ло на  нет.  Как  и  свет.
Гараж заполнила чернильная тьма.
   Выделялся в ней лишь силуэт "бьюика",  поблескивающий  хромированными
частями.
   Ширли шумно выдохнула и отошла  от  окна,  у  которого  наблюдала  за
происходящим внутри.  Она  дрожала  всем  телом.  Арки  подошел  к  ней,
успокаивающе обнял за плечи.
   Фил, стоявший у окна справа от меня:  "Сколько  бы  раз  я  этого  ни
видел, босс, привыкнуть не могу".
   - Что это? - спросил Нед. От восторга он  помолодел  лет  на  десять,
разом став младше сестер. - Почему это происходит?
   - Мы не знаем, - ответил я.
   - А кто еще об этом знает?
   - Все патрульные, служившие во взводе Д за двадцать с небольшим  лет.
Кое-кто из Дорожной службы. Окружной комиссар дорожной полиции...
   - Джеймисон? - уточнил Хадди. - Да, он знает.
   - ..и начальник полиции Стэтлера Сид Броунелл. Кроме них, практически
никто.
   Когда мы возвращались к скамье, все закурили. Нед,  похоже,  тоже  не
отказался бы от сигареты. Или чего-то другого. Скажем, глотка виски.  На
базе ситуация возвращалась к норме.  Стефф  Колуччи  уже  заметила,  что
статические помехи сходят на нет, еще немного, и  DSS  на  крыше  начнет
принимать все каналы, сообщающие нам результаты спортивных соревнований,
рассказывающие о событиях на фронтах, радующие сериалами. И если все это
не заставит вас забыть о дыре в озоновом  слое,  тогда,  клянусь  Богом,
ничто не заставит.
   - Как вышло, что остальные об этом ничего не знают? - спросил Нед.  -
Событие неординарное, как удалось сохранить все в тайне?
   - Да что тут  неординарного,  -  улыбнулся  Фил.  -  Это  всего  лишь
"бьюик". Был бы "кадиллак", тогда, конечно... не сохранили бы.
   - Некоторые семьи не могут хранить  секреты,  а  некоторые  могут,  -
ответил я. - Наша смогла. Тони Скундист собрал совещание в "Кантри  уэй"
через два дня после появления "бьюика"  и  исчезновения  Энниса,  именно
убедиться, что нам это удастся. Тони  проинструктировал  нас  по  многим
вопросам. Разумеется, коснулся и сестры Энниса... как нам позаботиться о
ней, как реагировать на нее, пока она не остынет.
   - Если она и остыла, я об этом ничего  не  знаю,  -  прокомментировал
Хадди, - ..и как нам вести себя с  репортерами,  если  она  обратится  в
газеты.
   В  тот  вечер  в  банкетном  зале  "Кантри  уэй"   собралась   дюжина
патрульных, с помощью Хадди и  Арки  я  смог  перечислить  их  всех.  Со
многими из них  Нед  не  встречался,  но  фамилии  наверняка  слышал  за
обеденным столом, если его отец иногда  говорил  о  работе.  Большинство
патрульных обычно говорят. Не о самых жутких происшествиях,  разумеется,
размазанные по асфальту трупы - это не для жены и детей,  а  о  каких-то
забавных случаях.
   О том, как паренек из амишей катался на роликовых коньках  по  центру
Стэтлера, держась  за  хвост  мчащейся  галопом  лошади  и  хохоча,  как
безумный. Или о том, как нам  пришлось  беседовать  с  одним  парнем  на
Калвертон-роуд,  вылепившим  из  снега  обнаженных  мужчину  и  женщину,
занимающихся сексом. "Но это же искусство!" -  кричал  он.  Мы  пытались
объяснить ему, что соседи его творение  искусством  не  считают.  И  эта
скульптура  для  них  -  верх  непристойности.  Если  бы  не   внезапное
потепление и дождь, наверное, нам бы не  осталось  ничего  другого,  как
передавать дело в суд.
