ь накапливать и  выделять  прежние  объемы
энергии. А вот краткость события, наоборот, подтверждала эту версию.  Но
с другой  стороны,  "бьюик"  жил  своей  жизнью,  и  любые  предсказания
основывались не на знаниях, а на наитии.
   - Через два дня  после  светотрясения,  когда  стрелка  термометра  в
гараже  Б  устойчиво  стояла  на  отметке  60  ,  крышка
багажника открылась и из него, будто потоком  сжатого  воздуха,  вынесло
красную палку. Арки Арканян в этот момент находился в гараже,  вешал  на
стену штыковую лопату и напугался до смерти. Красная палка ударилась  об
одну из потолочных балок, с грохотом упала на крышу "бьюика",  скатилась
с нее на пол. Привет, незнакомец.
   Длиной палка  была  девять  дюймов,  с  необработанной  поверхностью,
толщиной с запястье мужчины, с двумя дырами от  сучков  на  конце.  Энди
Колуччи, десять минут спустя разглядывавший палку в бинокль, заявил, что
эти дыры - глаза, а наросты на боковой поверхности  -  лапка,  возможно,
поднятая перед самой смертью. Энди подумал, что никакая это не палка,  а
красная ящерица. Вроде "рыбы", "летучей мыши" и "лилий".
   В гараж, чтобы подобрать подарок "бьюика", на  этот  раз  вошел  Тони
Скундист, в тот же вечер в "Тэпе" он  рассказал  нескольким  патрульным,
что с огромным трудом заставил себя прикоснуться к палке.
   - Эта хреновина смотрела на меня. Вот что я чувствовал. Деревяшка эта
или живое существо. - Он налил  стакан  пива,  выпил  одним  глотком.  -
Надеюсь, на том все закончится. Очень на это надеюсь.
   Разумеется, не закончилось.

ШИРЛИ

   Забавно, по каким пустякам фиксируется тот или иной день в памяти. Та
пятница в 1988 году - едва ли не самый ужасный день в моей жизни.
   Потом я шесть месяцев плохо спала, похудела на двадцать пять  фунтов,
потому что какое-то время не могла есть, но помню его  прежде  всего  по
пустяковому, но приятному поводу. Как день, когда Херб Эвери  и  Джастин
Айлингтон подарили мне букет полевых цветов. Аккурат перед тем, как весь
мир встал на уши.
   Они числились у меня в плохишах, эти двое. Потому что  испортили  мне
новенькую льняную юбку, дурачась на кухне. Я не имела к  этому  никакого
отношения, занималась своим делом, пришла за чашечкой кофе. Не  обращала
на них никакого внимания,  а  ведь  именно  в  такие  моменты  обычно  и
достается, правда? Это я про  мужчин.  Какое-то  время  они  ведут  себя
нормально, ты расслабляешься, даже начинаешь думать, что они  не  лишены
толики здравомыслия, и вот тут они  сваливаются  на  тебя  как  снег  на
голову.
   Херб и этот Айлингтон ворвались на кухню, как пара жеребцов, крича  о
какой-то ставке. Джастин наскакивал на Херба и орал:  "Плати,  сукин  ты
сын! Плати!" А Херб ему отвечал: "Мы же просто дурачились, ты же знаешь,
на деньги в карты я не играю, отстань от меня!"  Но  оба  смеялись.  Как
буйнопомешанные. Джастин едва не забрался на спину Херба, руками охватил
шею, делая вид, что душит. Херб пытался освободиться, ни один на меня не
смотрел, возможно, даже не знал о том, что  я  стою  рядом  с  "Мистером
Кофе" в новенькой юбке. Всего лишь стул или стол, в общем, мебель.
   - Осторожнее, шалопаи! - закричала я, но опоздала.
   Они врезались в меня до того, как я успела поставить чашку на стол, и
кофе вылился на меня. Блузка-то ладно, она старая, но юбку  я  надела  в
первый раз. Красивую юбку.
