льного отдела небольшие  из-
менения. Подполковник, который работал на прогнозах, внезапно  уволен  в
запас. Его вызвали на медицинскую комиссию, которая нашла  нечто  такое,
что мешает ему оставаться в армии. На пенсии ему  будет  лучше.  Уходить
ему никак не хотелось, ибо каждый год после двадцати пяти дает  солидную
надбавку к пенсии. Но доктора неумолимы:  ваше  здоровье  дороже  всего.
Вместо подполковника на должность прогнозиста назначен капитан  из  раз-
ведки 87-й дивизии.
 
   6.
 
   Начальник штаба должен знать все о противнике, поэтому  каждое  утро,
разобравшись с шифровками, я иду к нему на доклад. Он никогда не вызыва-
ет меня по телефону, просто посылает адъютанта.
   После нашей стычки прошло уже две недели. Я уверен, что адъютант дав-
но доложил шефу о случившемся, конечно, в выгодном для себя свете. Но  я
все еще хожу по коридорам второго этажа, я еще не провалился в  тартара-
ры. Это генеральским адъютантам не совсем понятно. Им ясно,  что  я  ка-
кое-то исключение из правила, но они не знают какое и почему, и  поэтому
они не хамят мне больше. Этот вопрос занимает и меня  самого  -  отчего,
черт побери, я исключение?
 
   7.
 
   У нас изменения. Начальник первого отдела штаба смещен. Вместе с  ним
уволены старшие группы и некоторые ведущие офицеры. Вместо полковника на
должность поставлен подполковник. За собой он привел целый табун капита-
нов и старших лейтенантов и рассадил их по подполковничьим местам.
 
   8.
 
   - Начальник разведки 13-й Армии приказал мне пройти сокращенный  курс
подготовки для работы в третьей группе.
   - Да... да... я знаю... заходи. - Он широко улыбается. Ручищи у него,
как клешни у краба. - Информаторы должны работать у нас, они должны  по-
нимать, как кусочки информации собираются и какова им цена.  Переодевай-
ся.
   Сам он босиком, в зеленой куртке и зеленых брюках, мягких, но,  види-
мо, прочных. Руки по локоть обнажены и напоминают мне здоровенные,  нео-
бычайно чистые волосатые лапы хирурга, который лет  пять  назад  собирал
меня из кусочков.
   Мы в большом солнечном спортивном зале.  Посреди  зала  два  одиноких
стула кажутся совсем маленькими в этой необъятной шири.
   - Садись.
   Мы сели на стулья лицом к лицу.
   - Руки на колени положи и расслабь их, как плети. Всегда так сиди.  В
любой обстановке ты должен быть предельно  расслаблен.  Нижние  зубы  не
должны касаться верхних. Челюсть должна отвисать, слегка,  конечно.  Шею
расслабь. Ноги. Ступни. Ногу на ногу никогда не клади-это нарушает  кро-
вообращение. Та-а-ак.
   Он встал, обошел меня со всех сторон, придирчиво оглядывая. Потом ру-
чищами ощупал шею, мышцы спины, кисти рук.
   - Никогда не барабань пальцами по столу. Так делают только  неврасте-
ники. Советская военная разведка таких в своих рядах не держит.  Что  ж,
ты достаточно расслаблен, приступим к занятиям.
   Он садится на стул, руками держится за  сиденье,  потом  качается  на
двух задних ножках стула и вдруг, качнувшись резко назад, опрокидывается
на спину. Улыбается, вскакивает.  Поднимает  стул  и  садится  на  него,
скрестив руки на коленях.
   - Запомни, если ты падаешь назад, сидя на стуле, с  тобой  ничего  не
может случиться, если, конечно, сзади нет стенки или ямы. Падать  назад,
сидя на стуле, так же просто и безопасно, как опуститься на  колени  или
встать на четвереньки. Но природа наша человеческая  противится  падению
назад. Нас сдерживает только наша  психика...  Возьмись  руками  за  си-
денье... Я тебя подстраховывать не буду, удариться ты все равно  не  мо-
жешь... Покачайся на задних ножках стула... Стой, стой, боишься?
   - Боюсь.
   - Это ничего. Это нормально. Было бы странно, если бы не боялся.  Все
боятся. Возьмись руками за сиденье. Начинай  без  моих  команд.  Покача-
лись...
   Я качался на стуле, балансируя, затем слегка нарушил баланс,  качнув-
шись чуть больше, и стул медленно пополз в бездну. Я вжался в сиденье. Я
втянул голову в плечи. Потолок стремительно уходил вверх, но падение за-
тянулось. Время остановилось. И вдруг спинка стула  грохнулась  об  пол.
Только тут я по-настоящему испугался и в то же мгновение радостно  расс-
меялся: со мной решительно ничего не случилось. Голова,  повинуясь  реф-
лексу, чуть ушла вперед, и оттого я просто не  мог  удариться  затылком.
Удар приняла спина, плотно прижатая к спинке стула. Но площадь спины го-
раздо больше площади ступней, и оттого падение  назад  менее  неприятно,
чем прыжок со стула на землю.
   Он протянул мне руку.
   - А можно, я еще попробую?
   - Конечно, можно, - улыбается.
   Я сел на стул, ухватился руками за сиденье и повалился назад.
   - Я еще попробую, - радостно кричу я.
   - Да, да, наслаждайся.
 