   Я рассказал Неду, как мы сами перенесли столы в  пустующий  банкетный
зал, как Брайан Коул и Дикки-Дак  Элиот  выпроводили  официанток,  и  мы
закрыли дверь. Обслуживали  себя  сами,  благо  закуски  уже  стояли  на
сервировочном столике. Потом все, кто  не  был  при  исполнении,  выпили
пива, к потолку потянулся сигаретный дым. Питер Куинленд, ресторан тогда
принадлежал ему, обожал Фрэнка Синатру, так  что  его  песни  лились  из
динамиков громкой связи,  пока  мы  пили,  курили,  разговаривали:  "Как
хорошо быть женщиной", "Осенний ветер", "Нью-Йорк, Нью-Йорк" и, конечно,
"Мой путь", может,  самая  тупая  попсовая  песня  двадцатого  столетия.
Теперь, услышав Фрэнка Синатру,  я  сразу  же  вспоминаю  банкетный  зал
"Кантри уэй" и "бьюик" в гараже Б.
   Про исчезнувшего водителя "бьюика" мы могли сказать следующее: имя  и
фамилия неизвестны, примет нет,  как  именований  предполагать,  что  он
нарушил закон, Вопросы  об  Эннисе  следовало  воспринимать  серьезно  и
отвечать  на  них  честно..,  прежде  всего  потому,  что  лгать  и   не
требовалось. Да, мы все в недоумении. Да, мы  все  встревожены.  Да,  мы
дали соответствующую информацию куда только можно. Да, вполне  возможно,
что Эннис просто решил сменить  место  жительства  и  работу  (нам  даже
рекомендовали говорить: "Все возможно"), но патрульные взвода Д  сделают
все возможное, чтобы позаботиться о сестре Энниса Рафферти, очень  милой
даме, которая так  расстроена  исчезновением  брата,  что  может  многое
наговорить. "Что же касается самого "бьюика", если кто-то будет задавать
вопросы насчет него, отвечайте, что он конфискован, - сказал нам Тони. -
И больше ни слова.
   Если кто-то сболтнет лишнее, я выясню, кто это сделал, и выкурю  его,
как сигару. - Он оглядел зал: подчиненные смотрели на него, но  ни  один
не позволил себе улыбнуться. Они достаточно  долго  прослужили  под  его
началом, чтобы знать: когда у него такое лицо, он не  шутит.  -  С  этим
ясно? Задачу все поняли?"
   На мгновение согласный гул заглушил Фрэнка, поющего  "Это  был  очень
хороший год". Задачу мы поняли, это точно.

***

   Нед поднял руку, и я замолчал, радуясь возможности перевести дух.  Да
и вообще не хотелось мне  возвращаться  к  воспоминаниям  о  том  давнем
собрании.
   - А как насчет анализов, которые провел Биби Рот?
   - Они нас не порадовали. Вещество, которое выглядело  как  винил,  на
самом деле таковым не являлось. Близким по составу, но  не  более  того.
Краска  не  соответствовала   краскам,   применяемым   в   автомобильной
промышленности. Дерево, правда, оказалось деревом. "Похоже  на  дуб",  -
сказал Биби, но больше ничего не сказал, как ни напирал  на  него  Тони.
Что-то его тревожило, но что именно, он говорить не захотел.
   - Может не мог, - предположила Ширли. - Может, и сам не знал.
   Я кивнул.
   - Стекло - обычный триплекс, но без  маркировки  фирмы-производителя.
Другими словами, устанавливалось оно не на сборочном конвейере Детройта.
   - Отпечатки пальцев?
   Я начал загибать свои пальцы.
   - Энниса. Твоего отца. Брэдли Роуча. Точка, Мужчина в  черном  пальто
своих пальчиков не оставил.
   - Должно быть, был в перчатках, - сказал Нед.
