это  только
естественно.
     Все вышеприведенное - это не совсем то, что сказал каждый из них,  за
исключением замечания насчет пупа. Мне бы хотелось передать этот  разговор
в оригинале, потому что на их языке оскорбление - это  высокое  искусство,
по меньшей мере равное поэзии. По  сути  дела,  воплощением  литературного
изящества служит обращение (принародное) к  своему  врагу  в  какой-нибудь
трудной стихотворной форме,  скажем,  сестине,  так,  чтобы  каждое  слово
источало яд.
     Руфо восторженно закудахтал:
     - Сделай сам, Игли! Ткни себя пальцем в живот и сделай себе пуп. Тебя
оставили снаружи на дожде, а ты сбежал. Тебя забыли  доделать.  Разве  эта
штука называется НОСОМ?
     Он вполголоса обратился ко мне по-английски:
     - Каким он вам нужен, босс? Сырым? Или хорошо пропеченным?
     - Не давай ему отвлекаться, пока я не изучу положение. Он  английский
не понимает?
     - Ни слова.
     - Хорошо. Насколько я могу к нему подобраться, не  опасаясь,  что  он
меня сцапает?
     - Насколько хотите, пока не снята защита. Но, босс,  вообще-то  я  не
должен вам советовать, но когда мы примемся за дело,  смотрите,  чтобы  он
вас не заграбастал.
     - Постараюсь.
     - Будьте осторожны. - Руфо повернул голову и прокричал: - Йа-а!  Игли
ест то, что наковырял из носу. - И добавил  мне:  -  Она  хороший  доктор,
лучший, но все равно будьте осторожны.
     - Буду. - Я  шагнул  ближе  к  невидимому  барьеру  и  поднял  голову
поглядеть на это создание. Он  воззрился  на  меня  сверху  вниз  и  издал
ворчащий звук, а я показал ему нос и послал сочный, со смаком  "привет  из
Бруклина" [Непристойный звук,  издаваемый  губами].  Я  стоял  от  него  с
подветренной стороны, и мне показалось, что он не мылся лет 30 - 40; запах
от него был хуже, чем в раздевалке на стадионе после первого тайма.
     У меня проклюнулось зернышко мысли.
     - Стар, этот херувим умеет плавать? Она удивилась.
     - Честное слово, не знаю.
     - Может, его забыли на это запрограммировать. Как насчет тебя, Руфо?
     Руфо самодовольно ответствовал:
     - Проверьте меня, только проверьте. Я мог бы поучить даже рыб.  Игли!
Расскажи-ка нам, почему тебя отказалась целовать свинья!
     Стар может плавать, как тюлень. Мой стиль плавания  больше  похож  на
паром, но я добираюсь, куда надо.
     - Стар, может, эту штуку и нельзя убить, но она  дышит.  У  нее  есть
хоть какой-то кислородный обмен, даже если она работает на керосине.  Если
немного подержать его голову под водой - сколько нужно - готов поклясться,
что его мотор заглохнет. У нее расширились глаза.
     - Милорд Оскар... рыцарь мой... я в вас не ошиблась.
     - Для этого придется изрядно потрудиться. Играл когда-нибудь в водное
поло, Руфо?
     - Я его изобрел.
     - Надеюсь, что это правда. Я в него играл - однажды. Как и поездка на
шесте [Мера наказания в Америке: пойманных мошенников привязывали к  шесту
и проносили по улицам города], это интересное ощущение, но хватает  одного
раза.
     - Руфо, ты не мог бы заманить нашего приятеля поближе к берегу? Я так
понимаю, что заграждение следует вдоль  этой  линии  мохнатых  и  пернатых
друзей? Если это так, то мы можем увлечь его почти вон к тому обрывчику  с
глубоким омутом под ним - помните, Стар, где вы  "топили"  меня  в  первый
раз?
     - Это нетрудно, - сказал Руфо. - Мы двинемся, и он пойдет следом.
     - Я бы хотел, чтобы он бежал. Стар, сколько  вам  понадобится,  чтобы
отключить ваш забор?
     - Я могу снять защиту мгновенно, милорд.
     - Ладно, значит, план такой Руфо,  я  хочу,  чтобы  ты  вынудил  Игли
преследовать тебя во всю его прыть, а ты удирай и беги к тому обрыву Стар,
когда Руфо это сделает, вырубайте барьер - снимайте защиту - мгновенно. Не
ждите, пока я об этом скажу. Руфо, ты ныряешь и гребешь во  весь  дух;  не
дай ему себя схватить. Коли нам повезет,  если  Игли  не  будет  двигаться
быстро, при его размерах и неуклюжести он тоже полетит в  воду,  хочет  он
того или нет. Я буду бежать неподалеку, рядом с  вами  и  немного  позади.
