олагании. И хотя никакого  результата  в
плане борьбы с парамнезией пока не просматривалось, меня  это  вовсе  не
огорчало. Я привязался к Бегемоту и испытывал к нему искреннюю симпатию,
а страхи по  поводу  выстрела  и  отравленного  коньячка  снова  утихли,
погребенные  под  руинами  детских  впечатлений  и  юношеских   прыщавых
страданий.
   А потом наступил тот день, когда все пошло наперекосяк. Это  был  тот
самый день, когда меня удивила Мимоза. Уже не впервые, но на этот раз  -
после долгого перерыва и особенно ощутимо.
   Надо заметить, что я упорно продолжал свои  экзерсисы  в  тренажерном
зале, существенно нарастив нагрузку не только на сердце, но и на  мышцы,
которые день ото дня все больше  наливались  мощью  и  приобретали  даже
некоторую рельефность. Впервые в жизни я "кидал  железки"  и  находил  в
этом  занятии  немалое  удовольствие.  Пошел  уже  третий  месяц   моего
пребывания в санатории, а компаньонов по тренажерам  у  меня  так  и  не
нашлось, чему я был несказанно рад. Вероятно, здесь я  был  единственным
симулянтом,   все   прочие   обитатели   по-настоящему    хворали    или
восстанавливались после тяжелых болезней, и максимум, на что  они  могли
отважиться, это бултыхание в бассейне.
   Я увлеченно крутил педали велоэргометра, предаваясь  воспоминаниям  о
том  периоде  моей  жизни,  когда  впервые  испытал  острый  интерес   к
противоположному полу (мы с Бегемотиком как раз отрабатывали сексуальную
сферу). И внезапно почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Вернее,  не
так... Я не экстрасенс и не верю в то, что можно  почувствовать  взгляд.
Конечно,  в  моих  романах   персонажам   это   удавалось   с   завидной
регулярностью, но для меня это было не более чем художественным приемом.
Самому мне ни разу в жизни не удавалось испытать  то  ощущение,  которое
должно возникать, когда чувствуешь на себе чей-то взгляд.
   Мне  показалось,  что  я  услышал,   как   кто-то   приоткрыл   дверь
тренажерного зала. Именно  приоткрыл,  совсем  чуть-чуть,  оставив  лишь
узенькую щелочку. И не закрыл. Но  внимание  на  это  я  обратил  только
тогда, когда явственно  почуял  тягучий  холодок  сквозняка:  окно  было
распахнуто. Я на сквозняк сперва не отреагировал,  потом  вспомнил  звук
приоткрывшейся  Двери  и  сообразил,  что  разгоряченному  потному  телу
реально угрожает простуда, если не пневмония. Соскочив  с  тренажера,  я
подошел к двери, чтобы закрыть ее, и услышал быстрые  удаляющиеся  шаги.
Черт возьми, неужели кто-то подсматривал за мной? Да кому это нужно?
   Я подавил раздражение, захлопнул дверь и вернулся к своим занятиям. В
конце концов, тот факт, что я не общаюсь ни с  кем,  кроме  Колючкина  и
Мимозы, вовсе не означает, что меня тут никто не видит  и  не  замечает.
Вполне мог кто-нибудь узнать, и если это оказалась дамочка, то  довольно
естественно захотеть взглянуть на  знаменитость  в  полуодетом  виде  во
время занятий спортом.
   Через некоторое время  дверь  снова  открылась,  но  на  сей  раз  не
чуть-чуть,  а  совершенно  нормально,  и  на  пороге  тренажерного  зала
возникла Елена в облегающих лосинах и длинной свободной спортивной майке
с  надписью  "Вперед!"  и  забавным  рисунком,  изображающим  обутую   в
кроссовки черепаху.
   - Я вам не помешаю?  -  с  улыбкой  спросила  Мимоза.  -  Меня  очень
впечатлили ваши достижения, и я решила взять с вас пример.
   - Присоединяйтесь, -  кивнул  я.  -  Для  меня  самого  было  большим
открытием, что физические нагрузки укрепляют нервную систему, я  никогда
в жизни спортом не занимался. А вы?
   - Я занималась, когда была школьницей.
   Я уже наматывал километры на беговой дорожке, установленной на  режим
быстрой ходьбы в гору, а Елена устроилась  в  паре  метров  от  меня  на
велоэргометре.
   - Чем же вы занимались?
   - Играла в волейбол. Ну и легкая атлетика немного.
