ким-то  полустертым шалящей памятью отрывком из
фильма на  производственную тему.  Он  уже  не  идентифицировал себя с  главным
героем и  лишь недоуменно тряс головой,  когда его окликал кто-нибудь из бывших
знакомых.  Жил он теперь в  комфортном подземелье,  где сходились воедино целых
восемь труб теплотрассы и даже в суровые морозы было тепло и уютно. Здесь пахло
чуть  подгнившими рыбными консервами,  аммиаком и  мокрыми окурками.  Убранство
жилища   составляли  два   деревянных  ящика,   топчан  с   ватным  матрасом  и
металлический сундучок для  хлеба.  Прочая еда  Василием в  Доме не  хранилась,
чтобы не  баловать многочисленных крыс,  тем более что в  мусорные баки на  его
законной, прилегающей к подземелью территории не смели заглянуть ни конкуренты,
ни нахальные псы. В этом вопросе Сюртуков был непреклонен.
     Что  могло  заставить этого вполне счастливого человека изменить привычное
течение благостного растительного существования? Только катаклизм. Или досадное
недоразумение. Или, наоборот, счастливое стечение обстоятельств...
     Однажды,  ближе к  вечеру,  прямо сверху,  то  есть через один из  четырех
люков, ведущих в сюртуковскую обитель, явился гость.
     Мало того что  гость был  незваным,  он  был  еще и  отвратительно чистым,
выбритым до  самого  затылка  и  пахнущим дорогим (хотя  по  вкусовым качествам
довольно  средненьким) одеколоном.  На  плечах  посетителя красовалась отличная
кожаная куртка,  а  руки были заняты тяжелым иностранным пистолетом и  раздутой
спортивной сумкой (Василию почему-то сразу подумалось, что с деньгами).
     Следом за  гостем через тот же  люк влетело несколько пуль.  Они энергично
звякнули по  толстым трубам,  срикошетили,  откололи от  стен  пару  пригоршней
бетонной крошки и угомонились.  Сюртукову забава понравилась.  А уж когда чужак
ответил на провокацию,  послав навстречу агрессорам залихватское сочетание мата
и  пистолетного огня,  восторг не смог удержаться в  тесных рамках склеротичной
сюртуковской души и прорвался наружу радостным смехом.
     Пришелец удивленно оглянулся и наставил оружие на хозяина.
     -  Ты кто?  -  хрипло спросил бритый,  заранее понимая, насколько глуп его
вопрос.
     -  Чего вторгаешься в частную собственность?  - вопросом на вопрос ответил
Василий. (Здесь следует заметить, что к диалогам рассказчик применил глобальный
литературный перевод.)
      - Грамотей... - сказал бритый и презрительно фыркнул.
     Он уже опустил пистолет и отошел к стене, под прикрытие труб. Его внимание
вновь сосредоточилось на  открытом люке  в  далеком потолке подземелья.  Оттуда
больше не стреляли, зато сыпался мелкий мусор и песок.
     -  Это из стыков между плитами... Проседают малость, - пояснил Сюртуков. -
Не иначе как человек двадцать там, наверху, собралось. Дружки твои?
     -  Заткнись, облезлый, - раздраженно прошипел гость и тщательно прицелился
в центр зияющего просвета колодца.
     Пауза тянулась не  более минуты.  Наконец на фоне заката показалась чья-то
любопытная физиономия, и пришелец выстрелил. Разлетевшиеся от точного попадания
брызги  крови  оросили Сюртукова и  его  гостя  мелким  красным дождем.  Убитый
человек начал медленно заваливаться вперед,  но  его  подхватили и  оттащили от
люка невидимые руки.
     -  Ну все,  сука!  - пообещал сверху чей-то истеричный голос, и осажденные
услышали металлический скрежет. Преследователи волоком придвигали тяжелую
     крышку.
     Василий вспомнил свой любимый фильм,  где кормящая мать с двумя младенцами
на  руках двигает такую крышку,  изо всех сил упираясь в  нее головой.  Он даже
зачем-то  потрогал макушку,  словно  желая  удостовериться в  готовности темени
повторить  подвиг  той  беглой  радистки.  Надежда  на  повышенные  способности
собственной головы улетучилась сразу после того,  как  плиты над убежищем снова
дрогнули  и  по  ту  сторону  закрытых  люков  послышался приглушенный,  однако
отчетливый гул мощного мотора. На крышку явно поставили машину.