   Прошлым вечером чуть ли не час ее отглаживала.
   Я взвизгнула, и вот тут они перестали  дурачиться.  Джастин,  правда,
еще держал Херба за шею. А тот таращился на меня  с  отвисшей  челюстью.
Херб был хорошим парнем (об  Айлингтоне  ничего  сказать  не  могу,  его
перевели во взвод К в Медию до того, как я  успела  узнать,  что  он  за
человек), но с раззявленным ртом выглядел он идиот идиотом.
   - Ширли, Господи, - выдохнул он. Вы знаете, говорил он, как  Арки,  с
тем же, только более легким, акцентом - Я тебя не видел.
   - Меня это не удивляет, - фыркнула я. - Что это  вы  ездите  друг  на
друге? Готовитесь к дерби в Кентукки?
   - Ты обожглась? - спросил Джастин.
   - Будь уверен, - ответила я. - Эта юбка стоила тридцать пять центов в
"Джей-Си  Пенни"  , и я надела ее на работу в первый и
последний раз. Можешь поверить, я обожглась.
   - Слушай, ну, успокойся, мы извиняемся. - В голосе-то слышится обида.
Таковы уж  мужчины,  такими  я  их  знаю,  уж  простите  за  философское
отступление.  Если  они  говорят,  что  извиняются,  ты  тут  же  должна
растаять, потому что это волшебное слово. И не важно, разбили они  окно,
перевернули катер, просадили в казино Атлантик-Сити  деньги,  отложенные
на обучение детей. Получается: "Эй, я же сказал, что извиняюсь, так чего
и дальше гнать волну?"
   - Ширли... - подал голос Херб.
   - Не сейчас, - оборвала я его. - Не сейчас. Выметайтесь отсюда.  Чтоб
духу вашего здесь не было.
   Патрульный Айлингтон тем временем схватил салфетки со стола  и  начал
промокать подол моей юбки.
   - Прекрати! - Мои пальцы сомкнулись на его  запястье.  -  С  чего  ты
решил, что по пятницам меня можно лапать?
   - Я просто подумал.., кофе еще не впитался...
   - Сделай мне одолжение, уйди немедленно, - попросила я.  -  До  того,
как я надену кофеварку тебе на голову.
   На том они, конечно, ушли, а потом еще долго обходили меня  стороной.
На лице Херба читался стыд, Айлингтона - недоумение. Понятное  дело,  он
же извинился, так чего я продолжаю злиться?
   А неделей позже, другими словами, в тот день, когда разверзся ад, они
вдвоем  появились  в  коммуникационном  центре,  где-то  после  полудня.
Джастин вошел первым, с букетом, Херб - за ним. Практически прятался  за
его спиной, словно думал, что я начну швыряться пресс-папье.
   Дело в том, что я не злопамятна, не могу долго  дуться  на  человека.
Любой, кто меня знает, это подтвердит.  День,  два,  конечно,  злюсь,  а
потом  злоба  уходит,  как  вода  между  пальцами.   Эти   зашли   такие
аккуратненькие,  прямо  парочка   маленьких   мальчиков,   явившихся   к
учительнице извиниться за то, что  во  время  самоподготовки  дурачились
вместо того, чтобы учить уроки. Еще одна характерная для  мужчин  черта.
То они готовы вцепиться друг  другу  в  глотку  из-за  какой-то  ерунды,
например,  счета  в  матче  по  бейсболу,  то  вдруг  становятся  такими
смирными, будто сошли с картины Нормана Рокуэлла. А  минутой  позже  уже
залезают к тебе в трусы или собираются залезть.
   Джастин протянул мне букет.  Цветы  они  собрали  на  поле  за  нашим
зданием. Ромашки, колокольчики. Даже  несколько  одуванчиков,  насколько
мне помнится. Вот это меня и обезоружило. Если б они  принесли  розы  из
теплицы вместо мальчишечьего букета,  я  бы  наверняка  злилась  на  них
дольше.  Юбка-то  была  хорошая,  а  я  терпеть  не   могу   выбрасывать
практически новые вещи.
