Роберт ХАЙНЛАЙН


                               ДОРОГА СЛАВЫ

Robert Heinlein. Glory Road (1963)


                                Посвящается Джорджу Х.Сайзеру и постоянным
                             пассажирам железной дороги "Терминус, Аулсвик
                             и Ф-т Мадж: Электрическая улица"



                 Б р и т а н (шокированный): Цезарь, это непристойно.
                 Т е о д о т (возмущенный): Что?
                 Ц е з а р ь (вновь овладевая собой):  Прости его, Теодот,
                              он варвар и полагает, что обычаи его острова
                              суть законы природы.

                                             Джордж Бернард Шоу.
                                             "Цезарь и Клеопатра", акт II.
                                    (Перевод М. Богославской и С. Боброва)





                                 ГЛАВА I


     Я ЗНАЮ местечко, где нет ни смога,  ни  демографического  взрыва,  ни
проблемы, где поставить автомобиль... ни холодной войны,  ни  термоядерных
бомб, ни рекламных песенок по  телевидению...  ни  конференций  на  высшем
уровне, ни Зарубежной Помощи, ни скрытых налогов -  нет  даже  подоходного
налога. Климат там того сорта, которым хвалятся Флорида  и  Калифорния  (и
которого у них нет),  земля  прекрасна,  люди  дружелюбны  и  гостеприимно
относятся к пришельцам, женщины милы и непременно стремятся доставить  вам
удовольствие...
     Я мог бы туда вернуться. Мог бы...
     Это был год выборов  с  обычным  припевом  под  фоновое  бип-би-кание
спутников: "Все, что ты можешь, я могу лучше". Мне стукнуло двадцать один,
но я не мог сообразить, против какой же партии мне проголосовать.
     Вместо этого я позвонил в свой призывной участок и сказал, чтобы  они
посылали мне свою повестку.
     Я возражаю против призыва в армию по той же причине, по  которой  рак
возражает против кипящей воды: может быть, это и лучший час в  его  жизни,
но выбор-то не его. Тем не менее я люблю свою страну. Да, люблю,  невзирая
на пропаганду во  все  мои  школьные  годы  насчет  того,  что  патриотизм
устарел. Один из моих прадедов погиб при Геттисберге [Сражение американцев
с англичанами в войне за независимость (1780-е гг.). (Здесь и далее  прим.
переводчика).], а мой отец участвовал в том самом, долгом обратном  походе
от Инчонского водохранилища, так что не я родил эту новую мысль. В  классе
я выступал  по  этому  поводу,  пока  в  результате  не  получил  пару  по
общественным наукам, потом заткнулся и закончил курс.
     Но я не изменил своих убеждений в соответствии с убеждениями учителя,
который не мог отличить Круглой Высотки от Семинарского хребта.
     Вы относитесь к моему поколению?  Если  нет,  вы  знаете,  почему  мы
получились столь упорными в своих заблуждениях? Или вы просто списали  нас
как недоносков?
     Я мог бы написать книгу. Еще какую! Но я отмечу один  ключевой  факт:
после того как вы потратили годы, пытаясь выбить из мальчишки  патриотизм,
не ждите, что он станет кричать "ура",  когда  получит  повестку  с  таким
текстом: "Здравствуйте. Настоящим вы в приказном порядке  призываетесь  на
военную службу в Вооруженные Силы Соединенных Штатов..."
     И еще болтают о "потерянном поколении"! Читал я эту дребедень периода
после первой мировой войны - Фитцджеральда, Хемингуэя и иже с ними, и меня
поражает, что все, о чем им приходилось волноваться, - древесный  спирт  в
контрабандной выпивке. Они держали мир за хвост  -  так  с  чего  им  было
плакать?
     Верно, у них впереди были Гитлер и  Депрессия.  Но  они-то  этого  не
знали. У нас были Хрущев и водородная бомба, и уж мы-то это точно знали.
     Но мы  не  были  "потерянным  поколением".  Мы  были  хуже:  мы  были
"безопасным  поколением".  Не  битниками.  Биты   никогда   не   превышали
нескольких сотен из числа миллионов. Нет, мы  трепались,  как  битники,  и
классифицировали стереозвучания, и оспаривали выбранный "Плейбоем"  список
джаз-музыкантов так серьезно, как будто это имело  какое-то  значение.  Мы
читали Сэлинджера и Керуака и пользовались  словцами,  которые  шокировали
наших родителей, и одевались (иногда) по моде битников. Но мы  никогда  не
считали, что барабаны бонго и борода могут тягаться со счетом в банке.  Мы
не были бунтовщиками. Мы были приспособленцами,  вроде  армейских  червей.
