тоже традиция.  Я
отказаться должен. Дважды. А на третий раз должен приглашение принять  и
Кравцову место указать справа от себя. Все остальные сами  рассаживаются
по старшинству: заместители Кравцова, начальники отделов, их  заместите-
ли, дотай" стершие групп, ну, и все прочие.
   Бутылки на стол расставлять должен самый молодой  из  присутствующих.
Это Толя Батурлин - лейтенант из "инквизиции", из группы переводчиков то
есть. Добрый парень. Но работу свою серьезно делает. Традиция  запрещает
ему сейчас улыбаться. Все остальные тоже серьезны. Не положено сейчас ни
улыбаться, ни разговаривать. И вопросы не положено задавать,  отчего  во
главе стола старший лейтенант сидит. Ясно всем, почему холодные  бутылки
расставляют, но неприлично о них говорить и о причине их появления - то-
же. Сиди да помалкивай степенно.
   Бутылки Толик из ручья носит. Они там аккуратной горкой в ледяной во-
де сложены. Играет вода на прозрачном стекле, журчит да пенится.
   - Где ж твой сосуд? - так спросить положено.
   - Вот он. - Подаю Кравцову большой граненый стакан. Наливает  Кравцов
стакан по ободок прозрачной влагой. Передо мной ставит.  Аккуратно  ста-
вит. Ни одна капля пролиться не должна.
   Но и стакан полным быть должен. Чем полнее, тем  лучше.  Молчат  все.
Вроде бы и не интересует их происходящее. А Кравцов  достает  из  коман-
дирской сумки маленькую серебристую звездочку и осторожно ее в мой  ста-
кан опускает. Чуть слышно та звездочка звякнула, заиграла на дне  стака-
на, заблестела.
   Беру я стакан, эх, не плеснуть бы, к губам несу. Губы навстречу  ста-
кану тянуть не положено, хотя так и подсказывает природа отхлебнуть  са-
мую малость, тогда и не прольешь ни капли. Выше и выше свой стакан  под-
нимаю. Вот солнечный луч ворвался в ледяную жидкость и рассыпался искра-
ми многоцветными. А вот теперь от солнца стакан  нужно  чуть  к  себе  и
вниз. Вот он и губ коснулся. Холодный. Потянул я огненный  напиток.  До-
нышко стакана выше и выше. Вот звездочка на дне шевельнулась и  медленно
к губам скользнула. Вот и коснулась губ она. Офицер звездочку свою новую
как бы поцелуем встречает. Звездочку чуть-чуть  губами  придержал,  пока
огненная влага из стакана в душу мою журчала. Вот и все. Звездочку я ос-
торожно левой рукой беру и вокруг себя смотрю: стакан-то  разбить  надо.
На этот случай на мягкой траве чьей-то заботливой рукой  большой  камень
положен. Хрястнул я тот стакан о камень, звонкие осколки  посыпались,  а
звездочку мокрую полковнику Кравцову подаю. Кравцов на моем правом пого-
не маленькой командирской линеечкой место вымеряет. Четвертая  звездочка
должна быть прямо на красном просвете, а центр ее должен отстоять на  25
миллиметров выше предыдущей. Вот она, мокрая, и встала  на  свое  место.
Теперь мое время закусить, запить, огурчиком водочку осадить.
   - Где ж твой стакан? - так спросить положено.
   Два плеча. Два погона. Значит, и две звездочки. Значит, и два  стака-
на... в начале церемонии.
   Подаю я второй стакан. Снова в нем огненно-ледяная жидкость заиграла.
Снова до краев.
   Встал я. Стоя пить легче. Встать разрешается. Никто тут не  возразит.
Можно было и первый стакан стоя пить. Традиция  этому  не  препятствует.
Лишь бы стаканы полными были. Лишь бы не ронял офицер драгоценные  брил-
лиантовые капли.
   Сверкнула вторая звездочка-красавица в водочном потоке. Пошла  огнен-
ная благодать по душе. Зазвенели осколки битые. Вот и на  втором  погоне
мокрая да остроконечная появилась. Теперь Кравцов себе наливает. До кра-
ев. И каждый в тишине сам себе льет. Своя рука - владыка.  Лей,  сколько
хочешь. Если Витю Суворова уважаешь, так полный стакан лей. А уж коли не
уважаешь, лей сколько знаешь. Только пить до дна.
   - Выпьем... - смиренно предлагает полковник.
   Не положено атакую минуту говорить, за что пьем. Выпьем  и  все  тут.
Пьют все медленно да степенно. Все до дна пьют. Только я не пью.  Теперь
мое право на каждого смотреть. Кто сколько налил себе. Кто  полный  ста-
кан, а кто на две трети. Но полные у всех были. А  теперь  вот  сухие  у
всех. Теперь мне и улыбнуться можно. Не широко. Ибо по  традиции  я  все
еще старший лейтенант, хотя приказ вчера был, хотя  сегодня  мне  уже  и
звезды новые на погоны повесили.
   Вот и Кравцов допил. Чуть водичкой запил. Теперь фраза  должна  риту-
альная последовать.
   - Нашего полку прибыло!
   Вот именно с этого момента считается, что офицер  повышение  получил.
Вот только с этого момента - я капитан.
   Закричали все, зашумели. Улыбки у всех.  Пожелания-поздравления.  Те-
перь все говорят. Теперь смеются все. Теперь церемонии кончились. Теперь
традиции побоку. Пьянка офицерская начинается. И если правда в вине,  то
быть ей сегодня всецело на нашей стороне. Беги, Толик,  к  ручью.  Беги,
Толик. Ты моложе всех. Будет, Толик, и твое время. Будет праздник  и  на
твоей улице. Будет обязательно.
 
