и он не улыбается мне.
   - Ты, Виктор, идешь на серьезное дело. Тебя забирают в Десятку, но  я
думаю, это только прикрытие. Мне кажется, что тебя заберут куда-то выше.
Может быть, даже в ГРУ. В Аквариум. Просто они не имеют  права  об  этом
говорить. Но вспомни мои слова - приедешь в Десятое главное, а тебя  за-
берут в другое место. Наверное, так оно и будет. Если мой анализ  проис-
ходящего правильный, то тебя ждут очень серьезные экзамены. Если ты  хо-
чешь их пройти, то будь самим собой всегда. В тебе есть что-то  преступ-
ное, что-то порочное, но не пытайся скрывать этого.
   - Я не буду этого скрывать.
   - И будь добрым. Всегда будь добрым. Всю жизнь. Ты обещаешь мне?
   - Обещаю.
   - Если тебе придется убивать - человека, будь  добрым!  Улыбайся  ему
перед тем, как его убить.
   - Я постараюсь.
   - Но если тебя будут убивать - не скули и не плачь. Этого не простят.
Улыбайся, когда тебя будут убивать. Улыбайся палачу. Этим  ты  обессмер-
тишь себя. Все цавно каждый из нас когда-нибудь подохнет. Подыхай  чело-
веком, Витя. Гордо подыхай. Обещаешь?
   На следующий день зеленый автобус доставил группу офицеров на пустын-
ную железнодорожную станцию, где формировался воинский эшелон.
   Всех их вызывало в Москву  Десятое  главное  управление  Генерального
штаба.
   Всем им предстояло стать военными советниками во Вьетнаме, в  Алжире,
Йемене, Сирии, Египте. В этой группе находился и я.
   Для всех моих друзей, коллег, начальников и подчиненных с  этого  мо-
мента я перестал существовать. Пункт первый документа, который я  подпи-
сал, запрещал мне любые контакты со всеми людьми, которых я знал в прош-
лом.
 
   * ГЛАВА VI *
 
   1.
 
   Мать-Россия, ты машешь мне детской рукой с железнодорожной насыпи, ты
открываешь передо мной свои необозримые дали. Осинки,  березки,  елочки,
разграбленные церкви, девочки на сенокосе, заводские трубы и опять  дети
на насыпи. Они машут мне вслед и улыбаются мне. Мосты, мосты. Десна-река
прогрохотала стальными пролетами. Конотоп. Брянск. Калуга. Стучат колеса
на стыках. Тук. Тук. Тук. Шумит вагон. В вагоне у нас пьянка.  В  вагоне
все свои. Эшелон воинский. Чужих нет. В вагоне только военные советники.
Будущие. И пьют обитатели вагона за свое будущее. За Десятое главное уп-
равление. За генерал-полковника Окунева. Пошла бутылка новая  по  кругу.
Пей, капитан! За звезду! Больших звезд тебе, капитан! Спасибо, майор,  и
тебе тоже! Глаза горят. Глаза у всех горят. Мы все мальчишки, помешанные
на войне. Разве мы шли в училища ради того, чтобы проверять, как у  сол-
дат сапоги вычищены? Нет, мы шли в училища как романтики  войны.  И  вот
они, счастливцы, которым Десятое главное управление дает  такую  возмож-
ность. За Десятку, братцы! За Десятку!
   Много нас в вагоне. Артиллерия, летчики, пехота, танкисты,  Еще  день
назад мы не знали друг друга. Но все мы уже друзья. И снова  бутылка  по
кругу. За вас, ребята, за вашу удачу. За ваши звезды.  А  куда  же  меня
черти несут? В моих документах числится Куба, но это только потому,  что
в группе нет никого другого на Кубу, Тут очень много в Египет,  много  в
Сирию. Некоторые во Вьетнам. Если бы был кто-то действительно  на  Кубу,
то мне придумали бы что-то другое. Кравцов, конечно, догадывается, пред-
полагает, что Куба - только маскировка.
   Но ничего толком не знал и он. Кравцов. Генерал. Я видел его  генера-
лом. Но он был в запыленном комбинезоне и в голубом  выгоревшем  берете,
такой же, как все, ничем не отличимый от  солдат  Спецназа.  Я  стараюсь
представить его в настоящей генеральской форме с золотыми погонами и ши-
рокими лампасами. Но это не удается. Я  представляю  его  всегда  только
так, как в момент нашей самой первой встречи: в чистенькой  гимнастерке,
с погонами подполковника, с лицом молоденького  капитана.  Успехов  вам,
генерал.
 
   2.
 