Если Игли сумеет нажать на тормоза, я шарахну ею нижним захватом и скину в
воду. Потом мы все играем в водное поло.
     - Я никогда не видела водного поло, - с сомнением сказала Стар.
     - Судей все равно не будет Все, что имеется в виду на этот раз, - это
что мы, все трое, наваливаемся на него в воде, окунаем его голову под воду
и удерживаем ее так - и помогаем друг другу, чтобы он не запихнул под воду
наши головы. Каким бы здоровым он ни был, если  только  он  не  лучше  нас
плавает, он будет а жутко невыгодном положении. Мы продолжаем это  делать,
покуда он не обмякнет и так не останется, ни в коем  случае  не  позволять
ему сделать вдоха. Потом, для верности, мы нагрузим его камнями - умрет он
в самом деле или нет, не будет иметь значения Вопросы есть?
     Руфо оскалился ухмылкой гаргойли.
     - Это, кажется, будет забавно!
     Оба этих пессимиста, казалось, думали, что план сработает, так что мы
решили начать. Руфо выкрикнул такое насчет личных привычек Игли,  чего  не
напечатала бы даже "Олимпия Пресс",  потом  предложил  Игли  догнать  его,
назвав в качестве приза невероятную похабщину.
     Громоздкому Игли потребовалось много времени,  чтобы  разогнать  свою
тушу, но когда он наконец набрал скорость, то оказался быстрее, чем  Руфо,
оставив позади себя хвост из испуганных птиц и животных Я  бегаю  неплохо,
но и мне стоило большого труда сохранить дистанцию до гиганта, сбоку и  на
несколько шагов сзади:  я  надеялся,  что  Стар  не  снимет  защиту,  если
окажется, что Игли сумеет схватить Руфо на земле.
     Стар, однако, все же сняла защиту как раз в тот  момент,  когда  Руфо
резко отвернул от барьера; а Руфо достиг берега и выполнил отличный прыжок
в воду с разбега, без замедления, точно по плану.
     Все остальное пошло вкривь и вкось.
     Мне думается, Игли был слишком глуп, чтобы сразу  усечь,  что  барьер
снят. Он пробежал еще несколько шагов после того,  как  Руфо  сделал  угол
влево, потом повернул-таки налево довольно резко. Но при этом  он  потерял
скорость и ему не составило труда остановиться на сухой земле.
     Я подсек его ныряющим захватом, низким вне всяких правил, и  все-таки
он упал - но не перевалился в воду. Внезапно мне достались полные  объятия
сопротивляющегося и очень вонючего голема.
     Но мне на помощь тут же подоспела дикая кошка, а вскоре и Руфо, роняя
капли с одежды, прибавил свой голос.
     Однако положение наше стало похоже на пат, да  такой,  в  котором  со
временем мы были обречены на проигрыш. Игли весил больше всех  нас  вместе
взятых и состоял, казалось, из одних мускулов, да вони, да когтей и зубов.
Мы страдали от синяков, ушибов и ранений - и не  причиняли  Игли  никакого
вреда. То есть он вопил, как в телефильме ужасов, каждый раз,  когда  один
из нас выкручивал ему ухо или выворачивал палец, но серьезных травм мы ему
не нанесли, он нас определенно забивал. Затащить такую массу в  воду  было
явно невозможно.
     Я вступил в  борьбу,  обхватив  его  руками  за  колени,  и  в  таком
положении по необходимости и оставался, пока мог,  в  то  время  как  Стар
пыталась овладеть одной его рукой, а Руфо другой. Но положение  все  время
менялось; Игли извивался, как гремучая со сломанным хребтом и  всякий  раз
высвобождал то руку, то ногу, норовя оцарапать или укусить. Из-за этого мы
постоянно перемещались; внезапно оказалось, что я вцепился в одну  из  его
мозолистых ног, пытаясь отломать ее напрочь, и гляжу в его  открытый  рот,
широкий, как медвежий капкан, и еще менее привлекательный. Ему  не  мешало
бы почистить зубы.
     Тут я пихнул большой палец его ноги ему же в рот.
     Игли заверещал, потому что я стал пихать ногу дальше, и вскоре  орать
ему уже было нечем. Я заталкивал ногу, не останавливаясь.
