ной. Хватает меня за шею. "Эй! -  говорю  я.  -
Отпустите меня, отпустите, вы же полиция, а не бандиты!" А  он  говорит,
чтобы  я  эти  шутки  оставил  для  концерта   самодеятельности.   "Дело
серьезное, Фил, - говорит он. - У меня есть основания предполагать,  что
один мой патрульный уже стал жертвой этой чертовой  хреновины.  И  я  не
хочу терять второго".
   Я отвечаю, что обвяжусь веревкой. Очень мне уж хотелось добраться  до
листьев. Не могу вспомнить почему. Он говорит, что  не  пойдет  за  этой
чертовой веревкой. Я говорю, что сам схожу за этой чертовой веревкой. Он
говорит:
   "Забудь о веревке, разрешения я не дам". Тогда я говорю:
   "А вы подержите меня за ноги,  сержант.  Я  хочу  вытащить  несколько
листиков. Некоторые лежат меньше чем в пяти футах от  двери.  Далеко  от
автомобиля. Что скажете?"
   "Я скажу, что у тебя съехала крыша, от автомобиля здесь все  близко",
- отвечает он, но, поскольку это не отказ, я открываю дверь. И  сразу  в
нос ударяет запах. Вроде бы перечной  мяты,  но  не  такой  приятный.  А
сквозь него пробивался другой запах. Куда противнее. Тухлой капусты.  От
такого желудок выворачивается, но от  волнения  я  сперва  ничего  и  не
заметил. Был тогда моложе, так? Улегся на живот. Сержант держал меня  за
бедра. И только я вполз в гараж, говорит: "Достаточно, Фил. Если  можешь
дотянуться до них, хватай. Если нет, я тебя вытаскиваю".
   Лежащие рядом листочки уже стали белыми, я схватил где-то с  десяток.
Гладких и мягких, но неприятных на ощупь.
   Я, помнится, подумал о помидорах, когда они гниют под кожурой. А чуть
дальше увидел пару еще черных. Потянулся  и  схватил  их,  но  от  моего
прикосновения они тоже сразу стали белыми. А подушечки пальцев закололо.
Еще сильнее запахло мятой, и  я  услышал  какой-то  звук.  Подумал,  что
услышал. Словно вздох. Вроде того, когда открываешь банку с газировкой.
   Я начал  выползать  оттуда,  поначалу  все  шло  хорошо,  а  потом..,
ощущение от этих листочков в моих руках.., мягких и гладких, словно...
   Несколько секунд я не мог продолжать. Будто эти  ощущения  вернулись.
Но парнишка смотрел на меня, и я знал, что замолчать он мне не даст,  ни
в коем разе, поэтому продолжил. Да и сам хотел поскорее выговориться.
   - Я запаниковал.  Понимаешь?  Начал  отталкиваться  локтями,  дергать
ногами. Лето. Я в рубашке с короткими рукавами. Локоть упирается в  один
из черных листочков.
   Он шипит, как.., как не знаю что. Просто шипит.  И  выпускает  облако
мятно-капустного запаха.  Становится  белым.  Словно  мое  прикосновение
замораживает его и убивает. Подумал я об этом позже. В тот момент  думал
только об одном: как бы на хер выбраться из гаража. Извини, Ширли.
   - Ничего страшного. - Она похлопала меня по  руке.  Хорошая  девочка.
Всегда такой была. И со своими обязанностями справляется лучше, чем Мэтт
Бабицки, на порядок лучше, да и смотреть на нее куда  приятнее,  чем  на
него.
   Я накрыл ее руку своей, легонько сжал. Потом продолжил, и слова стали
срываться с языка куда как легче.  Странно  это,  но,  если  говоришь  о
прошлом, оно возвращается. И становится все отчетливее и отчетливее.
   - Я вскинул глаза на этот "бьюик". И хотя он стоял посреди гаража,  в
добрых двенадцати футах от меня, мне вдруг показалось, что до него рукой
подать. Огромного, как гора Эверест. Сверкающего, как грань  бриллианта.
