ческого
государства, как показывает опыт, не поддаются эмпирической интерпретации.
Использование таких понятий советского обществоведения как "классы рабочих,
крестьян, и служащих" заведомо не адекватно, так как приписанность людей к
социально-учетным группам определяет их поведение только с внешней стороны, в
то время содержание поведения (мотивы, ценности, привычки, цели) определяется
какими-то другими, внешними по отношению к социально-учетной структуре
факторами. Можно предположить, что в социалистическом государстве было по
меньшей мере две социальных структуры: социально-учетная и собственно
социальная, которые если и пересекались между собой, то только в предельных
случаях.

В данной главе сделана попытка применить для описания собственно социальной
структуры социалистического общества (в рамках его административно-рыночной
интерпретации) тривиальные понятия, выработанные в предперестроечной
публицистике, но несколько их переопределить и формализовать. Правомерность
такого подхода оправдывается тем, что преимущественно публицисты в 60-80 годы
занимались первичным описанием реальности, ее классификацией и фиксацией
фактов. Естественно, публицистические описания не кодифицированы и большая
часть используемых фактов и обобщений не поддается верификации. Однако это
знание существует и ценность его гораздо больше, чем выверенные в русле
догматов обществоведения тексты докторов философских, экономических, а теперь
и политических наук.

У людей, которым выпало жить в СССР, до недавнего времени было очень немного
возможностей для самоопределения: они могли жить государственной жизнью,
отождествляя себя со своим социально-учетным статусом; могли пребывать в
отчужденном от государственного функционирования состоянии и самоопределяться
в бытовых отношениях; они могли пытаться не отождествляться со своим
функциональным местом в государстве и по возможности отстраняться от
социалистического быта.

Группы, выделенные в отношениях отождествления с государством и бытом (в
условиях, которые государство диктовало своим гражданам) можно назвать
группами функционеров, обывателей и диссидентов и рассматривать как базовые
элементы социальной структуры. Граждане социалистического государства вне
зависимости от своего социально-учетного статуса были лишены возможности
действовать вне рамок социально-учетной структуры. Их самовыражение было
ограничено разговорами о государстве, обсуждением его истории, складывающейся
экономической ситуации, и т.п.

Пропаганда и мероприятия по созданию социально-учетной структуры (такие как
репрессии и чистки) были ориентированы на выработку единого интерпретационного
аппарата для всех элементов социально-учетной структуры и на создание самой
структуры, составленной из рабочих, крестьян и служащих, распределенных по
отраслям народного хозяйства и прикрепленных пропиской к местам жительства.
Однако результатом репрессий и пропаганды стало возникновение страт
функционеров, обывателей и диссидентов.

На социалистической русском языке (канцелярите - по К. Чуковскому) нельзя было
выразить какие-либо собственно человеческие отношения. Поэтому каждая из страт
собственно социальной структуры (функционеры, обыватели и диссиденты)
выработала собственный язык описания реальности и определенные стереотипы для
описания реальностей других страт. Еще совсем недавно одной из немногих форм
самоопределения была, по определению КГБ, болтовня, то есть разговоры о том, о
чем представителям конкретной страты говорить не полагалось.

Каркас обыденной жизни в СССР можно попытаться описать, рассматривая отношения
между стратами функционеров, диссидентов и обывателей, и языками, которые
представители страт использовали в разных ситуациях, в том числе и в тех, где
пересекались их взаимные интересы. Естественно, такое описание не может
претендовать на полноту и самодостаточность, однако позволяет разделить
системные свойства граждан социалистического государства (т. е. характеристики
людей и отношений между ними, производные от положений в социально-учетной
структуре) от собственно человеческих качеств.


Функционеры, диссиденты и обыватели как идеальные типы.

Функционеры, диссиденты и обыватели в социальной структуре социализма
существовали не только как фрагменты социалистического пейзажа. Это и
идеальные типы, и эмпирические типологические характеристики, которые
государство давало своим гражданам в критических для него ситуациях, а
граждане в той или иной степени примеривали к себе.

Функционеры определяли себя и других по положению в системе государственных
отношений и статусов и противопоставлялись обывателям и диссидентам - как
люди, живущие полноценной государственной жизнью, то есть считающие
административный торг и его результаты необходимым, хотя и не вполне
естественным состоянием. Функционеры - это не только и столько власть имущие,
скорее это люди, которые мыслили себя преимущественно в государственной
организации пространства и времени. Функционеры жили временем выполнения
государственных планов и проведения торжественных мероприятий в пространстве,
ограниченном центрами применения власти и местами проведения свободного
времени.

