стели и, заорав
"ура", поднял всех на ноги.
     Под  Москвой  разгромлено  несколько дивизий гитлеровцев.  Наши  войска
отбили  города Рогачев,  Истру, Яхрому, Солнечногорск, Ефремов,  Михайловск.
Окружили Клин. Захвачены большие трофеи. Наступление продолжается.
     Мы ждали этой вести, потому что верим в победу. Неужто наступил перелом
в  войне? Тогда  держись,  фашисты!  Гнать  будем отовсюду. Мы найдем в себе
силы.
     На  кораблях,  вмерзших  в  кронштадтский  лед,  оживление:  посыпались
рапорты с  просьбой  отправить  на  сухопутный фронт.  В море сейчас  делать
нечего,   моряки   рвутся  на   сушу,  чтобы   громить   гитлеровцев.  Нашим
политотдельцам приходится сдерживать пыл,  говорить о  ремонте  кораблей,  о
весенней кампании.
     Мы в своей газете  теперь ставим  лозунг: "Смерть немецким оккупантам".
Новшество, конечно,  не моя инициатива, а предложение политуправления флота.
Это  значит, что надо  быть  беспощадным к врагу.  Впрочем, и  без  призывов
злости с избытком.
     15 декабря. В девять часов  утра была еще мгла. В небе виднелся бледный
серпик луны. Деревья, провода, стены домов покрылись пушистым инеем.
     Я побывал на кораблях, узнал, как они готовятся зимовать. Возвращался к
себе в казарму  в двенадцатом часу. Над заливом появилось стеклянное солнце.
Над Петергофом вдруг возникла блекло расцвеченная арка радуги.
     Вверху  загудели  наши  истребители.  На  крыльях  отчетливо  виднелись
красные звезды.
     Началась  артиллерийская  пальба.  Трудно было понять,  "входящие"  или
"исходящие" рвались снаряды. В морозном воздухе звуки разносятся далеко.
     За обедом я узнал, что наши войска отбили еще два города под Тулой.
     16 декабря. Вчера вечером ледокол привел последние корабли  с островов.
Мы покинули свои базы на Балтике, чтобы сузить фронт. В наших руках остались
лишь два солидных острова - Лавенсаари и Сескар. На Сескаре застрял зимовать
один из тихоходных тральщиков.  К нему  ледокол не  мог  пробиться.  На этом
тральце  находился  наш  политотделец старший политрук  Редькин.  Радун  ему
позволил покинуть тральщик и сесть на любой из кораблей, идущих в Кронштадт,
но пока  старший политрук бегал за своими вещами, корабли снялись с якорей и
отошли от острова.
     Редькина и еще двух каких -  то моряков видели бегущими по кромке  льда
за кораблями. Чтобы  обратить на себя внимание, они  стреляли  в  воздух  из
пистолетов. Но Святов ни одному кораблю не позволил остановиться, он боялся,
что  ледокол  далеко уйдет вперед,  а  отставшие концевые  корабли  каравана
затрут сомкнувшиеся льды.
     Очень  плохо, что мы без боя оставили Гогланд. Ведь  весной этот остров
нам  очень понадобится. Сама природа  сделала его  господствующим в середине
Финского залива. Он расположен почти поперек  залива, мимо него незаметно не
пройдешь,  не  проскочишь. Ведь на нем и  обоих Тютерсах  были поставлены не
только пушки, но и пеленгаторные станции. Они могли предупредить Кронштадт о
надвигающейся с моря опасности.
     Кроме того,  на острове три бухты, удобные для стоянки  кораблей. А для
авиации были посадочные площадки.
     Правда, есть оправдание. Командование говорит: не - известно  - де, чем
кончится  наступление   противника  под   Тихвином,  а   эти   острова  дали
Ленинградскому  фронту 3270 бойцов  и  командиров,  49  орудий  и 1500  тонн
боезапаса, 98 лошадей и 450 тонн продовольствия.
     Кроме того, опасно было оставлять  в глубоком тылу  небольшой гарнизон.
Из шхер  к острову удобно  подойти с любой  стороны по льду. И Кронштадт  не
сможет  помочь  ни  лыжниками,  ни авиацией, ни  продуктами.  Лучше лишиться
Гогланда на время, чтобы удержаться в кольце блокады.
     Начальству,  конечно, видней. Итак, в Финском заливе  мы владеем только
низким  и открытым со всех сторон Сескаром и более мощным и удобным островом
-  Лавенсаари,  имеющим хорошие  бухты  и  лесные заросли, в которых  хорошо
укрыты зимние строения, землянки, доты и дзоты.