   9.
 
   - По нашему заказу Академия наук разработала методику прыжков из ско-
ростного поезда, а равно из автомобиля, трамвая... математические форму-
лы тебе не нужны, пойми только вывод: из стремительно несущегося  поезда
надо прыгать задом и назад, приземляться на согнутые ноги, стараясь сох-
ранить равновесие и не коснувшись руками земли. В момент  касания  земли
нужно мощно оттолкнуться и несколько секунд продолжать бег рядом с поез-
дом, постепенно снижая скорость. Наши ребята прыгают с поездов  на  ско-
ростях 75 километров в час. Это общий стандарт. Но есть одиночки,  кото-
рые этот стандарт значительно перекрывают, прыгая с гораздо более скорых
поездов, прыгая под уклон, с мостов, прыгая с оружием в руках и со  зна-
чительным весом за спиной. Запомни, главное - не коснуться руками земли.
Ноги вынесут тебя. Мышцы ног  обладают  исключительной  силой,  динамич-
ностью и выносливостью. Касание рукой может нарушить стремительный  ритм
движения ног. За этим следует падение и мучительная смерть. Потренируем-
ся. Вначале тренажер. Настоящий поезд будет позже. Начинаем со  скорости
десять километров в час...
 
   10.
 
   А через месяц мы вдвоем стояли на перилах железнодорожного моста. Да-
леко внизу холодная свинцовая река медленно несет свои воды,  сворачива-
ясь в могучие змеиные кольца у бетонных опор. Я уже грамотен и  понимаю,
что человек может ходить и по телеграфному проводу  над  бездонной  про-
пастью. Все дело в психологической закалке. Человек должен быть  уверен,
что ничего плохого не случится, и тогда все  будет  нормально.  Цирковые
артисты тратят годы на элементарные вещи. Они ошибаются. У них нет науч-
ного подхода. Они базируют свою подготовку  на  физических  упражнениях,
неуделяя достаточно внимания психологии. Они тренируются  много,  но  не
любят смерть, боятся ее, стараются ее обойти, забывая о том,  что  можно
наслаждаться не только чужой смертью, но и своей собственной.  И  только
люди, не боящиеся смерти, могут творить чудеса вместе с богами.
   - Дураки говорят, что вниз смотреть нельзя, - кричит он. - Какое нас-
лаждение смотреть вниз на водовороты!
   Я смотрю в глубину, и она больше не кажется мне  жуткой  и  влекущей,
как змеиная пасть для лягушонка. И ладони мои больше не покрываются отв-
ратительной липкой холодной влагой.
 
   11.
 
   Снова изменения в руководстве 13-й Армии. В каждой Армии по два гене-
рал-майора артиллерии. Один командует ракетными подразделениями и артил-
лерией, второй - ПВО. В 13-й смещены оба.
 
   12.
 
