вийя была застигнута врасплох.
   Эмоциональная метка Брендона дошла до нее, как первые лучи, проникающие в
иллюминатор еще до того, как корабль повернет к солнцу.
   Она едва успела закрыть щиты, предохраняющие от радиации,  до  того,  как
повернуться к Брендону лицом.
   - У нас есть несколько минут наедине, - сказал он, - без публики,  громко
выражающей  свое  одобрение  или  возмущение,  поэтому...  -   Он   медленно
оттолкнулся от стены и вынул руку из кармана камзола. - Я хотел вернуть  вам
вот это.
   В руке он  держал  большой,  в  форме  слезы,  драгоценный  камень-Камень
Прометея - из Зала Слоновой Кости в Артелионском Большом Дворце.
   - Это подарок, - сказал Брендон, видя, что она не хочет его брать.
   Она не шелохнулась, и он схватил один из пузырьков. Вийя заметила, как он
удивился, когда тот не двинулся с места, - но  потом,  опершись  на  пузырь,
изменил направление и подплыл еще ближе. Она слышала  его  дыхание  и  шорох
ткани, когда он протянул руку с камнем к ней.
   Она держала ладонь прямо, но его рукав зацепил ее запястье  с  внутренней
стороны. Она зажала в кулак камень, чьи блики уже бежали вверх  по  руке,  и
отвернулась. Рука проехалась по грубой  ткани  собственного  комбинезона,  и
этого хватило, чтобы послать тело в штопор.
   Боль прошила голову, образ проклятой рации снова возник в мозгу, и где-то
далеко ей отозвались эхом Ивард и келли. Эйя не было слышно.  Вийя  отогнала
образ и схватилась за подвернувшийся пузырь, чтобы остановиться и попытаться
найти выход.
   - Подожди.
   Она повернула к нему голову - не потому, что он что-то  сказал,  а  чтобы
избежать нового физического контакта.
   - Тебе понравился концерт?
   Ей нужно было смотреть на что-то. Она раскрыла руки, и  из  камня  ударил
свет, бросив разноцветную сетку до самого плеча.
   - Мне кажется, он достиг цели, - сказала она.
   Невозможно было отгородиться от него полностью.  Когда  он  задавал  свой
вопрос,  теплые  тона  в  его  голосе  спрашивали  совсем  о  другом:  "Тебе
понравился мой подарок?"
   Теперь тепло исчезло, лицо спряталось за маской отстраненной  вежливости,
за которой так трудно разглядеть человека. Но эмоции, к несчастью, никуда не
делись, только образовали магнетическую смесь со знаком вопроса.
   - Какой цели? - спросил он.
   Она подняла камень с цепочкой, вьющейся в воздухе, как змея, и посмотрела
сквозь него на  шестиугольник  с  холодными  звездами  космоса.  Цвет  камня
сделался из голубого индиговым, затем краски померкли, и он стал прозрачным,
как алмаз.
   - Ты использовал Маркхема, чтобы влепить пощечину своим чистюлям, -  и  у
тебя, кажется, получилось.
   Он  сделал  отрицательный  жест.  Тонкий  узор  его  эмоций   менялся   с
поразительной интенсивностью.
   - Нет. Это они все так поняли, потому что ожидали  чего-то  подобного.  Я
просто исполнил для них музыку Маркхема, и каждому она напомнила о том,  что
всего важнее для него. Я прав?
   Желание нанести удар, чтобы защитить себя, было почти непреодолимым.
   - Если хочешь, чтобы я тебя поблагодарила, то спасибо. - Если грубость не
смогла прервать этот разговор, то, может быть, мелочность сработает?
   Он не шевельнулся, не сказал ни  слова,  но  она  почувствовала,  как  он
внутренне сжался. И все же вопрос, который владел им, остался в силе. Он  не
уйдет, поняла она сквозь туман в голове. Он не уйдет, и на этот раз ей ничто
не поможет.
   - Почему ты не хочешь со мной разговаривать? - спросил он.
   Она сменила позу. Все ее должарские инстинкты пробудились в ней.  Настало
время бежать - или драться.
   - Ты боишься, - сказал он, сам испугавшись правдивости сказанного.
   Она быстро взглянула на него своими черными глазами. Он ощутил  ее  гнев,
как удар, и продолжал:
   - Это не тот страх, что испытывают в бою. Я видел,  как  ты  хладнокровно
стреляла в людей и так же холодно шла на риск быть  подстреленной  самой.  У
должарианцев  это  считается  достоинством,  верно?  Встречать  смерть   без
эмоций?
   Она молчала.
