я согласился я. Я снова проеду по  тому  же
маршруту, встречусь с тем же человеком и, может быть, вспомню...
   - Хочешь, я съезжу с тобой? - предложила она. - Я могу отпроситься на
работе.
   - Не нужно, спасибо, - я постарался, чтобы отказ не звучал обидно.  -
Мне нужно сделать это самому. Я хочу попытаться восстановить обстановку,
а ведь тебя в прошлом году со мной не было.
   - Я понимаю, - кивнула она. - Что еще тебе рассказать?
   - Теперь расскажи о нас с тобой.
   Вероника поднялась с кресла, подошла к высокому,  до  потолка,  окну,
постояла молча, глядя на улицу.
   - О любви нельзя рассказывать, - негромко произнесла она. -  Ее  либо
чувствуешь, испытываешь, либо нет. Все  остальное  -  мишура,  подделка,
эрзац. Если ты хочешь меня любить, тогда люби, а  если  нет,  тогда  мне
незачем рассказывать тебе об этом.
   Все  сказано  предельно  ясно.  Спустя  несколько  мгновений  мы  уже
страстно целовались, потом вместе отправились в ванную...

***

   Я проснулся от тихого шелеста. Открыл глаза - в комнате  темно,  часы
на дисплее телевизора  показывают  0.17.  По  комнате  двигается  темная
фигура: Вероника одевается, стараясь не разбудить меня.
   - Ты уходишь? Не останешься до утра? - Фигура остановилась.
   - Ты хочешь, чтобы я осталась?
   - Хочу. А ты не можешь?
   - Могу. Но мне  придется  очень  рано  встать,  надо  взять  из  дому
документы, которые будут завтра нужны на работе. Если ты не  возражаешь,
я бы лучше ушла сейчас, все равно ведь проснулась. А рано утром мне  так
тяжело вставать! - жалобно произнесла она.
   - Хорошо, - вздохнул я. - Как тебе удобнее, так и делай.
   - Ты не обиделся?
   - Ну что ты. Когда мы увидимся?
   - Завтра? - чуть вопросительно предположила Вероника.
   - Завтра открытие Ярмарки и вечером прием в  издательстве,  я  должен
там быть в качестве почетного гостя. А про послезавтра я ничего не знаю,
расписание у Муси, она  его  составляет  и  за  ним  следит.  Еще  нужно
выкроить время для Кельна...
   Я вдруг отчетливо осознал, что на встречи с Вероникой  у  меня  может
вообще не оказаться времени. Хитрая Самка Гепарда наверняка так  скроила
график встреч и мероприятий, чтобы все вечера  у  меня  были  забиты  до
отказа: таким способом она надеялась добиться своего  и  помешать  моему
дерзкому  плану,  ставящему  под  угрозу  мое  (и  ее,  заметьте  себе!)
благополучие. Ну ничего, кроме вечеров, есть ведь и ночи,  над  которыми
Муся не властна. Ночи... А не погорячился ли я?
   - Я пробуду здесь пять дней. Ты сможешь оставаться у  меня  до  утра?
Боюсь, что мое расписание так составлено...
   - Извини, родной, - мягко оборвала меня Вероника. - У меня есть  муж.
Мне нужно было раньше напомнить тебе об этом. Сегодня я на всякий случай
сказала ему, что еду по делу в Бонн и либо вернусь  очень  поздно,  либо
останусь там ночевать  и  приеду  рано  утром.  Я  ведь  не  знала,  как
повернется наша с тобой встреча. Но деловые поездки в течение пяти  дней
подряд не пройдут.
   - А в прошлом году? Ты ночевала у меня?
   - Один раз, как раз после твоей поездки  в  Тройсдорф.  У  тебя  было
достаточно времени по вечерам.
   Я включил лампу на прикроватном столике. Вероника, полностью  одетая,
сидела на стуле перед письменным столом.
   - Как же быть? - расстроено спросил  я.  -  Это  же  черт  знает  что
получается: быть в одном городе и не иметь возможности встречаться.
   -  Погоди,  Андрюша,  ты  ведь  не  знаешь   своего   расписания,   -
рассудительно  заметила  она.  -  Завтра  ты  обсудишь  его  с   Марией,
посмотришь, что и как, и позвонишь мне. И мы  что-нибудь  придумаем.  Во
всяком случае, днем я всегда могу вырваться  с  работы,  а  для  вечеров
состряпать отговорку для мужа. Договорились?