   - Мы об этом, конечно, думали. Брэд точно  не  помнил,  но  вроде  бы
видел руки того парня, такие же белые, как лицо.
   - Иногда люди потом просто придумывают такие подробности, -  вмешался
Хадди. - Показания очевидцев обычно не так надежны, как хотелось бы.
   - Пофилософствовал? - осведомился я.
   Хадди великодушно махнул рукой.
   - Продолжай.
   - Биби не нашел в автомобиле следов  крови,  но  образцы,  взятые  из
багажника,  показали  наличие   микроскопических   следов   органической
материи. Биби не смог их идентифицировать, потому  что  разложились.  За
неделю на предметных стеклах ничего не осталось.  Только  использованный
закрепляющий раствор.
   Хадди поднял руку, как ученик в трансе. Я кивнул.
   - Через неделю мы не нашли тех мест, где эксперты делали соскобы,  на
приборном щитке и рулевом колесе.
   Дерево  как  бы  затянулось.  То  же  самое  произошло  и  с  обивкой
багажника. Если поцарапать крыло  перочинным  ножом  или  ключом,  через
шесть или семь часов царапина исчезает.
   - Он восстанавливает себя? - спросил Нед. - Он это может?
   - Да, - кивнула Ширли, достала из пачки "Парламента" новую  сигарету,
закурила, быстро и нервно затягиваясь. - Твой отец уговорил меня принять
участие  в  одном  из  его  экспериментов:  я  держала  видеокамеру.  Он
прочертил  длинную  царапину  на  дверце  водителя,  под   хромированной
полосой,  и  мы  навели  на  нее  видеокамеру  и  оставили   включенной,
возвращаясь через каждые  пятнадцать  минут.  Ничего  драматического  не
произошло,  но  было  интересно,  прямо-таки  как   в   кино.   Царапина
становилась все мельче, темнела  по  краям,  словно  подстраивалась  под
остальную краску. И наконец, исчезла. Бесследно.
   - А шины, -  внес  свою  лепту  Кандлтон.  -  Стоило  проткнуть  одну
отверткой, как из дырки  начинал  с  шумом  вырываться  воздух.  Но  шум
постепенно переходил в свист, который скоро замолкал. А  потом  отвертка
падала на бетон.
   Шина выталкивала ее, как тыквенное семечко.
   - Он живой? - спросил меня  Нед.  Так  тихо,  что  я  едва  расслышал
вопрос. - Я хочу сказать, если он может восстанавливаться...
   - Тони всегда говорил, что нет, - ответил я. - Стоял  на  этом.  "Это
всего лишь механизм, - бывало объяснял он. - Какой-то механизм,  принцип
действия  которого  мы  не  понимаем".  Твой  отец  придерживался  прямо
противоположного мнения и всегда защищал его так же истово, как  Тони  -
свое. Если бы Кертис был жив...
   - Тогда что? Что бы произошло, если б он был жив?
   - Не знаю, - ответил я. Вдруг навалилась  тоска.  Я  еще  многое  мог
сказать, да только расхотелось. Не лежала к этому душа, не было желания,
как не бывает его, когда перед тобой маячит необходимость сделать что-то
нужное, но тяжелое и тягомотное:  выкорчевать  пень  до  заката  солнца,
убрать сено под крышу до послеполуденного дождя... - Я не знаю,  что  бы
произошло, будь он жив, и это чистая правда.
   Хадди пришел мне на помощь.
   - Твой отец помешался на этом автомобиле,  Нед.  В  том  смысле,  что
проводил с ним каждую свободную минуту, ходил вокруг,  фотографировал..,
трогал.  В  основном  трогал.  Постоянно,  словно  убеждал  себя  в  его
реальности.
   - И сержант тоже, - вставил Арки.
   "Не совсем", - подумал я, но ничего не сказал. С Кертом все  обстояло
иначе. В конце концов автомобиль стал вотчиной его, а не  Тони.  И  Тони
это знал.