У меня возникло ощущение, что фары - глаза, и они смотрят на меня.  И  я
услышал шепот. Не удивляйся, парень. Шепот мы все слышали.  Бессловесный
шепот, никто ничего разобрать не мог, но  я  его  точно  слышал.  Только
звучал он  прямо  в  голове,  попадал  туда  не  через  уши.  Прямо-таки
телепатия. Может, у меня разыгралось воображение, но не думаю.  Я  сразу
превратился в шестилетнего малыша. Боящегося того, кто  живет  под  моей
кроватью. Потому что живущий там собирался утащить меня к  себе,  я  это
точно  знал.  Забрать  туда,  где  теперь  находился  Эннис.  Вот  я   и
запаниковал. Задергался,  закричал:  "Вытаскивайте  меня,  вытаскивайте,
скорее!" И они вытащили. Сержант и другой парень...
   - Другим парнем был я, - заметил Сэнди. - Ты напугал нас до чертиков,
Фил. Сначала вроде бы  все  шло  хорошо,  а  потом  ты  вдруг  заорал  и
задергался. Я думал, у тебя горлом пойдет кровь или ты посинеешь  лицом.
Но ты только.., да ладно, - и жестом предложил мне продолжать.
   - Листочки я вытащил. Вернее, то, что от них осталось.
   Испугавшись, я сжал пальцы в  кулаки,  понимаешь?  Сжал  листочки.  А
оказавшись за дверью, понял, что руки у меня мокрые. Люди кричали: "Ты в
порядке? Что случилось, Фил?"
   Я стоял на коленях, рубашка задралась  до  шеи,  живот  покраснел  от
трения о бетонный пол. Подумал: "Я  стер  ладони  в  кровь,  вот  они  и
мокрые". А потом увидел белую пасту. Похожую на  зубную.  Это  все,  что
осталось от листьев.
   Я замолчал, задумался.
   - А вот теперь я намерен сказать вам правду, понятно?
   Никакая это была не паста. Я словно зажал в руках бычью сперму. И еще
этот ужасный запах. Вы можете сказать: "Немного мяты и капусты, что  тут
ужасного?" - и будете правы, но одновременно и не правы. Потому  что  на
земле ничего так не  пахнет.  Во  всяком  случае,  мне  такой  запах  не
встречался.
   Я вытер ладони о штаны и прошел в дом.  Спустился  в  подвал.  Брайан
Коул как раз  выходил  из  тамошнего  сральника.  Он  вроде  бы  услышал
какие-то крики, пожелал узнать, с чего  сыр-бор.  Я  не  просто  ему  не
ответил, вообще не отреагировал на его вопрос. Проскочил мимо, словно  и
не увидел. Чуть не сшиб с ног. Стал мыть руки. Мыл  и  представлял,  как
белая жижа, теплая,  мягкая,  склизлая,  выдавливалась  из  кулаков.  От
мысли, как она покалывала ладони и подушечки  пальцев,  меня  вывернуло.
Мой желудок не только выдал съеденный обед.  Нет,  поднялся  к  горлу  и
вывернулся наизнанку вместе со всем, что в нем находилось.
   Примерно так же, как мать  выливала  с  крыльца  воду  из  тазика,  в
котором мыла посуду. Брызнул фонтан. Я не хотел бы об этом рассказывать,
но ты должен знать все. Я не блевал - умирал. Такое  случалось  со  мной
лишь однажды.
   Когда я впервые увидел человека, погибшего в автоаварии.
   Добравшись туда, первым делом я увидел батон белого хлеба, лежащий на
разделительной полосе старой Стэтлер-пайк, а потом  -  верхнюю  половину
тела ребенка. Мальчика со светлыми волосами. По его языку  ползла  муха.
Мыла лапки в слюне. Этого мне, хватило. Я думал, что  умру  раньше,  чем
проблююсь.