     Острова заминированы и  опутаны колючей  проволокой.  Теперь только они
запирают морские подходы к Кронштадту.
     С последними кораблями прибыло и овровское  начальство, руководившее на
Гогланде  спасением  кораблей.  Командир и  комиссар ходят хмурыми. Финны по
радио  передали,  что  теплоход  "Иосиф  Сталин"  придрейфовал  к  одному из
островов и немцы на буксире притащили его в Таллинн.

     17  декабря. Совинформбюро  сообщило,  что нашими войсками  взят  город
Калинин. Молодцы москвичи!
     Сегодня  потеплело.  С  утра  шла   артиллерийская  дуэль  с  немецкими
береговыми батареями.
     21  декабря.  Удивительная  история произошла на  стареньком  эстонском
пароходике, приспособленном для сторожевой службы в заливе. Во  время ночной
бомбежки  пятидесятикилограммовая  бомба через трубу влетела  в  топку. И не
взорвалась.  Кочегары  вытащили  ее  клещами  и не  выбросили за борт,  а по
распоряжению "деда" - механика - оставили остудиться на палубе.  К  утру она
вдруг  взорвалась,  разворотила  всю  корму.  Видимо,  была  со  взрывателем
замедленного действия. Так по глупости скаредного "деда", которому  для чего
- то понадобилась бомба, выбыл из строя еще один сторожевик.
     22 декабря.  Полгода  идет война.  В Ленинграде положение тяжелое.  Сто
двадцать  пять  граммов черного  хлеба,  без круп  и мяса,  не могут утолить
голод.  Правда,  продукты  уже  идут,  они  лежат  грудами  на  той  стороне
Ладожского  озера.  Грузовики не успевают их  перевозить  по льду. В  первую
очередь надо перебросить патроны, снаряды, бензин и солярку.
     Многие ленинградцы уже пухнут от голода. Кто не имел домашних припасов,
обессилели, едва волочат  ноги. Их  поддерживает только надежда,  что  скоро
блокада будет прорвана и по северной железной дороге пойдут поезда.
     Вчера  Совинформбюро  передало,  что  армия  Федюнинского  разбила  две
дивизии  и  два пехотных  полка  у Ладожского озера. Хорошо,  что существует
радио и добрые вести могут порадовать блокадников. А как же в старые времена
вести проникали к осажденным?
     Ходят слухи, что войска Мерецкова тоже пробиваются к Ленинграду. Скорей
бы они освободили хотя бы одну железнодорожную ветку!
     Особую  ярость в  эти  дни  вызывают  подлецы,  которые  в  лихую  пору
заботятся только о себе и делают карьеру.

     Все началось с письма,  пришедшего в  редакцию многотиражки. Его  писал
наш овровец, попавший на сухопутный фронт.
     "Дорогая редакция,  разыщите  гада  - старшину Ефима  Сиванка,  который
окопался в тылу и шкодит,  - просит боец. - Этот прохвост написал моей жене,
что я  убит, и напросился рассказать, как все вышло. Когда она назначила ему
встречу, он принес водки, консервов и стал приставать с ухаживаниями.
     Отыщите кобеля и  судите. Нечего ему околачиваться в  тылу и соблазнять
жен воинов. Пусть-ка повоюет со штрафниками. Боец Иван Хлынов".
     - Сиванка  я  знаю,  -  сказал  Клецко. -  Это  писарь  Ломова.  Он  по
совместительству стал почтальоном.
     Я попросил Клецко о письме бойца никому ничего не говорить, так как сам
займусь расследованием.
     С письмом я пошел к военкому базы. Тот, прочитав жалобу, обозлился:
     -  Вот как ведут себя любимчики Белозерова!  А он еще просил освободить
его от политзанятий. Сейчас вызову этого Сиванка.
     Но я остановил военкома и спросил:
     - А тебя не поразило то, что он с водкой и консервами к женщине пришел?
Ведь  наши снабженцы говорят, что  у них крупинки лишней  нет. Откуда писарь
добывает продукты?
     - Верно, - задумался военком. - У нас излишков нет. Нужно последить.
     Он  не стал  вызывать  писаря,  а принялся наблюдать за  ним.  Сиванок,
выполнявший  обязанности  почтальона,  имел  возможность  утром  и   вечером
покидать территорию  части.  Кроме  того,  он  часто получал  командировки в
Ленинград.  Сумки почтальонной не  носил,  а ходил  с чемоданчиком.  Военком
приказал часовым проверить его.