   10.
 
   Жара. Пыль. Песок на зубах хрустит. Степь от горизонта до  горизонта.
Солнце белое, жестокое и равнодушное бьет безжалостно в глаза, как лампа
следователя на допросе. Редко-редко где  уродливое  деревце,  изломанное
степными буранами, нарушает пугающее однообразие.
   Добрый человек, плюнь, перекрестись да возвращайся домой. Нечего тебе
тут делать. А мы, грешные, пойдем  вперед,  туда,  где  выжженная  степь
вдруг обрывается крутым берегом грязного Ингула, туда,  где  в  дрожащем
мареве столпились скелеты караульных вышек, туда, где десятки рядов  ко-
лючей проволоки безнадежно опутали чахлые рощицы. Деревца тощие.  Листья
серые под толстым слоем пыли. Может, вышки-то не караульные? Может, гео-
логи? Может, нефть? Какая, к черту, нефть? Вышки с прожекторами и с  пу-
леметами. Много вышек. Много прожекторов. Много пулеметов.  Ну,  значит,
не ошиблись мы. Значит, правильный путь держим.  Верной  дорогой  идете,
товарищи! Сюда нам.
   Желтые Воды. Будет время - и будет это название звучать так же страш-
но, как Хатынь, Освенцим, Суханове, Бабий Яр, Бухенвальд, Кыштым. Но  не
наступило еще то время. И потому,  услышав  это  страшное  название,  не
вздрагивает обыватель. Не коробит его от этого названия,  и  мурашки  по
коже не бегут. Да и не только у обывателя это название никаких  ассоциа-
ций не вызывает, но и у зеков, которых  бесконечной  колонной  гонят  со
станции к вышкам. Рады многие: "Не Колыма, не Новая Земля. Украина, черт
побери, живем, ребята!" И не скоро узнают они, а может, и никогда не уз-
нают, что Центральный Комитет имеет прямую связь с директором "глинозем-
ного завода", на котором им предстоит работать. Не  положено  им  знать,
что из Центрального Комитета каждый день звонят большие  люди  директору
завода, производительностью интересуются. Важен завод, важнее  Челябинс-
кого танкового. И не очень вам, ребята, повезло, что гонят вас  сюда.  И
не радуйтесь пайке жирной и щам с мясом. Того, у кого зубы начнут  выпа-
дать да волосы, заберут в другое место. Того, кто догадается, что тут за
глинозем, - тоже быстро заберут. А уж если вы все там в лагере взбунтуе-
тесь, то охрана в Желтых Водах надежная, а если нужно, то и мы  поможем.
Имейте в виду, рядом с вами  соседствует  самый  большой  учебный  центр
Спецназа. С этим не играйте. Лучше уж подыхайте понемногу,  не  рыпаясь,
на... глиноземном заводе".
 