Нашим внутренним девизом было: "Не троньте!"
     Большинство наших лозунгов не произносилось, но мы следовали им с той
же неизбежностью, с которой утенок лезет в воду. "Не  борись  с  ратушей".
"Бери свое, пока можно". "Не попадайся". Высокие цели,  великие  моральные
ценности, а все они означают: "Не троньте!"  Клич:  "Иди  в  ногу"  (вклад
моего поколения в осуществление Американской Мечты) тоже  был  основан  на
нашем девизе; он обеспечивал то, что слабак не проведет субботний вечер  в
одиночестве. Если идти в ногу, соперничество устранялось.
     Но стремления у нас были. Да, сэр! Перехитрить  призывной  участок  и
выучиться в колледже. Жениться, и пусть она забеременеет, чтобы обе  семьи
помогали вам, чтобы ты остался студентом, не подлежащим призыву. Подыскать
себе работенку, о которой призывные комиссии хорошего мнения, к примеру, в
какой-нибудь ракетной фирме. А еще лучше,  остаться  в  аспирантуре,  если
твои родители (или ее) могут это оплатить, заиметь второго ребенка и таким
образом наверняка выйти из  списка  призывников.  Кроме  того,  докторская
степень подоспеет и станет как профсоюзный билет,  чтобы  продвигаться  по
службе, получать жалование и пенсию.
     Если не было беременной жены с обеспеченными  родителями,  то  вернее
всего вас охраняла полная негодность к службе. Неплохим средством являлось
повреждение барабанной перепонки, но лучше была все-таки аллергия. Один из
моих соседей ужасно страдал от астмы, которая длилась ровно до  26-го  дня
его рождения. Никакого притворства - у  него  было  аллергия  к  призывным
участкам.  Еще  одним  способом  освободиться  было   убедить   армейского
психиатра,  что  ваши   способности   более   подходили   Государственному
Департаменту, чем армии. Более половины моего поколения  были  "негодны  к
несению воинской службы".
     Я не думаю, что это беспрецедентно. Есть старая картина, изображающая
толпу, пробирающуюся на санях по дремучему лесу  и  преследуемую  волками.
Время от времени люди хватают одного из своих и швыряют  его  волкам.  Вот
вам воинская повинность, даже если  называть  ее  "отборочной  службой"  и
прихорашивать ее чинами и "пособиями ветеранам", это означает выбрасывание
кого-то волкам, в то время как остальные продолжают свою слепую погоню  за
гаражом  на  три  машины,  плавательным  бассейном   и   верными-надежными
пенсионными пособиями.
     Я не стараюсь казаться лучше, чем другие; я и сам пытался урвать  тот
же гараж на три машины.
     Мои родичи, однако, не могли помочь мне проучиться  в  колледже.  Мой
отчим был уоррент-офицером в ВВС, и все, на что его хватало, - это  купить
обувь собственным детям. Когда его перевели в Германию, как раз перед моим
выпускным классом в средней школе,  и  мне  предложили  переехать  жить  к
сестре отца и ее мужу, мы оба испытали облегчение.
     В смысле денег мне лучше не стало, поскольку мой дядюшка  обеспечивал
еще свою первую  жену  -  по  законам  Калифорнии.  Это  очень  похоже  на
положение раба в Алабаме до  гражданской  войны.  Но  мне  причиталось  35
долларов в месяц как "остающемуся в живых  иждивенцу  умершего  ветерана".
(Не "сироте, потерявшему родителей на войне". То - другое дело, за которое
платят больше). Моя мать была убеждена, что смерть родителя последовала от
ран, но начальство, ведавшее делами ветеранов, считало по-другому, так что
я был всего лишь "остающимся в живых иждивенцем".
     35 монет в месяц  не  заполняли  дыру,  которую  я  проделывал  в  их
бюджете, и молчаливо предполагалось, что, когда я окончу  школу,  я  начну
кормить себя сам. Отбывая свой срок на военной службе, без сомнения...  Но
у меня был свой план: я играл в футбол и закончил сезон выпускного  класса
с рекордом калифорнийской школы Центральной Долины по выигранным  ярдам  и
со сломанным носом. Следующей осенью я устроился в местном колледже  штата
в качестве "уборщика спортзала", где на 10 долларов в месяц больше, чем то
пособие, плюс гонорары.