     Часовой  остановил  Сиванка,  когда  тот  собирался выйти из  части,  и
потребовал открыть чемоданчик.
     - Не открою, - заартачился писарь. - Несу  вещи командира  базы. Сейчас
доложу ему.
     Он повернулся  и кинулся к канцелярии. - Часовой забил тревогу. Сиванка
задержали и  проверили содержимое чемоданчика. В  нем оказалось восемь банок
консервов.

     - Откуда они у тебя? - спросил военком.
     Побледневший писарь не знал, что сказать. В ящиках его стола обнаружили
еще три банки шпрот и четвертушку головки сыра.
     - Мне подарили ханковцы, - вдруг придумал Сиванок.
     - Кто?
     Но  он не мог назвать  ни  одной  фамилии.  Писарь  заговорил только  у
следователя.
     Оказывается,  на  той  барже,  которая  прибыла  с  Тран-зунда с  нашей
типографией, были еще ящики консервов, бочонки масла и головки сыра. Сгрузив
типографию, снабженцы остальное не заприходовали. Баржу  они отбуксировали к
своим  складам  и,  завалив  дровами, заготовленными на зиму, оставили  лишь
узкий проход в трюм.
     Для  маскировки в  трюме  держали  швабры, каустическую соду  и зеленое
мыло. Доступ к  ним имели только кладовщик, писарь и  заместитель начальника
снабжения. Продукты брали по  приказу командира базы и начальника снабжения,
и, конечно, не забывали себя. Жрали в три горла, да еще  обменивали консервы
на водку.
     Кроме - того, писарь развозил продуктовые  подарки нужным  людям. Никто
из нас в эту тяжелую зиму о повышении званий и не думал, а снабженцы  нашили
себе на рукава новые серебристые нашивки.
     Те,  кто  представил их к повышению, нашли оправдание: "Соединение - де
разрослось,  не  годится  людей  с  малыми  званиями   держать   на  больших
должностях".  Теперь  все они  арестованы  и переданы  в  военный  трибунал.
Пощады, конечно, не будет.
     23  декабря.  Впервые  в  этом  месяце  я побывал  в  настоящей,  жарко
натопленной деревенской баньке. Ее  построили бойцы постов наблюдения. Здесь
большой котел  горячей  воды, запасены  дубовые  веники, а  камни  в  парной
накалены так,  что выплеснутая  из ковша вода словно  взрывалась,  с треском
мгновенно превращалась в облако пара.
     Наши отощавшие тела  соскучились  по теплу  и мылу. Мы давно не  видели
друг  друга   голышом.   Зрелище,   нужно  сказать,   удручающее.   У   всех
политотдельцев животы подтянуло,  а под кожей  резко выпирали "шпангоуты"  -
так в шутку у нас называют ребра. Пропагандист Васильев с грустью заключил:
     -  Мослы лишь  остались! И  фаса нет,  один  профиль. Мы все,  конечно,
испытывали  небывалое  блаженство, истязуя себя вениками  и ощущая щекочущее
покалывание крови в разомлевшем теле. Мягкий пар обволакивал, обнимал нас, а
запахи  смолистых бревен,  смешанные с  ароматом  дубовых листьев,  пьянили,
кружили голову...
     Но  удовольствие, к  сожалению, было недолгим. Начался обстрел. Снаряды
рвались где - то вблизи на льду.
     В бане почему - то страшней,  чем в казарме. Голышом ты чувствуешь себя
беззащитным: боишься обваренным очутиться на снегу.
     Мы  ополоснули друг друга прохладной водой,  насухо  вытерлись и  стали
торопливо одеваться, чтобы покинуть опасное место.
     24 декабря.  У нас  перемены:  назначен  новый  командир ОВРа -  бывший
флагманский  штурман,  капитан  второго  ранга Ладинский.  Говорят,  что  он
отменно знает свое дело.
     Мы  теперь  не кронштадтский ОВР,  а всего Балтийского флота.  В  нашем
соединении 170 вымпелов!  Шестьдесят крупных кораблей и почти все катера МО.
Мы  не  отдадим больше  ни одного человека на сухопутный фронт. Весной  наши
корабли первыми должны открыть навигацию и очистить фарватеры от мин.
     Два дня шел снег, дороги раскисли, затрудняли  наступление  наших войск
под Москвой. Сегодня чуть подморозило, продвигаться будет легче.
     Для поднятия  духа солдат на Восточном фронте по радио выступил Гитлер.