   - Но что произошло с патрульным Рафферти, Сэнди?
   Вы думаете, что "бьюик"...
   - Сожрал его, - безапелляционно заявил Хадди. - Так  я  думал  тогда,
так думаю и теперь. Так думал и твой отец.
   - Правда? - спросил меня Нед.
   - Да. Съел его или перенес в какое-то другое место. - Я  вдруг  опять
подумал о  тягомотной  работе:  застилать  кровати,  мыть  горы  грязной
посуды, косить траву и ворошить сено.
   - Вы хотите сказать, что ни одному ученому не позволили  изучить  эту
штуковину после того, как патрульный Рафферти и мой отец увидели его  на
заправочной станции? - спросил Нед. - Никто и  никогда?  Ни  физики,  ни
химики? И никто не делал спектрографического анализа?
   - Кажется, Биби приезжал еще раз, - ответил ему Фил, словно чуть-чуть
оправдываясь. Сам, без "деток", с которыми обычно работал.  Он,  Тони  и
твой  отец  закатили  в  гараж  какой-то  большой  прибор..,  может,   и
спектрограф, но я не знаю, что он показал. А ты, Сэнди?
   Я покачал головой. Из тех, кто мог ответить на этот вопрос, никого не
осталось. Или на многие другие. Биби Рот умер от рака в  1998-м.  Кертис
Уилкокс, который так часто бродил вокруг "бьюика" с  блокнотом  в  руке,
что-то записывая и зарисовывая, трагически погиб. Тони Скундист,  бывший
сержант, еще жил,  но  ему  давно  перевалило  за  семьдесят  и  болезнь
Альцгеймера начисто лишила его памяти. Я помню, как поехал навестить его
вместе с Арки Арканяном в доме престарелых, где он теперь живет. Аккурат
перед  Рождеством.  Мы  с  Арки  купили  ему  золотой  медальон  святого
Христофора,  на  который  скинулись  все  ветераны,  служившие  под  его
началом. Вроде бы мы попали в удачный день. Сержант без  проблем  открыл
коробочку, достал медальон, порадовался подарку.
   Даже раскрыл  замочек.  Правда,  закрывать  его,  уже  на  шее  Тони,
пришлось Арки. А потом Тони  пристально,  сдвинув  брови,  посмотрел  на
меня. Я увидел прежний, так хорошо знакомый мне взгляд,  Тони  вроде  бы
стал самим собой. Но глаза наполнились слезами и иллюзия исчезла.
   "Кто вы, парни? - спросил он. - Я  почти  что  вспомнил,  -  а  потом
добавил, буднично так, словно говорил о погоде:
   - Я в аду, знаете ли. Это ад".
   - Послушай, Нед, - сказал я.  -  Совещание  в  "Кантри  уэй"  служило
одной-единственной цели. Копы Калифорнии пишут эти слова на борту  своих
патрульных машин, может, потому, что память у них не  очень  и  им  надо
постоянно их видеть. Мы не пишем. Ты знаешь, о чем я говорю?
   - Служить и защищать, - ответил Нед..
   - Точно. Тони думал, что этот вроде бы автомобиль попал в  наши  руки
по воле Божьей. Он не произнес этих слов, но  мы  поняли.  И  твой  отец
чувствовал то же самое.
   Я сказал Неду Уилкоксу лишь то, что, по моему мнению,  ему  следовало
услышать. Но не стал говорить об огне, который горел в глазах Тони и его
отца. Тони мог читать проповедь, что наш долг - служить и защищать;  мог
говорить, что патрульные взвода Д, как никто другой, позаботятся об этом
загадочном  "бьюике";  мог  даже  позволить   себе   порассуждать,   что
когда-нибудь мы даже отдадим свою находку тщательно  отобранной  команде
ученых, которую, возможно, возглавит Биби Рот. Он мог  рассказывать  эти
байки и рассказывал. Но его слова ничего не значили. Тони и Керт  хотели
спрятать "бьюик", потому что не желали с  ним  расставаться.  В  этом  и
состояла главная причина, а все остальное служило ширмой, ее скрывающей.
