метался между сухими, полусухими и креплеными сортами,  но  и  эту
задачу в конце концов решил. А на коньяках застрял намертво, бутылки все
незнакомые, этикетки заграничные, ну полная катастрофа.
   - А вот это? - он осторожно взялся двумя пальцами за  горлышко  одной
из бутылок.
   - Берите, ради бога, - я начал  испытывать  нетерпение,  дело  шло  к
десяти, и с минуты на минуту должны были появиться мои гости.  Это  была
бутылка "Хеннесси", моего любимого коньяка.
   - Нет, я чего хотел спросить-то... На ней акцизной марки  нет.  Левый
коньяк, что ли? Может, подделка?
   - Да  ну  что  вы,  -  мне  стало  смешно  от  такого  предположения.
Невозможно представить себе, чтобы человек, захотевший поздравить меня с
днем рождения, купил бы первую попавшуюся бутылку в придорожной лавке. -
Если без акцизной марки, значит, куплено в  международном  аэропорту,  в
магазине беспошлинной торговли. Там левого товара не бывает, все  только
хорошего качества.
   - Ну вот ее и  возьму,  -  с  явным  облегчением  выдохнул  Фомич.  -
Интересно все-таки, какой коньяк в международных аэропортах продают.
   Выпроводив нерешительного пьянчужку, я едва успел запихнуть бутылки в
шкаф и достать из холодильника пирожные, как явились  Павел  Петрович  и
Елена. Они  принарядились,  Колючкин  был  при  пиджаке  и  галстуке,  а
Мимозочка не только в яркой кофточке, но и при накрашенных глазках,  что
весьма  оживило  ее  обычно  скучное  и  пресное  личико.  Вечер  прошел
чрезвычайно приятно. Чертополох в честь великого праздника попрятал свои
колючки и, милостиво улыбаясь, позволил мне блистать  джентльменством  и
ухаживать  за  дамой,  что  я  и  делал  с   превеликим   удовольствием,
подкладывая ей пирожные, подливая чай и беспрестанно говоря комплименты.
   Развлекательным номером программы стал осмотр поступивших через  Мусю
подарков, которые я не успел обследовать за разговорами  сначала  с  ней
самой, потом с  Фомичом.  На  стол  водружалась  коробка  или  пакет,  и
начинался первый  тур  угадывания,  затем,  после  изучения  приложенной
визитной карточки  или  открытки,  следовал  второй  тур,  после  снятия
красивой обертки - третий и так далее до полного извлечения предмета  из
упаковки. Условие такое: кто угадает раньше, тому и  достается  подарок.
Если не угадывал никто, подарок по праву считался моим. Я не беспокоился
о том, что ценная и нужная мне вещь  уйдет  на  сторону,  все,  что  мне
нужно, у меня и без того есть, а по-настоящему дорогие вещи  мне  дарили
только близкие - мама и жена. Совершенно естественно, что  если  подарок
передается через офис литагента, то это почти  наверняка  сувенир,  даже
если и дорогой: вазы, пепельницы, настольные часы,  ручки,  статуэтки  и
прочие милые знаки внимания. Розыгрыш призов шел  весело,  Павел  Ежович
обнаружил  при  обсуждении  вариантов  ответов   недюжинное   остроумие,
которого я в нем, честно признаться, не предполагал, а Елена  Прекрасная
оказалась настолько нестандартно мыслящей  особой,  что  выигрывала  без
преувеличения каждый третий подарок. И ведь  что  поразительно:  если  в
первом-втором  турах  старикан  угадывал  в  коробке  статуэтку,  то  на
финальном  этапе  наша  дама  ухитрялась  каким-то  немыслимым   образом
угадать, что это за изображение.
   Разошлись в первом часу ночи.  Павел  Петрович  уносил  с  собой  две
швейцарские  ручки,   керамическую   пепельницу   и   настольные   часы,
обрамленные в зеленый камень  под  названием  "змеевик",  Елена  же,  не
скрывая удовольствия, сложила в предоставленные мною пакеты две  вазочки
и  девять  (обалдеть  можно!)  коробок  со  статуэтками,   фигурками   и
куколками,  изображающими  писателей,  читателей,   Пегасов   и   одного
спецназовца (подарок от Ассоциации ветеранов спецназа, которая  когда-то
высоко оценила мою книгу о спасателях и даже выдала мне  соответствующий
диплом). Надо ли говорить, что напоследок самая роскошная  из  цветочных
композиций была преподнесена мною именно Мимозе Уныловне.