Функционеры внутри своей страты различались положением в государственных
территориально-отраслевых иерархиях, и жизнь сельского функционера вряд ли
можно сравнивать с жизнью столичного. Однако функционеров всех типов обьединло
сходное представление о мире и своем месте в нем. Для категоризации описания
мне представляется необходимым ввести понятие ЕГОРА ЛИГАЧЕВА - наиболее точное
с моей точки зрения и наиболее известное воплощение функциональности,
используемое дальше в тексте как термин.

Обыватели определяли себя как "простые люди", и жили простой социалистической
жизнью: работали в государственных учреждениях для того, чтобы обеспечить себе
некоторые стандарты потребления: качество питания, одежды, бытовые приборы,
квартиры и автомашины, а также проведение времени, отпущенного государством на
отдых в местах, соответствующих их представлениям о своем социальном
положении. Для обозначения типичного обывателя в данном тексте вводится
понятие НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧА ИВАНОВА. Для Николай Николаевичей пространство
административного торга находилось вне пределов досягаемости и понимания.

Диссиденты, в отличие от обывателей и функционеров, противопоставлялись и
функционированию в государстве, и быту его граждан. Диссиденты не могли и не
хотели жить так, как живут обыватели и функционеры, и в своем отрицании
государственных и обыденных реалий выработали свой стиль и способы бытия. Для
обозначения типичного диссидента в тексте вводится понятие АНДРЕЙ САХАРОВ и
соответствующий термин.

Cтраты функционеров, обывателей и диссидентов были связаны между собой
репрессивными и распределяющими механизмами, обеспечивавшими социальную
стабильность и управляемость огосударствленным обществом в целом, описанные в
первых главах этой рбаоты. Принадлежность каждого человека к страте
фиксировалась самим государством в явных и неявных статусах (функционеров в
виде номенклатуры, обывателей в виде "простых людей", народа, а диссидентов
как диссидентов).

Специфической особенностью социальной структуры социалистического общества
было то, что люди, принадлежавшие к разным стратам пересекались друг с другом
в социальном бытие только в строго определенных ритуалом ситуациях.
Функционеры, диссиденты и обыватели, как только их статусы формализовывались и
закосневали, начинали существовать в разных социальных пространствах.
Социальным событием становились встречи функционеров с народом, контакты между
диссидентами и функционерами, или хождение диссидентов в народ.


Языки общения

Связь между реальной (в смысле самоидентификации граждан государства)
социальной структурой (элементами которой были функционеры, обыватели и
диссиденты) и социально-учетной (элементами которой были рабочие, крестьяне и
служащие - в многочисленных конкретизациях системы социального учета и
статистики), обеспечивал особый язык, вернее группа языков, вне которой было
невозможно взаимопонимание и взаимодействие между стратами, то есть само
существование государства.

Вовне, особенно для наблюдателя, не принадлежащего ни к одной из страт (в
частности для исследователя-иностранца) это общество проявлялось в
парадоксальной форме: язык, которым люди, принадлежащие к стратам, описывали
самих себя, ни в коей мере не соответствовал внешне наблюдаемым формам
поведения и тем интерпретациям, которые давались этим формам
людьми-респондентами. Для того, чтобы включить парадокс в теорию
социалистического общества, внешним исследователям и наблюдателям пришлось
ввести представление об особых языках, на которых разговаривают граждане
социалистического общества - деревянном языке, языке истины, и т.п.

С нашей точки зрения, функционеры, диссиденты и обыватели (они же рабочие,
крестьяне и служащие) разговаривали на разных диалектах одного
социалистического языка, но использование диалекта (функционального,
диссидентского, обыденного) определялось ситуациями общения. В разных
жизненных ситуациях функционеры, например, общались на диссидентском диалекте,
а обыватели - на функциональном.

Граждане социалистического государства в той или иной степени овладевали всеми
диалектами социалистического языка: функциональным (деревянным), диссидентским
диалектом истины, и бытовым. От овладения диалектами зависела социальная
мобильность и возможность карьерного продвижения, т.е. сама жизнь.
Многоуровневая иерархия системы партийной учебы, высшего образования,
повышения квалификации была необходима для освоения диалектов этого языка.
Многодиалектность всех форм социального взаимодействия весьма затрудняла
социализацию в обществе и - в особенности - возможности понимания его
социальной структуры и механизмов функционирования при наблюдении со стороны.