Этот загадочный, экзотичный, уникальный "роудмастер" принадлежал  им,  и
они ни с кем не хотели делиться своим сокровищем.
   - Нед, - спросил я, - ты не знаешь, остались ли после  отца  записные
книжки, блокноты? Листы которых держались на спирали. Такие предпочитают
школьники.
   Нед сжал губы. Опустил голову, уставился в землю.
   - Да, записные книжки  и  блокноты  были.  Мама  говорила,  что  это,
наверное, дневники. В своем завещании  он  просил  маму  сжечь  все  его
личные бумаги, и она сожгла.
   -  Думаю,  это  логично,  -  кивнул  Хадди.  -  Во   всяком   случае,
соответствует тому, что я знаю о Керте и прежнем сержанте.
   Нед вскинул на него глаза.
   Хадди уточнил:
   - Они оба не доверяли ученым. Ты знаешь, как называл их Тони? Несущие
смерть. Он говорил, что их главная цель - отравлять все и вся,  говорить
людям, чтобы те ни в чем  себе  не  отказывали,  что  знания  никому  не
вредят, наоборот, несут свободу. - Он помолчал. - Была и другая причина.
   - Какая? - спросил Нед.
   - Секретность, - ответил Хадди. - Копы умеют держать язык за  зубами,
но Керт и Тони не верили, что ученые на это способны.  "Посмотрите,  как
быстро стараниями этих идиотов атомные бомбы распространились  по  всему
миру, - как-то сказал Тони. - Мы  вот  поджарили  Розенбергов,  но  даже
недоумки знают, что и без них русские через пару лет получили бы атомную
бомбу. Почему? Потому что ученые любят болтать. Та штуковина, что  стоит
в гараже Б, возможно, не эквивалент атомной бомбы, но кто знает, как все
может обернуться. В одном можно быть уверенным: она  не  станет  чьей-то
еще атомной бомбой, пока стоит здесь, укрытая брезентом.
   Но я думаю, что это лишь часть правды. Время от времени  я  задавался
вопросом, а приходилось ли Тони и отцу Неда говорить об  этом..,  я  про
долгие вечера по будням, когда на  дорогах  более  или  менее  спокойно,
патрульные кучкуются наверху - кто спит, кто смотрит кино по видику  или
жует приготовленный в микроволновке поп-корн, а внизу только двое,  Тони
и Керт, сидят в кабинете первого, за закрытой дверью.  И  вопрос  мой  в
следующем: хоть раз заходила у них речь о главном, докапывались  они  до
сути - "У нас есть что-то такое, чего нет нигде, и  мы  держим  его  при
себе"? Полагаю, нет. Потому что они все понимали  без  слов,  достаточно
было посмотреть друг другу в глаза. И видели в них одно и то же: желание
прикоснуться к чему-то, заглянуть в него. Черт, да  хоть  просто  ходить
вокруг. Это же загадка, тайна, чудо.  Но  я  не  знал,  сможет  ли  этот
мальчик принять мои слова на веру. Теперь я понимал, что  он  не  просто
скорбит об  отце  -  злится  на  него  за  безвременный  уход.  В  таком
настроении он мог воспринять их поведение как воровство, а вот  этого  я
бы утверждать не стал. Может, толика правды в этом и была, но далеко  не
полная правда.
   - К тому времени мы уже знали о светотрясениях, - сказал  я.  -  Тони
называл их "явлениями рассеивания". Он думал,  что  "бьюик"  от  чего-то
избавляется,  сбрасывает  это  что-то,  как  статическое  электричество.
Помимо секретности и желания оставить у  себя  удивительную  находку,  в
конце семидесятых у жителей Пенсильвании, не только у копов  -  у  всех,
был очень серьезный повод не доверять ученым и инженерам.