   Проводив гостей, я остался  один.  Нет,  не  правда,  не  один,  а  в
приятной компании с прекрасным настроением и  теплыми  воспоминаниями  о
еще одном дне своего рождения. Пусть он прошел не так, как обычно, как я
привык, но все равно он был чудесным. Меня по-прежнему любят и помнят, я
работаю над новой книгой,  я  заметно  постройнел,  подтянулся,  налился
силой, во мне зародилось крохотное, едва  заметное  "нечто"  -  какая-то
новая жизнь, и меня это сладко тревожит и будоражит. А память... Да  бог
с ней, с памятью. Как выяснилось, можно прожить и без  нее.  Вернется  -
встречу с распростертыми объятиями.  А  не  вернется  -  не  очень-то  и
хотелось.

***

   Спал я крепко и, кажется, даже без сновидений.  Только  ранним  утром
проснулся, словно кто-то резко разбудил меня: не то  приснилось,  не  то
послышалось, как  кто-то  кричит.  Крик  был  высоким,  пронзительным  и
страшным. Я открыл глаза - кругом тишина, на  часах  без  десяти  шесть,
вкусный ветерок, влетая в открытое  окно,  легко  шевелит  занавески.  Я
умиротворенно повернулся на другой бок и поуютнее завернулся в одеяло  с
твердым намерением доспать.
   Намерение свое я осуществил, но через какое-то время проснулся уже от
других  звуков:  мне  послышался  плавающий,  бьющий  по   нервам   звук
милицейской  сирены.  Не  успел  я  подумать,  что   подобные   слуховые
галлюцинации  являются  прямым  следствием  моей  работы  над  книгой  о
милиции, как в открытое окно влетели голоса.  Слов  я  не  разобрал,  но
интонации показались мне испуганными и тревожными. В течение  нескольких
секунд физическая лень истошно боролась во мне с любопытством и  позорно
проиграла битву: я откинул одеяло, сделал два шага к окну и выглянул. По
аллее от корпуса в сторону домика для  техперсонала  быстрым  шагом  шли
дежурный врач и две медсестры, а за ними, чуть поодаль, семенила  группа
обитателей санатория. Я бросил взгляд на  часы  -  двадцать  пять  минут
седьмого. Значит, и в самом деле что-то случилось, и крик тот  страшный,
душераздирающий мне не послышался, он разбудил многих, не одного меня. А
спустя полчаса подвалили стражи порядка.
   А что? Не пойти ли и мне вместе со всеми? Не так интересно,  что  там
случилось,  как  любопытно  посмотреть  на  работу  милиции  вживую,  на
реальном, а не киношном месте происшествия. Для  книги  пригодится.  Как
следовало из собранных мною материалов, такого рода фактуры  у  меня  не
было, а ведь это  может  оказаться  любопытной  изюминкой,  тем,  что  я
называю "розочкой на торте". Тесто для  торта  есть,  а  вот  крема  для
розочек пока маловато.
   Быстро натянув джинсы и джемпер, я спустился вниз и зашагал в  ту  же
сторону, куда ушла основная группа. Так и есть, все они толпились  перед
входом  в  знакомый  трехэтажный  домик,  белые  халаты  перемешались  с
милицейской формой и гражданской одеждой. Одно из окон на  первом  этаже
распахнуто настежь и вызывает повышенное внимание присутствующих,  среди
которых я заметил Риту, до невозможности  хорошенькую  медсестру  своего
отделения, которая в каждое дежурство отчаянно строила мне глазки,  что,
как мне казалось, давало мне право на приватную информацию.
   - Ритуля, - я аккуратно взял ее за предплечье и потянул в сторону,  -
что случилось?
   - Фомич с Мишей водкой отравились, - шепотом сообщила Рита, не  сводя
испуганных глаз с распахнутого окна. - Насмерть.  Представляете,  Андрей
Михайлович? Тамара пришла  рано  утром,  кухню  открыла,  чтобы  завтрак
готовить, остальные повара подтянулись, а грузчика нет, некому  продукты
из холодильника притащить,  ну  она  и  пошла  Мишку  будить,  думала  -
проспал. Мишка-грузчик на первом этаже живет, она в окно заглянула  -  а
там... Ой, ужас! Она как закричит, весь санаторий перебудила.
   - Ну, положим, не  весь,  всего-то  человек  двадцать,  -  машинально
ответил я, пытаясь совладать  с  тоскливо  сжавшимся  сердцем.  Фомич...
Только вчера вечером я разговаривал  с  ним,  а  сегодня  его  уже  нет.