   Джастин Айлингтон вошел первым, внешне он напоминал звезду футбольной
команды,  высокий,  широкоплечий,  голубоглазый,  с  темными   вьющимися
волосами. Надеялся  растопить  мое  сердце  и,  надо  признать,  у  него
получилось.
   Протянул букет. Мы извиняемся, дорогая учительница.  В  цветах  белел
конверт.
   - Ширли, - голос  Джастина  звучал  серьезно,  но  в  глазах  прыгали
смешинки, - мы хотим с тобой помириться.
   - Это точно, - добавил Херб. - Я себе места не нахожу из-за того, что
ты на нас сердишься.
   - Я тоже, - соглашается с ним Джастин. Я сомневалась" что он  говорил
от души, но вот голос Херба звучал искренне, и меня это устроило.
   - Ладно. - Я взяла цветы. - Но если вы еще раз...
   - Нет! - воскликнул Херб. - Ни в  коем  разе!  Никогда!  -  Так  они,
разумеется, все говорят. Только не обвиняйте  меня,  что  я  отношусь  к
мужчинам с предубеждением.
   Просто я - реалистка.
   - Если сделаете, точно заработаете по "фонарю".  -  Я  посмотрела  на
Айлингтона. - И вот что я тебе скажу, раз уж мать тебя этому не научила:
с льняной материи кофейное пятно не ототрешь.
   - Ты уж загляни в конверт.  -  Джастин  все  старался  покорить  меня
взглядом своих синих глаз.
   Я поставила вазу на стол и вытащила конверт из ромашек.
   - Надеюсь, там не порошок, от которого чихают? - спросила я Херба.  В
шутку,  конечно,  но  он  энергично  замотал  головой.  Глядя  на  него,
возникала мысль, что даже квитанцию о штрафе за превышение  скорости  он
выписывает с извинениями. Но с другой  стороны,  патрульные  на  дорогах
меняются. Должны.
   Я открыла конверт, ожидая найти в нем открытку с новыми  извинениями,
только в стихотворной  форме,  но  увидела  сложенный  листок.  Достала,
развернула и поняла, что это подарочный сертификат  универмага  "Джей-Си
Пенни" на пятьдесят долларов, выписанный на мое имя.
   - О нет, - вырвалось у меня и сразу захотелось плакать.
   Тут я должна сказать еще про одну особенность мужчин: когда ты на них
особенно сердита, они вдруг проявляют такую щедрость, что  место  злости
сразу занимает стыд.
   Начинаешь корить себя, что так плохо думала  об  отличных  парнях.  -
Ребята, вот это совсем ни к чему.
   - Наоборот, - отрезал Джастин. - Мы вели себя так глупо.
   - Ужасно глупо, - поддакнул Херб. Теперь он кивал, не  сводя  с  меня
глаз.
   - Но это слишком много!
   - Согласно нашим расчетам, нет, - ответил Айлингтон. - Мы  же  должны
возместить не только юбку, но и моральный ущерб, и боль, и страда...
   - Я же не обожглась, кофе был чуть теплый...
   - Возьми, Ширли, - сказал  Херб  решительно.  Еще  не  стал  мистером
Мальборо, но дело шло к этому. - Не спорь с нами.
   Они очень меня порадовали, и я никогда это не забуду.
   Видите ли, потом произошло что-то ужасное. И  так  хорошо,  что  весь
этот ужас можно хоть чем-то уравновесить, скажем, трогательным поступком
этих двух олухов, которые компенсировали мне не только  стоимость  юбки,
но и заплатили за доставленные неудобства и испорченное  настроение.  Да
еще подарили цветы. И когда я  вспоминаю  случившееся  позже,  я  всегда
вспоминаю и этих парней. И прежде всего - собранные ими полевые цветы.
