днелась  только  рубка и
тонкая  кромка палубы.  Сигналы на  ней  поняли  и  стали надувать резиновую
шлюпку.
     И  в  это  время  Дьяков  увидел  невдалеке  глазок  перископа  третьей
подводной лодки.
     "Вот кто нас торпедировал", - понял он.
     Гитлеровская субмарина двигалась под водой в сторону М  - 98. Товарищей
надо было предупредить.
     Компаниец  вновь  замахал  тельняшками,  как  сигнальными  флажками,  и
просемафорил: "На вас идет в атаку подводная лодка".
     На М - 98  поняли  его. Спустив на воду  шлюпку  с матросом, они начали
маневрировать, меняя скорости.

     Выпущенная гитлеровцами торпеда не  попала в  цель:  проскочив мимо М -
98,  она с раскатистым  грохотом  взорвалась па отмели, подняв  вверх  столб
воды, дыма и грязи.
     Матрос  с М - 98 вскоре  подплыл на резиновой  шлюпке к пострадавшим  и
снял их  с  носа  затонувшего  корабля.  Затем, прижимаясь  к берегу,  пошел
навстречу баркасу, вышедшему с поста береговой обороны острова Эзель.
     У больших валунов, выглядывавших из воды, подводники покинули резиновую
шлюпку и  перебрались  в  надежный деревянный  баркас. А матрос  с  М  - 98,
выполнив приказ, отправился на свой корабль.
     В момент взрыва  крышка  верхнего  рубочного  люка М - 94  захлопнулась
сама, но не плотно:  сквозь  щели прорывалась  вода и хлестала в центральный
отсек.
     Старший рулевой Холоденко, стоявший на  вахте, кинулся по трапу наверх.
Он мог бы спастись через рубку, но, вспомнив об оставшихся товарищах, плотно
задраил верхний люк и крикнул сменщику Шипунову:
     - Прикрой вентиляцию!
     Из соседнего  отсека  неожиданно хлынул соляр.  Они вместе  бросились к
переборке, задраили вход и закрыли глазок.
     Ни вода, ни соляр больше не поступали.
     В носовой  части  корабля от  сильного сотрясения лопнули электрические
лампочки,  стало  темно. Людей,  находившихся здесь, оглушило; палуба  стала
крениться. Все, что не было закреплено, скатилось к кормовым переборкам.
     Первым  очнулся   командир  отделения   гидроакустиков  Малышенко.  Ему
показалось,  что  в  отсеке  не хватает  воздуха.  Цепляясь за  выступы,  он
подобрался к регулятору и, не  мешкая, дал  в отсек противодавление. Воздуха
стало поступать больше, чем нужно.
     Механик подводной лодки  капитан - лейтенант Шиляев  после ночной вахты
спал во втором отсеке на диване. От сильного толчка на него с  верхней койки
свалился боцман Трифонов, и они вместе покатились по палубе.
     В отсеке было темно. Ничего не понимая спросонья, механик спросил:
     - Что случилось? Где мы?
     - Кажется, на дне, - ответил боцман. - Похоже, что на мине подорвались.
     Откуда - то доносился шипящий свист. Сильно давило на уши.
     "Какой  -  то  чудак  дал  противодавление,  -  понял  Шиляев.  -  Надо
остановить".
     -  Стоп!  Прекратить  подачу воздуха,  -  крикнул  он  и сам кинулся  к
клинкету вентиляции. Но в  темноте рука наткнулась  на что - то острое и так
заныла от боли, что ее свело. Закончить работу помог боцман.
     Из первого отсека, оказавшегося почти  над головой,  послышался топот и
какая - то возня. Кто  -  то отдраивал люк. Во второй отсек один  за  другим
спустились торпедисты Митрофанов и Голиков.
     - У  нас  из -  под настила  показалась вода с соля  -  ром, -  сообщил
Митрофанов.
     -  Задраивать  переборку, -  приказал механик и, когда приказание  было
выполнено, спросил у боцмана: - Сколько теперь у нас народу?
     - Пять человек,  -  ответил  Трифонов.  -  Вы, я, акустик  Малышенко  и
торпедисты. Кто - то есть и в центральном отсеке, слышны голоса.
     "Что же предпринять? - задумался капитан - лейтенант.  - Теперь я здесь
старший".
     Из истории  подводного  плавания  он знал несколько случаев, когда люди
спасались через торпедные аппараты. Почему бы не попытать счастья?
     - Все  ли  у  нас  имеют  индивидуальные спасательные  маски? - спросил
Шиляев.