   - Не отвечаешь? - Он описывал круг около нее,  хватаясь  за  пузырьки.  -
Боишься ответить?
   Она смотрела в сторону, словно отыскивая выход.  Сквозь  черные  плывущие
волосы он разглядел напряженную морщину у нее на лбу.
   - Почему? - спросил он и выстрелил наугад:
   - Что мог Маркхем сказать обо мне такого, чтобы вызвать такую реакцию?
   Она вскинула подбородок и сжала руку в кулак: его выстрел попал в цель.
   - Ничего, - сказала она, глядя в сторону. - Где этот старый...
   - Ты боишься, - повторил он, разрядившись беззвучным  смехом.  -  Чего  -
моего титула? - Он развел руками - смех мешал ему говорить. - Уж кто-кто  на
этой станции, но ты...  Закоренелая  должарская  нигилистка,  беглая  рабыня
трепещет перед короной, как самый  последний  лизоблюд,  проталкивающийся  к
трону...
   Ее рука рассекла воздух, как нож, целя ему в лицо.
   Если бы он попытался блокировать, она, вероятно, сломала бы ему руку.  Он
вильнул в сторону, отклонившись  от  удара.  Ее  закрутило  волчком,  и  она
ударила снова, опять ладонью, но вложив в это всю свою недюжинную силу.
   - Почему? - повторил он, продолжая смеяться.
   Но она не желала разговаривать. Он видел смерть в ее черных глазах, когда
она размахнулась еще раз.
   Теперь он придвинулся близко и использовал против нее ее собственный вес,
крутанув ее в воздухе. Но ей не в новинку было драться в невесомости  -  она
раскинула руки и ноги, подождала, пока ее прибьет к стене, и  собралась  для
броска.
   За годы вынужденного досуга в Брендоне  развилась  привычка  смотреть  на
себя со стороны. Он знал за собой  психический  вывих,  превращавший  всякий
флирт  в  игру.  Ему  нравилось  соблазнять  женщин,  безразличных  к  нему,
презирающих его, - а эта и вовсе его ненавидела.
   Он метнулся к ней первым, быстро, как мотылек на пламя, зарылся  пальцами
в волосы любовницы Маркхема и поцеловал ее.
   Они впервые коснулись друг друга, и эффект получился ошеломляющий. Молния
сверкнула у него перед глазами, когда она смазала его по губам, и еще  одна,
когда он стукнулся головой о стену. Она отлетела  к  противоположной  стене,
нашла рядом пульт и ударом кулака врубила гравиторы.
   Они оба рухнули на покрытую  мхом  платформу.  Брендон  первый,  взметнув
резкий запах смятой зелени. Она упала на него.  Ее  сила  парализовывала,  и
этому способствовали электрические разряды разогретого яростью  желания.  Он
видел перед собой ее оскаленные в хищной ухмылке зубы и  смертоносный  фокус
глаз в обрамлении черных бархатных волос.
   Ее пальцы сомкнулись на его шее,  но  он  лежал  неподвижно,  не  пытаясь
защитить себя. Ощутимая опасность воспламенила и его,  и  он  видел  реакцию
Вийи по каплям  пота  на  лбу.  Когда  ее  пальцы  нащупали  пульс  и  стали
медленно-медленно погружаться все глубже, он улыбнулся прямо в ее полыхающие
адским пламенем глаза.
   - Скажи-ка, - выговорил он немеющими губами, чуть дыша от ее хватки и  от
смеха, - должарианки после этого снабжают своих любовников вставными зубами?
   Она   широко   раскрыла   глаза,   запрокинула   голову   и   рассмеялась
захлебывающимся, самозабвенным  смехом  человека,  которому  не  помогли  ни
расчет, ни старание и осталось только хохотать над собой.
   От такой метаморфозы у него окончательно пресеклось дыхание: ее  красота,
освобожденная наконец от маски холодной сдержанности и отталкивающе злобного
выражения, поражала тем сильнее, что в ней не было ни капли искусственности.
   Он погрузил пальцы в ее длинные волосы, теплые у  корней  и  холодные  на
концах. Она вздрогнула. Ее сильные руки по-прежнему держали его за горло, но
уже не сжимали, и когда он взял ее  за  плечи  и  притянул  к  себе,  выброс
отпущенной на волю страсти прошил его с головы до пят.
   Ни один не произнес ни слова. Она сбросила словесную броню, он  отказался
от словесного камуфляжа,  и  оба  устремились  вверх  по  шкале  чувственных
гармоник.