   Красная Пресня - самый мощный военный железнодорожный узел мира. Эше-
лоны. Эшелоны. Эшелоны. Тысячи людей. Все за высокими заборами. Все  под
слепящим светом прожекторов. Эшелоны с танками в Германию. Эшелоны с но-
вобранцами в Чехословакию. Лязг и грохот. Маневровые тепловозы формируют
составы. На Дальний Восток эшелон с пушками.  Вот  какие-то  контейнеры.
Охрана вокруг, как вокруг Брежнева. Склады. Склады. Склады.  Погрузка  и
разгрузка. Эшелон демобилизованных солдат из Польши. И тут  же  тюремные
вагоны. Окна узкие и длинные. Окна закрашены белой краской. Окна  в  ре-
шетках. Красная Пресня - это не только военный  центр,  это  пересыльная
тюрьма. Солдаты с овчарками. Красные погоны.  Тюремный  эшелон  медленно
уходит в зону. Ворота огромные,  стальные.  Колючая  проволока.  Голубой
слепящий свет. Тюремные эшелоны. В Бодайбо. В Череповец. В Северодвинск,
В Желтые Воды. Огромные серые блоки военного пересыльного пункта. Группа
советников в Южный Йемен! Пройдите в блок Б, комната  217.  Советник  на
Кубу! Я. Капитан Суворов? Да. Следуйте за мной. Молодой  стройный  майор
ведет меня мимо каких-то длинных заборов и штабелей из  зеленых  ящиков.
Сюда, капитан. В небольшом дворике нас ждет санитарная машина с красными
крестами. Пожалуйста, капитан. Дверь захлопнулась за мной, и машина тро-
нулась. Пару раз она останавливалась - наверное, проверка при выходе  из
запретной зоны, И вот меня везут по Москве. Я знаю, что везут не по пря-
мой дороге, а по улицам большого города. Машина часто поворачивает и по-
долгу стоит у светофоров на перекрестках. Но это только мои  предположе-
ния. Видеть я ничего не могу - окна в салоне матовые, как в тюремном ва-
гоне.
 
   3.
 
   Удельное давление на грунт американского танка М-60?  Какие  противо-
танковые ракеты вам больше нравятся: американские или французские? Поче-
му? Почему винтовые лестницы в замках закручиваются снизу влево вверх, а
не снизу вправо вверх? Почему у телеги передние колеса маленькие, а зад-
ние большие? Что такое "три линии"? Почему в русской винтовке Мосина на-
резы идут слева вверх направо, а в японской винтовке  Арисака  наоборот?
Каковы принципиальные недостатки роторного  двигателя  Винкеля?  Сколько
весит ведро ртути? Какой тип женщин вам нравится? Сколько номеров журна-
ла "Огонек" выпускается в год? Кто первым применил "вертикальный охват"?
Что означает буква "Л" в названии советского истребителя-бомбардировщика
"СУ-7 БКЛ"? Если бы вам приказали модернизировать американский стратеги-
ческий бомбардировщик Б-58, какие параметры вы улучшили бы в первую оче-
редь? Почему на германских танках "Пантера" была использована  шахматная
подвеска? В советской мотострелковой дивизии 257 танков. По вашему  мне-
нию, это количество нужно уменьшить или увеличить? На  сколько?  Почему?
Как это повлияет на организацию снабжения дивизии? Вопросы сыплются один
за другим. Времени на обдумывание никакого. Только задумался  -  следует
новый вопрос. Кто такой Чехов? Это снайпер из 138-й  стрелковой  дивизии
62-й армии. А Достоевский? Странные вопросы. Кто не знает  Достоевского?
Николай Герасимович Достоевский -  генерал-майор,  начальник  штаба  3-й
ударной Армии. Они смеются. Это, капитан, немного не то, чего мы  хотим,
но твои ответы мы принимаем. Они тебя характеризуют очень ярко. Если  мы
иногда смеемся, не смущайся. А разве я когда-нибудь смущался?
 
   4.
 