Социализированные граждане социалистического государства в той или иной
степени владели всеми диалектами и, при необходимости, без затруднений
переходили с функционального на диссидентский и на бытовой, и наоборот.
Положение в системе управления государством, уровень иерархии, к которому
принадлежал конкретный функционер ни в малой степени не определял форм и
жанров его высказываний в той мере, в которой эти высказывания были определены
ситуацией общения. Высокопоставленные функционеры матерились в быту,
сотрудники органов государственной безопасности рассказывали политические
анекдоты, а записные диссиденты переходили на язык официоза при попытке
описать то светлое будущее, которое неизбежно наступит после крушения
социализма.

Взаимопонимание между стратами административно-рыночного государства
достигалось тем, что функциональный, диссидентский и бытовой диалекты имели
общие элементы. В речах на аппаратных совещаних при "вскрытии ошибок и
разоблачении недостатков" функционеры так или иначе опирались на официозы
диссидентов. Речи на аппаратных совещаних обсуждались на коммунальных кухнях и
в семьях интеллигентов, бытовой мат и матерные анекдоты пронизывали любое
общение. Всевозможные перетолковывания и переводы официальных высказываний на
диссидентский и бытовой диалекты составляли информационное и интеллектуальное
содержание обыденной жизни граждан всех социальных положений. В пространстве,
заданном типологическими характеристиками, действовали люди - носители свойств
всего социального целого. Функционеры диссидентствовали, диссиденты
функционировали, а обыватели и диссидентствовали, и функционировали.

Полный и закрытый список ситуаций общения (и типов сообщений) определялся
социальной стратификацией социалистического общества. Форма и содержание
общения и сообщения не могли выйти за рамки подтверждения существования
государства исправным функционированием в его институтах, диссидентского
отрицания форм государственности и быта, или редукции функционального и
гражданского начала до их витальных компонент (до обыденности).

Список ситуций общения и типов сообщений, специфичных для социалистического
общества может быть задан достаточно формально.


Формальное представление отношений между стратами и диалектами.

Для этого вводятся понятия одноименных уровня организации исследуемой
реальности и формы деятельности, соотносимые с друг с другом в квадратной
матрице. При этом любое пересечение уровня и формы (строки и столбца) не пусто
и отождествлено с предельно идеализированным обьектом. В данной работе
вводятся функциональный, диссидентский и обыденный уровни реальности и
одноименные формы деятельности,т.е. жизни в этой реальности.

На рис. 48 представлен упорядоченный веерной матрицей список идеальных
обьектов, которым даны собственные имена.

*_Рисунок 48._ Идеальные обьекты социальной структуры социалистического
общества. *


  формы деятельности уровни социальной структуры     функционирование
диссидентство     бытование
  функциональный     Лигачев     Ан. Яковлев     номенклатурные сплетники и
интриганы
  диссидентский     Рой Медведев     Сахаров     Дети Арбата
  обывательский     стукачи и кляузники     Авторы и исполнители политических
анекдотов     Николай Николаевич


На строки матрицы вынесены наименования уровней социальной стратификации, а на
столбцы - наименования соответствующих стратам форм деятельности. Строки и
столбцы одноименны. Предполагается, что пересечения одноименных уровней
организации и наименований форм деятельности (диагональные элементы матрицы)
задают модальные элементы социальной структуры. Так, пересечение
функционального уровня и функционирования фиксируется в матрице как ЕГОР
ЛИГАЧЕВ, предельно идеализированный тип функционера, в то время как
пересечение диссидентского уровня и столбца "диссидентство" фиксируется как
АНДРЕЙ САХАРОВ - предельно идеализированный тип диссидента. Пересечение
обыденного уровня и столбца "бытование" фиксируется как НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
ИВАНОВ, предельно идеализированный тип обывателя (прототип - герой повести Ю.
Алешковского "Николай Николаевич".

Под- и наддиагональные элементы матрицы отождествляются с теми подтипами, для
которых характерны сочетания обыденности, функциональности и диссидентства.
Так термин РОЙ МЕДВЕДЕВ обозначает тип диссидента, добивавшегося
функционального государственного статуса. И поскольку такого места для
диссидента не находилось, то его активность направлялась на изменение
государственного устройства, причем такое, в котором диссиденту может быть
обеспечен искомый статус.

Термин СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ обозначает тип обывателей, деятельность которых
концентровалась вокруг системы государственных функциональных мест. СТУКАЧИ -
профессиональные искатели справедливости, разоблачители коррупции и воровства,
борцы за равенство, считающие себя обиженными и обойденными при дележе
государственного пирога и стремящиеся установить справедливость
государственными же средствами. Инструментом восстановления справедливости они
выбирали донос или жалобу. В эмпирии в самом мягком виде тип был представлен
авторами разоблачительных писем в газеты и другие средства партийной
пропаганды, в жестком - профессиональными доносчиками-инициативниками.