   - А почему бросили?
   Я и не заметил,  как  начал  задавать  вопросы,  на  которые  сам  же
когда-то наложил табу: ничего личного,  никаких  разговоров  о  семейной
жизни, я не хочу,  чтобы  мне  рассказывали,  и  не  хочу,  чтобы  потом
спрашивали об этом же меня самого.
   - Из духа  противоречия,  -  Елена  коротко  рассмеялась.  -  В  это,
наверное, трудно поверить, но я в детстве была очень красивой девочкой.
   - Ну что вы, - тут же перебил я, стараясь выглядеть  джентльменом,  -
просто невозможно поверить в  обратное.  Только  я  не  понял,  как  это
связано со спортом.
   - Напрямую. Во всяком случае, у моих  родителей.  Они  вбили  себе  в
голову, что вокруг меня слишком рано начнут  крутиться  мальчики  и  это
повредит и  моей  учебе,  и  моему  моральному  облику,  и  вообще  всей
остальной  жизни.  И  вот  чтобы  теня  уберечь  от  соблазна  ходить  с
мальчиками гулять, в кино иди на танцы, меня загрузили спортом по  самую
макушку. Причем у них не хватило ума скрыть от меня свои намерения, и  а
постоянно  слышала,  что  только  занятия  в  секции  уберегут  меня  от
страшного пути малолетней шлюхи.
   - И вы с этим согласились? - с интересом спросил я, тут  же  мысленно
отмечая оригинальность идеи и прикидывая, как можно обыграть ее в книге.
   - Я была послушным ребенком и свято верила в то,  что  мама  с  папой
всегда правы. Но рано или поздно всем заблуждениям приходит конец.
   - Вы влюбились, - догадался я.
   - И как! Весь свет меркнул, если я его не видела хотя  бы  день.  Мне
было шестнадцать, десятый класс, тренировки по два раза в  день,  утром,
до уроков в школе, и вечером, да еще выпускные экзамены на  носу.  Время
для свиданий можно было урвать с огромным трудом. Самое смешное, что  он
учился в параллельном классе, и мы каждый день виделись в  школе.  Но  у
меня в голове крепко сидело: спорт несовместим с личной жизнью,  если  я
занимаюсь  в  секции,  то  никаких  романов  быть   не   может.   Предки
постарались,  вбили  в  голову  намертво.  И  вот  вместо  того,   чтобы
довольствоваться общением в школе и свиданиями  по  выходным,  когда  со
временем посвободнее, я стала замышлять  бунт.  Дурочка  была!  -  Елена
снова рассмеялась. - Не нашла ничего  умнее,  чем  бросить  секцию.  Мне
казалось, что, пока я ее не брошу, то, что со мной происходит, не  будет
называться любовью. Поверила, что, пока есть спорт,  нет  любви.  А  вот
ежели спорта нет, тогда другое дело. Просто удивительно,  как  крепко  и
как долго в детях сидят те глупости, которыми их пичкают родители.
   - Тогда вы сильно рискуете, занимаясь на тренажерах, - пошутил  я.  -
Это может обрубить вам личную жизнь. Не боитесь?
   По лицу Мимозы промелькнула тень, уголки губ на какую-то долю секунды
опустились, и это еще раз уверило меня в том, что  нервный  срыв,  из-за
которого она попала на  лечение,  произошел  именно  на  почве  любовной
неудачи. С кем? С мужем? С любовником? Кстати, я даже не  знаю,  замужем
ли она. И не стану спрашивать, не стану нарушать мною  же  установленное
правило. Правда, об этом правиле Мимоза ничего  не  знает,  и  ничто  не
могло бы помешать ей рассказать  о  себе  без  всяких  вопросов  с  моей
стороны. Но она этого не сделала,  хотя  мы  общаемся  уже  два  месяца.
Интересно почему? Неужели она до такой степени похожа  на  меня,  что  и
сама установила себе такие же правила? Или она действительно  экстрасенс
и умеет читать чужие мысли? Хотелось бы знать, она только  со  мной  так
себя ведет или с Павлом Петровичем тоже?
   - Вы наверняка тоже были послушным ребенком,  -  сказала  она  вместо
ответа на мой вопрос.
   - Почему вы так решили?
   - Потому что вы  -  талантливый  писатель,  заявивший  о  себе  после
тридцати.
   - Не понял, - я чуть замедлил шаг. - Какая связь?