   - Со мной такое тоже случалось, -  вставил  Хадди.  -  Стыдиться  тут
нечего"
   - Я и не стыжусь, - ответил я. - Стараюсь, чтобы он понял, вот и все.
Ясно? - глубоко вдохнул, набрал полную грудь сладкого воздуха, и тут  до
меня доходит, что отец парнишки тоже погиб на дороге. Я ему улыбнулся. -
Спасибо  Господу  за  маленькие  радости  -  унитаз  находился  рядом  с
раковиной, так что практически ничего не попало ни на мои  ноги,  ни  на
пол.
   - А в конце концов листья исчезли, - добавил Сэнди.  -  В  буквальном
смысле этого слова. Растаяли, как колдунья  в  "Волшебнике  страны  Оз".
Какое-то время мы видели их следы на полу гаража Б, через неделю от  них
остались лишь маленькие пятнышки на бетоне. Желтоватые, очень светлые.
   - Да, а я на пару месяцев стал одним из тех, кто постоянно моет руки.
- Я вздохнул. - Иногда не мог прикоснуться к еде. Если жена паковала мне
сандвичи, я брал их салфеткой, так и ел, последний кусочек  сбрасывал  с
салфетки в рот, лишь бы не трогать пальцами.  Если  есть  приходилось  в
патрульной машине, надевал перчатки. И все  равно  думал,  что  заболею.
Представлял себе, что у меня начнется болезнь десен, от которой выпадают
зубы. Но это прошло. - Я посмотрел на Неда, подождал, пока он встретится
со мной взглядом. - Осталось в прошлом, сынок.

ТЕПЕРЬ: СЭНДИ

   Нед смотрел на Фила. Лицо парнишки было спокойным, но я чувствовал во
взгляде неприятие последних слов, вывода. Думаю, почувствовал это и Фил.
Сложил руки на груди, опустил голову, уставился в пол,  как  бы  говоря,
что он все сказал, закончил давать показания.
   Нед повернулся ко мне:
   - А что произошло в тот вечер? Когда вы вскрыли "летучую мышь"?
   Он продолжал  называть  это  существо  летучей  мышью,  хотя  никакой
летучей мышью оно не было. Это всего лишь слово, которое я  использовал,
по терминологии Керта - гвоздь, чтобы повесить шляпу. И  внезапно  я  на
него разозлился. Не просто разозлился, он, можно сказать, вывел меня  из
себя. Но злился я и на  себя,  что  испытываю  такие  чувства,  смею  их
испытывать.  Видите  ли,  разозлился-то  я  из-за  сущего  пустяка.   Не
понравилось,  что  мальчишка  поднимает  голову.  Встречается  со   мной
взглядом. Задает вопросы.
   Делает  глупые  предположения.  К  примеру,  называет  летучей  мышью
невиданное, неописуемое существо, которое выбралось через  щель  в  полу
вселенной, а потом умерло.
   Но прежде всего вывели меня из себя  его  поднятая  голова  и  глаза.
Понимаю, меня это характеризует не с лучшей стороны, но и  лгать  насчет
этого не собираюсь.
   До этого момента я главным образом его жалел.  С  того  дня,  как  он
начал  захаживать  в  расположение  взвода,  во  всех  своих   действиях
руководствовался жалостью. Потому что,  моя  окна,  сгребая  листья  или
убирая снег, он не поднимал головы. Смиренно уткнувшись в  землю.  И  не
было нужды смотреть в его глаза. Не было нужды задавать себе вопросы.  С
жалостью удобно. Не так ли? Жалость возносит на  вершину.  А  теперь  он
вдруг поднимает голову, спрашивает, что его интересует, не довольствуясь
тем, о чем ему рассказывают, а в глазах нет и толики смирения. Он думал,
что имеет на это право, - вот это меня и взбесило. Он думал, что я  несу
за все ответ, что  рассказанное  здесь  -  не  подарок,  а  возвращаемый
должок, и это взбесило меня еще больше. А окончательно добило  осознание
его правоты. Так и хотелось врезать ему  ребром  ладони  по  подбородку,
сбросить со скамьи на землю. Он думал, что имеет право все это  слушать,
вот мне и хотелось, чтобы он об этом пожалел.