     Когда он проглотил собственную ногу до колена, он ухитрился вырвать у
Стар правую руку и ухватился за свою исчезающую  ногу.  Я  успел  схватить
запястье.
     - Помогите мне, - гаркнул я Стар, - ТОЛКАЙТЕ!
     Она поняла, в чем дело, и принялась пихать вместе со мной. Рука вошла
в его рот до локтя, а нога протолкнулась еще дальше, на  порядочную  часть
бедра. К тому времени Руфо уже работал с нами и просунул левую  руку  Игли
мимо щеки прямо в челюсти. Игли уже сопротивлялся не так сильно, вероятно,
из-за нехватки воздуха, поэтому для того чтобы просунуть пальцы  его  ноги
ему в рот, потребовалась только решительность действий: Руфо оттягивал его
волосатые ноздри, я давил коленом на подбородок, а Стар толкала.
     Мы без передышки скармливали его ему же в рот, продвигали по дюйму за
раз и не ослабляли нажима. Он все еще дергался  и  пытался  высвободиться,
когда мы закатали его вплоть до таза, а его  вонючие  подмышки  уже  почти
исчезли.
     Похоже было на катание снежного кома, только наоборот: чем больше  мы
толкали, тем меньше он становился, и  тем  шире  растягивался  его  рот  -
гнуснейшее зрелище из тех, что мне доводилось видеть. Скоро он скатался до
размеров пляжного мяча... потом футбольного... а потом баскетбольного, а я
катал его между ладонями и, не переставая, жал изо всех сил.
     ...Мяч для гольфа, теннисный шарик, горошина...  и  вот  не  осталось
ничего, кроме какой-то жирной грязи на моих ладонях.
     Руфо глубоко вздохнул.
     - Надеюсь, это его научит не совать пальцев  в  рот  при  воспитанных
людях. Кто готов завтракать?
     - Я хочу сначала помыть руки, - сказал я.
     Мы все выкупались, изведя уйму мыла, потом Стар обработала наши  раны
и дала Руфо перевязать свои по ее  указаниям.  Руфо  прав;  Стар  -  самый
лучший медик. Мазь, которую она использовала, не  щипала,  порезы  зажили,
гибкие повязки, которые она наложила на них, не нуждались  в  смене  и  со
временем  отпадали  без  воспалений  и  шрамов.  Руфо  страдал  от   очень
серьезного укуса - центов на сорок мяса пропало из его левой  ягодицы.  Но
когда Стар закончила лечение, он мог садиться  и  вроде  бы  не  испытывал
неудобства.
     Руфо накормил нас маленькими золотыми блинчиками, большими  немецкими
сосисками, сочащимися жиром, и напоил несколькими галлонами ХОРОШЕГО кофе.
Был  уже  почти  полдень,  прежде  чем  Стар  вновь  сняла  защиту,  и  мы
направились к спуску с обрыва.



                                ГЛАВА VII


     СПУСК в долину Невии рядом с великим водопадом достигает тысячи футов
и более чем крут; над краем нависает  утес,  и  приходится  спускаться  на
веревке да еще медленно вращаться, как паук. Не советую такого никому; это
вызывает  головокружение,  и  я  чуть  было   не   расстался   со   своими
замечательными блинчиками.
     Вид сверху изумительный. Со  стороны  виден  водопад;  вода  летит  в
воздухе, не задевая утеса  и  падая  так  далеко,  что  успевает  укрыться
туманом брызг прежде, чем ударится о дно. Потом, оборачиваясь,  упираешься
взглядом в насупленный утес. Потом долгое обозрение долины, такой  пышной,
зеленой и прекрасной, что в ее существование с трудом верится -  болота  и
лес у  подножия  утеса,  на  несколько  миль  подальше  на  среднем  плане
возделанные поля, потом в далекой дали, туманная у основания,  но  с  явно
видными вершинами, могучая гряда покрытых снегом гор.
     Стар набросала для меня план долины.
     - Сначала мы пробиваем себе путь через  болото.  После  этого  Дорога
становится легче.  Нам  останется  только  смотреть  в  оба  за  кровавыми
коршунами, потому что мы выйдем на кирпичную дорогу, очень удобную.
     - Дорогу, вымощенную желтым кирпичом? - спросил я.
     - Да. Такая у них глина. Это что-нибудь означает?
     - Да, наверное, нет. Только бы не сделать из этого привычки. А  потом
что?
     - Потом  мы  переночуем  в  одной  семье,  тамошнего  помещика.  Люди
хорошие, они вам понравятся.
     - А вот потом дорога станет хуже, - добавил Руфо.
