ина материализм, очевидно, выражая тем самым свое 
несогласие с некоторыми принципами прежнего английского и французского 
материализма, в частности с абстрактностью, с сенсуализмом, усматривавшим в 
чувственности основу и единственный источник знаний. В данном месте Маркс 
говорит о дофейербаховских формах материалистической философии, разделяет ту 
неудовлетворенность ими, которая была характерна для Фейербаха. Не этот старый 
материализм, и не идеализм, а философия Фейербаха – натурализм, гуманизм – 
способна постигнуть тайны всемирной истории. 

Излагаемые Марксом положения о человеке, как непосредственном и деятельном 
природном существе, основываются во многом на принципах, которые развивал 
Фейербах в противоположность религиозному и философскому идеализму: рассмотрение 
человека в качестве особого, сознательного существа природы, определение 
сущности характером внешнего предмета, непременно предметный характер всякого 
существа, всякой сущности, необходимость для существования чувственного существа 
других вещей вне его самого (воздуха для дыхания, воды для питья, света для 
зрения, животных и растительных продуктов для еды и др.). 

Термин "страдание" исходит от Фейербаха, у которого он трактовался так же, как и 
у Маркса, как форма проявления и способ воздействия на человека окружающей среды, 
внешнего мира. Фейербах говорил о том, что только страдающее, нуждающееся 
существо является необходимым существом; существование без потребностей - 
излишнее существование; только то, что страдает, достойно существования. Маркс, 
в отличие от Фейербаха, существенно переработал и расширил эмпирический принцип 
"страдания", включив сюда общественную практику, осмысленную и целенаправленную 
деятельность человека по освоению и преобразованию внешнего мира. 

Маркс критикует положения Гегеля, опираясь на Фейербаха и используя его 
терминологию. Фейербах, в частности, писал в "Предварительных тезисах к реформе 
философии", что мысль у Гегеля – это бытие, субъект, а бытие – в то же время и 
предикат, логика – это мышление в специфических ему формах, мысль как 
беспредикатный субъект или мысль, которая является как субъектом, так и 
предикатом самой себя; Гегель брал объекты только мысленно, как предикаты 
мыслящей мысли. Выражение "чистое, безостановочное кружение в самом себе" - это, 
по-видимому, парафраз гегелевских выражений "в себе поглощающийся круг", "круг 
кругов" из работы Гегеля "Наука логики". 

Здесь и далее Маркс цитирует страницы из книги: G. W. F. Hegel. "Encyclop?die 
der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse". Dritte Ausgabe. Heidelberg, 
1830 (Г. В. Ф. Гегель. "Энциклопедия философских наук в сжатом очерке". Издание 
третье. Гейдельберг, 1830). 

Цитируется стр. 393 книги Гегеля (см. примечание 79). 

+++ 




К.Маркс и Ф.Энгельс

ФЕЙЕРБАХ

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО 
И ИДЕАЛИСТИЧЕСКОГО ВОЗЗРЕНИЙ

В кн.: К.Маркс, Ф.Энгельс. Избранные произведения в трех томах. Т.1. 
М.: Издательство политической литературы, 1970. с.2-43 

Предисловие 

I 

1. Идеология вообще, немецкая в особенности 

2. Предпосылки материалистического понимания истории 

3. Производство и общение. Разделение труда и формы собственности: племенная, 
античная, феодальная 

4. Сущность материалистического понимания истории. Общественное бытие и 
общественное сознание 

II 

1. Условия действительного освобождения людей 

2. Созерцательность и непоследовательность материализма Фейербаха 

3. Первичные исторические отношения, или основные стороны социальной 
деятельности: производство жизненных средств, порождение новых потребностей, 
производство людей (семья), общение, сознание 

4. Общественное разделение труда и его следствия: частная собственность, 
государство, “отчуждение” социальной деятельности 

5. Развитие производительных сил как материальная предпосылка коммунизма 

6. Выводы материалистического понимания истории: преемственность исторического 
процесса, превращение истории во всемирную историю, необходимость 
коммунистической революции 

7. Резюме о материалистическом понимании истории 

8. Несостоятельность всего прежнего, идеалистического понимания истории, в 
особенности – немецкой послегегелевской философии 

9. Идеалистическое понимание истории и мнимый коммунизм Фейербаха 

III 

1. Господствующий класс и господствующее сознание. Как сложилось гегелевское 
представление о господстве духа в истории

Предисловие

Люди до сих пор всегда создавали себе ложные представления о себе самих, о том, 
что они есть или чем они должны быть. Согласно своим представлениям о боге, о 
том, что является образцом человека, и т.д. они строили свои отношения. 
Порождения их головы стали господствовать над ними. Они, творцы, склонились 
перед своими творениями. Освободим же их от иллюзий, идей, догматов, от 
воображаемых существ, под игом которых они изнывают. Поднимем восстание против 
этого господства мыслей. Научим их, как заменить эти иллюзии мыслями, 
отвечающими сущности человека, говорит один, как отнестись к ним критически, 
говорит другой, как выкинуть их из своей головы, говорит третий, – и... 
существующая действительность рухнет. 