   Полагаю, наше отношение к молодым со временем особенно не меняется. У
меня не было ни детей, ни семьи, наверное, не будет преувеличением, если
я скажу, что женился на взводе Д. Но опыт  общения  с  молодыми  у  меня
есть, и немалый. И с патрульными, и с гражданскими.
   Часто приходилось иметь с ними дело. И мне представляется,  когда  мы
больше не можем жалеть их, когда они отвергают нашу  жалость  (если  без
негодования, то с раздражением), то тогда мы начинаем жалеть себя. Хотим
знать, куда ушли наши дорогие малыши, наши милые  крошки?  Разве  мы  не
учили их играть на фортепьяно, не показывали им крученые  броски?  Разве
не читали первые книжки, не помогали в поисках потерянных вещей? Так как
они смеют поднимать на нас глаза и задавать  свои  глупые  вопросы?  Как
смеют требовать большего, чем мы хотим дать?
   - Сэнди? Что случилось в тот вечер, когда вы вскрыли...
   - Ничего такого, что тебе хотелось бы услышать, - ответил я, и  когда
его глаза чуть расширились от холодности моего голоса,  испытал  чувство
пусть неглубокого, но удовлетворения. - Ничего такого, что хотел увидеть
твой отец.
   Или Тони. Никакого ответа мы не нашли. Потому что ответа не было и не
могло быть. Все, связанное с "бьюиком", - мираж, какой можно увидеть  на
автостраде 87 в жаркий и ясный день. Только это не  вся  правда.  Иначе,
думаю, мы забыли  бы  про  "бьюик".  Как  забываем  про  убийство,  если
проходит шесть месяцев, и понимаем: того, кто это сделал, уже не  найти.
Но с "бьюиком" все обстояло  несколько  иначе.  То,  что  появлялось  из
"бьюика", мы могли увидеть. Потрогать, услышать. А еще и...

ТОГДА

   - Фу, - вырвалось у Сэнди Диаборна. - Ну и запах!
   Он поднял руку к лицу, но коснулся не  кожи,  а  синей  пластмассовой
маски, которая закрывала рот и нос.  Такие  надевают  стоматологи  перед
тем, как просят пациента  открыть  рот.  Насчет  микробов  Сэнди  ничего
сказать не мог, но уж запах маска точно не задерживала. Запах  протухшей
капусты, который заполнил  кладовую,  как  только  Кертис  вскрыл  живот
существа, отдаленно напоминающего летучую мышь.
   - Мы к нему привыкнем, - ответил Кертис из-под  маски.  Ему  и  Сэнди
достались  синие,  зато  сержанту  -  карамельно-розовая.  Ума   Кертису
Уилкоксу хватало, многое он предугадывал верно, но вот с запахом ошибся.
Они к нему не привыкли. Да и никто не сумел бы.
   Однако Сэнди не мог не отметить, что к  вскрытию  патрульный  Уилкокс
подготовился основательно. В конце смены Кертис завернул домой и  забрал
комплект для проведения  вскрытия.  Добавил  к  нему  хороший  микроскоп
(позаимствовал   у   университетского   приятеля),    несколько    пачек
хирургических перчаток и пару очень ярких ламп "Тензор".
   Сказал жене, что  собирается  вскрыть  лису,  которую  подстрелили  в
расположении взвода.
   - Будь осторожен, - предупредила она. - Они - переносчики бешенства.