     - Руфо, не накликай беду, - остановила его Стар. - Уж ты, пожалуйста,
воздержись от комментариев и позволь Оскару разбираться со своими задачами
самому,  когда  он  будет   решать   их   на   свежую   голову,   смотреть
незатуманенными глазами и без волнения. Ты  знаешь  кого-нибудь  еще,  кто
смог бы справиться с Игли?
     - Ну, если вы так ставите вопрос... нет.
     - Именно так я его и ставлю. Сегодня мы  спим  со  всеми  удобствами.
Разве этого мало? Тебе это будет не менее приятно, чем остальным.
     - Вам тоже.
     - А  когда  я  пропускала  случай  насладиться  чем-нибудь  приятным?
Придержи язык. Итак, Оскар, у подножья утесов живут Рогатые Призраки -  их
обойти не удастся, они увидят, как мы спускаемся. Если нам повезет, мы  не
должны встретить никого из Шайки Холодных Вод; они  прячутся  подальше,  в
туманах. Но если нам не повезет и мы встретим обоих,  нам  может  повезти,
если они передерутся друг с  другом  и  дадут  нам  возможность  улизнуть.
Тропка через болото опасна; вам лучше заучить  этот  набросок  на  память.
Надежная почва только там, где растут  желтые  маленькие  цветы;  неважно,
насколько твердым и сухим выглядит место. Но, как вы можете  видеть,  даже
если осмотрительно следовать по безопасным местам, тут столько ответвлений
и тупиков, что мы могли бы проблуждать весь день и быть захваченными тьмой
- и остаться тут навек.
     Вот так я и оказался первым на спуске, ибо внизу неминуемо ждали  нас
Рогатые Призраки. Моя привилегия. Разве я не Герой? Разве  не  я  заставил
Игли съесть самого себя?
     Однако  хотел  бы  я,  чтобы  Рогатые  Призраки  в  самом  деле  были
призраками. Они оказались двуногими животными, всеядными.  Едят  все,  что
угодно, включая друг друга, а особенно -  путешественников.  От  живота  и
выше, как мне их описали, они очень похожи на Минотавра; а от сего места и
ниже - это косолапые сатиры. Верхние  их  конечности  напоминали  короткие
руки, только кисти были не настоящие - без больших пальцев.
     Но вот рога их! Рога у них были как у быков, "техасских длиннорогих",
только торчали вверх и вперед.
     Есть, однако, хороший способ превратить Рогатого  Призрака  в  просто
призрака. В его черепе, как раз  между  рогами,  есть  мягкое  место,  как
родничок у ребенка. Поскольку это зверье нападает, нагнув голову,  пытаясь
проткнуть жертву, это единственное уязвимое место, которое можно  достать.
Все, что нужно, - это встать, где стоишь, и не  дергаться,  прицелиться  в
эту единственную точку - и попасть в нее.
     В общем, задача моя  была  проста.  Спуститься  первым,  перебить  их
сколько нужно, чтобы обеспечить Стар надежное место для приземления, потом
стоять изо всех сил на ее защите, пока не спустится Руфо. После  этого  мы
были вольны прорубить путь себе  к  безопасности  сквозь  болото.  Если  к
сабантую не присоединится Шайка Холодных Вод...
     Я постарался переменить положение в петле, на которой меня  спускали,
- у меня онемела левая нога - и посмотрел вниз. В сотне футов уже собрался
комитет по встрече.
     Вид у него был как у грядки спаржи. Штыки по фронту.
     Я  дал  сигнал  прекратить  снижение.  Высоко  вверху  Руфо  закрепил
веревку; я висел, раскачиваясь в воздухе, и пытался думать. Если бы они по
моей команде опустили меня прямиком  в  эту  толпу,  я  мог  бы  проткнуть
одного-двух - прежде чем наколют меня. А может, и ни одного... Единственно
несомненным было то, что я был бы мертв задолго до того,  как  друзья  мои
смогли бы ко мне присоединиться.
     С другой стороны, кроме вышеупомянутого "родничка"  между  рогами,  у
всех этих тварей имеется мягкое брюхо, словно предназначенное  для  стрел.
Если бы Руфо немного спустил меня...
     Я  подал  ему  сигнал.  Опускаться   я   начал   медленно,   немножко
неравномерно, и он чуть не пропустил мой сигнал  снова  остановиться.  Мне
пришлось подобрать ноги; некоторые из  этих  малышей  фыркали,  скакали  и
толкали друг друга, чтобы обеспечить  себе  лучшую  возможность  пропороть
меня. Какой-то Нижинский среди них  все  же  ухитрился  царапнуть  подошву
моего левого котурна, от чего я  до  самого  подбородка  покрылся  гусиной
кожей.