   11.
 
   Пыль. Жара. Степь. Мы прыгаем. Мы много прыгаем. С больших  высот.  С
малых высот. Со сверхмалых. Мы прыгаем в два потока с АН-12 и  в  четыре
потока с Ан-22, А вы себе можете представить выброску в  четыре  потока?
Ни хрена вы не представляете! Только тот, кто прыгал, тот знает, что это
такое. Мы прыгаем днем и ночью.
   Желтые Воды-это Европа. Желтые Воды-это у самого Кировограда. Но  ле-
том тут всегда душно и засушливо. Лето знойное и безоблачное. Тут нелет-
ной погоды не бывает. И оттого со всех концов страны сюда собираются ро-
ты, батальоны, полки и бригады Спецназа и бросают их тут от июня до сен-
тября. Боже, пошли ливень! Пусть раскиснет проклятый аэродром.  Он  кре-
пок, как гранит, но это просто глина, и не надо его бетонировать. Солнце
забетонировало его лучше всякого технолога. Ну, пошли же  ливень!  Пусть
он раскиснет. Мы все тебя. Боже, просим. Много нас тут. Тысячи.  Десятки
тысяч. Ну, пошли же ливень!
 
   12.
 
   Гроза надвигается, как мировая революция: лениво и неуверенно.  Пере-
сохла степь. Гонит ветер пыльные смерчи. Затянуло горизонт  чернотой,  и
блещет небо вдали. Далеко-далеко громыхает слабо  гром.  Но  нет  дождя.
Нет. АХ, как бы я подставил лицо крупным каплям теплой летней грозы.  Но
не будет ее. Будет и завтра изнуряющий зной, будет горячий ветер с  мел-
кими песчинками. Будет бескрайняя выжженная степь. И пересохшими глотка-
ми мы будем орать "Ура!" Вот как сейчас орем. От края и до края взлетной
полосы построен цвет Спецназа. Чуть колышется море запыленных  выцветших
голубых беретов.
   - СМИРНО! ДЛЯ ВСТРЕЧИ СПРАВА! НА... КАРАУЛ!!!
   Грянул встречный марш. И вот уж не надо мне ни воды, ни дождя.  Понес
меня марш на крыльях. Вдали показалась машина с  огромным  маршалом.  И,
увидев его, взревел первый батальон "Ура!", и покатилось солдатское при-
ветствие по рядам: "А-а-а-а!" Наверное,  с  таким  воплем  вставали  ба-
тальоны в атаку. Ура-а-а-а!
   - Товарищ маршал Советского Союза, представляю сводный корпус  специ-
ального назначения для проведения строевого смотра  и  марш-парада.  На-
чальник 5-го Управления генерал-полковник Петрушевский.
   Глянул маршал на бесконечные ряды диверсантов, улыбнулся.
   Генерал Петрушевский свое воинство представляет:
   - 27-я бригада Спецназ Белорусского военного округа!
   - Здравствуйте, разведчики! - рявкнула маршальская глотка.
   - ЗДРАВ... ЖЛАВ... ТОВ... СОВ... СОЮЗ...! -  рявкнула  в  ответ  27-я
бригада.
   - Благодарю за службу!
   - СЛУЖ... СОВ... СОЮЗУ!!! - рявкнула 27-я.
   - 3-я морская бригада Спецназ Черноморского флота!
   - Здравствуйте, разведчики!
   - ЗДРАВ... ЖЛАВ...