     - Не все, - ответил боцман. - Нет у вас и у торпедистов.
     - В первом отсеке найдутся запасные, я знаю, где они, - сказал старшина
торпедистов Митрофанов.
     Механик через глазок  посмотрел  в первый отсек. Там уцелела  крохотная
электролампочка боевого  освещения.  Света  от  нее немного,  но он позволял
разглядеть - воды в отсеке мало.
     - Of драить вход, - приказал Шиляев.
     Вдвоем  со старшиной,  хватаясь за  выступы и трубы,  они пробрались  в
первый отсек. Найдя запасные маски, механик негромко спросил у торпедиста:
     - Сумеете ли через аппарат пропустить нас?
     Старшина не сразу  ответил. Он осмотрел аппарат, проверил его действие,
с недоумением взглянул на приборы и лишь затем доложил:
     - Ничего не получается, слишком большой дифферент.
     -  Ну  что ж,  значит, этот путь  отпадает,  - не без огорчения  сказал
механик. - Попробуем шлюзоваться через рубку.
     Когда они  собрались уходить,  старшина  приметил в хранилище уцелевший
анкерок с красным вином.
     - Может, захватим с собой? - спросил он.
     Механику очень  хотелось глотнуть  вина. Во рту  все пересохло.  Но  он
боялся, что хмель толкнет  на необдуманные поступки, сдержался  и решительно
сказал:
     - Запрещаю! Не трогать!
     Они выбрались из отсека и вновь накрепко задраили его.
     Из центрального отсека доносился непонятный шум.
     - Что там стряслось? - спросил Шиляев у боцмана.
     -  Не пойму,  - ответил  тот. -  Спорят вроде. Механик открыл глазок  в
центральный отсек и спросил:
     - Кто жив?
     - Шипунов, Линьков и я, - ответил ему старший рулевой Холоденко.
     - Чего вы расшумелись?
     - Да вот тут Линьков... испугался, что ли? Чудить начал.
     - Много у вас воды?
     - Пустяки, успели перекрыть.
     - Откройте переборку.
     - Не позволю! -  вдруг запротестовал старшина трюмных Линьков.  - У вас
вода. Хотите, чтоб и мы погибли?.. Не положено открывать.
     - Как же вы без нас  спасетесь? И насчет воды фантазируете. Поглядите в
глазок, - принялся убеждать механик.
     - Ничего в темноте не увидишь, не открою! - упорствовал Линьков.
     С исполнительным старшиной действительно что - то случилось. Он никогда
прежде не позволял себе так говорить. Неужели  от  страха потерял  рассудок?
"Надо отстранить", - решил капитан - лейтенант и твердым голосом приказал:
     - Краснофлотец Холоденко, назначаю вас моим  помощником по спасательным
работам. Выполняйте приказание.
     - Есть! - ответил тот и, отстранив Линькова, отдраил вход.
     В   центральном  отсеке   собралось   восемь   человек.   От  пролитого
электролита,  соединившегося с  водой, начал  выделяться  хлор.  Становилось
трудно дышать.
     Капитан -  лейтенант  проверил, на  какой  глубине  находится подводная
лодка.  В первом отсеке глубомер показывал восемь метров, а  в центральном -
двадцать.  Какому  из  них  верить?  Не  испортились  ли  оба?  Взглянув  на
штурманскую карту и прочитав последнюю  запись в  бортовом  журнале,  Шиляев
понял, что подводная лодка находится недалеко  от берега. Если  выберемся из
отсека - подберут. Но как это лучше сделать?
     Капитан  -  лейтенанту  невероятно  захотелось  курить.  Хоть  бы  одну
папиросу - сразу бы он привел мысли в порядок...
     "Не смей, - тут же приказал сам себе. - Если ты закуришь, то дисциплину
начнут нарушать и другие. Потерпи!"
     Он стал  вспоминать инструкцию, как можно спастись через рубку способом
шлюзования: опустить тубус... взять буй с буйрепом, всех собрать в  рубке...
Но поместятся ли восемь  человек? Ведь  второго сеанса не  будет. Оставшиеся
погибнут.
     Отвергая   все  сомнения,  он   уже   твердым  голосом  начал  отдавать
приказания. Краснофлотцы ждали  решительных действий.  Уверенность  механика
взбодрила их. Распоряжения Шиляева выполнялись быстро и точно. Люди поверили
- он спасет их.
     Объяснив, как будет проходить вся процедура шлюзования, Шиляев приказал
всем снять обувь и остаться лишь в легких комбинезонах.
     Пока шли  приготовления к спасению, он уничтожил секретную документацию
и повесил на грудь аварийный фонарик.