   Все размеры у них были  одинаковые.  Колени,  бедра,  грудь,  рот  -  все
подходило, как кость к суставу. Он, искушенный в  науке  страсти,  вел  свою
партию так, что антифоническая.мелодия их взаимных удовольствий, дополняющих
и  отражающих  друг  друга,  звучала  в  мощном  продолжительном   концерте,
захлестывая их обоих.
   Но вот вихрь, затмивший солнце и звезды, снова вынес их к  реальности,  и
Брендон, не наделенный сверхчувственным даром, первый вспомнил  себя  и  то,
что его ожидало.
   Но это пришло не сразу, и в тот  краткий  миг,  когда  он  смотрел  в  ее
бездонные черные глаза, вселенная вращалась вокруг него.
   Первая реакция, как всегда, была  физической:  он  сжал  ее  руку,  чтобы
остановить карусель, и лишь потом убедился, что гравиторы Тате Каги работают
исправно и сами они не сдвинулись с места.
   Разбираться в этом подробнее не было времени. Он вспомнил о заговоре и  о
похвальбе Джерода Эсабиана относительно его отца. Надо уходить - и быстро.
   Но он задержался еще на мгновение, продолжая смотреть ей  в  глаза.  Секс
никогда прежде не  стеснял  его  свободы.  Но  Вийя  не  знатная  дама  -  в
определенном смысле она его враг,  потому  что  ведет  эту  игру  по  другим
правилам.
   Он сознавал, что их встреча не останется без последствий. Но  эта  мысль,
подогретая остаточным пылом, не тревожила, а доставляла удовольствие.
   - Почему ты не хотела говорить со мной о Маркхеме? - спросил он.
   - Потому что тот, каким мы его знали, и тот, каким он был на самом  деле,
были разные люди, - тихо, почти шепотом, ответила она. - Какой  же  толк  от
разговоров?
   Он не мог оторваться от ее глаз,  от  выгнутых  век,  от  радужки,  такой
черной, что она сливалась со зрачком. Ему снова  показалось,  что  гравиторы
отказали, и он сделал глубокий вдох, чтобы утвердиться на месте.
   - Толк такой, что мы продлили бы  его  жизнь,  вспоминая  о  нем.  Ты  бы
добавила свои воспоминания к моим и наоборот.
   Ее  глаза  как  будто  еще  потемнели  -  это   она   опустила   ресницы,
отгородившись от звездного света с экранов.  И,  к  растерянности  Брендона,
снова оделась в невидимую броню.
   - Когда-нибудь мы так и сделаем. Но не теперь: тебя ищут. -  Она  кивнула
куда-то в сторону. - Келли сообщают о большом переполохе.
   - Это не переполох, а  целый  переворот.  -  Он  потрогал  разбитый  рот,
засмеялся и увидел отражение своего  смеха  в  ее  глазах.  -  Интересно,  в
следующем бою мне так же повезет?

***

   Ярость Ванна переросла в  непреклонную  решимость.  Он  всех  задержал  в
анклаве, даже ее светлость вдову Эренарха, которая так и  сидела  в  халате,
позаимствованном  у  Роже.  Но  даже  в  этом  халате,  с   драгоценностями,
утопленными в озере,  и  мокрыми  волосами  по  плечам  она  сохранила  свое
достоинство.
   Достоинство - да, а вот невиновность... Уклончивые взгляды и  неуверенные
интонации как раз и  побудили  Ванна  задержать  ее,  и  убежденность  в  ее
виновности еще более укрепилась в нем, когда она  не  стала  оспаривать  его
право на подобные действия и даже безропотно отдала ему  босуэлл,  оставшись
без связи.
   Музыканты скорее всего ни в чем не были повинны, но,  поскольку  нанимала
их Ваннис, их тоже задержали, вместе с  горничной  и  обслугой  баржи.  Жаим
сидел отдельно, под стражей; они еще не разговаривали с тех  пор,  как  Ванн
вышел из себя на пристани.
   Он допросил их всех, Ваннис первую,  как  требовал  ее  титул.  Жаима  он
оставил напоследок, а пока что сравнивал показания остальных с  донесениями,
поступающими на его слуховые нервы со всей станции.
   По крайней мере у заговорщиков Эренарха  нет;  это  он  установил  сразу.
Заговорщики, кроме аль-Гессинав, по всей видимости, отправились в  Колпак  -
Ванн послал за ними хвост с приказанием сообщить о цели их  следования,  как
только она станет известна, - а зловещий  телохранитель  Шривашти  рыщет  по
темным окрестностям озера. К Фелтону Ванн приставил Гамуна,  но  не  слишком
беспокоился: Фелтон Эренарха не найдет. Эренарх исчез  без  следа,  и  Ванн,
сердито поглядывая на неестественно спокойного рифтера, терпеливо сидящего в
мокрой одежде, не верил, что Брендон осуществил это без посторонней помощи.