   Она подошла поцеловать меня на прощание и тихонько прикрыла за  собой
дверь. Я погасил лампу и уставился широко открытыми  глазами  в  просвет
между половинками неплотно задернутых штор. Вероника... Красивая, умная,
сексуальная. Я был на высоте, во всяком случае,  у  меня  нет  оснований
думать иначе. И я бы с удовольствием переспал с ней еще  несколько  раз.
Но она так и осталась для меня чужой. И когда я уговаривал  ее  остаться
до утра, мной руководила вовсе не нежность, не желание ощущать постоянно
ее присутствие рядом с собой, дотрагиваться до ее руки,  до  бархатистой
кожи,  вдыхать   ее   запах.   Мной   руководила   обычная   вежливость,
распространенные представления о хорошем тоне и приличиях. Я просто  "не
возражал" против того,  чтобы  она  осталась.  А  ведь  "хотеть"  и  "не
возражать" - далеко не одно и то же. Поэтому я и не был  настойчив  и  с
облегчением принял ее объяснения о раннем подъеме.
   Куда уходит любовь, а? Ну вот скажите мне,  куда  она  девается?  Год
назад я влюбился в Веронику по уши, а  сегодня  что?  Неужели  всего  за
двенадцать месяцев можно так  сильно  перемениться?  Двенадцать  месяцев
назад эта женщина вызвала у меня  трепет  и  восторг,  а  сегодня  я  не
испытываю к ней ровным счетом ничего, кроме чисто физического  влечения,
да  и  то  не  безумного.  Есть  отличия  между   голодом   и   желанием
вкусненького. Мой нынешний интерес к Веронике я  расценивал  именно  как
желание вкусненького, а вовсе не как голод, когда  понимаешь,  что  если
тебе этого не дадут - ты умрешь.
   В марте Вероника встречалась со мной в  Лейпциге,  куда  мы  с  Мусей
приезжали для участия в мероприятиях другой книжной ярмарки.  Интересно,
я уже охладел к ней тогда или был все еще влюблен?
   Но как бы там ни было, память ко мне так и не вернулась.  Умница  (не
стану отрицать!) Вероника в самый разгар взаимных ласк спросила, хочу ли
я, чтобы все было так  же,  как  год  назад.  Я  был  благодарен  ей  за
проявленную душевную тонкость. Но все напрасно.  Ничего  не  получилось.
Что ж, надежда еще остается,  потому  что  завтра  я  приду  в  огромные
павильоны Мессе, где все будет так же, как в прошлом и позапрошлом  году
и как бывало прежде из года в год. Пройду по залам, подойду  к  знакомым
стендам, пообщаюсь со знакомыми владельцами и  сотрудниками  европейских
издательств. На днях поеду в Тройсдорф, встречусь с человеком, с которым
беседовал в октябре 2000 года.  Буду  гулять  по  Франкфурту  и  Кельну,
заходить в знакомые магазины и рестораны. И где-нибудь  это  обязательно
случится. Я чувствую, физически ощущаю приближение  момента  истины.  Он
здесь, в Германии, и я его непременно  найду.  В  постели  с  красавицей
Вероникой ничего не вышло с памятью именно потому, что эмоциональный фон
оказался другим: в прошлом году я был безумно влюблен,  в  этом  году  -
просто заинтересован, и даже самого точного  повтора  последовательности
действий было бы недостаточно, чтобы всколыхнуть окаменевшие пласты.  Но
в других местах и ситуациях у меня все получится.

***

   Однако неудачи продолжали преследовать меня. Очередным  ударом  стали
изменения в расположении стендов и комплектовании залов книжной ярмарки.
Оказалось,  что  у  комплекса  Мессе  сменилось  руководство   и   новые
администраторы решили все  поменять.  Мои  европейские,  американские  и
азиатские издатели находились теперь  вовсе  не  там,  где  мы  с  Мусей
привыкли их искать, на переходы из зала в зал и  поиски  нужного  стенда
уходило  огромное  количество  времени,  которое  не   было   учтено   в
расписании, мы постоянно опаздывали, Муся нервничала, я  злился,  и  все
шло наперекосяк. Кроме того, из-за недавнего террористического  акта  11
сентября в Нью-Йорке многие опасались летать самолетами и  находиться  в
местах  большого  скопления  людей,   поэтому   некоторые   издатели   и
представители литературных агентств, с которыми моя Кошечка намеревалась
встретиться, на ярмарку не приехали.