Господи, ну зачем он пил вместе с грузчиком какую-то паленую водку, ведь
вчера я подарил ему  целых  три  бутылки  высококачественного  продукта!
Пожадничал, хотел хорошую водочку сам выпить, ни с кем не делиться?  Или
до более торжественного случая берег? А может, тут что-то другое?
   - А откуда известно, что они именно водкой отравились?  -  спросил  я
Риту. - Может, их убили?
   - Да ну что вы, Андрей Михайлович, кому  они  нужны,  два  алкаша?  И
крови нет, я сама видела,  я  в  окно  заглядывала.  Лица  синие,  почти
черные, распухшие, и рвота на полу. Типичная картина острого отравления.
А на столе бутылка и закуска какая-то.
   - Какая бутылка?
   Вопрос пришел мне в голову неизвестно  откуда,  я  так  и  не  понял,
почему задал его. Но услышать ответ мне отчего-то хотелось.
   - Ой, да я не знаю, - отмахнулась Рита, по-прежнему глядя не на меня,
а на суету перед крыльцом домика. - Я как лица эти страшные увидела, так
больше ни на что уже не смотрела.
   - Откуда же ты знаешь, что бутылка стояла?
   - Да все говорят.
   - Кто - все? - не отставал я.
   - Ну кто заглядывал... У кого нервы покрепче, тот и  рассмотрел.  Ой,
смотрите, выносят!
   Смотреть я не хотел. Вернее, хотел, но не на мертвых Фомича и Мишу, а
на то, что стояло на столе, за которым они выпили свою последнюю  рюмку.
Мне  казалось  жизненно  важным  посмотреть  самому  и  убедиться,   что
несчастные отравились не той водкой, которую Фомич вчера взял у меня. Да
нет  же,  нет,  не  могло  этого  быть,  никто  не  будет   дарить   мне
фальсифицированную водку. Этого просто  некому  сделать.  Люди,  которые
поздравляют меня с днем рождения, не забулдыги и не бомжи, они  покупают
напитки в проверенных местах, в дорогих  магазинах  или  привозят  из-за
границы. И потом, кому придет в голову фальсифицировать напитки, которые
в силу своей немалой  стоимости  продаются  редко?  Левый  товар  всегда
дешевый, потому что деньги делают на  больших  объемах,  а  какой  смысл
вкладывать силы в подделку водки, если ее покупают раз в неделю, а то  и
реже?
   Тела погрузили в санитарную машину, и я подошел поближе с  намерением
заглянуть в окно.
   - Вам что? -  строго  спросил  меня  грузный  милиционер  в  форме  с
погонами старшего лейтенанта, пресекая мою  попытку  удовлетворить  свое
любопытство.
   - Можно посмотреть? - неожиданно робко попросил я.
   - Нечего там смотреть, - отрезал тот и многозначительно добавил:
   - Место происшествия. Не мешайте.
   - Я не буду мешать,  я  только  хочу  посмотреть,  какой  водкой  они
отравились.
   - Зачем? Нехорошо. Люди погибли, а вы интересуетесь. Отойдите.
   - Тогда вы хотя бы скажите мне, какой  водкой  они  отравились.  Хочу
знать, какой сорт покупать нельзя. А то вдруг я тоже...
   Пузатый старлей презрительно оглядел меня с головы до ног.
   - Такие, как вы, в таких местах не отовариваются, - изрек он.  -  Так
что не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. И вообще, с  чего  вы  взяли,
что они водкой отравились?
   - Все говорят, - повторил я слова медсестры Риты.
   - Кто - все? - на этот раз старлей повторил мой  собственный  вопрос,
и, несмотря на трагизм ситуации, мне стало смешно.
   - Те, кто заглядывал в окно.
   - Никогда не верьте тому, что говорят, пока сами не увидите.
   - Они что же, не отравились?
   - Нет, почему, отравились, - мне показалось, что эти слова милиционер
произнес с каким-то особым удовольствием, словно речь шла о его  злейших
врагах. - Только не водкой, а коньяком.
   - Коньяком?!
   - Ага, "Хеннесси". Уж не знаю, из какой лабуды они эту отраву  гнали,
но, видно, ядреная получилась штука. Бутылка едва  начатая,  по  первому
стопарю приняли - и с приветом.  Даже  на  помощь  не  позвали,  сначала
блевать начали, а потом и задохнулись. Да козлы  же,  мать  их  так,  ну
видят же, что бутылка без акцизной  марки,  значит  -  паленая,  значит,
любая гадость может быть налита, так нет же, покупают, радуются, что  по
дешевке, - в сердцах бросил старлей  и  тут  же  напустил  на  себя  вид
деловитый и озабоченный. - Все, гражданин, идите отсюда, не мешайте.