   - Три-Майл, - кивнул Нед.
   - Да. Кроме того, этот автомобиль  не  только  залечивал  царапины  и
отбрасывал пыль. Он мог еще много чего.
   Я замолчал. Слишком уж длинным получался рассказ.
   - Давай расскажи ему. - В голосе  Арки  слышалась  злость.  -  Ты  же
сказал ему, что это не пустая болтовня, так давай рассказывай остальное.
- Он посмотрел на Хадди, на Ширли. - Даже о 1988 годе. Да, даже об этом.
- Он замолчал, вздохнул, посмотрел на гараж Б. - Останавливаться слишком
поздно, сержант.
   Я поднялся, через автостоянку направился к гаражу Б.
   За спиной услышал голос Фила: "Нет, не надо. Не ходи за ним,  парень,
он вернется".
   И это характерная особенность тех, кто сидит высоко - люди могут  так
о них говорить  и  практически  никогда  не  ошибаются.  За  исключением
случаев, связанных с  инфарктами,  инсультами,  пьяными  водителями.  За
исключением случаев, в которых мы,  смертные,  усматриваем  волю  Божью.
Люди, которые сидят высоко, которые  работали,  чтобы  усесться  на  это
место, и работают, чтобы усидеть, никогда не говорят:  да  пошли  вы,  -
чтобы потом отправиться  на  рыбалку.  Нет.  Мы,  эти  люди,  продолжаем
застилать постели, мыть посуду, скирдовать сено и при этом стараемся изо
всех сил. "Ах, что бы мы делали без тебя", - говорят  про  таких.  Ответ
прост: большинство тех, кто говорит, делали бы  то  же,  что  и  всегда.
Чтобы потом отправиться в ад в деревянном ящике.
   Я  постоял  у  ворот  гаража  Б,  глядя  через  окно  на   термометр.
Температура упала до пятидесяти двух градусов . Все еще не
так плохо, во всяком случае, не ужасно, но достаточно  прохладно,  чтобы
вызвать у меня догадку: "бьюик" выдаст еще одну или две вспышки,  прежде
чем угомонится.
   Так что сейчас нет  смысла  накрывать  его  брезентом.  Скорее  всего
операцию эту придется повторять.
   "Он сдыхает", - вот какой вывод успели сделать Скундист и Уилкокс  на
основе многолетних наблюдений за  "бьюиком".  Сбавляет  ход,  как  плохо
заведенные часы, замедляет скорость, как лошадь, тянущая в гору  тяжелый
воз,  пикает,  как  детектор  дыма,  который  уже  не  может  определить
изменение задымленности. Возможно, так оно и было. Возможно - нет. Мы же
ничего об этом не знали на самом-то деле. А говорить себе, что знали,  -
это всего лишь стратегия, выработанная, чтобы  мы  могли  жить  рядом  с
неведомым, вызвавшем слишком много кошмаров.

ТОГДА

   Сэнди находился  там,  когда  все  началось,  только  он  один.  И  в
последующие годы говорил, скорее в шутку, что вся слава первооткрывателя
должна принадлежать ему. Остальные тут же  сбежались,  но  начало  видел
только Сэндер  Фримонт  Диаборн,  стоявший  у  бензоколонки  с  отвисшей
челюстью и плотно закрытыми глазами, в  полной  уверенности,  что  через
несколько секунд они  все,  не  говоря  уже  об  окрестных  фермерах,  в
основном амишей и нескольких неамишей, превратятся в радиоактивную  пыль
на ветру.
   Произошло это через несколько недель после того, как "бьюик" привезли
в расположение патрульного взвода Д и поставили в гараж Б,  -  в  первых
числах августа 1979 года. К тому времени газетная  шумиха,  связанная  с
исчезновением Энниса Рафферти, начала  стихать.  Большин