   В Прикарпатском военном округе грандиозные изменения.
   Скоропостижно скончался командующий Прикарпатским военным округом ге-
нерал-полковник Бисярин. Еще не прошло и года с того времени,  когда  он
командовал Прикарпатским фронтом в Чехословакии. Он был бодр и здоров  и
правил четырьмя Армиями фронта легко и свободно. Говорят, что он никогда
не болел. И вот его нет.
   Командование военным округом принял генерал-лейтенант танковых  войск
Обатуров. И тут же в штабе военного округа произошло  массовое  смещение
людей Бисярина и замена их людьми Обатурова. И тут  же  волна  изменений
покатилась вниз в штабы армий. В округе их четыре: 57-я  воздушная,  8-я
гвардейская танковая, 13-я и 38-я.  По  мягкому  ковру  нашего  коридора
быстро прошли два новых генерала - новый командующий нашей 13-й Армией и
новый начальник штаба.
   В этот день бронированную дверь разведывательного отдела всем посети-
телям открывал я. Звонок. Через танковый  триплекс  я  вижу  незнакомого
лейтенанта. О, я знаю, кто это.
   - Пароль?
   - Омск.
   - Допуск?
   - 10-б.
   - Заходите. - Тяжелая дверь плавно отошла в сторону, пропуская лейте-
нанта.
   - Доброе утро. Товарищ старший лейтенант, мне нужен начальник развед-
ки.
   - Я доложу ему. Одну минуту подождите,  пожалуйста.  -  Я  стукнул  в
дверь своего шефа и тут же вошел. - Товарищ подполковник, к вам адъютант
нового командующего армией.
   - Просите.
   Лейтенант входит:
   - Товарищ подполковник, вас просит командующий.
   Я знаю наперед, что будут учения, что шифровки будут сыпаться как  из
рога изобилия, что молодые адъютанты устанут  смертельно,  у  них  будут
красные, воспаленные глаза, когда ночами мы будем вместе с ними работать
над Большой картой. Я знаю, что после первых учений два новых  адъютанта
и я напьемся до зеленых чертиков и станем друзьями. Я буду  рассказывать
им похабные анекдоты, а они мне - смешные истории из интимной  жизни  их
покровителей. Но и сейчас уже, после самой первой встречи, уже по  тому,
как адъютант приветствовал меня, и по тому, как он входил в кабинет мое-
го шефа, я понимаю, что мы фигуры одного цвета. Новые генералы  в  штабе
Армии - люди Обатурова. Новые начальники отделов, включая и Кравцова,  -
люди Обатурова. Новые адъютанты, новые офицеры в штабе -  все  они  люди
Обатурова. Я осознаю впервые, что и я член этой группы. И  я  знаю,  что
сам новый командующий Прикарпатским  военным  округом  генерал-лейтенант
Обатуров - человек какой-то мощной  группы,  стремительно  и  неудержимо
идущей к власти.
   Все, кто пришел в этот штаб и в другие штабы округа раньше  нас,  все
они - фигуры другого цвета. И их время кончилось.  Тех,  кто  достаточно
стар, будут вышибать на пенсию, остальных - в раскаленные пески.  Старая
группа под мощным, но невидимым со стороны ударом рухнула и рассыпалась,
и ее осколкам никогда не быть верными слугами  воротил  этого  общества,
никогда не нежиться в лучах могущества...
   В секретном отделе я столкнулся с бывшим адъютантом бывшего начальни-
ка штаба. Он сдавал документы. Он едет куда-то очень далеко  командовать
взводом. Он более двух лет уже офицер, но никогда не имел в своем распо-
ряжении недисциплинированных, полупьяных, совершенно неуправляемых  сол-
дат. Если бы с этого началась его служба, то все было бы  нормально.  Но
его служба началась с мягких ковров. В любой обстановке он  сытно  ел  и
был в тепле. Теперь все ломалось. Человек привыкает быть на дне  пропас-
ти. И если он всегда там находился, то с трудом представляет, что  может
быть какая-либо другая жизнь. Но лейтенант был вознесен  к  вершинам,  а
теперь снова падал в пропасть. На самое дно. И это  падение  было  мучи-
тельным.
   Он улыбается мне. А улыбка его кажется собачьей. Когда-то очень давно
на Дальнем Востоке я видел двух псов, прибившихся к чужой своре. Но сво-
ра рычала, не желая принимать чужаков в свою среду. И тогда один из этих
псов бросился на своего несчастного товарища и  загрыз  его.  Их  борьба
продолжалась долго, и свора терпеливо следила за исходом поединка.  Один
ревел, а другой, более слабый, жутко визжал,  не  желая  расставаться  с
жизнью. Убив своего товарища, а может быть, и брата, весь  искусанный  и
изорванный пес, поджав хвост, подошел к своре, демонстрируя свою  покор-
ность. И тогда свора бросилась на него и разорвала.
   Почему-то бывший адъютант мне напомнил того пса с  поджатым  хвостом,
готового грызть кого угодно, лишь бы быть принятым в свору  победителей.
Дурак. Будь гордым. Езжай в свою пустыню и не виляй хвостом,  пока  тебя
не загрызли.
 
   13.
 