   - 72-й отдельный учебный батальон Спецназ!
   - ЗДРАВ... ЖЛАВ...
   - 13-я бригада Спецназ Московского военного округа!
   - 224-й отдельный батальон Спецназ 6-й гвардейской танковой Армии!
   Кричит маршал приветствия, и эхо радостно гонит слова  его  за  гори-
зонт: БЛАГОДАРЮ ЗА СЛУЖБУ! СЛУЖБУ! СЛУЖБУ!!!
   Суров и строг церемониал военных парадов. И радостен, Не зря придума-
ны смотры. Ах, не зря! Машина генерала Петрушевского идет правее и  чуть
сзади маршальской машины. Что блестит в глазах  генеральских?  Гордость!
Конечно, гордость. Полюбуйся, маршал, на моих молодцов. Разве  хуже  они
головорезов Маргелова? Ах, не хуже! Нет, не хуже.
   - 32-я бригада Спецназ Закавказского военного округа!
   - Здравствуйте, чудо-богатыри!
   - ЗДРАВ... ЖЛАВ...!!!
   Нет конца аэродрому. Нескончаемой стеной стоит Спецназ.
   - Благодарю за службу!
   После каждых крупных учений по традиции строят войска для общей  про-
верки. Традиции этой сотни лет. Так после  сражения  полководец  собирал
оставшихся, считал потери, поздравлял  победителей.  Грандиозные  учения
завершены. И только тут, на бескрайнем поле, когда все участники собраны
вместе, можно представить невероятную мощь 5-го Управления ГРУ.  А  ведь
не все еще тут.
   - 703-я отдельная рота Спецназ 17-й Армии!
   А ведь едет маршал вдоль рядов и, несомненно, мысль его  терзает,  на
кого же всю эту рать с цепи спустить? На Европу? На Азию?  А  может,  на
товарищей по Политбюро?
   Ну что же ты, маршал? Чего медлишь? Мы тут все свои. Злые мы все. Ну,
спусти с цепи. Всю Россию кровью зальем. Только  команду  дай.  Не  всех
убивать, конечно, будем, не всех. Если у кого  дача  большая  да  машина
длинная, тех мы не тронем. Это не грех иметь  дачу  да  длинную  машину.
Тех, кто о социальной справедливости говорит, мы тоже  не  тронем.  Грех
это, но не очень большой. Заблуждаются люди, что с них возьмешь, с  юро-
дивых? Убивать мы, маршал, только тех будем, кто эти  две  вещи  воедино
объединяет: кто о социальной справедливости болтает да на длинной машине
ездит. Тех, как бешеных собак, на фонари, на столбы телеграфные. От них,
маршал, все беды на нашу землю сыплются, от них. Ну, спусти  цепь,  мар-
шал! Эх, маршал. Ведь если не ты, так последователь твой спустит Спецназ
с цепи. Спустит. Будь уверен. Много будет крови. Чем дольше тянуть буде-
те, тем больше потом крови будет. Но-будет! Будет! Ура-а-а-а-а! Ура!
   Катится рев по полю. Катится в дальних балках, без дождя  пересохших,
лает эхо нашего рева.
   - А поработаем, ребята? - вопрошает маршал.
   - А-а-а-а-а! - ревет Спецназ восторженно в ответ.
   Поработаем значит. Поработаем.
 
   13.
 