Эти невинные и детские фантазии образуют ядро новейшей младогегельянской 
философии, которую в Германии не только публика принимает с чувством ужаса и 
благоговения, но и сами философские герои также преподносят с торжественным 
сознанием ее миропотрясающей опасности и преступной беспощадности. Первый том 
предлагаемой работы ставит себе целью разоблачить этих овец, считающих себя 
волками и принимаемых за таковых, – показать, что их блеяние лишь повторяет, в 
философской форме, представления немецких бюргеров, что хвастливые речи этих 
философских комментаторов только отражают убожество немецкой действительности. 
Эта книга ставит себе целью развенчать и лишить всякого доверия философскую 
борьбу с тенями действительности... [...] 

ФЕЙЕРБАХ

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО 
И ИДЕАЛИСТИЧЕСКОГО ВОЗЗРЕНИЙ {1}

[ I ]

[л. 1] Как возвещают немецкие идеологи, Германия проделала за последние годы 
переворот, который не имеет себе равного. Начавшийся со Штрауса процесс 
разложения гегелевской системы {2} превратился во всемирное брожение, охватившее 
все "силы прошлого". Во всеобщем хаосе возникали мощные державы, чтобы тотчас же 
снова исчезнуть, появлялись на миг герои, которых более смелые и более сильные 
соперники вновь низвергали во мрак. Это была революция, по сравнению с которой 
французская революция – лишь детская игра, это была мировая борьба, перед 
которой борьба диадохов {3} кажется ничтожной. С неслыханной стремительностью 
одни принципы вытеснялись другими, одни герои мысли сокрушали других, и за три 
года – с 1842 по 1845 – в Германии была произведена чистка более основательная, 
чем прежде за три столетия. 

Все это произошло-де в области чистой мысли. 

Как бы то ни было, мы имеем дело с интересным событием: с процессом разложения 
абсолютного духа. Когда в нем угасла последняя искра жизни, различные составные 
части этого caput mortuum {4} распались, вступили в новые соединения и 
образовали новые вещества. Люди, промышляющие философией, существовавшие до той 
поры эксплуатацией абсолютного духа, набросились теперь на эти новые соединения. 
Каждый с величайшей старательностью стал заниматься сбытом доставшейся ему доли. 
Дело не могло обойтись без конкуренции. Вначале она носила довольно солидный, 
бюргерски-добропорядочный характер. Но затем, когда немецкий рынок оказался 
переполненным, а на мировом рынке, несмотря на все усилия, товар не находил 
спроса, все дело, на обычный немецкий манер, было испорчено фабричным и дутым 
производством, ухудшением качества, фальсификацией сырья, подделкой этикеток, 
фиктивными закупками, вексельными плутнями и лишенной всякой реальной почвы 
кредитной системой. Конкуренция превратилась в ожесточенную борьбу, которую нам 
теперь расхваливают и изображают как переворот всемирно-исторического значения, 
как фактор, породивший величайшие результаты и достижения. 

Для того, чтобы оценить по достоинству все это философское шарлатанство, которое 
даже вызывает в груди почтенного немецкого бюргера столь приятные для него 
национальные чувства, чтобы наглядно показать мелочность, провинциальную 
ограниченность всего этого младогегельянского движения, а в особенности для того, 
чтобы обнаружить трагикомический контраст между действительными деяниями этих 
героев и иллюзиями по поводу этих деяний, – необходимо взглянуть на всю эту 
шумиху с позиции, находящейся вне Германии {5}. 

[1.] Идеология вообще, немецкая в особенности

[л 2] Немецкая критика вплоть до своих последних потуг не покидала почвы 
философии. Все проблемы этой критики, – весьма далекой от того, чтобы 
исследовать свои общефилософские предпосылки, – выросли на почве определенной 
философской системы, а именно – системы Гегеля. Не только в ее ответах, но уже и 
в самих ее вопросах заключалась мистификация. Эта зависимость от Гегеля – 
причина того, почему ни один из этих новоявленных критиков даже не попытался 
приняться за всестороннюю критику гегелевской системы, хотя каждый из них 
утверждает, что вышел за пределы философии Гегеля. Их полемика против Гегеля и 
друг против друга ограничивается тем, что каждый из них выхватывает какую-нибудь 
одну сторону гегелевской системы и направляет ее как против системы в целом, так 
и против тех сторон, которые выхвачены другими. Вначале выхватывали гегелевские 
категории в их чистом, неподдельном виде, как, например, "субстанция" и "самосознание" 
{6}; затем профанировали эти категории, назвав их более мирскими именами, как, 
например, "род", "единственный", "человек" {7} и т.д. 