   В ту ночь снился мне старый добрый еврей дядя Миша. Было мне тогда 15
лет. Учился я в школе и работал в колхозе. Зимой работал время от време-
ни, летом - наравне с матерыми мужиками. Поэтому,  когда  на  обсуждение
встал серьезный вопрос, то на собрание позвали и меня. Дело  вот  в  чем
было: в конце августа каждый год наш колхоз отправлял в город  Запорожье
одного человека на две-три  недели  торговать  арбузами.  Конец  августа
приближался, и нужно было решить, кто из мужиков поедет в этом году тор-
говать арбузами.
   Cидят мужики в клубе. Пора горячая - уборка в разгаре, а  мужикам  не
до уборки. Спорят все, кричат. Председатель  предложил  на  арбузы  зятя
своего Сережку послать. Первые ряды молчат, а с  задних  рядов  свистят,
стучат ногами и скамейками. Председатель ставит вопрос  на  голосование.
Разгорячился он, голову теряет. В таких случаях нужно сначала  спросить:
"Кто против?" Никто, конечно, не поднимет руку. Тогда и голосованию  ко-
нец, значит, все согласны. Но председатель по  ошибке  спрашивает:  "Кто
за?" Он привык так вопрос ставить, когда  нужно  мудрую  политику  нашей
родной партии одобрять. Но тут вопрос кровный. Тут все руки вверх не бу-
дут тянуть.
   - Кто за? - повторяет председатель.
   А зал молчит. Ни одна рука вверх не поднялась. Просчитался  председа-
тель. Не так вопрос поставил. Сережку, зятя председателева, нельзя посы-
лать, значит. Махнул он рукой: сами тогда решайте. Опять шум и крик. Все
с мест повскакивали. Снова все недовольны.
   А я в углу сижу. О чем люди спорят, никак в толк не возьму. Те  мужи-
ки, что в прошлые годы арбузами торговать ездили, уверяют всех, что  ра-
бота эта опасна: шпана на базаре зарезать может. Если ошибешься в расче-
тах, милиция арестует или придется потом с колхозом своими  собственными
деньгами рассчитываться. Но странное дело, ни один из них, раньше торго-
вавших, вроде бы и не очень упирается, если его на эту опасную  неблаго-
дарную работу вновь выдвигают. Зато все остальные сразу ногами топают  и
кричат, что он мошенник и плут, что от него только убыток колхозу.
   Опять же странно, если работа опасная и неблагодарная, отчего  его  и
не сунуть на эту работу вместо себя. Но нет. Не пускает колхозное собра-
ние ни одного из названных.
   Все новых кандидатов называют. И все так же  решительно  собрание  их
отклоняет. Чудеса. Нет бы первого, кого председатель назвал,  и  послать
на это проклятое место. Всем бы облегчение. Так нет же, никому не хочет-
ся посылать туда ни врага своего, ни друга, ни соседа.  Такое  впечатле-
ние, что каждый сам туда норовит попасть, да другие его  не  пускают:  а
коли я туда не попал, так и тебя не пущу.
   Спорили, спорили, утомились. Всех перебрали. Всех отклонили.
   - Кого ж тогда? Витьку Суворова, что ли? Мал еще.
   Но мужики на этот счет другое мнение имели. Я им не равен ни по  воз-
расту, ни по опыту, ни по авторитету, для мужиков вроде бы как никто.  И
послать меня - означало для них почти то же самое, что не послать  нико-
го. Пусть Витька едет, рассуждал каждый, лишь бы мой враг туда не попал.
Так и порешили. Проголосовали единогласно. Председатель и даже зять  его
Сережка-и те руки вверх подняли.
   Привезли меня в город два лохматых мужика в три часа ночи. Вместе  мы
арбузы разгрузили, уложили их в деревянный короб у зеленого дощатого на-
веса, в котором мне предстояло проработать шестнадцать дней  и  проспать
пятнадцать ночей.
   В пять утра базар уже гудел тысячами голосов. Мужики давно уехали,  а
я один со своими арбузами остался. Торгую.  Из-за  прилавка  не  выхожу.
Стесняюсь. Ноги босые, а в городе никто так не ходит.
   Торгую, судьбу проклинаю. Еще меня никто и резать  не  собирается,  а
жизнь уж в моих глазах меркнет. Арбузы у меня отменные. Очередь  у  при-
лавка огромная. Все кричат, как на колхозном собрании. А я считаю.  Цена
моим арбузам - 17 копеек за килограмм. Это государственная цена,  откло-
ниться от нее - в тюрьму посадят. Считаю. Математику я любил. Но  ничего