     В  наступившей тьме Сюртуков без  всяких проблем нащупал патрон заляпанной
потайной  лампочки  и  провернул  прибор  на  пол-оборота  по  резьбе.   Жилище
наполнилось тусклым желтым светом.  Сегодня,  возможно,  из-за того, что он был
вынужден давать прием, действо показалось ему еще более сакральным, чем всегда,
     Гость,  правда,  энтузиазма Василия не  разделил.  Он  устало опустился на
почерневший дощатый ящик (вообще-то  это был стол,  а  не  стул,  но гостю,  по
незнанию,  подобное хамство  было  простительно) и  закурил  длинную сигарету с
необычно сложным фильтром. Курил он быстро, короткими злыми затяжками. Прикурив
от первой сигареты вторую,  он наконец догадался угостить и Сюртукова. Сигареты
были безумно дорогими,  и находчивый хозяин ловко спрятал подарок за ухо, после
чего присел и принялся влюбленно ожидать окурка.
     Гость усмехнулся и молча бросил ему всю, еще почти полную, пачку.
     Такой удачи у  Василия не  было минимум месяц.  С  тех  самых пор,  как он
откопал в мусоре случайно кем-то выброшенную сторублевку.
     -  Крышка нам. Слышишь, вонючка? - севшим голосом сказал бритый и прикурил
третью.
     -  Это  я  заметил...  -  добродушно  согласился  Сюртуков,  совершенно не
обижаясь на неблагозвучный эпитет.
     -  Как думаешь, мы тут задохнемся или с голоду помрем? - Пришелец старался
говорить бодро,  но  от  этого только безудержно фальшивил,  никак не схватывая
нужную тональность.
     -  Да нет,  -  Василий отрицательно покачал кудлатой головой.  - Позавчера
ремонтники приходили, трубы, говорили, менять будут... Так что через неделю нас
по-всякому выпустят...
     -  Тогда еще пойдет,  -  бритый успокоился и даже приободрился. - Чью они,
интересно,  тачку над нами оставили?  Жорик за свой джип удавится,  а  Гаврилин
"мере" на  такой  постамент не  заскочит...  Да,  достали они  меня,  ничего не
скажешь...
     -  Никак,  деньжат  маленько у  приятелей увел?  -  Сюртуков проницательно
улыбнулся и, тщательно прикурив, сощурился от попавшего в глаза дыма.
     -  Не твое дело... - хмуро огрызнулся гость.
     -  Так-то оно так...  - Василий многозначительно вздохнул, - только отныне
мы с тобой совсем не те дюди,  что встретились пять минут назад. Теперь мы один
тонущий экипаж. Как на подлодке. Соображаешь?
     -  Что-то ты замутил, братан...
     -  Ничего подобного.  Вот смотри -  ты принц,  я  -  нищий,  а помираем не
только одинаково, но и вдобавок рядом. Разве не смешно?
     -  Тебя  что,  рикошетом задело?  -  Гость выпучил туманно-голубые глаза и
криво ухмыльнулся. - Развыступался, философ подземный... С каких таких радостей
мне должно быть смешно? Что подыхаю медленной и мучительной смертью? Ты говори,
да думай,
     прежде чем сказать...
     -  Не нравится быть нищим бродягой? - Сюртуков снисходительно улыбнулся. -
У тебя случайно во внутреннем кармане нет такой плоской оловянной фляжки, как в
фильмах про гангстеров показывают?  Ну,  с  чем-нибудь горячительным...  А то у
меня с самого утра во рту ни капли не было.
     -  Ты что, совсем охренел? - Гость опешил.
     -  Нет так нет,  - Василий пожал плечами, - я же просто спросил, на всякий
случай...  Да  ты  расслабься,  присядь вот на  стул.  Нечего теперь социальным
неравенством кичиться.  Поздно.  И пушку свою спрячь пока.  Ты дома, здесь тебя
обижать некому. Да и не больно хотелось...
     Пришелец несколько секунд  возмущенно моргал,  но  потом  спрятал оружие и
переместился со  "стола" на  ящик пониже.  Он  потер толстыми холеными пальцами
седеющие виски и тоскливо посмотрел на Сюртукова.
     - Я еще выкарабкаюсь. Я еще им покажу, где Раки...
     -  Забудь, - прервал его Василий, - не нужно тебе. Суть нашей жизни совсем
не в этом.
     -  Если для тебя суть всего мироздания в полно!  объедков помойке,  то это
не значит, что мой обра жизни неверен, - обиженно возразил бритый.
     Сюртуков оценил  неожиданную сложносочинен ность  выданной гостем фразы  и
кивнул.