Он заверил,  что  знает о  страданиях  солдат  и  надеется на их терпение  и
строгое выполнение  приказов.  При  этом  пообещал  применить в  войне новое
оружие,  которое приведет  к  скорой  победе. А неудачи под Москвой объяснил
выравниванием  фронта,  чтобы  перейти от маневренной войны к позиционной. О
блицкриге уже ни слова! Понял, что молниеносной войны не получилось.

     25 декабря. Ночью мы проснулись от грохота и сотрясений. Где - то рядом
с казармой бухала "стотридцатка", и ей вторили другие батареи острова. От их
пальбы дрожали стены старой казармы и жалко звякали стекла окон.
     По сведениям  разведки, в сочельник сменялись  гитлеровские  дивизии на
Перешейке и Южном берегу, чтобы рождество отпраздновать в тыловых квартирах.
Наши  артиллеристы  решили  на прощание  угостить  их стальными  пирогами со
шрапнельной начинкой.
     Сегодня  "Ленинградская  правда" принесла хорошую весть: рабочие вместо
250 граммов хлеба будут получать 350, а служащие - 200.  Обещают  выдать  по
карточкам крупы и мяса. Значит, подвоз налаживается.
     6 декабря было разрешено выбираться  из  Ленинграда по  льду Ладожского
озера.  Желающих оказалось  много.  С  одного берега  на  другой  потянулись
вереницы людей с нагруженными саночками.  Не  все они  рассчитали свои силы.
Многие  по пути  садились  отдыхать и  больше  не  поднимались -  замерзали.
Пришлось посылать специальные машины подбирать уставших и обмороженных.
     Сейчас пешие переходы  по льду запрещены. Чтобы вывезти ленинградцев на
Большую землю, мобилизованы все городские автобусы.
     В  осажденный  город   пришла  новая   беда:   замерзли  водопровод   и
канализация. За водой ленинградцы ходят на Неву.
     31 декабря.  Наши политотдельцы  и "флажки" -  флагманские специалисты,
пользуясь флотским гостеприимством, умудряются  дважды  обедать  и  ужинать.
Поедят на  корабле и спешат к себе в кают - компанию, чтобы получить хотя бы
второе и хлеб. И все равно  остаются голодными. Это я испытал на себе. Столь
не сытно наше питание.
     На флоте радость:  черноморские корабли  высадили десанты  на  Крымское
побережье.  Заняты  Керчь  и  Феодосия.  По этому  случаю  Новый  год  будем
встречать с вином.

     1 января 1942 г. 0.50м. Вечером политотдельцы разошлись по кораблям для
собеседований. Я был на  сторожевике "Коралл".  Военкомом  на  этом  корабле
бывший кавалерист  Еременко.  У него в каюте на переборке накрест висят ярко
надраенный клинок  и украшенные  черненым серебром ножны.  Про свою шашку он
говорит с уважением и уверяет, что чистит ее чаще, чем зубы.
     Еременко худощав,  черноволос, по-кавалерийски строен.  Зимней флотской
шапке придал  такую  форму, что она стала похожей на кубанку.  Носит ее чуть
набекрень. У  него  не ботинки,  а хромовые  сапоги  с начищенными до блеска
голенищами. Так и ждешь - сейчас звякнут шпоры.
     Он сам, а  поэтому, видимо,  и все его краснофлотцы  рвутся воевать  на
сушу. Они изучают ручной пулемет, бросают гранаты и ходят на  лыжах. Если бы
у них был конь, то военком, наверное, научил бы рубиться. Весенняя навигация
его  не волнует, он уверен, что попадет на сухопутный фронт. Зря  его держат
на корабле.
     В  кубрике я  провел  беседу  с краснофлотцами и ужинал  с командирами.
Когда  я уходил с  корабля, то  видел на льду  у  трапа детишек  и  женщин с
котелками и  бидончиками. Они  ждали, когда  кок  вынесет  остатки  ужина  и
кастрюли, с которых можно наскрести пригарков.
     Как  женщины  и  ребятишки проникают  к  кораблям? Ведь в воротах стоят
часовые. Видно,  они  пробираются по  льду,  далеко обходя часовых. Голод не
тетка, чего не предпримешь, чтобы добыть немного супу и каши.
     Наша парикмахерша утром работает в штабе и политотделе, а днем ходит по
кораблям, стрижет и бреет ради обеда и ужина.
     Новый  год  встречали   в  кают  -  компании  казармы.  Стоя  выслушали
выступление  по  радио  Михаила  Ивановича  Калинина.  Всесоюзный  староста,
поздравив  советских  людей с  наступающим  Новым  годом, сообщил  радостную
весть: наши войска, разбив шесть корпусов гитлеровцев, взяли Калугу.