   К  концу  первого  дня,  вымотанные,  запыхавшиеся,  с  гудящими   от
бесконечной беготни  между  павильонами  ногами,  мы  с  грехом  пополам
выполнили все, что Муся наметила. Встретились с португальским  издателем
и обсудили  с  ним  условия  нового  контракта,  после  долгих  мытарств
разыскали издателя  из  Албании  и  тщательно  согласовали  с  ним  план
мероприятий во время моего  запланированного  на  декабрь  пребывания  в
Тиране, которое организовывала  албанская  сторона  в  целях  рекламы  и
продвижения моих книг на рынок. Поговорили с  издателями  из  Франции  и
Кореи. На португальском стенде нас отловила некая  дама,  представляющая
бразильское издательство,  выразила  заинтересованность  в  приобретении
прав на Бразилию, в ответ на мой изумленный взгляд пространно объяснила,
что в Португалии и Бразилии  говорят  на  разных  португальских  языках,
которые  различаются  примерно  как  русский   и   украинский,   поэтому
пользоваться переводами, сделанными в Европе, они не могут, да и  возить
книги в такую даль нерентабельно.  С  темпераментной  бразильянкой  Муся
договорилась о  внеплановой  встрече  для  более  подробного  обсуждения
вопроса.
   В первый день я еще дал два интервью для немецких газет и два  -  для
радио, одно для немецкого, другое - для радио "Свобода". Поприсутствовал
на российском  стенде  во  время  официального  мероприятия.  На  стенде
греческого издательства молча сидел с умным видом,  пока  Муся  вслух  с
листа  переводила  мне  составленный  на  английском  проект  контракта,
обсуждала вносимые по ходу поправки и договаривалась о новой встрече уже
для подписания исправленного варианта.
   А предстояло еще выдержать прием  у  одного  из  двух  моих  немецких
издателей. Издательский дом, расположенный в Берлине, издавал мои романы
в твердом переплете, а франкфуртское издательство купило права на мягкий
переплет в формате "покет-бук", вот туда-то мы  с  Мусей  и  отправились
прямо с ярмарки. О том, чтобы выстоять длиннющую очередь на такси  возле
Мессе, и речи быть не могло, в машину мы сели  бы  часа  через  два,  не
раньше.
   - Пошли на вокзал, там много машин, - скомандовала Самка  Гепарда.  -
За десять минут дойдем, это точно получится быстрее.
   - А может, на метро? - предложил я. - Метро ближе.  И  ездит  быстро.
Вон вход, в трех метрах.
   - Ага, быстро, - кивнула Муся, глядя куда-то в сторону,  -  но  ехать
тебе придется стоя. Час пик, народ с работы едет, все как у нас.
   - Да ладно, доеду, не развалюсь. Ты дорогу знаешь?
   - Корин, мы с тобой в прошлом году  туда  ездили.  И  в  позапрошлом,
между прочим, тоже. Ну так что, такси или метро?
   Я выбрал метро. Такси безлико. А если мы дважды ездили  подземкой  по
одному и тому же маршруту, то это шанс, который упускать нельзя.
   Из издательства мы вернулись в гостиницу около полуночи, одуревшие от
шума, толпы приглашенных и духоты. Впрочем, одуревшим  был,  кажется,  я
один. Муся на приеме активно общалась с присутствующими,  приветствовала
старых знакомых и заводила  новых,  решала  какие-то  свои  литагентские
проблемы и выглядела вполне удовлетворенной. Я же больше молчал и  думал
только о том, как бы побыстрее улизнуть.
   За весь день я так и не позвонил  Веронике.  Периодически  вспоминал,
что это нужно сделать, но отчего-то не делал.
   В гостинице портье вместе с ключом от номера вынул  из  ячейки  бланк
сообщения. Текст был написан на немецком, и я  тут  же  передал  бумажку
Мусе.
   - Звонила твоя Вероника, - чуть нахмурившись, сказала  Кошечка,  водя
глазами по строчкам. - Она ждет  твоего  звонка  по  домашнему  телефону
сегодня до двенадцати ночи.
   Я посмотрел на часы: без четверти двенадцать. Надо  позвонить,  а  то
свинство получается.
   - Пойдем в бар, - я решительно потянул  Мусю  в  ту  сторону,  откуда
доносились едва слышные  звуки  рояля.  -  Выпьем  кофе  в  человеческой
обстановке и  посмотрим  расписание.  Мне  нужно  время  для  поездки  в
Тройсдорф и для встреч с Вероникой.