     -  Любой  вариант существования достоин права  а  жизнь,  однако  не  всем
подходит то, что некоторы" ценят и почитают как воплощенную свободу, - Васи лий
гордо выпрямился и  сверкнул угольками глаз.  -Только сейчас речь идет совсем о
другом.  К каким бы слоям общества ни относил себя человек,  его внутренний мир
ограничен теми же стенами,  что и  миры миллиардов других.  Стены эти не только
гладкие и твердые,  они еще и скользкие. И знаешь почему? Да потому, что они не
перегораживают Вселенную,  а  смыкаются  кольцом  вокруг  человека.  Эти  стены
образуют колодец  его  жизни.  Человек развивается,  растет,  ковыряет в  стене
тоннель, а нужно ему всего лишь посмотреть вверх. И увидеть выход. Потому что у
подобных колодцев нет люков,  которые можно было бы  прижать колесом машины.  А
значит,  выход всегда там,  наверху. Туй правда, возникает новая проблема - как
выбраться если стены гладкие,  скользкие и отвесные?  Если честно, я не знаю. А
еще я  не знаю,  стоит ли вообще это делать?  Что там наверху интересного?  Или
необычного,  чего нет здесь,  у  нас на дне?  Возможно,  выбравшись наверх,  мы
сможем увидеть только множество зияющих дыр других колодцев и  ничего более,  а
может быть,  мы обретем высшее знание.  Кто знает?  Ты - человек другой, у тебя
совсем иная жизнь, но стены те же и просвет лишь вверху.
     -  А,  заканчивай эту ерунду,  -  бритый махнул рукой. - Какие, в задницу,
просветы, когда на самом деле сверху крышка и бригада со стволами?
     -  Ты не понял метафоры.  -  Василий между делом налил в  грязный жестяной
чайник воды из пластмассового ведерка,  засыпал горсть подозрительной заварки и
погрузил в  смесь прикрученное к  двум проводкам бритвенное лезвие.  Вода почти
сразу   забурлила,   но   Сюртуков  не   торопился  вынимать  импровизированный
нагреватель.
     -  Смотри, замкнет еще что-нибудь, - гость недовольно покосился на прибор,
- спалишь нас с потрохами...
     -  Ты же настроился на смерть, - Василий взглянул на пришельца с искренним
недоумением. - Какая разница, от чего ее принять?
     -  Совсем мозги пропил? - Бритый начал сердиться: - Чего каркаешь-то?
     -  Ты  непоследователен  в  своих  стремлениях,   -  Сюртуков  укоризненно
погрозил корявым пальцем. - Это путь, ведущий к горьким разочарованиям.
     -  Я жить хочу, - неожиданно признался бритый и шмыгнул крупным носом.
     -  И  я  хочу,  -  ответил Василий,  -  хотя не всегда понимаю зачем.  Вот
видишь,  насколько мы с  тобой похожи.  А все воспитание...  Росли-то рядом,  в
одной стране, городе, в одну эпоху... Идеалы, авторитеты, ну и все такое...
     -  А что авторитеты?
     -  Да нет, я не о тех, о ком ты подумал, я в прежнем смысле этого слова, в
устаревшем...
     -  А-а, тогда гони дальше...
     -  Что, так тебе легче?
     -  Ага. Ни о чем плохом тогда не думается.
     -  Ну, ладно, продолжим...
     За  приятной беседой прошло  больше часа,  и  красноречие Сюртукова начало
иссякать.  Он занервничал и принялся негромко покашливать. Ему страшно хотелось
выпить,  а  потому остальные мысли сморщивались и  растворялись в  подступающей
волне желания.
     Ко всему прочему в  подземелье стало нестерпимо душно.  И  Василий,  и его
гость то и дело поглядывали на недоступные люки,  а пару раз,  не выдержав,  д,
пытались  открыть  тот,  к  которому вели  вбитые  в  стену  скобы  технической
лестницы.
     С  течением времени товарищей по  несчастью все  больше затягивало густое,
вязкое  отчаяние.  Философское  спокойствие  хозяина  улетучилось с  последними
каплями алкогольных паров.  Быть  трезвым Сюртукову не  нравилось.  Бритый,  до
последнего  времени  ориентировавшийся на  бодрого  хозяина,  тоже  приуныл  и,
усевшись прямо на пол, уставился в одну точку.
     Открывшийся люк вселил в их души двоякие чувства.  С одной стороны, страх,
что в просвете снова появится зловещий ствол пистолета,  а с другой -  надежду,
что на этот раз все обойдется...