   Мне кажется, что мне задали миллион вопросов. Но  позже  я  прикинул,
что их было где-то около пяти тысяч: 50 вопросов  в  час,  17  часов,  6
дней. На некоторые вопросы приходится отвечать 5, а то и  10  минут.  На
другие уходят секунды. Иногда вопросы повторяются. Иногда один и тот  же
вопрос быстро повторяется несколько раз.  Не  надо  нервничать.  Отвечай
быстрее. Не вздумай врать, не вздумай хитрить. Итак,  сколько  водки  вы
можете выпить за один раз? Вот фотографии десяти женщин. Какая вам  нра-
вится больше всех? 262 умножить на 16. Скорее. В уме. Это не очень труд-
но. Нужно сначала 262 умножить на десять, потом прибавить половину того,
что получилось, потом еще 262. Экзаменатор смотрит в упор. Скорее, капи-
тан. Такая чепуха. Я смотрю в потолок. Я мучительно складываю все  вмес-
те. Я смотрю прямо перед собой. Какому-то моему предшественнику задавали
именно этот вопрос, и он тоненьким карандашом выписывал  все  вычисления
на зеленой бумаге, которой покрыт мой стол. Я хватаю  готовый  ответ,  и
тут же соображаю, что это просто провокация. Не могло быть у моего пред-
шественника тоненького карандашика. Не мог  он  под  сверлящим  взглядом
тайно делать вычисления на  бумаге.  Я  сжимаю  челюсти  и  бросаю  свой
собственный ответ: 4192. Я даже не смотрю на зеленую бумагу, покрывающую
мой стол. Я знаю, что там заведомо неправильный ответ. А вопросы сыплют-
ся, как горох: как бы вы, капитан, реагировали, если бы мы вам предложи-
ли торговать арбузами?
   Иногда в зале один экзаменатор. Иногда их  трое,  иногда  пятнадцать.
Вот двести фотографий, опознайте тех, кого вы видели в этой  комнате  за
время экзаменов. Время пошло. Теперь выберите тех, кого вы видели в этой
комнате только однажды. В этом тексте зачеркните все буквы "О", подчерк-
ните все буквы "А", обведите кругом все буквы  "С".  На  действия  этого
субъекта внимания не обращайте, как и на передачи  радио.  Время  пошло.
Субъект корчит рожи, старается вырвать карандаш,  выбивает  стул  из-пoд
меня. А радио надрывается: зачеркни "С", подчеркни "О"... Иногда во вре-
мя экзамена прямо в комнату приносят роскошный  обед,  иногда  забывают.
Иногда отпускают в туалет по первому требованию, иногда  просить  прихо-
дится по три раза. Каждый день они подводят меня к последнему рубежу мо-
их умственных и физических возможностей. И я и они этот рубеж совершенно
отчетливо чувствуем. Далеко за полночь я, не раздеваясь, валюсь на  свою
кровать и засыпаю мгновенно. Вот этого момента они и ждут: ослепительная
лампа в глаза: 262 умножить на 16! Ну, скорее. В уме. Это так просто! Ты
же уже на этот вопрос ответил. Ну что же ты! 4 192 - кричу я им. И  свет
гаснет.
 
   5.
 
   Много позже я узнал, что тех, кто ответил правильно больше чем на  90
% вопросов, сюда не принимают. Очень умные не нужны. И все же, главное в
экзаменах - это установить не уровень знаний.  Совсем  нет.  Способность
усваивать большое количество информации в  короткое  время  при  сильном
возбуждении и при наличии помех - вот что главное. А кроме  того,  уста-
навливается наличие или отсутствие юмора, уровень  оптимизма,  уравнове-
шенность, способность к интенсивной деятельности, устойчивость  настрое-
ния и многое другое.
   - Что ж, парень, ты нам подходишь, - сказал мне на исходе шестого дня
седой экзаменатор. - Организация у нас серьезная. Правила тут такие  ко-
роткие, что понимает их даже тот, кто не хочет  понимать.  Закон  у  нас
простой: вход-рубль, выход-два. Это означает, что вступить в организацию
трудно, но выйти из нее труднее. Теоретически для всех членов  организа-
ции предусмотрен только один выход из нее - через трубу. Для одних  этот
выход бывает почетным, для других - позорным и страшным, но для всех нас
есть только одна труба. Только через нее мы выходим из организации.  Вот
она - эта труба...
 
   6.
 