     Невдалеке послышался шум моторов.
     - Наши катера пришли спасать, - обрадовались подводники.
     Никто из них, конечно, не догадался, что вблизи прошла  подводная лодка
противника.  А когда послышался сильный взрыв, все недоуменно переглянулись:
никак бомбят?
     - Не обращать внимания! - приказал Шиляев. -  Опробовать индивидуальные
спасательные приборы!
     Все люди  были  натренированы.  Они быстро проверили  маски  и действие
кислородных баллонов. Приборы оказались исправными.
     - Теперь в рубку! - скомандовал механик. - Старайтесь так разместиться,
чтобы всем хватило места.
     Для восьми человек рубка, конечно, была тесной.  Двое  старшин вместе с
боцманом  заняли ступеньки трапа, остальные как можно плотней прижались друг
к другу. Шиляев с трудом протиснулся к ним.
     Задраив нижний  люк  и дав противодавление,  механик,  как  на учениях,
ровным голосом сказал:
     - Боцман  выходит первым,  за  ним  Холоденко,  Митрофанов,  Малышенко,
Шипунов, Голиков  и  Линьков.  Я  покину корабль  последним.  Не  торопитесь
выскакивать  наверх.  Мы  пустим буй.  Помните:  на буйрепе есть  мусинги...
задерживайтесь  хоть  несколько секунд, иначе раздует... Заболеете кессонной
болезнью.
     - Товарищи, а  я  ведь плавать  не  умею, - вдруг  сознался Линьков.  -
Утону... поддержите наверху.
     - Не канючить! - прервал его механик. -  Моряки не оставляют товарища в
беде, боцман и Холоденко поддержат. Всем надеть маски и включить кислород, -
приказал он. - Головы выше!
     Капитан - лейтенант стремился подбодрить товарищей.
     Надев  маску,  Шиляев  стал   заполнять  рубку  забортной  водой.  Вода
проникала снизу и поднималась все выше и выше. Вот она дошла до  пояса... до
груди... Погас фонарик, стало темно... Дыхание участилось...
     Вскоре зашевелился  на трапе боцман -  стало быть, вода дошла  доверху.
Теперь   нетрудно   будет  отдраивать  верхний  люк   и  выпустить   буй   с
тридцатиметровым буйрепом.
     В  рубке  чуть  посветлело  - значит, люк открылся.  Подводники один за
другим стали  покидать рубку.  Видимо, от напряжения Шиляева вдруг  оставили
силы, он на какой - то миг потерял сознание, опустился на колени...
     Когда механик очнулся,  рубка уже  опустела.  Сквозь толщу воды  сверху
пробивался луч солнца. Шиляев пошарил  рукой вокруг  себя. И вдруг наткнулся
на  скорчившегося Линькова.  Тот  не  решался  покинуть  корабль.  Капитан -
лейтенант подтолкнул его к выходу.
     Спровадив последнего, механик  еще раз обшарил всю рубку, затем  взялся
за буйреп и не спеша сам стал подниматься на поверхность.
     Всплыв, Шиляев снял маску и спросил:
     - Кто не вышел?
     - Линьков, - ответил боцман.  - Он тут всплыл было, да на радостях рано
снял маску... его опять утянуло вниз.
     - Выловить! - приказал капитан - лейтенант.
     Но вытаскивать "утопленника" не пришлось. Он сам выплыл из глубины.
     Не желая погибать, Линьков под водой надел маску,  выпил из нее соленую
воду и включил кислород. Старшину выкинуло на поверхность.
     Товарищи,  подхватив  неудачливого  старшину, стали подсаживать  его на
торчавший из воды  нос  М - 94,  но подводная лодка  почему - то вдруг стала
медленно погружаться и ушла под  воду.  Пришлось всем собраться в одно место
и, поддерживая Линькова, вплавь направиться к берегу.
     Плыли  они до тех  пор, пока  их  не подобрал баркас берегового  поста,
прибывший через час после взрыва.
        "МЫ ПРОРЫВАЕМ СЕТИ"
     9 августа. Сегодня  подул ветер и небо хмурилось с утра. Корабль даже у
стенки раскачивало.
     Перед  обедом,  когда  в  кают  -  компании  накрыли  стол,  неожиданно
появились члены военно-полевого суда, чтобы провести открытое заседание.

     По  сигналу в  кают  - компании  были собраны  все моряки, свободные от
вахты. Нарезанный  хлеб,  расставленные приборы и  тарелки  вестовые накрыли
второй  белой  скатертью. Так как  все  почему  -  то  говорили вполголоса и
шепотом,  создалось  впечатление,  что  на  столе  лежит  длинный  покойник,
накрытый саваном.