Термин АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ обозначает тип государственных людей, для которых
были неприемлимы формы организации государственной жизни и которые стремились
улучшить государственное устройство для того, чтобы обывателям жилось лучше. В
этой своей активности они проявляли явно диссидентские устремления, которые и
фиксировались предназначенными на то органами.

Термин ДЕТИ АРБАТА обозначает тип диссидентствующих обывателей, социальная
активность которых сводилась к обмену политическими анекдотами и к разговорам
о недостатках государственного устройства на кухнях и в других стереотипных
местах общения социалистических обывателей.

Термин НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ обозначает тип функционеров, жизнь
(бытование) которых концентрировалась вокруг карьеры в функциональной
государственной структуре. Содержание общения и разговоров у представителей
этого типа сводилось к обмену сплетнями о возможных карьерных перемещениях
"вверху" и последствиях таких перемещений для собственных карьер.
Представители этого типа в быту были заняты интригой, и государственное
функционирование было для них прежде всего интригой.

Термин ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ обозначает тип диссидентов, основной
деятельностью которых был пересказ или сочинение политических анекдотов. Это
обыденное воплощение диссидентства, и исполнители политических анекдотов слыли
записными диссидентами среди ДЕТЕЙ АРБАТА на московских и провинциальных
кухнях.

Типы социальной структуры были связаны функционированием в одной
государственной системе. Используя введенные различения, можно сказать, что в
этом государстве было три уровня реальности, в каждом их которых существовали
вполне определенные типы. Так, в собственно государственной деятельности
принимали участие ЕГОР ЛИГАЧЕВ, РОЙ МЕДВЕДЕВ, СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ, АЛЕКСАНДР
ЯКОВЛЕВ И НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ. Диссидентствовали в разных
формах РОЙ МЕДВЕДЕВ, АНДРЕЙ САХАРОВ, ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ,
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ И ДЕТИ АРБАТА. Жили обыденной социалистической жизнью
СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ, ДЕТИ АРБАТА, НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧИ ИВАНОВЫ, ИСПОЛНИТЕЛИ
ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ, НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ. Функциональный,
диссидентский и обыденный уровни пересекались в определенных типах, а
существование носителей типологических свойств обеспечивало воспроизводство
этого государства и его социальной структуры в целом.

В любой государственной организации (других просто не было) в разных
пропорциях присутствовали функционеры, диссиденты и обыватели. В ЦК КПСС, КГБ,
на заводах и в исследовательских центрах были свои чинуши, отождествлявшие
себя с функциональным местом, были диссиденты (ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ
АНЕКДОТОВ И ДЕТИ АРБАТА), а основную массу всегда и везде составляли
обыватели. В то же время, явные диссиденты- представители типов АНДРЕЙ САХАРОВ
и РОЙ МЕДВЕДЕВ концентрировались в определенных местах, таких как НИИ, ВУЗы и
учреждения культуры.

Такая социальная стратификация не соответствовала нормативной, которая должна
была бы состоять из рабочих, крестьян и служащих. Государство предпринимало
усилия для того, чтобы преобразовать реальную социальную стратификацию в
нормативную. Эти усилия принимали форму "борьбы с диссидентами", обличения
разных форм бытования ("борьба с мещанством") и критики бюрократизма ("борьба
с чиновниками"). Репрессии против диссидентов, бюрократов и обывателей и
соответствующие пропагандистские кампании проводились с разной периодичностью
и жесткостью.

Одним из результатов репрессий стало практически полная элиминация диссидентов
и соответствующего уровня социальной стратификации в малых и средних городах и
в селах всех типов. Набор типов социальной структуры в не-столичных городах
ограничивался ЕГОРАМИ ЛИГАЧЕВЫМИ районного масштаба, СТУКАЧАМИ И КЛЯУЗНИКАМИ,
НОМЕНКЛАТУРНЫМИ СПЛЕТНИКАМИ И ИНТРИГАНАМИ и НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧАМИ. В то же
время, в больших городах и особенно в столицах диссиденство было
неискоренимым.

Усилия государства по построению нормативной социальной структуры предваряли
чисто силовые мероприятия, такие как массовые чистки и репрессии, целью
которых был слом до-социалистической социальной организации и достижение той
степени пластичности людей, которая бы позволяла производить над ними
социально-инженерные манипуляции и включать их в реальность, в которой они
вынужденно занимали бы места функционеров, диссидентов и обывателей. Те люди,
которые не вписывались в рамки естественной для этого государства типологии ни
на одном из фиксированных уровней и не могли при всем желании стать
функционерами, диссидентами или обывателями получали внесистемный статус
ВРАГОВ НАРОДА.


Диалекты социалистического языка.

Каждый тип имел