   - Вы - творческая личность, творец. Творец всегда идет своим путем  и
только благодаря этому может создать что-то новое, не похожее на то, что
было раньше. Если он создает похожее, то он не  творец,  а  копиист.  Вы
согласны?
   - Вы мне льстите, Леночка. Мне,  конечно,  приятно  это  слышать,  но
связи я все равно не уловил.
   - У творца, идущего собственным  путем,  есть  только  один  антипод:
абсолютно послушная личность, свято верящая в  то,  что  старшие  всегда
правы, а собственные ощущения, идущие вразрез  со  словами  родителей  и
учителей, -  не  правильные  и  поэтому  значения  не  имеют.  Послушная
личность ничего не  может  создать.  Такой  человек  вырастет  идеальным
исполнителем, но никогда не станет творцом. Если ребенок талантлив,  это
значит, что у него с самого детства есть собственный  путь,  собственные
ощущения. Такие дети всегда непослушны, строптивы, капризны, они ценят в
себе свою непохожесть, интуитивно чувствуют ее  и  не  желают  следовать
запретам и повелениям старших. Если это им удается, если старшие  их  не
ломают и не уродуют, то талант  таких  детей  проявляется  уже  довольно
рано. А вот если талант у человека проявляется позже,  ближе  к  зрелому
возрасту, это не означает, что таланта не было, а тут он  вдруг  взял  и
прорезался.
   - А что же это означает? - заинтересовался я.
   - Только то, что ребенок удачно  прикидывался  послушным,  когда  был
маленьким. Инерция послушания тянется долгие годы, она  не  проходит  за
один  день.  Поэтому  если  изначально  одаренный  ребенок   сознательно
выбирает  путь  послушания,  чтобы  отвязаться   от   родителей   с   их
бесконечными требованиями, поучениями и  наказаниями,  то  данный  богом
талант  проявляется  позже.  Мне  кажется,  если  бы  вы,  Андрей,  были
непослушным мальчишкой, вы написали бы  свой  первый  бестселлер  лет  в
девятнадцать-двадцать. А вы его написали только после тридцати.
   А ведь она права, черт побери! Не знаю, во всем ли,  но  уж  точно  в
одном:  я  действительно  был  подарочно-послушным  ребенком,  я   ловко
прикидывался, чтобы на меня не кричали, не ругали меня и не  наказывали,
хотя раз по десять на дню я  внутренне  не  соглашался  с  родителями  и
считал, что они совершенно не правы. Более того, частенько я  чувствовал
себя несправедливо обиженным папой или мамой, эти обиды моя память (будь
она неладна) заботливо сохранила, но не могу  припомнить  хотя  бы  один
случай, когда я попытался бы что-нибудь им доказать  или  отстоять  свое
право на что-то. Да, Андрюша Корин всегда был конформистом, а не борцом.
Так было безопаснее. Так можно было избежать постоянного ощущения, что я
недостоин, что  я  недостаточно  хорош,  недостаточно  умен,  ловок  или
прилежен. Я не хотел, чтобы меня ругали и наказывали, ведь любая  ругань
- это удар по самооценке. К сожалению, взрослые не умеют  бранить  детей
так, чтобы их не оскорбить, они не указывают на ошибки и возможности  их
исправления, они всегда бьют по самому больному - по самооценке, называя
ребенка плохим, глупым, неуклюжим, никуда не годным.  И  это  еще  самое
мягкое, что можно услышать от разгневанных родителей.
   Да, удивила меня Мимозочка.
   - Вы сами придумали эту теорию? - с невольным уважением спросил я.
   - Нет, прочла в умных книгах. Вернее, что-то прочла,  а  что-то  сама
додумала. В одной книге было написано, что послушание и творчество - это
две  полярности.  В  другой  книге  я  прочитала,  что  один  из   самых
распространенных страхов - это страх оказаться недостаточно  хорошим.  А
все остальное я достроила, исходя из жизненного опыта и наблюдений.
   Меня раздирало  мучительное  желание  спросить  Мимозу,  кто  она  по
образованию и кем работает. Но  я  понимал,  что  делать  этого  нельзя.
Нельзя слишком уж углублять межличностные контакты, мне это не  нужно  и
вообще, и в данный момент - в  частности.  Так  что  я  почел  за  благо
перевести разговор в более спокойное русло  обсуждения  фильма,  который
накануне показывали по телевидению.