   Муся неодобрительно покачала головой, но сделала, как я просил. Время
для  поездки  нашлось  в  четверг  днем,  на  этот  день  у  Муси   были
запланированы встречи  с  издателями  и  литагентами  по  поводу  других
авторов, и моего присутствия не требовалось. Завтра среда, день  у  меня
занят, вечером  -  встреча  с  читателями,  но  есть  небольшой  люфт  с
семнадцати до девятнадцати тридцати, на это время можно договариваться с
Вероникой. Стрелки часов  приближались  к  двенадцати,  и  я,  чтобы  не
тратить время на дорогу из бара в номер, позвонил с мобильника.
   - Завтра вечером с пяти до  половины  восьмого  ты  сможешь  со  мной
встретиться? - я старался говорить как можно короче,  чтобы  не  ставить
даму в неловкое  положение  перед  мужем.  Деловой  звонок,  без  всяких
длинных приветствий и нежных вопросов типа "ты  соскучилась?"  или  "как
ты, дорогая?".
   - Да, хорошо, - так же коротко ответила Вероника.
   - В гостинице?
   - Да. Всего доброго.
   - Захвати, пожалуйста, адрес в  Тройсдорфе,  -  напомнил  я.  -  Я  в
четверг поеду.
   - Конечно. До свидания.

ГЛАВА 14

   От деловой части следующего дня  у  меня  осталось  ощущение  сонного
флегматика, попавшего в "буйную" палату психушки. Я  катастрофически  не
поспевал за ходом мысли и за смыслом действий  моей  Гепардицы.  Если  в
обычном деловом состоянии Муся  была  для  меня  Самкой  Гепарда,  то  в
случаях преобладания в ее поведении агрессивной напористости я  мысленно
именовал ее Гепардихой, а в таком виде, как сегодня, звуковые ассоциации
диктовали мне слово "Гепардица" - по аналогии с "царицей" и одновременно
с  "девицей"  и   "красавицей".   Она   обращалась   со   мной   как   с
малоодушевленным  существом,  чем-то  вроде  навязчивого  поклонника   и
навязанного против ее воли ей  же  на  попечение  несмышленого  ребенка,
который  плохо  понимает,  что  происходит  вокруг,  и  которому   нужно
поминутно указывать, где встать,  куда  сесть,  к  кому  подойти  и  что
сказать. Все эти манипуляции она  проделывала  вполголоса,  едва  шевеля
губами и сохраняя на лице выражение величественной доброжелательности  и
непререкаемой уверенности в том, что все будет выполнено беспрекословно.
Я не обижался, ибо понимал, что Муся все делает правильно. Она с  самого
утра, едва взглянув на меня, просекла, что  я  сегодня  "никакой":  туго
соображаю, медленно двигаюсь, с трудом подбираю  нужные  слова  и  плохо
вижу. Бывает у меня такое,  не  особо  часто,  но  случается,  и  первым
признаком  является  моя  неспособность  с  первого  взгляда  определить
кратчайший путь между двумя точками. Сегодня утром, к примеру, я не смог
правильно рассчитать траекторию  от  входа  в  ресторан  до  намеченного
свободного столика у окна, сделал пару  явно  лишних  крюков  и  тут  же
понял, что сегодня не мой день. Дома в такие  дни  я  даже  за  руль  не
сажусь.
   То и дело в голове всплывала мысль о намеченной встрече в пять  часов
с Вероникой, и я надеялся только на то, что к обеду оклемаюсь. Однако  в
кафе я так долго изучал меню, пытаясь сообразить, чего мне хочется,  что
стало понятно: я все еще не в себе. А в  три  часа  у  меня  официальное
мероприятие, на котором  придется  отвечать  на  вопросы  журналистов  и
публики, представленной работниками разных  издательств  и  литературных
агентств. Вся надежда на Мусю, которая будет сидеть  рядом  и  выполнять
функции  переводчика.   Вообще-то   на   таких   мероприятиях   работают
синхронисты, сидящие в стеклянных будочках, но Муся, видя  мою  ошалелую
физиономию  и  плохо  сфокусированный  взгляд,  ободряюще  улыбнулась  и
сказала, что все устроит. Что бы я без нее делал?! Точно, пропал бы.
   Встреча с публикой прошла без сучка и задоринки, Муся  сидела  рядом,
тихонько переводила мне вопросы и тут же подсказывала общее  направление
ответа. Понемногу я как-то  ухитрился  взять  себя  в  руки  и  к  концу
мероприятия почти пришел в норму. Видеть, во всяком случае, я  стал  как
обычно. И ощущение тумана в голове прошло.