   Керт пообещал, что будет работать в перчатках, и намеревался сдержать
слово. Полагал, что в перчатках должны работать  все  трое.  Потому  что
"летучая мышь" могла наградить их  чем-то  почище  бешенства,  болезнью,
переносчики которой могли оставаться в живых даже  после  смерти  своего
хозяина. Трудно сказать, требовалось ли Тони Скундисту и Сэнди  Диаборну
напоминание о принципе единоначалия (скорее всего нет), но  они  тем  не
менее его услышали, лишь только Керт закрыл  дверь  в  подвал  у  нижней
ступеньки лестницы и запер ее на засов.
   - Пока дверь закрыта, командую здесь я. - В голосе  не  слышалось  ни
йоты волнения, чувствовалось, что Кертис абсолютно уверен в себе.  Слова
эти предназначались главным образом Тони, потому что тот был практически
в два раза старше, и если кого Кертис  и  мог  считать  напарником,  так
только его. Сэнди взяли за компанию, и он  это  знал.  -  Все  согласны?
Потому  что,  если  есть  какое-то  непонимание,  мы  должны  немедленно
остано...
   - Все согласны, - прервал его Тони. - Здесь ты - генерал. Сэнди и я -
рядовые. Не вижу никакой проблемы.
   Давай начинать, чтобы побыстрее закончить.
   Керт  откинул  крышку  пластикового  футляра  размером  с   приличный
чемодан,  где  хранился  комплект  для  вскрытия.  Внутри,  в  отдельных
ячейках, лежали инструменты из нержавеющей стали,  завернутые  в  тонкую
замшу. На них - маски, каждая в пластиковом мешочке.
   - Так ли они нужны? - спросил Сэнди.
   Керт пожал плечами.
   - Хуже не будет. Я не уверен, что они сильно помогут.
   Возможно, нам следовало обзавестись респираторами.
   - Жаль, что с нами нет Биби Рота, - вздохнул Тони.
   Керт не ответил, но его взгляд однозначно говорил, что Рота он  хотел
видеть рядом с собой меньше всего. "Бьюик" принадлежал  взводу.  И  все,
что исторгалось "бьюиком", тоже принадлежало взводу.
   Керт  открыл  дверь  в  чулан,  вошел,  дернул  за  цепочку,  включив
маленькую,  свисающую  с  потолка  лампу  под  зеленым  абажуром.   Тони
последовал за ним. Посреди чулана стоял стол размером со школьную парту.
Свободного места едва хватало на двоих, трое просто бы  не  поместились.
Сэнди это вполне устраивало, в тот вечер, пока проводилось вскрытие,  он
ни разу не переступил порог. Три  стены  занимали  стеллажи  со  старыми
бумагами. Керт поставил микроскоп на маленький  стол,  вставил  штепсель
провода подсветки в гнездо  розетки.  Сэнди  тем  временем  устанавливал
треногу с видеокамерой Хадди Ройера. На  видеозаписи  этого  посмертного
вскрытия зритель иной  раз  видит  руку,  которая  вдруг  появляется  на
экране, протягивая инструмент, запрошенный Кертом. Рука Сэнди  Диаборна.
И в конце записи отчетливо слышно,  как  кого-то  рвет.  Того  же  Сэнди
Диаборна.
   -  Давайте  сначала  посмотрим  листья.  -  Керт  натянул   на   руки
хирургические перчатки.
   Тони держал их в маленьком пакетике для хранения  вещественных  улик.
Протянул пакетик. Керт открыл его, и достал то, что осталось от  листьев
пинцетом. Взять только один не представлялось  возможным:  листья  стали
полупрозрачными и слиплись вместе, как обертки от ирисок.  Они  сочились
жидкостью, и мужчины сразу  же  почувствовали  запах,  неприятную  смесь
тухлой капусты и перечной мяты.
   Не такой  уж  приятный,  но  терпимый.  Нетерпимым  он  стал  десятью
минутами позже.
   Сэнди навел видеокамеру на пальцы Керта,  ловко  отделяющие  пинцетом
фрагмент слипшихся листьев. В последние недели он усердно практиковался,
и затраченные усилия определенно не пропали даром.