Вся немецкая философская критика от Штрауса до Штирнера ограничивается критикой 
религиозных представлений {8}. Отправной точкой служили действительная религия и 
теология в собственном смысле слова. Что такое религиозное сознание, религиозное 
представление – это в дальнейшем определялось по разному. Весь прогресс 
заключался в том, что мнимо господствующие метафизические, политические, 
правовые, моральные и иные представления также сводились к области религиозных, 
или теологических, представлений, да еще в том, что политическое, правовое, 
моральное сознание объявлялось религиозным, или теологическим, сознанием, а 
политический, правовой, моральный человек – в последнем счете "человек вообще" – 
провозглашался религиозным человеком. Господство религии предполагалось заранее. 
Мало-помалу всякое господствующее отношение стало объявляться религиозным 
отношением и превращалось в культ – культ права, культ государства и т.п. 
Повсюду фигурировали только догматы и вера в догматы. Мир канонизировался во все 
большем объеме, пока, наконец, достопочтенный святой Макс {9} не смог объявить 
его святым en bloc {10} и таким образом покончить с ним раз навсегда. 

Старогегельянцы считали, что ими все понято, коль скоро подведено под ту или 
иную гегелевскую логическую категорию. Младогегельянцы все критиковали, 
подставляя повсюду религиозные представления или объявляя все теологическим. 
Младогегельянцы разделяют со старогегельянцами их веру в то, что в существующем 
мире господствует религия, понятия, всеобщее. Но одни восстают против этого 
господства как против узурпации, а другие прославляют его как нечто законное. 

Так как у этих младогегельянцев представления, мысли, понятия, вообще продукты 
сознания, превращенного ими в нечто самостоятельное, считаются настоящими 
оковами людей – совершенно так же, как у старогегельянцев они объявляются 
истинными скрепами человеческого общества, – то становится понятным, что 
младогегельянцам только против этих иллюзий сознания и надлежит вести борьбу. 
Так как, согласно их фантазии, отношения людей, все их действия и все их 
поведение, их оковы и границы являются продуктами их сознания, то 
младогегельянцы вполне последовательно предъявляют людям моральное требование 
заменить их теперешнее сознание человеческим, критическим или эгоистическим 
сознанием {11} и таким путем устранить стесняющие их границы. Это требование 
изменить сознание сводится к требованию иначе истолковать существующее, что 
значит признать его, дав ему иное истолкование. Младогегельянские идеологи, 
вопреки их якобы "миропотрясающим" фразам {12}, – величайшие консерваторы. Самые 
молодые из них нашли точное выражение для своей деятельности, заявив, что они 
борются только против "фраз". Они забывают только, что сами не противопоставляют 
этим фразам ничего, кроме фраз, и что они отнюдь не борются против 
действительного, существующего мира, если борются только против фраз этого мира. 
Единственный результат, которого могла добиться эта философская критика, 
заключается в нескольких, да и то односторонних, историко-религиозных 
разъяснениях относительно христианства; все же прочие их утверждения, это – 
только дальнейшие приукрашивания их претензии на то, что они этими 
незначительными разъяснениями совершили якобы всемирно исторические открытия. 

Ни одному из этих философов и в голову не приходило задать себе вопрос о связи 
немецкой философии с немецкой действительностью, о связи их критики с их 
собственной материальной средой {13}. 

[2. Предпосылки материалистического понимания истории] {14}

[с. 3] Предпосылки, с которых мы начинаем, – не произвольны, они – не догмы; это 
– действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. 
Это – действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, 
как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их 
собственной деятельностью. Таким образом, предпосылки эти можно [с. 4] 
установить чисто эмпирическим путем. 

Первая предпосылка всякой человеческой истории – это, конечно, существование 
живых человеческих индивидов {15}. Поэтому первый конкретный факт, который 
подлежит констатированию, – телесная организация этих индивидов и обусловленное 
ею отношение их к остальной природе. Мы здесь не можем, разумеется, углубляться 
ни в изучение физических свойств самих людей, ни в изучение природных условий – 
геологических, оро-гидрографических, климатических и иных отношений, которые они 
застают {16}. Всякая историография должна исходить из этих природных основ и тех 
их видоизменений, которым они благодаря деятельности людей подвергаются в ходе 
истории. 

Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии – вообще по чему угодно. 
Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить 
необходимые им жизненные средства – шаг, который обусловлен их телесной 
организацией. Производя необходимые им жизненные средства, люди косвенным 
образом производят и саму свою материальную жизнь. 

Способ, каким люди производят необходимые им жизненные средства, зависит прежде 
всего от свойств самих жизненных средств, находимых ими в готовом виде и 
подлежащих воспроизведению. 

[с. 5] Этот способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что 
он является воспроизводством физического существования индивидов. В еще большей 
степени это – определенный способ деятельности данных индивидов, определенный 
вид их жизнедеятельности, их определенный образ жизни. Какова жизнедеятельность 
индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает, 
следовательно, с их производством – совпадает как с тем, что они производят, так 
и с тем, как они производят. Что представляют собой индивиды – это зависит, 
следовательно, от материальных условий их производства. 

Это производство начинается впервые с ростом населения. Само оно опять-таки 
предполагает общение [Verkehr] индивидов между собой {17}. Форма этого общения, 
в свою очередь, обусловливается производством {18}. 

[3. Производство и общение. 
Разделение труда и формы собственности: 
племенная, античная, феодальная]

[л. 3] Взаимоотношения между различными нациями зависят от того, насколько 
каждая из них развила свои производительные силы, разделение труда и внутреннее 
общение. Это положение общепризнано. Но не только отношение одной нации к другим, 
но и вся внутренняя структура самой нации зависит от ступени развития ее 
производства и ее внутреннего и внешнего общения. Уровень развития 
производительных сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени 
развито у нее разделение труда. Всякая новая производительная сила, – поскольку 
это не просто количественное расширение известных уже до того производительных 
сил (например, возделывание новых земель), – влечет за собой дальнейшее развитие 
разделения труда. 

Разделение труда в пределах той или иной нации приводит прежде всего к отделению 
промышленного и торгового труда от труда земледельческого и, тем самым, к 
отделению города от деревни и к противоположности их интересов. Дальнейшее 
развитие разделения труда приводит к обособлению торгового труда от 
промышленного. Одновременно, благодаря разделению труда внутри этих различных 
отраслей, развиваются, в свою очередь, различные подразделения индивидов, 
сотрудничающих в той или иной отрасли труда. Положение этих различных 
подразделений по отношению друг к другу обусловливается способом применения 
земледельческого, промышленного и торгового труда (патриархализм, рабство/сословия, 
классы). При более развитом общении те же отношения обнаруживаются и во 
взаимоотношениях между различными нациями. 

Различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными 
формами собственности, т.е. каждая ступень разделения труда определяет также и 
отношения индивидов друг к другу соответственно их отношению к материалу, 
орудиям и продуктам труда. 

Первая форма собственности, это – племенная собственность {19}. Она 
соответствует неразвитой стадии производства, когда люди живут охотой и 
рыболовством, скотоводством или, самое большее, земледелием. В последнем случае 
она предполагает огромную массу еще неосвоенных земель. На этой стадии 
разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим расширением 
существующего в семье естественно возникшего разделения труда. Общественная 
структура ограничивается поэтому лишь расширением семьи: патриархальные главы 
племени, подчиненные им члены племени, наконец, рабы. Рабство, в скрытом виде 
существующее в семье, развивается лишь постепенно, вместе с ростом населения и 
потребностей и с расширением внешнего общения – как в виде войны, так и в виде 
меновой торговли. 

Вторая форма собственности, это – античная общинная и государственная 
собственность, которая возникает главным образом благодаря объединению – путем 
договора или завоевания – нескольких племен в один город и при которой 
сохраняется рабство. Наряду с общинной собственностью развивается уже и движимая, 
а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но как отклоняющаяся от 
нормы и подчиненная общинной собственности форма. Граждане государства лишь 
сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой 
общинной собственности. Это – совместная частная собственность активных граждан 
государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую 
форму ассоциации. Поэтому вся основывающаяся на этом фундаменте структура 
общества, а вместе с ней и народовластие, приходит в упадок в той же мере, в 
какой развивается частная собственность, в особенности недвижимая. Разделение 
труда имеет уже более развитой характер. Мы встречаем уже противоположность 
между городом и деревней, впоследствии – противоположность между государствами, 
из которых одни представляют городские, а другие – сельские интересы; внутри же 
городов имеет место противоположность между промышленностью и морской торговлей. 
Классовые отношения между гражданами и