     Я не мог разглядеть своей цели,  но  план  мой  был  ясен:  держаться
зубами и ногтями ног и получить диплом инженера. Уклоняться от  призыва  и
брака. После выпуска получить работу, дающую отсрочку от  призыва.  Копить
деньги и получить диплом юриста в придачу  -  потому  что  еще  раньше,  в
Хомстеде (Флорида), учитель мне объяснил, что,  хоть  инженеры  и  неплохо
зарабатывают, деньги и чины идут юристам. То есть я собирался  выбиться  в
люди, да, сэр! Стать вровень с героями Горацио Алджера. Я бы  прямехоньким
путем рванул сразу к юридической степени, если бы не тот факт, что в  моем
колледже не изучали юриспруденцию.
     В конце сезона моего второго года обучения упор на футбол был снят.
     Мы провели сезон "блестяще" - ни единой победы.  Гордон  "Блеск"  (то
есть я в спортивных корреспонденциях) стоял первым по ярдам  и  по  очкам;
тем не менее мы с тренером потеряли работу. Нет, я "подметал спортзал"  до
конца года по баскетболу, фехтованию и легкой атлетике,  но  шеф,  который
оплачивал их счета, не был  заинтересован  в  баскетболисте  ростом  всего
шесть фунтов один дюйм [Примерно 185 см.]. Я провел то лето, пиная  ногами
воздух и пытаясь подыскать себе дело где-нибудь в другом месте. В то  лето
мне и стукнуло 21, и, как результат, мои 35 в месяц  тоже  отпали.  Вскоре
после  Дня  Труда   [Американский   праздник.]   я   отошел   на   заранее
подготовленные позиции, то есть позвонил в свой призывной участок.
     Я  рассчитывал  оттрубить  годик  в  военно-воздушных  силах,   потом
поступить по конкурсу в  Академию  ВВС  -  стать  астронавтом  и  получить
знаменитость взамен богатства.
     Что ж, не всем суждено стать астронавтами. В  ВВС  уже  набрали  свою
квоту или что там еще. Я так быстренько очутился в армии, что  едва  успел
собрать манатки.
     Тут я вознамерился стать лучшим секретарем капеллана во всей армии; я
позаботился о том, чтобы "печатание на машинке"  было  занесено  в  список
моих умений. Если бы мне было позволено выразить свое мнение, я  хотел  бы
отслужить свой срок  а  Форт-Карсоне,  перепечатывая  черновики  набело  и
посещая вечернюю школу где-нибудь на стороне.
     Мне не было позволено выразить свое мнение.
     Вы бывали в Юго-Восточной Азии? Флорида после нее  кажется  пустыней.
Куда ни ступишь, всюду хлюпает. Основной транспорт здесь -  танки-амфибии.
В чащах полно насекомых и еще туземцев, которые в  тебя  стреляют.  Войной
это не было, это не было даже "Действиями по Наведению Порядка".  Мы  были
"Военными Советниками". Однако Военный Советник, дня четыре  провалявшийся
мертвым в такой жаре, воняет точно так же, как обыкновенный труп  в  войне
настоящей.
     Меня повысили в звании до капрала. Меня повышали в звании 7 раз.
     До капрала.
     У меня было неправильное мировоззрение. Так сказал  мой  ротный.  Мой
родитель был из морской пехоты,  а  отчим  -  из  ВВС;  моим  единственным
стремлением в армии когда-то было стать писарем при капеллане где-нибудь в
Штатах. Мне  не  понравилась  армия.  Моему  ротному  командиру  армия  не
нравилась тоже; он был старшим лейтенантом, не выслужившимся до  капитана,
и каждый раз, как он начинал хандрить, капрал Гордон терял свои лычки.
     В последний раз я их потерял из-за того, что  сказал  ему,  что  пишу
письмо своему конгрессмену на  предмет  выяснения  вопроса,  почему  меня,
единственного  солдата  в  Юго-Восточной  Азии,  собираются   уволить   по
старости, вместо того, чтобы отослать домой по истечении  срока.  Это  его
так разозлило, что он не только разжаловал меня, но и отправился в джунгли
и стал героем, а потом стал мертвецом. Так я и  получил  этот  шрам  через
свой сломанный нос, потому что я тоже проявил героизм и  мог  бы  получить
медаль "За заслуги", если бы это кто-нибудь видел.