   Я думал, что лицо полковника будет преследовать меня всю жизнь в ноч-
ных кошмарах. Но он не снился мне никогда. А думал я о нем много. И  вот
что мне непонятно. Объяснили мне, что любил  он  деньги,  любил  выпить,
женщин любил. За деньги и продался иностранным разведкам. Допустим,  что
так. Но у него были великолепные возможности бежать на Запад. Но  он  не
бежал. На Западе было бы ему вдосталь и денег, и вина,  и  женщин.  А  в
Москве он деньги все равно тратить не мог. Да и не разгуляешься  особен-
но.
   Бабник бежал бы к бабам и деньгам, а он не бежал. А он над крематори-
ем балансировал. Отчего, черт подери? Я кручусь на горячей подушке и ус-
нуть не могу. Первая ночь без экзаменов. А может, телекамера за мной  по
ночам смотрит? Ну и хрен с ней! Я встаю и показываю кукиш во  все  углы.
Если вы за мной и сейчас следите, то завтра в Центральный  Комитет  меня
не повезут. Потом я решаю, что недостаточно показать им только кукиш,  и
потому показываю телекамере, если она действительно есть, все, что  могу
показать. Утром посмотрим, выгонят меня или нет.
   Продемонстрировав все, что могу, я удовлетворенно улегся на кровать и
тут же уснул в твердой уверенности, что завтра меня выгонят в Сибирь ко-
мандовать танковой ротой, а если нет, то тут жить можно, и  можно  обхо-
дить контроль.
   Я сплю в кровати блаженно и сладко. Я сплю крепко. Я знаю,  что  если
меня в Аквариум примут, то это будет большая ошибка советской  разведки.
Я знаю, что если выход останется только один и только  через  трубу,  то
для меня этот выход не будет почетным. Я знаю, что и в своей  постели  я
не умру. Нет, такие в своей постели не умирают. Ах, советская  разведка,
лучше бы ты меня сразу через трубу пропустила!
 
   7.
 
   Меня вновь куда-то везут в закрытой машине с матовыми  окнами.  Я  не
вижу куда, и меня никто не видит. Куда же это меня: в Центральный  Коми-
тет или в Сибирь? Наверное, все же - в Центральный Комитет.  Если  бы  в
Сибирь, то мой чемодан со мной бы был, а раз нет чемодана, это может оз-
начать, что везут меня не насовсем, на короткий  визит,  с  возвращением
туда, откуда везут.
   За окном шумит огромный город, значит, мы где-то в  центре.  А  может
быть, это Лубянка? У Лубянки на площади Дзержинского всегда  такой  шум,
как от Ниагарского водопада. Мне почему-то кажется, что мы именно у  Лу-
бянки. Но в этом ничего странного: Центральный Комитет тут совсем рядом.
Наша машина долго стоит, потом куда-то осторожно  въезжает.  Сзади  лязг
металлических ворот. Дверь открывается - выходите.
   Мы в узеньком мрачном дворике. С  четырех  сторон  высокие  старинные
стены. Сзади нас ворота. Сержанты КГБ у ворот. Несколько дверей  выходят
в мрачный дворик. У одних дверей тоже охрана КГБ. У остальных дверей ох-
раны не видно. Сверху на карнизе воркуют голуби. Сюда, пожалуйста. Седой
показывает какие-то бумаги. Сержант КГБ козыряет. Проходите. Седой знает
дорогу. Он ведет меня бесконечными коридорами. Красные ковры.  Сводчатые
потолки. Кожаные двери. У нас вновь проверяют документы. Проходите. Лифт
бесшумно поднимает нас на третий этаж. Снова коридоры. Большая приемная.
Пожилая женщина за столиком. Подождите, пожалуйста. Седой чуть  подтолк-
нул меня сзади и закрыл дверь за мной, сам оставшись в приемной.
   Кабинет высокий. Окна под потолок. Вида  из  окна  никакого.  В  упор
смотрит глухая стена, и голуби на карнизе. Стол дубовый. Худой человек в
золотых очках за столом. Костюм коричневый, никаких знаков  отличия:  ни
медалей, ни орденов. Хорошо в армии - посмотрел на погоны, да и  начинай
говорить: товарищ майор, товарищ подполковник... А как тут начинать? По-
этому я никак не начинаю. Я просто представляюсь:
   - Капитан Суворов.
   - Здравствуйте, капитан.
   - Здравия желаю.
   - Мы внимательно изучили вас и решили вас принять в  Аквариум,  после
соответствующей подготовки, конечно,
   - Благодарю вас.
   - Сегодня 23 августа. Эту дату, капитан, запомните на  всю  жизнь.  С
этого дня вы входите в номенклатуру, мы поднимаем вас на  очень  высокий
ее этаж - в номенклатуру Центрального Комитета. Помимо  прочих  исключи-
тельных привилегий вам предоставляется еще одна: с этого дня вы  не  под
контролем КГБ. С этого дня КГБ не имеет права задавать вам вопросы, тре-
бовать ответы на них, предпринимать какие-либо акции против вас. Если вы
совершите ошибку - доложите о ней своему руководителю, он  доложит  нам.
Если вы не доложите, мы все равно о вашей ошибке узнаем. Но в любом слу-
чае любое расследование ваших действий будет проводиться только  руково-
дителем ГРУ или отделом административных органов ЦК. О любом контакте  с
КГБ вы обязаны докладывать своему руководителю. Благополучие ЦК  зависит
от того, как организации и люди, имеющие ранг  номенклатуры  ЦК,  сумеют
сохранить свою независимость от любых других  организаций.  Благополучие
ЦК - это и ваше личное благополучие, капитан. Гордитесь доверием,  кото-
рое Центральный Комитет оказывает военной разведке и  вам  лично.  Желаю
успехов.
   Я четко козырнул и вышел.
 