у меня не получается. Весит, допустим, арбуз 4 кг 870 граммов,  если  по
17 копеек за килограмм брать, то сколько такой арбуз стоит? Если б толпа
не шумела, если б та баба жирная меня за волосья ухватить  не  норовила,
то я мигом бы сосчитал. А так ни черта не получается. Ни  карандаша,  ни
бумажки с собой нет. Откуда знать было, что потребуется?
   Толстые женщины в очереди злятся на медлительность, напирают на  при-
лавок. Те, что уже купили, в сторонке сдачу подсчитывают, снова  к  при-
лавку подбегают, кричат, милицию вызвать грозятся. А арбузы  самые  раз-
ные, и вес у них разный, и цена разная, а копейка на  доли  не  делится.
Вспомнил я слова мужиков на собрании: просчитаешься,  потом  с  колхозом
своими деньгами расплачиваться будешь. А откуда у меня свои  деньги?  Ни
черта у меня не получается. Я толпе кричу, что  закрываю  торговлю.  Тут
меня чуть не разорвали. Уж больно арбузы хорошие.
   А напротив меня в лавочке старый еврей с косматыми белыми бровями си-
дит. Шнурками торгует. Смотрит он на меня, морщится, как от зубной боли.
Невыносимо ему на эту коммерцию смотреть. То отвернется, то глаза к небу
закатит, то на пол плюнет.
   Долго он так сидел, мучился. Не выдержал. Закрыл лоточек свой,  встал
со мной рядом и давай торговать. Я ему арбузы кидаю, на которые он длин-
ным костлявым пальцем указывает, и пока успеваю я арбуз из  кучи  выхва-
тить, он предыдущий на лету ловит, взвешивает, подает, деньги принимает,
сдачу отсчитывает, мне на следующий пальцем тычет, да  еще  и  улыбаться
всем успевает. Да и тычет не на всякий арбуз, а с понятием: то  меня  на
самый верх кучи гонит, то к основанию, то с другой стороны кучи забежать
мне приходится, то обратно вернуться. А он всем улыбается. Ему все  улы-
баются, Все его знают. Все ему кланяются. "Спасибо, дядя Миша", -  гово-
рят.
   За час он всю  очередь  пропустил.  А  куча  наполовину  уменьшилась.
Только мы с очередью управились, он мне кучу денег вывалил:  трешки  мя-
тые, рубли рваные, коегде и пятерки попадаются. Мелочь звенящую  он  от-
дельной кучкой сложил, сдачу чтоб давать.
   - Вот, - говорит, - выручка твоя. В правый карман ее положи, тут дос-
таточно, чтобы с твоим колхозом за сегодня рассчитаться. А все, что  се-
годня еще выручишь, смело в свой левый карман клади.
   - Ну, дядя Миша, - говорю, - век не забуду!
   - Это не все, - говорит. - Это я только практику преподал,  а  теперь
теорию слушай.
   Принес он лист бумаги. Написал цены на нем: 1 кг17 копеек, 2 кг-34...
и так до десяти. Но с килограммами у меня проблемы не было,  с  граммами
проблема. Вот и их он отдельным столбиком пишет: 50, 100, 150...
   - Копейка на доли не делится, поэтому за 50 граммов можно  ничего  не
взять, а можно взять целую копейку. И так правильно, и так. За сто грам-
мов можешь взять одну копейку, а можешь две копейки  взять.  С  хорошего
человека всегда бери минимум, а с нормального человека всегда бери  мак-
симум.
   Быстро он мне цены пишет... 750 - минимум 12 копеек, максимум-13.
   - Как же вы, дядя Миша, так считаете быстро?
   - А я не считаю, я просто цены знаю.
   - Черт побери, - говорю, - цены же меняются!
   - Ну и что, - говорит, - если завтра тебе по 18 копеек прикажут  про-
давать, значит, например за 5 килограммов 920 граммов можно взять  мини-
мум рубль и шесть копеек, а максимум - рубль и восемь копеек. Граммы то-
же округлять нужно для хорошего человека в сторону минимума, а для  нор-
мального-в сторону максимума. Хорошему  человеку  хороший  арбуз  давай.
Нормальному человеку - нормальный.
   Как хороший арбуз от нормального отличить - я знаю. У хорошего арбуза
хвостик засушен, а на боку желтая лысинка. А вот как  хороших  людей  от
обычных отличить? Если спрошу, ведь он смеяться будет.  Вздохнул  я,  но
ведь и мне когда-то ума набираться надо, - и спросил его...
   От этого вопроса он аж присел. Долго вздыхал он., головой качал, глу-
пости моей удивлялся.
   - Заприметь хозяек из окрестных домов, тех,  которые  у  тебя  каждый
день