   Вот, стало быть, как... Не пожалел Фомич коньячку для Миши, принес  с
собой подарок известного писателя, похвалился, наверное, что бутылка  из
международного аэропорта, из магазина "дьюти-фри". И как же это понимать
прикажете? Либо действительно кто-то из поздравляющих лажанулся и  купил
мне в подарок  фальсификат,  либо...  Да,  либо  коньяк  был  специально
отравлен. Мой любимый сорт. Я бы наверняка выпил его, если бы не  травма
головы и не запрет врачей. Потому и нет  акцизной  марки,  ее  наверняка
повредили, когда вливали или всыпали внутрь яд, вот и сняли ее совсем  и
все ее следы стерли. А может, и в  самом  деле,  бутылка  из  аэропорта,
тогда коньяк на сто процентов не  может  быть  паленым.  Он  может  быть
только отравленным.
   Я отошел подальше и присел на лавочку. На ту самую, где вчера вечером
сидел Фомич. Нет, больше никак не получается убеждать себя  в  том,  что
звук выстрела мне почудился. Пора взглянуть правде в глаза  и  признать,
что меня хотели сначала застрелить, потом отравить. Одним словом, кто-то
очень хочет меня убить. И понять, кто и почему, я  смогу  только  в  том
случае, если сам все вспомню. Потому что при моей проклятой скрытности и
привычке к одиночеству нет ни малейшей надежды на то, что мне кто-нибудь
все расскажет. Никто мне ничего не расскажет,  никто  ничего  не  знает.
Знаю только я сам. Но где я, тот Корин,  который  прожил  год  и  девять
месяцев с июля девяносто девятого до апреля две тысячи первого?  Я  там,
за высокой каменной стеной,  окружившей  маленький  участок  размером  в
двадцать один месяц и десять дней. И я, Корин, стоящий  по  эту  сторону
стены, не могу до себя докричаться, не могу ничего спросить  и  получить
ответ, я, как бессмысленная маленькая шавка, бегаю вокруг  этой  высокой
гладкой стены и наивно пытаюсь взобраться по ней наверх, чтобы  увидеть,
что там, по ту сторону. Но ничего у меня не получается.
   Ну что ж, решение принято. И  я  немедленно  начну  воплощать  его  в
жизнь.

ГЛАВА 7

   Я называл его Бегемотиком. Или - по  настроению  -  Бегемотищем.  Или
просто Бегемотом. Нет, в самом  деле,  трудно  найти  на  нашей  планете
человекообразное существо, до такой степени  похожее  на  это  животное.
Найти-то трудно, да вот мне удалось. Вернее, не мне, а Мусе  Беловцевой,
которая  вообще-то  всегда  найдет  все,  что  угодно,   для   нее   нет
неразрешимых задач.
   Три  недели  назад  я  принял   решение   прекратить   прятаться   от
неустраивающих   меня   выводов,   которые   неумолимо    вытекали    из
неустраивающих меня мыслей. Меня  хотят  убить,  и  пора  уже  перестать
валять дурака и с милой улыбкой засовывать голову в песок в  надежде  на
то, что все как-нибудь само рассосется  и  обойдется.  Если  бы  не  мое
великодушное обещание на халяву напоить Фомича, умереть пришлось бы мне.
А вместе со мной - и еще кому-нибудь, потому как я все-таки не алкоголик
и в одиночку не пью, даже и свой любимый "Хеннесси".
   Пришлось вспомнить добрые советы Голой Мексиканской  Собачки  Эммы  -
моего лечащего врача -  и  обратиться  к  психоаналитику.  Коль  мне  не
удалось восстановить память собственными  усилиями,  буду  обращаться  к
специалисту. Поговорить на эту тему с Эммой мне даже в голову не пришло,
за много лет я привык, что все мои проблемы решает  Муся,  вот  ей  я  и
поручил найти мне хорошего психоаналитика, который, к тому же, не  будет
настаивать на том, чтобы я побежал к нему в кабинет, а посещал  бы  меня
здесь, в санаторной клинике.
   Честно признаться, после смерти Фомича и грузчика  я  еще  пару  дней
колебался. Есть у меня такая особенность: быстро  принимаю  решение,  но
если так случится, что нет возможности выполнить его немедленно, сию  же
секунду, пока еще в запале и не приступил к  тщательному  обдумыванию  -
потом наступает период сомнений. Поскольку, решение принято ранним утром
на скамейке возле домика техперсонала и до приезда Муси прошло несколько
часов, я успел как раз впасть в привычные для меня размышления.