   8.
 
   Широкое озеро в лесу. По берегам камыш. Над обрывом  березовая  роща.
Там, за высоким забором, наша дача. Крошечный пляж. Лодки вверх дном. На
другом берегу тоже какие-то дачи бревенчатые. Тоже за зелеными заборами.
Тоже под охраной. Зона тут особая. Дачи. Но дачи только для  ответствен-
ных товарищей. И в эту дачную зону совсем не легко попасть. Дубовые  ро-
щи. Озера. Густые леса. Кое-где красные крыши. И вновь  зеленые  заборы.
Проехать к нашему озеру только по одной дороге можно. Других путей  нет.
Как ни крути вокруг, а все время будешь в зеленые заборы  упираться.  За
нашими наборами тоже чьи-то дачи. Кто-то  там  по  волейбольному  мячику
стучит. Но нам не положено знать, кто там стучит. А ему к нам не положе-
но заглядывать. А слева у нас забор выше, чем справа. Из-за того  забора
по вечерам музыка доносится. Очень приятная мелодия. Танго.
   Дача у нас большая. Тут нас живет 23 человека. Но места хватило бы  и
на тридцать. У каждого по маленькой комнатке. Бревенчатые сосновые  сте-
ны. Запах смолы. Маленький пейзажик на стене. Огромная  мягкая  кровать.
Книжная полка. Внизу холл с большим азиатским ковром. Мы встаем -  когда
хотим. И делаем - что нравится. Завтрак сытный. Обед скромный. Ужин рос-
кошный. Вечерами обычно мы сидим у камина. Пьем. Травим. Мы все в  прош-
лом офицеры средних этажей советской военной  разведки.  В  группе  один
подполковник. Два майора. Один старший  лейтенант.  Остальные  капитаны.
Один из нас в прошлом летчик-истребитель. Двое ракетчиков. Один  десант-
ник. Один командир ракетного катера. Военный врач. Военный юрист. В  об-
щем, очень цветастый букет. Мы пришли от разных начальников.. Каждый  из
нас по каким-то причинам, попал в фарватер какого-нибудь  военного  раз-
ведчика дивизионного, армейского или более высокого уровня.  Каждого  из
нас кто-то отбирал в свою персональную группу.  И  вот  именно  иа  этих
групп Аквариум выбирает своих кандидатов. Понятно, что эабирая  людей  у
руководителей разведки, на низших этажах, Аквариум  совсем  не  старался
забрать всех или самых лучших. Нет. Если у Кравцова Аквариум сегодня за-
берет всех его лучших ребят, завтра Кравцов не будет выбирать свою свиту
так кропотливо. Поэтому Аквариум отбирает людей у нижестоящих  начальни-
ков очень осторожно, чтобы не отбить у них охоту  уделять  выбору  людей
столь огромное внимание.
   Я много сплю. Я давно не спал так крепко и так сладко. Утром я  встаю
поздно и иду на озеро. Погода пасмурная. Но  вода  теплая.  И  я  плаваю
очень долго. Я знаю, что этот сон и эта свобода  ненадолго.  Просто  нам
дают возможность расслабиться после экзаменов перед началом учебного го-
да. И я расслабляюсь.
 
   9.
 
   Быстрая дружба кончается долгой враждой. Я знаю это. И  мои  товарищи
по группе тоже знают это. Поэтому мы не спешим в  наших  отношениях.  Мы
очень осторожно прощупываем друг друга. Мы болтаем о пустяках. Мы  расс-
казываем не особенно острые анекдоты. Травим,  одним  словом.  Нам  пока
можно пить. В огромном буфете обильный выбор: подходи и пей. Но мы  пьем
умеренно. Когда-нибудь мы станем друзьями. Когда-нибудь мы  будем  дове-
рять друг другу и поддерживать друг друга. Вот тогда  мы  и  будем  пить
по-настоящему. Как настоящие офицеры. Но не сейчас.
   Нас тщательно обмерили, и вот все мы уже в гражданских костюмах.  Не-
которым из нас суждено надеть форму, когда мы станем генералами. Некото-
рым придется остаться в гражданской одежде, даже став генералом.  Такова
служба.
 
   10.
 
   - Меня зовут полковник Разумов Петр Федорович,- представился  грузный
человек в спортивном костюме с волейбольным мячом в руке. - Мне 51  год.
Из них 23 я служу в Аквариуме. Работал в трех стран