   Я поблагодарила их, и они направились  наверх,  возможно,  сыграть  в
шахматы. В конце лета  обычно  проводился  какой-то  турнир,  победитель
которого получал маленькое бронзовое сиденье для унитаза. Называлось оно
"Кубок Скрантона". Все это кануло в Лету, как только Тони Скундист вышел
на пенсию. Эти двое уходили с чувством выполненного долга. И, полагаю, в
определенном смысле они его выполнили. Вот я и решила, что на оставшиеся
от покупки юбки деньги куплю им большую коробку  шоколадных  конфет  или
теплые перчатки. От перчаток проку, конечно, больше,  но  это  очень  уж
домашний подарок. Я же в конце концов их диспетчер.  Перчатки  могли  им
купить и жены.
   Они не просто всунули в вазу цветы, но  попытались  составить  букет,
даже добавили зелени, как делают в больших цветочных магазинах, но вот о
том, чтобы налить воду, забыли. Над тем, чтобы букет  выглядел  красиво,
подумали, а про воду забыли: для мужчин это  типично.  Я  взяла  вазу  и
направилась на кухню, когда на связь вышел Джордж Станковски. Он  кашлял
и по голосу чувствовалось, что  он  смертельно  напуган.  Позвольте  вам
кое-что   сказать.   Можете   даже   записать   мои   слова,   если   вы
коллекционируете   аксиомы   жизни.   Полицейский    оператор    средств
коммуникации боится только одного: услышать по  радио  испуганный  голос
патрульного. Джордж назвал код 29-99. 99 - это  "общая  тревога".  29..,
если вы заглянете в "Руководство", то увидите  напротив  числа  кода  29
только одно слово. И слово это - катастрофа.

***

   -  База,  говорит  Четырнадцатый.  Коды  29-99,  как  меня   слышите?
Два-девять-девять-девять.
   Я поставила вазу с цветами на стол, очень осторожно.  В  этот  момент
мне живо вспомнился эпизод из прошлого: когда услышала по радио о смерти
Джона Леннона. Я как раз готовила завтрак отцу. Собралась  оставить  еду
на столе и сразу убежать - опаздывала в школу. Веничком сбивала  яйца  в
стеклянной миске, которую прижимала к животу. И  когда  радиокомментатор
сказал, что Леннона  застрелили  в  Нью-Йорке,  я  точно  так  же  очень
осторожно поставила миску на стол.
   - Тони, - крикнула я, от моего крика (а может, от того, что слышалось
в крике) все оторвались от своих занятий. Разговоры наверху,  в  комнате
отдыха, мгновенно смолкли. - Тони, Джордж Станковски на  связи.  У  него
29-99! - и, не дожидаясь ответа,  склонилась  над  микрофоном,  сообщила
Джорджу, что я его слышу, все на пятерку, и прошу продолжать.
   - Я на шоссе 46, в Потинвиле. -  Помимо  голоса  я  слышала  какое-то
потрескивание. Словно там что-то горело.
   Тони уже стоял у двери коммуникационного центра, рядом с ним -  Сэнди
Диаборн, в гражданском, форменные ботинки, связанные шнурками, болтались
в одной руке. - Грузовик-цистерна столкнулся  со  школьным  автобусом  и
горит. Цистерна горит, занялась и передняя часть автобуса.
   Поняли меня?
   - Поняли, - говорила я спокойно, только губы онемели.
   - Цистерна для транспортировки химических  веществ,  компания  "Норко
уэст". Поняли?
   - "Норке уэст", Четырнадцатый. - Название я большими буквами записала
в лежащий под рукой блокнот. - Что в ромбе? -  Я  имела  в  виду  знаки,
которыми  маркировались   цистерны   в   соответствии   с   перевозимыми
веществами: огнеопасно, взрывоопасно, отравляющее вещество и так далее.