     За  шахматный  столик  уселись  два  военюриста  и   старший  политрук.
Председатель военно-полевого суда, зачитывая обвинительный акт, вместо "уже"
все  время  говорил  "вже". Моторист "Полярной звезды"  Рюмшин  обвинялся  в
невыполнении приказа во время воздушной тревоги.
     Моторист  невысок, ершист,  с  твердым, упрямым подбородком.  Свидетели
подтверждают его строптивость и нежелание подчиняться старшине.
     Военно-полевой  суд  совещался недолго  и тут же  вынес приговор: "...к
высшей мере наказания - расстрелу".
     В кают - компании наступила небывалая тишина.
     У приговоренного побелели губы. Он стоял  как пораженный громом. Потом,
не обращая внимания  на  часовых, перешел к  другой  переборке и опустился в
одно из свободных кресел. Видимо, ноги его не держали. Он уже был наполовину
мертв.
     - Сменить часовых! - послышалась команда.
     В  кают - компанию вошли пехотинцы с  винтовками. Рюмшин,  взглянув  на
них, поднялся и, словно слепой, касаясь рукой переборки, пошел к трапу.
     На  широком трапе стояли его товарищи - мотористы.  Сочувствуя Рюмшину,
они  совали  ему в руки  папиросы,  печенье, а он  от всего отказывался, ему
ничего уже было не нужно.
     12 августа. Нашим подводникам наконец повезло:  Щ-307 в том же  районе,
где погибла  М  -  94,  торпедировала  гитлеровскую  субмарину, повадившуюся
разбойничать у пролива Соэла-Вяйн. От  взрыва субмарина вздыбилась, показала
нос, рубку со свастикой и ушла на дно.
     Боевой счет открыт.
     Несколько наших  подводных лодок  теперь ходят  к  базам  противника  с
рогатым грузом. Они  скрытно ставят на фарватерах минные банки.  Это  важная
работа. Гитлеровцы могут пострадать больше, чем от торпедных атак.
     14 августа. Ночь не  спали: тревога за тревогой. Противник недалеко - в
каких-нибудь  пятидесяти  километрах.  Над  заливом  то  и  дело  проносятся
бомбардировщики.  Нас  пока  не  трогают.  Летают  бомбить  рабочие  команды
ленинградцев,  которые роют противотанковые  рвы  и устанавливают надолбы на
подступах  к городу. Скоро  бомбардировщики накинутся  и на  нас. Надо  быть
готовым ко всему.
     Все сухопутные дороги  к Таллинну отрезаны, остался один путь - Финский
залив. Но он опасен. На фарватерах столько мин,  что некоторые узости залива
напоминают суп с клецками. Уже несколько кораблей подорвались и затонули.
     15 августа.  Проснувшись,  мы ловим последние известия по радио.  Вчера
наши войска оставили Смоленск, сегодня - Кировоград и Первомайск. Гитлеровцы
перешли  на юге  Буг. Одесса, как и Таллинн,  окружена. Но  по  Черному морю
можно  уйти на  Кавказ, а по  Финскому  заливу куда?  Противник захватил оба
берега, может обстреливать фарватеры из пушек.
     16  августа. Фронт приблизился. Ночью с  фок  -  мачты я видел  вспышки
орудийной стрельбы.
     Поздно  вечером  гитлеровский летчик сбросил  над заливом осветительную
ракету. Она плавно опускалась на парашюте, освещая наш корабль.
     У  борта  "Полярной  звезды"  стояла подводная лодка. Не  засек  ли  ее
разведчик? Тогда нам будет жарко. Гитлеровцы бросят сюда все самолеты.
     Подводные лодки ненавистны противнику, они незаметно пробираются на его
коммуникации, неожиданно нападают на корабли и топят их. А "матка" подводных
лодок, которая кормит и снабжает торпедами большой выводок стальных птенцов,
заслуживает  того,  чтобы на нее была брошена вся  бомбардировочная авиация.
Тот, кто потопит "матку", получит высшую награду - железный крест.
     Ночь  с 16  на  17  августа.  Сегодня  прямо над  нами  загорелись  две
осветительные бомбы. Их яркий, какой - то  неживой свет выхватил из тьмы всю
акваторию порта.
     К счастью, две "щуки", бравшие из цистерны "Полярной звезды" соляр, уже
отошли от борта. Но успели ли они погрузиться под воду?