     Пока я выздоравливал, меня решили отправить домой.
     Майор Ян Хей где-то в "Войне  за  окончание  войн"  описал  структуру
военных организаций: вне зависимости от ТД [Театр  действий]  все  военные
бюрократии состоят из Отдела Внезапной Атаки, Отдела Грубой Шутки и Отдела
Крестной Матери-Волшебницы. Большинством дел распоряжаются первые два, так
как третий очень мал. Отдел Крестной-Волшебницы  -  это  всего  лишь  одна
пожилая женщина, служащая в Общей Службе 5 и обычно в отпуске по болезни.
     Но когда она находится на рабочем месте, она иногда откладывает  свое
вязание, выбирает в списке одно из имен, проходящих через ее ведомство,  и
делает что-нибудь доброе. Вы видели, как меня с двух сторон пилили  Отделы
Внезапной Атаки и Грубой Шутки;  на  этот  раз  Отдел  Крестной-Волшебницы
выбрал рядового 1-го класса Гордона.
     Следующий шаг был таков: узнав, что  отправляюсь  домой,  как  только
подживет лицо (коричневый маленький брат не простерилизовал свой боло),  я
отправил заявку на демобилизацию в Висбаден, где жила  моя  семья,  вместо
Калифорнии, где был дом лишь по  документам.  Я  не  критикую  коричневого
младшего брата; он вовсе  не  хотел,  чтобы  я  поправлялся.  Ему  бы  это
удалось, если бы он не занялся приканчиванием моего ротного, и ему хватило
бы времени хорошенько поработать со мной. Не стерилизовал свой нож-штык  и
я, но он не жаловался, он просто вздохнул и распался  надвое,  как  кукла,
набитая  опилками.  Я  чувствовал  к  нему  благодарность;  он  не  только
подтасовал карты так, чтобы я выбрался  из  армии,  он  еще  и  подал  мне
грандиозную идею. Он и военврач нашей палаты.
     Военврач сказал.
     - Ты скоро поправишься, сынок.  Но  шрам  у  тебя  останется,  как  у
студента из Гейдельберга.
     Что заставило меня задуматься - без диплома найти  подходящую  работу
невозможно,  как  невозможно  стать  штукатуром,  не  будучи   сыном   или
племянником кого-нибудь из профсоюза штукатуров. Но  ведь  дипломы  бывают
разные. Сэр Исаак Ньютон с дипломом такого провинциального  колледжа,  как
мой, был бы на побегушках у Джо Криворукого - если бы  у  Джо  был  диплом
европейского университета.
     Почему бы  не  Гейдельберг?  Я  намеревался  выдоить  мое  солдатское
пособие; у меня уже это было  на  уме,  когда  я  в  тот  раз  поторопился
позвонить в призывной участок.
     По сведениям моей матери, в Германии все было дешевле. Может, я  смог
бы растянуть эти пособия вплоть до докторской степени. Herr Doktor  Гордон
mit шрамы на der лицо [Господин доктор Гордон со шрамами на лице], да  еще
из Гейдельберга! Это принесло бы  тысчонки  три  лишних  в  год  от  любой
ракетной компании.
     Черт, я бы подрался пару раз на студенческих  дуэлях  и  прибавил  бы
настоящие  гейдельбергские  шрамы  в  дополнение  к   своему   красавчику.
Фехтование было видом спорта, который мне здорово  нравился  (хотя  таким,
который  меньше  всего  считался  годным  для   "подметания   спортзала").
Некоторые терпеть  не  могут  ножей,  сабель,  штыков,  всего  острого:  у
психиатров есть для этого словечко:  айхмофобия.  Идиоты,  которые  гоняют
машины по сотне миль в час по  пятидесятимильным  дорогам,  тем  не  менее
впадают в шок при виде обнаженного лезвия.
     У меня в этом отношении хлопот не было, поэтому я  жив,  и  именно  в
этом одна из причин, почему я постоянно опять попадал в капралы.  "Военный
Советник" не может позволить себе бояться  ножей,  штыков  и  прочего;  он
должен с ними справляться. Я их никогда не боялся, потому что я всегда был
уверен" что могу обойтись с любым так, как тот  намеревается  обойтись  со
мной.
     Я  так  и  поступал  всегда,  за  исключением  того   случая,   когда
промахнулся, проявляя героизм, да и это была не слишком  скверная  ошибка.