   Разумеется, весь тот день я провел в разговорах об отравлении  Фомича
подаренным мне  коньяком  и  беспрестанно  долбил  Мусю  с  требованиями
вспомнить, кто именно принес бутылку. Но Муся только растерянно моргала,
горестно вздыхала и огорченно повторяла, что вспомнить не может. Дарящие
шли сплошным потоком, и то,  что  они  приносили,  мой  агент  сразу  же
раскладывала на три кучки: цветы - в наполненное водой ведро,  пакеты  и
свертки - на диван, бутылки - в коробку. Кроме того, она  несколько  раз
отлучалась,  бегала  в  положенное  рядом  с  офисом  кафе   перекусить,
отъезжала примерно на час, чтобы встретиться с автором и  взять  у  него
исправленную рукопись, ездила на бензозаправку. В ее отсутствие  подарки
поступали  через  секретаря,  которая,  следуя  полученной   инструкции,
принимала "товар" и раскладывала в ведра, на диван  и  в  коробку.  Муся
пообещала спросить у своей сотрудницы, может, она обратила  внимание  на
безакцизную бутылку.
   На следующий день моя  Кошечка-Гепард  принесла  два  известия,  одно
плохое,  другое  -  очень  плохое.  Плохие  известием   было   то,   что
девушка-секретарь насчет коньяка "Хеннесси" ничего не  вспомнила.  Очень
же  плохим  известием  было  сообщение  о  трагической  смерти  генерала
Маслова,  того  самого   Маслова,   с   которым   я   где-то   ухитрился
познакомиться, который снабжал меня взрывоопасной информацией и которого
я совершенно не помнил. Маслов  погиб  две  недели  назад  в  результате
банальнейшей уголовщины: ехал ночью на дачу по пустынному шоссе,  увидел
на дороге, прямо  перед  собой  лежащего  неподвижно  человека,  асфальт
вокруг головы  весь  в  крови.  Остановился,  как  поступили  бы  девять
водителей из десяти, вышел из машины, подошел к  телу.  А  тело  в  этот
момент ожило и дальше действовало вместе с выскочившими  из  придорожных
кустов подельниками. Генерала, который ехал на дачу в  штатском,  убили,
машину угнали. Вот такая вот история...
   - Думаешь - совпадение, случайность? - осторожно спросил  я  Мусю.  -
Смотри, что получается: сначала в меня въехал этот козел на джипе, но  я
выжил. Потом в  меня  стреляют,  но  неудачно.  Потом  убивают  Маслова,
который   дает   мне   информацию   о   злоупотреблениях    милицейского
генералитета. А меня пытаются отравить.
   - Мне кажется, нужно заявить в милицию, -  твердо  ответила  Муся.  -
Пусть они разбираются, а ты в целях безопасности пока здесь  отсидишься.
Это будет разумно и правильно.
   - Разумно? - я расхохотался, несмотря на всю напряженность  ситуации.
- Правильно? Мусенька, золотце мое, да ты просто не видела те материалы,
которые есть в моем компьютере! Ты даже не представляешь себе, что такое
наша милиция! И как это я пойду к ним  с  просьбой  разобраться?  С  кем
разобраться?  С  их  же  генералами,  засевшими  в  министерстве?  С  их
начальниками? Им собственная задница дороже.
   - Тогда в ФСБ, - не сдавалась Муся. - Пойми,  Андрей,  нельзя  сидеть
сложа руки и ждать, когда  снова  что-нибудь  произойдет.  В  ФСБ  сидят
крепкие профессионалы, они знают, что нужно делать в таких ситуациях.
   - Все они одна шайка-лейка,  друг  друга  прикрывают.  Нет,  Муся,  я
должен сам все вспомнить, чтобы понять, кому я мешаю  со  своей  книгой.
Или без книги, мешаю по каким-то другим причинам. Может быть, Маслов мне
говорил что-то, называл конкретные имена, тогда я по крайней  мере  буду
точно знать, кого  нужно  опасаться,  и  выстрою  свое  поведение  таким
образом, чтобы этот человек или эти люди не  видели  во  мне  опасности.
Чайником  прикинусь.  С  врагом  лучше  помириться,  чем  пытаться   его
уничтожить. Попытка ведь может и провалиться, а мир - это хоть  какая-то
гарантия.
   - Как знаешь, - в Мусиных гл