   Мы работаем. Мы работаем дни и ночи. И уже не различаешь дней  и  но-
чей. Все несется серым колесом. Прыжки дневные. Прыжки ночные. Прыжки со
сверхмалой. Прыжки со средних высот. Прыжки с катапультированием, но это
не для всех. Прыжки из стратосферы, это тоже для  избранных.  Соревнова-
ния. Соревнования. Соревнования. И снова прыжки. Горькая пыль на  губах.
Красные глаза. Злость наружу просится. Иногда апатия полная. И уже укла-
дываем парашюты свои без трепета. Скорей бы  сложить  да  поспать  минут
тридцать. Может, проверить укладку еще раз? Да ну ее на... Учебные  бои.
Напалм. Собаки. МВД. КГБ. Опять стрельбы и опять прыжки.
   А смерть рядом с нами ходит. Нет, никого она под свои  черные  крылья
не прибрала. Но рядом старуха. Не дремлет. В 112-м  отдельном  батальоне
новый парашют проверяют. Д-1-8. Плохой парашют. Боятся его спецназы.  Не
хотят на Д-1-8 прыгать. Что-то не так в нем. На каждые сто прыжков мини-
мум один перехлест приходится. Тут и конструктор парашюта и  испытатели.
Объясняют, что уложили мы не так, хранили не так. Ну вас  всех  на...  а
гробиться нашему брату. Старшина из 112-го батальона прыгал,  перехлест-
нуло ему стропы через купол, он их стропорезом полоснул. Хорошо  призем-
лился. Мягко. А ему шутки на земле: надо ж было  не  с  маху  полосовать
стропы, а найти, где они шелковой ниточкой сшиты, да ниточку аккуратно и
распустить. А старшина после прыжка такого совсем шуток не понимает.  Да
матом шутников. И конструктора заодно.
   Рядом с нами смерть. Вон за теми заборами. Желтые Воды рядом. Концла-
геря. Уран. А значит, и смерть. Не тут ли каждый начальник себе  "кукол"
да "гладиаторов" подбирает? Запретные зоны. Вышки сторожевые. Вышки  па-
рашютные. Все рядом. Концлагерь и мы. Зачем это? Чтобы нас пугать? А мо-
жет, еще какая причина есть держать главный учебный центр Спецназа рядом
с урановыми рудниками? Рядом с концлагерями. Рядом со смертью.
 
   14.
 
   И опять прыжки. "Капитан Суворов. Этот парашют я укладывал сам". Опе-
рация первая. Закрепили вершину купола "этот парашют я  укладывал  сам".
Готовы? Попрыгали. Вперед. Вперед. "Генерал-майор Кравцов. Этот  парашют
я укладывал сам". Я долго тупо смотрю на расписку моего соседа,  который
закончил укладку. Что-то в этой надписи мне непонятно. Что-то не так. Но
тупые мозги у меня. Недосып. Я  мучительно  напрягаю  свое  сознание,  и
вдруг меня озаряет:
   - Товарищ генерал!
   - Тихо, не шуми. Да, Витя. Да. - И он смеется. - Только  не  шуми.  Я
уже 32 часа как генерал. Ты первый сообразил.
   - Поздравляю вас...
   - Спасибо.
   - Много вам звезд...
   - Да не шуми ты. Пить потом будем. Не время сейчас. Ах,  черт.  Замо-
тался я совсем. Ты-то свой парашют уложил?
   - Оба, товарищ генерал.
   - Сдай их оба.
   - Есть сдать. - И, предчувствуя что-то,  вопреки  уставам,  я  лишний
вопрос задал: - Я не прыгаю сегодня?
   - Ты никогда больше прыгать не будешь.
   - Ясно. - Хотя ничего мне не ясно.
   - Вызывают тебя в Киев. А там, наверное, в Москву.
   - Есть.
   - О вызове ни с кем не болтать. При оформлении документов в  строевом
отделе скажешь, что вызов из 10-го главного управления Генерального шта-
ба.
   - Есть, - рявкнул я.
   - Тогда до свидания, капитан. И успехов тебе.
 
   15.
 