   - Отсюда не видно, слишком много дыма, но в цистерне белое вещество и
оно загорается, когда вытекает на асфальт и в придорожный кювет.  Поняли
меня? - Тут Джордж вновь начал кашлять в микрофон.
   - Поняла, - ответила  я.  -  Дышишь  парами,  Четырнадцатый?  От  них
кашель?
   - Да, парами, но я  в  порядке.  Проблема...  -  Кашель  не  дал  ему
закончить фразу.
   Тони отобрал у меня микрофон. Похлопал по плечу, как бы говоря, что я
справляюсь со своими обязанностями, просто он не может  стоять  рядом  и
слушать. Сэнди  уже  надевал  форменные  ботинки.  Остальные  патрульные
подтягивались к коммуникационному центру.  Много  патрульных,  поскольку
близилась пересменка. Даже Мистер Диллон вышел из  кухни  посмотреть,  с
чего такой шум.
   - Проблема - школа, - продолжил Джордж, когда приступ кашля прошел. -
До начальной школы Потинвиля всего двести ярдов.
   - Школьные занятия начнутся только через месяц, Четырнадцатый. Ты...
   - Возможно, возможно, но я вижу детей.
   - В августе у них Месяц ремесел, - прошептал кто-то за моей спиной. -
Моя сестра обучает лепке из глины девяти- и десятилетних.
   Когда я услышала эти слова, у меня сжалось сердце.
   - Дым относит на меня, -  говорил  Джордж.  -  Не  в  сторону  школы.
Повторяю, не в сторону школы. Поняли?
   - Поняли, Четырнадцатый, - ответил Тони. - Пожарные уже прибыли?
   - Нет, но я слышу сирены. - Вновь кашель. - Я находился рядом,  когда
все произошло, практически слышал удар. Трава горит,  огонь  движется  в
сторону школы. Я вижу детей на игровой площадке, они стоят и смотрят  на
пожар.
   Я слышу, как в школе звенит пожарная сигнализация, значит, из  здания
их вывели. Не могу сказать,  добрались  ли  пары  до  школы.  Если  нет,
доберутся. Посылайте машины, босс. Вызывайте "скорую помощь". Это  точно
29.
   - В автобусе есть  раненые,  Четырнадцатый?  Ты  видишь  раненых  или
погибших?
   Я взглянула на часы. Без четверти  два.  Если  нам  повезло,  автобус
только ехал за школьниками, не увозил их. Ехал, чтобы забрать  детей  из
школы.
   - Автобус, похоже, пустой, за исключением водителя.
   Я его вижу.., может, это она.., лежит на  руле.  Эта  часть  автобуса
горит, и я уверен, что водитель мертв, поняли меня?
   - Понял, Четырнадцатый, - ответил Тони. -  Ты  сможешь  добраться  до
детей?
   В ответ кашель. Надсадный, неприятный.
   - Вдоль футбольного поля идет объездная дорога. Прямо к зданию.
   - Тогда трогайся с места. - Тони в этот момент напоминал генерала  на
поле битвы, смелого и решительного.
   Потом выяснилось, что  пары  нетоксичные,  а  горел  главным  образом
разлившийся бензин, но тогда мы этого, разумеется,  знать  не  могли.  И
возможно, своим приказом Тони  подписывал  Джорджу  Станковски  смертный
приговор. Но иногда работа того требовала.
   - Понял, трогаюсь.
   - Если пары доберутся до детей,  запихивай  их  в  машину,  сажай  на
капот, на багажник, на крышу, пусть  держатся  за  раму  Для  мигалок  и
увози. Как можно больше.
   Понял меня?
   - Вас понял, Четырнадцатый отключается.
   Щелчок. Очень уж громкий. Наверное, потому, что последний.
   Тони огляделся..
   - 29-99, вы слышали. Все патрульные машины - в  Потинвиль.  Тем,  кто
должен заступить в три часа, взять мигалки в  кладовой.  Ставьте  их  на
личные автомобили. Ширли, направляй туда всех, с кем сможешь связаться.