     Где  - то за  Усть-Лугой  большой пожар.  Вижу зарево и  высокие  языки
пламени. Сейчас  два часа ночи. Сквозь  редкие облака  проглядывают звезды и
тускло светит месяц.
     Я дежурю по кораблю. Следим не только  за воздухом, но  и за водой.  По
радио  из  штаба  нас предупредили, что возможно нападение с  моря. Разведка
заметила в заливе торпедные катера противника.
     17 августа, 14 часов. Только что нас атаковали три бомбардировщика. Они
вышли  из  -  под  солнца  и,  спикировав,  сбросили  на  "Полярную  звезду"
двенадцать  бомб. Нападение было  столь неожиданным, что зенитчики не успели
открыть заградительный огонь.
     Бомбы  падали с тягучими воплями,  но ни одна  не попала в корабль: две
взорвались на суше, остальные в  воде.  Некоторые из них упали  невдалеке от
борта.
     Всплыло  очень  много оглушенной салаки. Большой судак  и  два  крупных
окуня  кружили на  поверхности воды, плавая вверх брюхом. Матросы  с катеров
запустили моторы и принялись сачками вылавливать оглушенную рыбу.
     - На ужин поджарка будет, - говорили они.
     С землечерпалки, которая стояла в заливе  в  пяти  кабельтовых  от нас,
просемафорили:  "Попала  бомба. Убит  рабочий,  ранена  женщина.  Необходима
скорая помощь, вышлите врача". Наш врач отправился на землечерпалку.
     Я  сошел на берег - поглядеть на огромные воронки. Голубовато  -  серая
глина разбросана на десятки метров.
     На земле валяются еще горячие, с рваными боками стальные осколки. По их
толщине наши минеры определили, что бомбы были весом по пятьсот килограммов.
     17 августа,  17 часов. Наблюдатели заметили  приближающихся  "козлов" -
пикирующих  бомбардировщиков Ю-87.  Шесть  пушек "Полярной  звезды"  открыли
заградительный огонь. Вскоре к ним присоединились и зенитные пулеметы...
     Два  гитлеровца  все  же  пробились  сквозь  огненную  густую завесу  и
сбросили бомбы, но опять ни одна не попала в корабль.
     Наш  кормовой пулемет  обдало жидкой  грязью,  поднятой взрывом со дна.
Меня и обоих пулеметчиков с ног до головы заляпало неприятно пахнущим илом.
     На корабле появился  первый раненый. Это был зенитчик. Ему сверху не то
пулей,  не то  осколком пробило плечо.  Комендор не  мог выйти  из шока.  Он
жмурил глаза и дрожал. А кровь хлестала из небольшой раны.
     Врач еще не вернулся с землечерпалки. Рану обрабатывал фельдшер.
     Видно, гитлеровцы  поняли,  какой корабль стоит  без движения в Лужской
губе.  Оставаться  у  стенки  нам теперь нельзя. "Полярная звезда" запустила
машины и выбралась в залив. Здесь в случае нападения можно маневрировать.
     17 августа, 20 часов. Над нами появились бомбардировщики. Они ходили по
кругу. Я насчитал двенадцать самолетов и почувствовал дрожь в ногах.
     Такой  скорострельной пальбы  наши  зенитки  еще никогда  не открывали.
Снаряд посылался за снарядом. Вокруг стоял невообразимый грохот - невозможно
было  разобрать отрывистых команд и  докладов.  Люди понимали друг друга  по
жестам.
     Темные и  рыжеватые  комки  густо испятнали небо перед  самолетами.  Не
решаясь  на пикирование в лоб, гитлеровские летчики разошлись по  звеньям  и
начали заходить для атак с разных сторон.
     Посыпались  бомбы с  большой высоты. Их отвратительный  вой,  казалось,
проникал в мозг и кровь, сверлил кости. Невольно охватывал страх,  появилось
желание  сжаться  в комок,  втиснуться в любую  щель. Но где  спрячешься  на
корабле? Остается только одно: отбиваться, не обращая внимания ни на что.
     Я напряженно следил за тем, как бомбы отделялись от самолетов,  и по их
полету старался  угадать,  куда  они упадут.  Если  стабилизаторы  были выше
головок  -  недолет,  если  ниже  -  перелет.  Но  когда  бомбы  летели и  я
стабилизаторов не видел - замирало сердце. Сейчас сверкнет и...
     Хорошо,  что  мы обрели  маневренность.  "Полярная звезда" то двигалась
вперед, то отрабатывала задний ход, то разворачивалась.
     Бомбы  падали  так близко, что  обдавали  палубы  г