   И вот тут Мимоза нанесла мне еще  один  удар,  куда  более  ощутимый,
нежели первый. И случилось это в самый неожиданный момент,  когда  мы  с
ней обсуждали нелогичное, на мой  взгляд,  поведение  героини  фильма  -
многодетной матери.
   - Все  ее  дети  были  рождены  от  любимых  мужчин,  все  дети  были
желанными, а сценарист так написал ее роль, как будто  она  своих  детей
совершенно не любит. Это же абсурд! - горячо заявил я.
   - Ничего подобного. Кто вам сказал, что женщина  не  имеет  права  не
любить своих детей? Кто вам сказал, что она обязана их любить?
   Я снова кинул на Мимозу  внимательный  взгляд,  но  на  этот  раз  не
заметил никаких признаков того, что  эта  тема  затрагивает  в  ее  душе
что-то личное. Ничего себе тезис!
   - Все женщины любят своих детей. И потом, если они их не хотят, то  и
не рожают, во всяком случае в таком количестве, - продолжал упорствовать
я.
   - Вы ошибаетесь, - с неожиданной мягкостью ответила Елена. -  Принято
считать, что люди, и мужчины и женщины в равной степени,  должны  хотеть
иметь детей. Понимаете? Так принято считать. И нас с детства именно  так
и воспитывают. Тот человек, который вдруг понимает, что детей не  хочет,
начинает чувствовать себя ущербным, не правильным, виноватым перед  всем
миром. Он может внешне проявлять свое чувство вины как угодно, он  может
даже его не ощущать, потому что это происходит  на  уровне  подсознания.
Одни прикрываются, как щитом, плохим материальным положением и  говорят,
что не хотят плодить бедноту. Другие еще что-то  придумывают,  например,
долго не женятся или не выходят замуж. А есть  такие,  для  которых  это
чувство собственной не  правильности  настолько  непереносимо,  что  они
рожают  детей.  Да,  я  не  хочу  иметь  детей,  думают  они  на  уровне
подсознания, но мне стыдно в  этом  признаться,  и  если  меня  спросят,
почему у меня нет детей, что я отвечу? Придется их завести,  чтобы  меня
не считали уродом, белой вороной,  не  таким,  как  все.  Такие  люди  с
удовольствием рожают детей, но не очень-то их любят.
   - Не ожидал услышать такое от вас, -  я  остановил  дорожку,  обтерся
полотенцем и принялся медленно ходить по залу, ожидая, пока пульс придет
в норму. - Если я вас правильно понял,  люди  вообще  не  должны  хотеть
детей?
   Она покачала головой.
   - Люди вообще ничего не должны. Одни хотят детей,  другие  не  хотят.
Все люди разные, они не обязаны быть похожими друг  на  друга  и  хотеть
одного и того же. И они не имеют  права  стесняться  того,  что  они  не
похожи на соседа или на сослуживца. Люди разучились  ценить  собственную
уникальность и неповторимость, им куда проще жить, когда  они  понимают,
что соответствуют стандарту. И того,  кто  стандарту  не  соответствует,
дружно, радостно, с гиканьем и свистом подвергают гонениям и остракизму.
А стандарты установили для того, чтобы сделать  человеческое  сообщество
более управляемым. То есть любой стандарт - это порождение власти.
   - Я должен подумать, - признался я, будучи весьма  озадаченным  этими
пассажами. - Слишком уж неожиданно для меня слышать такое.
   Мимоза прекратила крутить педали, слезла с сиденья и пошла к двери.
   - На первый раз достаточно, пойду приму душ. Вы  придете  в  бассейн,
Андрей?
   - Да, конечно, - рассеянно кивнул я. - Примерно через полчасика.
   - Значит, там и увидимся. А если вас  смущают  мои  слова,  если  они
кажутся вам оскорбительными и крамольными,  то  вы  подумайте  над  тем,
почему вы так мало видитесь со своими детьми. Только будьте честны  сами
с собой и не отговаривайтесь тем,  что  у  вашей  дочери  своя  взрослая
жизнь, а вашего сына не нужно травмировать поездками к больному папе.  И
запомните, Андрей: каждый человек имеет право быть таким, каков он есть.
А когда он начинает это скрывать, стесняться самого себя, притворяться и
подлаживаться под общий стандарт, он предает сам  себя,  он  предает  ту
личность, ту уникальную и неповторимую особость,  которой  он  на  самом
деле является. Он отрекается от нее. А это не правильно.
   Я, раскрыв рот, смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Вот это  Мимоза!