     Василий вылез из-под труб и, прищурившись смело взглянул вверх. Он смотрел
против  света  и  потому видел  только склонившийся над  колодцем длинноволосый
силуэт.
     -  Привет, - звонким девичьим голоском сказал силуэт, - а где Борис?
     -  Я здесь,  Дина,  -  радостно сообщил бритый, выползая на свет следом за
хозяином. - Ты на тачке? Я сейчас вылезу... Братва далеко? За тобой не следили,
ты проверяла? Я уже лезу...
     Задавая все эти вопросы,  он повесил на плечо сумку и начал карабкаться по
ржавым скобам наверх.
     -  Не надо,  Боря,  -  печально, однако достаточно громко сказала Дина, и,
взмахнув белой ручкой, бросила под ноги бритого какой-то предмет.
     Сюртуков услышал щелчок отскочившей чеки и  перевел взгляд с  напрягшегося
щетинистого затылка  пришельца на  предмет.  Это  была  обычная  наступательная
ручная граната.  На  этот раз в  исходе сомневаться не  приходилось.  В  глазах
бритого  Бори  застыл  откровенный ужас,  а  Василий  почувствовал необъяснимое
облегчение от того,  что все наконец решилось. Он медленно, как ему показалось,
встал перед гранатой на  колени,  а  потом осторожно лег  на  теплую и  гладкую
вещицу впалым волосатым животом и закрыл глаза.
     Довольно долго ничего не  происходило.  Сюртуков даже  начал сомневаться в
серьезности ситуации.  Он открыл глаза и увидел,  что все-таки не прав. Первое,
что он заметил,  - изменение в интерьере. Василий пока оставался узником своего
колодца,  но  вверху был только один люк,  а  стены трансформировались из серых
бетонных в  черные,  похожие на пластиковые или мраморные.  Сюртуков сунул руку
под живот,  но  не обнаружил там ничего,  кроме пряжки брезентового ремня своих
засаленных штанов.  Гранаты  не  было.  Василий  поднялся на  ноги  и  зачем-то
отряхнул колени.  Это  простое движение придало его  телу  мощный  импульс.  Он
почувствовал,  как  поднимается над  полом и  стремительно взлетает к  просвету
люка.
     Сюртуков взлетел над  темной  лоснящейся поверхностью Земли,  которая была
покрыта,  как  хороший  сыр,  множеством  разнокалиберных круглых  ям.  Василия
поразило не то, что его предположение оказалось настолько верным, а то, что оно
получило  дальнейшее развитие.  Сюртуков плавно  двинулся над  ямами,  сохраняя
небольшую высоту и  заглядывая в  зияющие в  черном теле бытия колодцы.  На дне
каждого  из  открывшихся ему  провалов  копошились люди.  Колодцы  были  разной
глубины,  и люди в них тоже вели себя по-разному.  Одни ходили по дну,  заложив
руки за спину, словно прогуливаясь по тюремному дворику, другие стояли на месте
и с тоской смотрели вверх,  куда-то мимо пролетающего над ними Василия.  Третьи
отчаянно карабкались по гладким стенам, и, как ни удивительно, от этого глубина
их  ловушек  с  каждой  минутой незаметно уменьшалась.  Самыми  странными были,
Пожалуй, четвертые. Они лежали, скрючившись в эмбриональных позах, на дне не то
что колодцев и  даже и  Не ям,  а  так,  символических углублений,  и  отчаянно
Жмурились,  словно боялись открыть глаза и увидеть Истину.  То есть сделать то,
для чего другим не хватало всей жизни,  а им - стоило только подняться на ноги.
Сюртукову  даже  захотелось  подлететь  к   одному  из  таких  людей  и  просто
потормошить его  за  дрожащее плечо...  Сдержав  свой  порыв,  Василий двинулся
дальше.  К пятой категории. К тем, кто выбрался и теперь блаженно вдыхал воздух
чистого,  не  стесненного никакими рамками  пространства.  Сюртуков внимательно
всматривался в  их  счастливые лица,  но,  как ни надеялся,  не увидел ни одной
знаменитости. Видимо, здесь, было не их место. Тогда чье?