Если бы я попробовал смыться вместо того,  чтобы  остаться  и  выпотрошить
его, он разрубил бы мне позвоночник надвое. А так, он не успел на меня как
следует замахнуться, и его тесак всего лишь чиркнул  меня  по  физиономии,
когда он стал распадаться, оставив меня с пренеприятной раной,  в  которую
проникла инфекция задолго до того, как  прилетели  вертолеты.  Инфекции  я
вовсе не чувствовал. У меня закружилась голова, я сел  в  грязь,  а  когда
очнулся, врач вводил мне в кровь плазму.
     Мне даже хотелось опробовать поскорее дуэль по-гейдельбергски.  Тело,
руку и шею обкладывают чем-нибудь мягким, на глаза, на нос и уши  помещают
стальную  предохранительную  маску  -  это  вам  не  то,   что   встретить
прагматика-марксиста в джунглях. Мне разок попадалась одна  из  тех  штук,
которыми фехтуют в Гейдельберге; это  была  легкая  прямая  сабля,  острая
вдоль лезвия и на несколько дюймов острая с другого  бока  -  но  с  тупым
концом! Игрушка, способная наносить красивые шрамы для обольщения девушек.
И только!
     Я достал карту, и что же вы думаете! Гейдельберг всего  лишь  в  двух
шагах  от  Висбадена.  Поэтому  я  и  запросил,  чтобы  меня  высадили  по
мобилизации в Висбадене.
     Палатный военврач сказал:
     - Ты оптимист, сынок. - Но свои инициалы поставил.
     Сержант медслужбы, заведующий документацией, сказал:
     - Не может быть и речи, солдат.
     Не скажу, что деньги перешли из рук в руки, но в  резолюции,  которую
подписал   начальник   госпиталя,   значилось:   "Не   возражаю".   Палата
согласилась, что я упорно рвусь в психопаты. Милый Дядюшка [США] не катает
вокруг света бесплатно рядовых 1-го класса.
     Меня вынесло так далеко за горизонт, что расстояние  было  одинаковым
как до Хобокена, так и до Сан-Франциско,  но  ближе  к  Висбадену.  Однако
политика требовала отправлять возвращающихся домой  через  Тихий.  Военная
политика как рак: никто не знает, откуда она берется, но  плюнуть  на  нее
нельзя.
     Отдел Крестной Матери-Волшебницы очнулся на мгновение и коснулся меня
своей волшебной палочкой.
     Я уже собрался взобраться  на  борт  корыта  под  названием  "Генерал
Джонс" курсом на Манилу, Тайпей, Йокогаму,  Перл  и  Сиэтл,  когда  пришла
депеша, разрешающая любой мой каприз и еще немножко.  Я  был  направлен  в
европейский  военный  резерв  США,   Гейдельберг,   Германия   посредством
попутного военного транспорта для демобилизации по  моей  просьбе,  смотри
примечание такое-то. Неиспользованные увольнения могут  быть  использованы
или оплачены,  смотри  приложение  этакое.  Означенному  лицу  разрешалось
возвращение во Внутреннюю Зону (Штаты) в любое время в пределах 12 месяцев
со  дня  отъезда,  без  последующих  правительственных  расходов.  Кавычки
закрываются.
     Сержант бумажных дел вызвал меня к себе и показал мне  это  с  лицом,
сияющим от невинного торжества.
     - Только  вот  "попутного  транспортам-то  и  нет,  солдат.  Так  что
закидывай свою задницу на  борт  "Генерала  Джонса".  Ты  отправляешься  в
Сиэтл, как я и сказал.
     Я знал, что он имеет в виду: единственный транспорт  ходил  на  запад
редко-редко и отправился в Сингапур 36 часами раньше. Я уставился на  свою
депешу, раздумывая о кипящем масле и прикидывая, не задержал ли  он  ее  у
себя как раз настолько, чтобы я под ней не уплыл.
     Я покачал головой.
     - Я попытаюсь поймать "Генерала Смита" в Сингапуре, Будьте  настоящим
человеком, сержант, и оформите мне приказик на него.
     - Твой приказик оформлен на "Джонса". В Сиэтл.
     - Черт возьми, - сказал я  задумчиво,  -  кажется,  мне  впору  пойти
показаться капеллану.
     Я быстренько растворился, но не с тем, чтобы  повидать  капеллана.  Я
отправился на летное поле. Потребовалось пять минут, чтобы  выяснить,  что
ни один пассажирский  или  американский  военный  самолет  не  вылетал  на
Сингапур в нужное для меня время.
     Одна