     Под воздействием такого мощного стимула я на руках  подтянулся  вверх
на веревке достаточно высоко для того, чтобы устроить в петле ноги  вместо
седалища. Я стоял в петле, уцепившись за веревку и переступая  попеременно
с одной ноги на другую, чтобы прогнать онемение. Потом я снял с плеча  лук
и изготовил его. Такой трюк был бы достоин профессионального акробата -  а
вот пробовал ли кто натянуть лук и выпустить стрелу, стоя в лямке на конце
веревки длиной в тысячу футов и держась за эту веревку одной рукой?
     Таким способом теряются стрелы. Я потерял три и чуть не потерял  себя
самого.
     Я попытался застегнуть вокруг веревки свой ремень, из-за  чего  повис
вниз головой и потерял свою робингудовскую шапчонку и еще несколько стрел.
Этот  номер  понравился  моей  публике;  они   зааплодировали,   как   мне
показалось, так что на "бис" я попробовал  передвинуть  ремень  на  грудь,
дабы  повиснуть  более-менее  вертикально   -   а   может,   и   выпустить
стрелу-другую.
     Пока что все, чего я смог добиться,  это  привлечь  зрителей  ("Мама,
посмотри, как смешно!") и самому раскачаться взад-вперед, как маятнику.
     Как бы ни было плохо последнее, именно оно подало мне мысль.  Я  стал
увеличивать размах колебаний, раскачивая веревку, как качели  на  ярмарке.
Это оказалось долгим делом, и понадобилось время,  чтобы  приноровиться  к
нему,  так  как  период  колебаний  маятника,  грузом  которого   был   я,
превосходил минуту -  а  пытаться  поторопить  маятник  не  имеет  смысла.
Работать надо вместе с ним, а не против. В душе я надеялся, что мои друзья
видят происходящее достаточно ясно, чтобы догадаться, что я  делаю,  и  не
напортачить.
     После непомерно долгого времени я  раскачивался  вперед  и  назад  по
плоской длине футов в  сто,  очень  быстро  пролетая  над  головами  своей
публики в нижней точке колебаний, а в  крайних  их  точках  замедляясь  до
остановки. Сначала мои бодливые головы пытались бегать за мной, но  устали
от  этого  и  расположились  примерно  посередине   и   стали   наблюдать,
поворачивая головы вслед за моими движениями, как болельщики на  теннисном
турнире, в замедленном темпе.
     Однако всегда отыщется какой-нибудь проклятый новатор. Моим  замыслом
было спрыгнуть на землю в конце этой дуги, там, где она вплотную подходила
к утесу, и встать там в оборону к стене. Почва там была повыше, мне бы  не
пришлось далеко лететь. Но один из этих рогатых уродов понял  мой  план  и
рысцой отправился к тому концу махов. За  ним  последовало  еще  двое  или
трое.
     Это решило дело: мне приходилось  прыгать  на  другом  конце.  Однако
молодой Архимед разгадал и это. Он оставил своих дружков у выступа утеса и
потрусил за мной. Я вырвался вперед в нижней точки колебаний - но замедлил
движение, и он догнал меня задолго до того, как я достиг мертвой  точки  в
конце. Ему надо было преодолеть всего сотню футов  секунд  за  тридцать  -
прогулочный шаг. Он был подо мной, когда я туда добрался.
     Положение улучшиться не могло; я  резко  высвободил  ноги,  повис  на
одной руке, вытащил саблю во время своего слишком медленного перемещения и
спрыгнул, невзирая ни на что. Моей мыслью было пронзить то уязвимое  место
в его башке, прежде чем ноги мои коснутся земли.
     Вместо этого я промахнулся, промахнулся и он, я  сшиб  его  с  ног  и
растянулся  вслед  за  ним,  затем  перекатился  на  ноги  и  перебежал  к
ближайшему выступу утеса, ткнув этого гения  саблей  в  желудок  прямо  на
бегу.
     Этот паршивый удар  спас  меня.  Его  друзья  и  родичи  остановились
поспорить о том, кому  достанутся  лучшие  ребра,  прежде  чем  группа  их
двинулась в моем направлении. Это дало мне время утвердиться на куче осыпи
у подножья утеса, где я мог поиграть в "Царя горы", вернуть в ножны  саблю
и наложить стрелу.
     Я не стал ждать,