   И если помощь была, рифтер скоро узнает, какими  неприятными  могут  быть
обходительные, повинующиеся правилам чистюли, столь презираемые им.
   - Что  он  сказал,  когда  обратился  к  тебе  в  последний  раз?  -  без
предисловий спросил Ванн.
   Жаим поднял глаза и широко раскрыл их.
   Ванн, настороженный полной тишиной вокруг,  оглянулся  и  в  шоке  увидел
Брендона лит-Аркада, который  появился  на  пороге  дальней  двери,  как  по
волшебству.
   Эренарх, окинув взглядом немую сцену  перед  собой,  не  спеша  прошел  в
комнату.
   - Жаим не виноват, - сказал он  Ванну.  -  Ты  должен  знать  по  прошлым
записям, что  я  и  раньше  обманывал  агентов  Семиона,  когда  нужно  было
провернуть какое-нибудь дело без посторонних глаз и ушей.
   Новым шоком, помимо язвительных слов, явилась кровь на рукаве Эренарха  и
багровый кровоподтек в углу его рта. Неужели снова покушение?
   Если так, то победа осталась за ним.
   Ванн снова рассвирепел, и это  толкнуло  его  сделать  первое  неуставное
замечание за всю его карьеру:
   - Агентам Семиона крепко доставалось за их халатность.
   Брендон улыбнулся,  и  эта  жесткая  улыбка  неожиданно  напомнила  Ванну
Семиона.
   - Они сами выбрали свою службу, - сказал он, направляясь через комнату  к
Ваннис. - Поэтому справедливо, что за его каприз расплачивались они, а не я.
   Ванн со смешанными эмоциями смотрел, как Брендон протягивает руки Ваннис.
   - Простите меня, - сказал он, а потом наклонился и прошептал  ей  на  ухо
что-то, чего Ванн не расслышал даже через свои усилители.
   Что бы ни услышала Ваннис, на ее лице  это  не  отразилось.  Она  встала,
поклонилась и вышла в своем халате так, словно собиралась на бал.  Горничная
тихонько последовала за ней.
   -  Вам  возместят  ущерб,  -  сказал  Эренарх  музыкантам.  -   Уточните,
пожалуйста, какие именно инструменты вам потребуются.
   Все четверо встали и поклонились.
   Эренарх повернулся к Ванну. Его глаза смотрели живо и твердо. Энергия шла
от него, как электрический  ток,  и  Ванн  почувствовал,  что  контроль  над
ситуацией раз и навсегда перешел от него к Брендону лит-Аркаду.
   - Жаим, переоденься в сухое. Ванн, форма одежды парадная. Это относится и
к вам. Роже, а также ко всем, кто  сейчас  дежурит  и  желает  появиться  на
сцене.
   - На сцене... Ваше Высочество? - переспросила Роже. Эренарх засмеялся.
   - Оркестр ждет, и инструменты настроены. Пора  выходить  и  нам  -  давно
пора.

19

   - Итак, рассмотрим  концепцию  силы,  -  сказал  Анарис,  -  а  также  ее
производное - командование.
   - Хорошо, - кивнул Панарх. - Как, по-твоему, связаны эти два понятия?
   - Это две половинки ножниц. Без силы  нельзя  командовать,  не  командуя,
нельзя применить силу.
   - Значит, власть заключается в  применении  силы  по  команде?  -  Панарх
говорил мягко, но Анарис уловил в его тоне легкий вызов.
   -  Да.  Поэтому  я  и  не  понимаю  ваших  бесконечных  правительственных
ритуалов. Вы чересчур много времени тратите на символику.
   Геласаар помолчал, как бы случайно задержав взгляд  на  дираж'у  в  руках
Анариса. Анарис поборол искушение отложить шнурок  и  улыбнулся,  поддавшись
импульсу. Тогда Панарх сказал:
   - Назови мне, Анарис, слово, противоположное по значению танцу.
   - Бессмысленный вопрос, -  нетерпеливо  бросил  Анарис.  -  У  танца  нет
антонимов.
   - Верно - а вот у команды есть.
   Анарис медленно распрямил свой  дираж  'у  -  смысл  слов  Панарха  начал
доходить до него.
   - Искусство управления заключается в том,  чтобы  командовать  как  можно
меньше, так как с командой всегда сопряжена  возможность  неповиновения.  Но
ритуалу нельзя не подчиниться -  это  не  словесное  действо  и  поэтому  не
допускает возражений.
   - Но в конце-то  концов  команда  должна  быть  отдана,  чтобы  разрешить
неопределенность.