   - Да, сэр. Обзвонить тех, кто сейчас дома?
   - Пока не надо. Хадди Ройер, ты где?
   - Здесь, сержант.
   - Остаешься за старшего.
   Это только в кино Хадди начал  бы  протестовать,  твердить,  как  ему
хочется быть с остальными,  бороться  с  огнем  и  отравляющими  газами,
спасать детей. В реальной жизни Хадди ответил коротко: "Да, сэр".
   - Свяжись с пожарной службой округа Погус, выясни,  выехали  ли  они.
Выясни то же самое  в  Лассбурге  и  Стэтлере.  Если  решишь,  что  надо
задействовать кого-то еще, звони и им.
   - Как насчет "Норко уэст"?
   Тони разве что не хлопнул себя по лбу.
   - Обязательно, - и направился к выходу. Керт рядом с ним, остальные -
следом. Мистер Диллон замкнул колонну.
   Хадди ухватил его за ошейник.
   - Не сегодня, дружище. Останешься со мной и Ширли.
   Мистер Диллон тут же сел: знал свое  место.  Но  проводил  патрульных
тоскливым взглядом, очень уж хотелось ему поехать со всеми.
   База как-то сразу опустела,  когда  нас  осталось  двое,  нет,  трое,
считая Мистера Д. Впрочем, раздумывать об этом  нам  было  некогда,  дел
хватало. Если б не они, я бы,  наверное,  заметила,  как  Мистер  Диллон
поднялся и подошел к сетчатой двери
черного хода, обнюхал ее и начал подвывать. Я думаю,  что  заметила,  но
мои мысли занимало другое. Вот я и решила, что таким образом он выражает
разочарование.
   Все-таки все ушли, а его оставили. Теперь-то я понимаю,  в  чем  было
дело: в гараже Б что-то  начиналось  и  он  это  учуял.  Возможно,  даже
пытался сообщить нам об этом.
   Но мне было не до пса. Я  даже  не  могла  отвести  его  на  кухню  и
запереть там, чтобы он попил воды из своей  миски  и  успокоился.  Очень
жалею, что не выкроила для него эти пару  минут:  бедный  Мистер  Диллон
прожил бы еще несколько лет. Но, разумеется, тогда я ничего не могла  об
этом знать. И занимало меня только  одно:  кто  на  дороге  и  где.  Мне
предстояло отправить их всех на запад, если б нашла, а они могли поехать
туда. И пока я связывалась с патрульными, Хадди не отрывался от телефона
в кабинете сержанта. Ему тоже хватало забот.
   Я связалась  со  всеми  и  направила  на  место  аварии  всех,  кроме
патрульной машины 6. Джордж Морган и Эдди Джейкобю возвращались на базу,
чтобы кое-что оставить нам, а уж потом  ехать  в  Потинвиль.  Да  только
патрульная машина 6 в тот день до Потинвиля не добралась. Нет, Джорджу и
Эдди пришлось остаться в расположении патрульного взвода Д.

ЭДДИ

   Забавно, как функционирует человеческая память.
   Я не узнал парня, который вылез  из  кабины  фордовского  пикапа,  во
всяком случае  сначала.  Я  видел  перед  собой  панка  с  покрасневшими
глазами, серьгой с перевернутым распятием в ухе и цепочкой со  свастикой
на груди. Я помню наклейки. Приходится читать наклейки, которые водители
лепят на свои автомобили: они многое говорят о тех, кто сидит за  рулем.
Спросите любого патрульного, он подтвердит мои слова. "Я ДЕЛАЮ  ТО,  ЧТО
ШЕПЧУТ МНЕ ТИХИЕ ГОЛОСА" - на  левой  стороне  заднего  бампера.  "Я  ЕМ
АМИШЕЙ" - на правой. На ногах он держался неустойчиво, может, потому что
надел ковбойские сапоги с высокими  каблуками.  Правда,  красные  глаза,
буравящие меня из-под шапки черных во