   Без четверти пять  Муся  проводила  меня  до  выхода,  с  облегчением
вздохнула,   увидев,   что   очередь   на   такси    совсем    маленькая
(дисциплинированные немцы - издатели и сотрудники ярмарки - ломанутся  с
ярмарки только в шесть), несколько раз повторила, где будет меня ждать в
половине восьмого, и потребовала, чтобы ровно в семь я  позвонил  ей  на
мобильник, дабы она  могла  убедиться,  что  я  ничего  не  забыл  и  не
перепутал. Я обещал.
   Сегодня Вероника показалась мне еще красивее, чем в понедельник.
   - У нас мало времени? -  полувопросительно  произнесла  она,  обнимая
меня.
   - Два часа с небольшим, - ответил я,  вдыхая  запах  ее  духов.  -  В
половине восьмого  я  должен  быть  здесь,  в  холле,  в  полной  боевой
готовности. Муся повезет меня на встречу с читателями.
   Отчего-то мне казалось, что Вероника обязательно спросит,  где  будет
проходить  эта  встреча,  и  пообещает  непременно  прийти.  По  пути  в
гостиницу я пытался понять, что ответить,  иными  словами:  хочу  ли  я,
чтобы  она  приходила.  Решил,  что,  пожалуй,  не  хочу,  и   готовился
убедительно соврать, что не знаю адреса и даже названия того культурного
центра, куда Муся меня повезет. И сама Муся тоже его  не  знает,  мы  по
дороге должны будем  захватить  представителя  издательства,  который  и
отвезет нас туда, куда нужно. Но Вероника ни о чем не  спросила,  и  это
оставило во мне некое странное ощущение облегчения, густо замешенного на
обиде. Да, я не хочу, чтобы она была на этой встрече, но  она-то  почему
не хочет?
   Близость наша была столь же восхитительной, как и в  первый  день,  и
это еще острее подчеркнуло для меня чувство отчужденности. Хороша -  да,
несомненно, желанна - да, весьма и  весьма,  но  чужая.  Совсем,  совсем
чужая.  В  моей  душе  есть  чувство  благодарности  к  Веронике  как  к
сексуальной партнерше, доставившей мне  массу  приятных  ощущений,  есть
восхищение ее внешностью, но нет тепла. Что я такое? Я - Андрей Корин  с
тем  жизненным  опытом  и  мироощущением  и  с  той  личностью,  которые
сложились на момент июля 1999 года,  плюс  пять  последних  месяцев,  из
которых четыре проведены в санатории в режиме поддерживающего лечения  и
систематических спортивных тренировок. С Вероникой же я  познакомился  в
октябре 2000 года, когда от нынешнего Корина меня отделяло  больше  года
со всеми  имевшими  место  за  тот  период  событиями,  переживаниями  и
мыслями. Что это были за события, мысли и эмоции? Сие мне  неведомо,  но
ясно одно: я принципиально  отличался  тогда  от  себя  нынешнего,  ведь
тогдашний Корин испытывал к Веронике  нечто  большее,  нежели  банальное
влечение самца, а  нынешний  ничего  подобного  не  чувствует.  Вероника
оказалась  женщиной,  подходящей  для  Корина-2000   и   совершенно   не
интересной для Корина сегодняшнего. Мы ежедневно наблюдаем сами себя,  и
происходящие в нас перемены обычно проходят незамеченными, нам  кажется,
что сегодня мы такие же, как десять, пятнадцать и двадцать лет назад. Мы
видим себя в зеркале каждый день и не замечаем, как сначала легкой тенью
ложится, потом становится видимой, потом делается  все  глубже  какая-то
морщинка, и спохватываемся только тогда, когда  человек,  долго  нас  не
видевший, восклицает: "А ты постарел!" Или когда  вдруг  достаем  давнюю
фотографию. Но с лицом всегда проще, а вот перемены во  внутреннем  мире
заметить некому, особенно если жить так, как я, без друзей и откровений,
беседуя исключительно с самим собой и своими рукописями.
   Но мне повезло. Проклятая амнезия дала  мне  бесценный  и  уникальный
жизненный опыт: я воочию вижу, сколь разительны перемены, происходящие с
человеком всего за один год. И ничего удивительного, что умирают  старые
дружбы,  распадаются  браки,  проходит  любовь.   Напротив,   совершенно
непонятно, как  люди  могут  десятилетиями  поддерживать  отношения,  не
насилуя себя, не кривя душой, не теряя искренность. Ведь они так  сильно
изменились, и то, что было важно и интересно пять лет, да что там пять -
всего  год-полтора  назад,  сегодня  уже  не  имеет