     От  размышлений  его  оторвала  стремительно приближающаяся туча.  Василий
прищурился и попытался рассмотреть ее получше.  От тучи периодически отделялись
крупные капли, которые черными кляксами падали на землю, наглухо запечатывая то
один, то другой колодец. Василий почувствовал, как мощный порыв ветра, летящего
впереди грозового фронта,  отброс его назад и,  подхватив, словно опавший лист,
понес  родной дыре.  Сюртуков отчаянно сопротивлялся,  пытался взлететь повыше,
как-то  уклониться от  настойчивой стихии,  но ветер был неумолим.  Он обхватил
Василия за  тощие бока  и  с  размаху швырнул на  дно  его  черного,  глубокого
колодца.  Почти тотчас со  страшным грохотом на  горловину сюртуковской обители
обрушилась  тяжелая  свинцовая  капля,   и   жизнь  бродяги  пришла  в   полную
негодность...
     -  Да я ему памятник из золота...  Да склеп из черного мрамора! - отчаянно
пьяный человек в  дорогом костюме высморкался в  шикарный галстук и,  уронив на
скатерть суровую мужскую слезу, махнул рукой.
     Плавучий  ресторан  покачивался на  теплой  волне  Эгейского моря,  озаряя
окрестные воды  мягким  светом иллюминации.  Сидящая напротив пьяного блондинка
сочувственно качала головой и постоянно косилась на пару подаренных ей накануне
перстней с крупными бриллиантами.
     -  А как его зовут...  звали,  то есть? - спросила она, совершенно этим не
интересуясь.
     -  Сюртуков,  я же говорил... - с трудом ответил мужчина. - А имя... Черт!
А имени я и не знаю...  Вот ведь прокол...  Как же тогда памятник?  Без имени -
поди разберись, что там за Сюртуков...
     -  Придется,  Боря,  эту затею отложить,  - подсказала блондинка, - а пока
выясняется имя, мы вместо памятника купим домик в Испании.
     -  Это мысль,  -  согласился бритый и громко ик-дуд.  -  Эй, капитан, веди
свое корыто к берегу! Мне надо в Испанию по-быстрому!
     Заработал мощный дизель,  судно вздрогнуло всем своим белоснежным корпусом
и  пустилось в  бесконечное плавание вдоль черной,  скользкой стены холодного и
глубокого колодца,  высвечивая в  воде за  ярко освещенной кормой стайки мелких
рыбешек..."
      - Ваши  двойники  расползлись  практически  по  всем  слоям  современного
общества,  - прокомментировал очередное сюртуковское наваждение Красавчик. - Не
хватает только высших эшелонов власти.  Может быть,  вздремнете еще часок?  Мне
очень  интересно узнать,  какие  проблемы  будут  вас  преследовать,  когда  вы
перевоплотитесь в федерального министра, например.
     -  Это не смешно!  - Василий вытер потное лицо краем пижамы. - К тому же я
рассказал лишь  первую часть моего сна.  После нее  я  проснулся и  очень долго
ходил  по  квартире,  не  решаясь вам  позвонить.  В  конце  концов  я  немного
успокоился и опять смог заснуть...
     -  Вот это уже интереснее, - сказал Красавчик.
     -  Но и во втором эпизоде я не был министром! - Губы Сюртукова дрогнули. -
А самое ужасное, что в каждом сне я погибаю! Я устал! Я больше так не могу!
     -  Успокойтесь,  -  спокойно предложил я. - Расскажите вторую историю. Чем
больше мы будем знать, тем быстрее разгадаем вашу тайну.
      - Хорошо, - Василий допил воду и тяжело вздох нул, - я постараюсь...
     -  Ты не спи,  а застегивай шлем! - приказал Сюртукову сержант-инструктор,
толкнув его при этом в бок. - До точки десантирования три минуты!
     Василий оглянулся и  увидел,  что  сидит  на  скамье внутри переполненного
самолета.  На голове его был шлем,  за спиной парашютный ранец,  а  в  руках он
сжимал автомат.  Судя по реплике инструктора,  Сюртукову очень скоро предстояло
покинуть воздушное транспортное средство,  причем не дожидаясь его приземления.
Василий не  понимал,  как  оказался на  трехкилометровой высоте,  но  почему-то
принял этот фокус все с тем же спокойствием,  которое не оставляло его никогда,
кроме минут бодрствования в  шкуре вечно ноющего неудачника...  Бодрствования?!
Сюртуков с тревогой взглянул на соседа слева. Он вдруг понял, что не знает имен
своих товарищей, а сержанта видит впервые в жизни. Сон?! Василий приподнялся со
скамьи, но его тут же осадили расположившиеся рядом воины. Если все происходило
во сне,  то становились понятными и перепады высот, и смена декораций. Сюртуков
немного  подтянул  рукав  и  ущипнул  себя  за  оголившийся  участок  запястья.
Получилось очень больно