   - Капитан, есть предварительное решение Генерального штаба  забросить
тебя в тыл противника для выполнения особого задания, - незнакомый гене-
рал измерил меня тяжелым взглядом. - Сколько времени надо на подготовку?
   - Три минуты, товарищ генерал.
   - Почему не пять? - Он впервые улыбнулся.
   - Мне только в туалет сбегать, три минуты достаточно. -  И,  понимая,
что мою шутку он может не оценить, я добавил: - Всю ночь меня сюда в ав-
тобусе везли, там никакой возможности не было.
   - Николай Герасимович, - обратился генерал к кому-то, - проводите ка-
питана.
   Через две с половиной минуты я вновь стоял перед генералом.
   - Теперь готов?
   - Готов, товарищ генерал.
   - Куда угодно?
   - В огонь и в воду, товарищ генерал.
   - И тебя не интересует - куда?
   - Интересует, товарищ генерал.
   - Если бы мы решили тебя готовить к выполнению  задачи  очень  долго.
Например, пять лет. Как бы ты отнесся к этому?
   - Положительно.
   - Почему?
   - Это означает, что задание будет действительно  серьезным.  Это  мне
подходит.
   - Что ты, капитан, знаешь о Десятом главном  управлении  Генерального
штаба?
   - Оно осуществляет поставки вооружения всем, кто борется за  свободу,
готовит командиров для национально-освободительных движений,  направляет
военных советников в Азию, Африку, на Кубу...
   - Как бы ты отнесся к предложению стать  офицером  Десятого  главного
управления?
   - Это была бы высшая честь для меня.
   - Десятое главное управление направляет советников в страны с  жарким
влажным и с жарким сухим климатом. Что бы ты предпочел?
   - Жаркий влажный.
   - Почему?
   - Это Вьетнам, Камбоджа, Лаос. Там воюют. А  в  жарком  сухом  сейчас
прекращение огня...
   - Ты ошибаешься, капитан. Воюют всегда  и  везде.  Перемирия  никогда
нигде нет и не будет. Война идет постоянно. Открытая война иногда преры-
вается, но тайная никогда. Мы рассматриваем вопрос об отправке  тебя  на
войну. На тайную войну.
   - В КГБ?
   - Нет.
   - Разве бывает тайная война без участия КГБ?
   - Бывает.
   - И эту войну ведет Десятое главное управление?
   - Нет, ее ведет Второе главное управление Генерального штаба  -  ГРУ.
Для прикрытия своего существования ГРУ использует разные организации,  в
том числе и Десятое главное управление. Тебя, капитан,  мы  отправим  на
экзамены в тайную академию ГРУ, но все будет организовано так, как будто
ты становишься военным советником. Десятое главное управление - это твое
прикрытие. Все документы будут оформляться только в Десятом главном  уп-
равлении. Это управление вызовет тебя в Москву, а там мы  тайно  заберем
тебя к себе сдавать экзамены...
   - А если я экзаменов не сдам?
   Он брезгливо фыркнул:
   - Тогда мы тебя и вправду отдадим в Десятое главное управление, и  ты
действительно станешь военным советником. Они тебя возьмут, ты  им  нра-
вишься. Но ты и нам нравишься. Мы уверены, что ты наши  экзамены  сдашь,
иначе мы бы с тобой сейчас не беседовали.
   - Все ясно, товарищ генерал.
   - А коль так, необходимо выполнить некоторые формальности.
   Он извлек из сейфа хрустящий, как новенький червонец, лист  бумаги  с
гербом и грифом "Совершенно секретно".
   - Прочитай и подпиши.
   На листе двенадцать коротких пунктов. Каждый начинается словом  "зап-
рещается" и завершается грозным предупреждением: "карается высшей  мерой
наказания". А заключение гласит: "Попытка разглашения данного  документа
или любой его части карается высшей мерой наказания".
   - Готов?
   Вместо ответа я только кивнул. Он придвинул мне ручку. Я подписал,  и
лист исчез в недрах сейфа.
   - До встречи в Москве, капитан.
 
   16.
 
   Сдав дела совсем молоденькому старшему лейтенанту, я  предстал  перед
своим теперь уже бывшим командиром:
   - Товарищ генерал, капитан Суворов. Представляюсь по случаю  перевода
в Десятое главное управление Генерального штаба.
   - Садись.
   Сел.
   Он долго смотрит мне в лицо. Я выдерживаю его пристальный взгляд.  Он
подтянут и строг,