   - Да-да. - В отрешенном взгляде Панарха промелькнула веселая искра. -  Но
когда ритуал завершается, мы  очень  часто  обнаруживаем,  что  решение  уже
принято.

***

   - ...и они требуют принять их, адмирал.
   По-прежнему  глядя  на  экран  с  видом   Колпака,   Найберг   сказал   в
коммуникатор:
   - Хорошо. Я жду их.
   - Есть, сэр. - Адъютант отключился, и адмирал развернулся на стуле  лицом
к начальнику службы безопасности.
   - Теперь мы знаем, кто они, - сказал Фазо. - Харкацус, Цинциннат,  Бойяр,
Ториган, Шривашти. В общем, как мы и предполагали.
   Найберг потер лоб кончиками пальцев.
   - А где Эренарх, все еще неизвестно?
   - Нет, сэр, - нахмурился Фазо. - Но есть сведения  об  отключении  систем
безопасности в Аркадском Анклаве - с помощью кода высшего уровня.
   - Ну что ж, там будет видно. - Найберг выпрямился. - С этим  я  справлюсь
один, коммандер.
   - Сэр! - Профессионализм не позволил Фазо  вложить  в  этот  единственный
слог больше, чем слабое эхо протеста.
   Найберг улыбнулся. Усталость отзывалась позади глаз  болью,  которую  еще
усиливало выпитое за обедом у эль-Гессинав вино, - хотя он почти не пил.
   - Насилия вряд ли следует опасаться, Антон, но  мне  будет  спокойнее  от
сознания, что вы находитесь у себя в безопасности и в крайнем случае сможете
закрыть Арес.
   Фазо после секундного колебания встал и отдал честь.
   - Есть, сэр. Я дам вам знать, как только Его Высочество  найдется.  -  Он
четко повернулся и вышел.
   Найберг со вздохом посмотрел на экран.  Вокруг  "Грозного"  уже  не  было
огней,  но  на  "Малаборе"  все  еще  сверкали  вспышки.  Рядом  висели  два
продолговатых эсминца, тоже в процессе ремонта.
   Коммуникатор снова зазвонил.
   - К вам гностор Омилов. Говорит, это срочно.
   Найберг повернулся обратно к столу. Неужели и Омилов в этом участвует?
   - Пусть войдет.
   Он встал навстречу Омилову. Гностор крепко, взволнованно стиснул ему руку
и сказал без всяких преамбул:
   - Мы нашли его.
   Это на мгновение изменило ход мыслей Найберга.
   - Пожиратель Солнц? - Он жестом пригласил Омилова сесть  и  сел  сам,  но
взбудораженный гностор остался на ногах.
   - Да. Мы провели эксперимент, о котором я говорил вам.
   - С должарианкой и инопланетянами?
   - Кроме них в нем участвовал подросток с келлийским геномом и сами келли.
Они составили нечто вроде полиментального  сообщества  и  дали  нам  вектор.
Через несколько минут район поиска  будет  уточнен.  -  Омилов  прошелся  по
кабинету. - Если взять их в поисковую  экспедицию,  Пожиратель  Солнц  будет
найден через несколько дней.
   Зазвонил коммуникатор.
   - Они здесь, адмирал.
   -  Хорошо,  пусть  подождут.  Я  занят.  Превосходная  новость,  гностор.
Что-нибудь еще?
   Омилов  остановился,  и  его  восторженное   состояние   уступило   место
вежливости.
   - Виноват, адмирал. Я вас задерживаю?
   - Нет, Себастьян. Но хорошо бы задержали. Я стараюсь оттянуть неизбежное.
   Омилов вежливо-вопросительно склонил голову набок.
   - Там ждет группа, которая, как я полагаю, желает заявить о себе,  как  о
новом Малом Совете. И первым делом они, вероятно, объявят Панарха мертвым.
   Адмирал перечислил их. Глаза Омилова  потемнели,  и  он  рассеянно  потер
левое запястье.
   Снова его втягивают в политику после десяти лет мирной жизни.
   - Если хотите исчезнуть,  тут  есть  другой  выход.  Вам  не  обязательно
встречаться с ними.
   - Да-да, - произнес Омилов и спросил:
   - А где Брен... Эренарх?
   - Неизвестно.
   - Тогда мне, пожалуй, действительно не стоит оставаться.
   - Спасибо за службу, Себастьян. Можно сказать, что вы  сделали  для  этой
войны больше, чем кто-либо другой.
   Перед глазами адмирала распустилась красная роза.
   (Эренарх вернулся в  анклав.)  Волнение  Фазо  чувствовалось  даже  через
ог