     Прокричав "ура", мы выпили по полстакана  красного  вина. Потом  завели
патефон,  ужинали  и  пили  жиденькое  пиво,  добытое  нашим  политотдельцем
Михайловым - бывшим кронштадтским судьей.

     Ровно в 0.30 минут наша соседка "стотридцатка" открыла огонь по берегу,
занятому  противником.  Она  заглушила  праздничную  музыку  и  напомнила  о
блокаде.
     2 января. В первый  день нового  года  коки  напекли пирогов  с мясом и
рисом. Всем досталось по куску. Проглотили  и... остались голодными.  А ведь
когда - то  пирогами  наедались  до отвала.  Да  и хлеба  маловато. Нам пока
ничего не прибавили.
     С Сескара вернулся наш политотделец  Редькин.  Весь путь по  торосистым
льдам он проделал на лыжах.
     Оказывается,  для   обслуживания  ледовых   дорог  создан   специальный
гидрографический отряд. Гидрографы, овладев лыжами, исследуют лед и проводят
по льду на острова не только машины с провиантом, но и танки.
     Отличился гидрограф Черкасов. Вьюжной декабрьской ночью он из Лавансари
провел на Гогланд отряд наших лыжников. Появление на  острове людей  в белых
балахонах было столь неожиданным, что противник в панике бежал.
     Остров  Гогланд   опять  наш.  Теперь,  после  освобождения  Тихвина  и
улучшения наших дел на сухопутном фронте, он нам еще послужит.
     Весной,  видно,  сложна будет борьба с минами. Наш тихоходный тральщик,
застрявший во льдах у Сескара, вдруг понесло вместе с ледяным полем. Начался
невероятный грохот. Это  рвались мины,  под  небеса вздымая ледяные осколки.
Командир  тральщика  насчитал тридцать четыре взрыва. Лед не только взрывает
мины, но и срывает  их с  минрепов.  Рогатые клецки будут плавать  по  всему
заливу. Весной жди их и на большом Кронштадтском рейде.
     Пришел сборник политуправления по обмену опытом  политической работы  в
боевой обстановке. Один из авторов расхвалил нашу многотиражку  "Балтиец" за
умелую подачу материалов, воспитывающих  бесстрашие и мужество. Мое "войско"
в  честь этой похвалы прокричало "ура". Девушки уже не рвутся на  фронт. Они
убедились, что их работа необходима флоту.

     5  января. В  Ленинграде  на исходе жидкое топливо  для электростанций.
Ленсовет  попросил  флот поделиться  мазутом  и  соляром,  сохранившимися  в
Кронштадте.
     Но как доставить жидкое горючее? Для этой цели выделили одну из крупных
подводных  лодок "Правда". Чтобы  ее рубка  и надстройка не выделялись среди
льдов, их покрасили в белый цвет.
     Из Ленинграда, проламывая довольно толстый лед, "Правду" повел за собой
ледокол. Первое время, хотя и  медленно,  шли они в тишине. Потом противник,
видно,  обнаружил ледокол и принялся  из Стрельны  и Петергофа  обстреливать
Морокой  канал.  Снаряды  рвались  на  льду рядом  с  подводной  лодкой,  но
отставать  от ледокола было рискованно:  пробитая во льдах дорога на  морозе
могла быстро застынуть.
     Более сорока минут шли корабли под огнем противника. К счастью, ни один
снаряд  в "Правду" не попал, лишь осколками поранило нескольких подводников,
стоявших наверху. Ледокол  же  пострадал основательно.  В него попало  шесть
снарядов. Был убит вахтенный рулевой,  и чуть ли не  треть  команды получила
ранения.
     Ледокол все же пришел  своим ходом и  привел при  - топленную подводную
лодку в Кронштадт.  Здесь в объемистые цистерны "Правды" было залито семьсот
тонн соляра.
     Тот же  ледокол через несколько дней повел тяжело нагруженную подводную
лодку  в затемненный  Ленинград.  Шли в  тридцатиградусный мороз  в сплошной
мгле, делая  все возможное, чтобы ни  одна  искорка не выдала корабли. И это
удалось морякам.  Гитлеровские артиллеристы приметили конвой,  когда  он уже
подходил  к огражденной  части Морского канала.  Открытый вдогонку огонь  не
причинил вреда.
     В самые темные дни ленинградские электростанции получили горючее, чтобы
выработать ток цехам,  изготовляющим танки,  пушки, снаряды, осветить и дать
тепло госпиталям, детским садам, хле