О том, что рот можно бы уже и  закрыть,  я  вспомнил,  наверное,  только
через несколько минут.

***

   Регулярные занятия с Бегемотищем не прошли даром. Если в первые  пару
недель каждая  высказанная  им  мысль  с  огромным  трудом  приводила  в
движение ржавые механизмы восстановления причинно-следственных связей  и
выявления истинной подоплеки событий, то теперь вся цепь была смазана  и
отлажена. Двух десятков минут, в течение которых я  "качал  мышцу",  мне
хватило, чтобы понять, насколько права была наша хрупкая Мимоза.
   Я не хотел иметь детей. Не знаю, почему, просто не хотел - и все.  Не
нужны они мне были, не интересны.  Мне  было  стыдно  и  неприятно,  мне
казалось, что, если кто-то узнает об этом,  на  меня  начнут  показывать
пальцем и обзывать моральным уродом. Все люди обязаны хотеть  детей,  на
этом тезисе было построено все: пропаганда,  литература,  кино,  бытовые
отношения. Я воспринимал свое равнодушие к детям как признак собственной
неполноценности и стеснялся  его.  И,  как  человек,  не  любящий  и  не
понимающий оперу, выстаивает часами за  билетами  на  премьеру  "Пиковой
дамы" и восторженно ахает во время спектакля, я, едва женившись в первый
раз, стал немедленно настаивать  на  ребенке.  Я  делал  все,  чтобы  не
оказаться разоблаченным в своих постыдных желаниях, я  тетешкал  Светку,
вставал к ней по ночам, водил ее в ясли и  в  детский  садик,  читал  ей
вслух книжки и постоянно ощущал тоскливую натугу в каждом своем слове, в
каждом жесте. Я делал то, что был должен, а не то, что хотел.
   Потом я развелся, женился на Лине и повторил тот же сценарий. У  меня
чудесный сын Женька, но я не скучаю по нему, я не страдаю оттого, что не
вижу его. Я хочу, искренне хочу, чтобы у него все было хорошо, чтобы  он
был здоров и счастлив, чтобы вырос умным, сильным  и  порядочным,  чтобы
получил полноценное  образование  и  сделал  карьеру  в  той  профессии,
которая ему нравится. Но мне не нужно, чтобы он постоянно был  рядом.  Я
не нуждаюсь в нем. Как не нуждаюсь и в Светке. И если меня задевало, что
она отстранилась от меня, как только я расстался с ее матерью, то  вовсе
не потому, что я без  нее  страдал  и  хотел  как  можно  больше  с  ней
общаться, а просто потому, что мне было досадно: ну как же так,  столько
сил на нее потрачено, столько бессонных ночей проведено  в  смене  одной
пеленки  на  другую,  укачивании,  песенках  и  баюшках,  столько   книг
прочитано вслух, столько выходных угроблено на  бессмысленные  походы  в
зоопарки, детские театры и парки с аттракционами. И где благодарность за
все это?
   Я был сам себе отвратителен, мысленно произнося все эти слова и молча
выжимая пуд за пудом. Выходит, моя так называемая любовь  к  собственным
детям - не более чем вложение капитала? То  есть  я  вкладываю  чувства,
которых на самом деле не испытываю, и получаю в результате ренту в  виде
собственного имиджа в глазах семьи и друзей. Ну и  в  своих  собственных
глазах, разумеется, тоже. Со Светкой коммерческий проект долгое время не
выгорал, вложенные капиталы доходов не приносили, и меня это злило,  как
злило бы любого нормального финансиста. А когда Светка  минувшей  осенью
обратилась ко мне со своими проблемами и попросила ничего не говорить ее
матери,  я  обрадовался  и  с  облегчением  вздохнул:  финансовая  схема
заработала, на вложенные денежки начали капать дивиденды. Неужели  я  до
такой степени моральный урод?
   Да нет же, никакой я не урод. Если верить Мимозочке,  таких,  как  я,
огромное количество, но мы все стесняемся своего отличия от стандарта  и
поэтому притворяемся, скрываем свою непохожесть на соседа.  А  зря!  Мы,
оказывается, имеем право быть такими, какие мы есть.  А  если  мы  собой
недовольны, если свои индивидуальные  особенности  считаем  дефектами  и
пытаемся их скрыть или скорректировать, то тем самым предаем собственную
личность.  Вообще-то  утверждение  довольно  спорное.   Есть   множество
аргументов "против", но и немалое количество "за". В любом  случае,  это
теория, над которой имеет смыс