   Он  переместил  фрагмент  на   предметный   столик   микроскопа,   не
воспользовавшись стеклом. Листочки Фила Кандлтона играли  роль  закуски.
Кертису хотелось как можно скорее добраться до главного блюда.
   Он, правда, надолго склонился над двойным окуляром микроскопа, прежде
чем предложил Тони занять его место.
   - А что это за черные штучки, которые выглядят, как нитки? -  спросил
Тони через несколько секунд. Розовая маска приглушала голос.
   - Я не знаю. Сэнди, дай мне прибор, который выглядит, как "вьюмастер"
. Он обмотан проводами, а
на боку наклейка: "СОБСТВЕННОСТЬ КАФЕДРЫ БИОЛОГИИ У.Х.".
   Сэнди  передал  прибор  поверх  треноги   с   видеокамерой,   которая
перегораживала дверной проем.  Керт  воткнул  один  штепсель  во  второе
гнездо розетки,  другой  -  в  гнездо  в  основании  микроскопа.  Что-то
проверил, кивнул, трижды  нажал  кнопку  сбоку,  вероятно,  фотографируя
фрагменты листьев, лежащих на предметном столике микроскопа.
   - Эти черные штучки не двигаются. - Он все не отрывался от окуляра.
   - Нет.
   Наконец Тони поднял голову. В глазах стоял благоговейный трепет.
   - Может.., это.., ну, не знаю... ДНК?
   Маска Керта чуть дернулась от улыбки.
   - Это хороший микроскоп, сержант, но ДНК нам на  нем  не  разглядеть.
Конечно, если вы не согласитесь поехать со мной в Хорликс после полуночи
и тайком проникнуть на территорию университета, у них в  "Эвелин  Силвер
физик билдинг" есть отличный электронный микроскоп. Его никто никогда не
использует, за исключением одной  милой  старушки,  которая  по  пути  в
церковь обычно...
   - А что это за белое вещество? - спросил Тони. - Вещество, в  котором
плавают черные нити?
   - Возможно, питательный раствор.
   - Но ты не знаешь.
   - Разумеется, не знаю.
   - Черные нити, белое вещество, почему листья тают, откуда  запах.  Мы
ничего об этом не знаем.
   - Ничего.
   Тони пристально посмотрел на него.
   - Наверное, мы чокнутые, если возимся со всем этим, не так ли?
   - Нет, - ответил Керт. - Любопытство до добра не доведет, но все-таки
это не порок. Хочешь втиснуться и взглянуть в микроскоп, Сэнди?
   - Ты все сфотографировал?
   - Да, если эта железяка работает, как должно.
   - Тогда я пас.
   - Хорошо, в таком случае перейдем к главному. Может, мы действительно
что-то найдем.
   Слипшиеся листочки вновь отправились в пластиковый пакет для хранения
вещественных доказательств, сам пакет - на полку металлического шкафа  в
углу. Этот обшарпанный, когда-то  выкрашенный  зеленой  краской  шкаф  в
последующие два десятилетия стал хранилищем более чем странных находок.
   В другом углу чулана  стояла  оранжевая  сумка-холодильник  "Эскимо".
Внутри, под двумя синими пакетами со  льдом,  лежал  зеленый  мешок  для
мусора. Тони вытащил  его  и  подождал,  пока  Керт  закончит  последние
приготовления. Много времени они не заняли. Задержка возникла лишь из-за
поиска удлинителя  с  тройником,  чтобы  одновременно  подключить  лампы
"Тензор", не выключая микроскоп с фотоаппаратом. Сэнди пришлось поискать
его в другом чулане, но в кладовой базы патрульного взвода  чего  только
нет. Пока Сэнди искал удлинитель с тройником, Керт  убрал  микроскоп  на
ближайшую полку (разумеется, в столь крохотном помещении  все  было  под
рукой) и водрузил на  стол  подставку.  А  на  ней  закрепил  квадратную
желтовато-