уже стоял за ним, держа одну руку в ящике.
     - Нехорошо, нехорошо, - сказал  он.  -  Оскар,  мне  не  хотелось  бы
выбривать тебя.
     - Выходи и дерись, как мужчина.
     - Ни за что, старый дружище. Еще один шаг, и тебя отвезут на консервы
собакам. Вот все твои торжественные обещания, твои мольбы. Ты кричал: "Без
недомолвок". Ты кричал: "Говорить начистоту". Ты  кричал:  "Скажи  прямо".
Сядь вон в то кресло.
     - "Говорить начистоту" не означает оскорблять!
     - А кто тут судья? Что мне, представлять свои замечания на  одобрение
до высказывания? Не добавляй к своим нарушенным обещаниям  еще  и  детскую
алогичность. Ты хочешь заставить меня купить новый ковер?  Я  не  оставляю
себе ни единого, на котором убивал друга; от пятен я впадаю в тоску.  Сядь
в то кресло.
     - А теперь, - сказал Руфо, не трогаясь с места, - послушай ты, пока я
буду говорить. Или, если хочешь, можешь встать и уйти.  В  этом  случае  я
могу оказаться настолько доволен от того, что видел твою рожу в  последний
раз,  что  дело  на  этом  и  кончится.  А  могу  и  оказаться   настолько
раздражителен от того, что меня  прерывают,  что  ты  мертвым  упадешь  на
пороге, потому что у меня давно все кипит и готово перелиться через  край.
Выбирай, что тебе по душе.
     - Я сказал, - продолжил он, - что моя бабка - старая мымра. Я  сказал
об этом грубо, чтобы снять с тебя напряжение, и теперь ты вряд ли  слишком
уж окрысишься на меня за все то обидное, что мне еще нужно высказать.  Она
стара, ты это знаешь, хотя, несомненно, по большей части, легко  забываешь
об этом. Я чаще всего забываю об этом и сам, хотя Она была стара и  тогда,
когда я малюткой пускал лужи на пол и  гулькал  от  радости  при  виде  Ее
Мымрости. Она это и есть, ты знаешь. Я мог бы  сказать  "много  повидавшая
женщина",  но  мне  нужно  было  этим   треснуть   тебя   по   зубам;   ты
отворачиваешься от этого, даже когда  говоришь  мне,  как  хорошо  ты  это
знаешь - и как тебе  все  равно.  Бабуля  -  старая  мымра,  танцевать  мы
начинаем отсюда.
     А почему Она должна быть чем-то иным? Подыщи для себя  ответ.  Ты  не
дурак; ты просто молод. В обычных случаях для Нее открыты только два  вида
удовольствия, причем вторым Она насладиться не может.
     Какой это второй?
     Выдавать неверные решения из садистских побуждений, вот то,  чем  Она
не смеет наслаждаться. Так будем же благодарны за то, что в Ее теле  стоит
этот безвредный предохранительный клапан, иначе все мы жестоко страдали бы
до тех пор, пока кому-нибудь не удалось бы убить Ее. Милый ты мой парниша,
можешь  ли  ты  вообразить,  какую  смертельную   усталость   Она   должна
чувствовать от большинства всего, что Ее окружает?  Твой  собственный  пыл
угас всего лишь за несколько месяцев. Представь себе, каково  должно  быть
год за годом выслушивать все те же старые унылые ошибки, не  надеяться  ни
на что, кроме умного убийцы. Представь и будь благодарен за  то,  что  она
все еще находит удовольствие в одном невинном  развлечении.  Итак,  Она  -
старая мымра. Без всякого неуважения я отдаю честь  благотворному  балансу
между тем, чем Она должна быть, чтобы хорошо делать свое дело.
     Быть тем, чем Она была, Она не перестала, рассказав в один прекрасный
день на вершине холма некий глупый стишок. Ты думаешь, что с тех  пор  Она
как в отпуске от своих обязанностей, приклеиваясь только  к  тебе.  Может,
так оно и есть, если ты точно Ее процитировал, а я  верно  понимаю  слова;
Она всегда говорит правду.
     Но никогда правду целиком - кто  на  это  способен?  -  а  Она  самый
искусный лжец, говорящий правду, из тех, кого ты можешь встретить. У  меня
нет сомнения  в  том,  что  твоя  память  пропустила  какое-нибудь  внешне
невинное слово, дающее Ей выход и не ранящее твоих чувств.
     А если и так, то почему Она должна делать  больше,  чем  щадить  свои
чувства? Она увлечена тобой, это ясно - но не сходить же Ей  с  ума  из-за
этого? Все Ее обучение, Ее специальная подготовка направлены на то,  чтобы
всячески избегать фанатизма, находить практичные ответы.  Хоть  пока  Она,
может, и не смешивала башмаков, но если ты задержишься на неделю, год  или
двадцать лет и настанет время, когда Ей захочется. Она может найти способ,
но не солгать тебе на словах - и совершенно не причинить неудобства  своей
совести, потому что у Нее ее нет. Только  Мудрость,  целиком  и  полностью
прагматичная.
     Руфо прокашлялся.
     - А теперь опровержения, контрапункт и  обратное.  Мне  нравится  моя
бабуля, и я люблю Ее, насколько позволяют мне мои скудные душевные силы, и
уважаю Ее до самой Ее темной души - и готов убить тебя или любого, который
встанет на Ее пути или причинит Ей страдания - и это только отчасти  из-за
того, что Она передала мне тень своей собственной личности, так, что я  Ее
понимаю. Если Она достаточно долго сумеет избегать ножа  убийцы,  выстрела
или яда, то войдет в историю под именем "Великой". Но ты завел речь  о  ее
"жутких жертвах". Ерунда! Ей нравится быть "Ее Мудрейшеством", тем  Пупом,
вокруг которого вертятся все миры. Да и в то, что Она могла бы бросить все
из-за тебя или хоть пятидесятерых еще лучше, я не верю. И опять  же,  судя
по тому, как ты рассказываешь. Она не солгала  -  Она  сказала  "если...",
зная, что многое может случиться за тридцать лет или за двадцать  пять,  и
среди прочего почти  полная  уверенность  в  том,  что  ты  так  долго  не
протерпишь. Надувательство.
     Но это надувательство еще не самое большое из всех, которыми Она тебя
оплела. Она водила тебя за нос  с  первой  минуты  нашей  встречи  и  даже
намного раньше. Она постоянно передергивала, давала тебе затравку,  гоняла
тебя как любого простака, ждущего чуда, охлаждала тебя, когда  ты  начинал
подозревать, загоняла тебя опять на место к предназначенной тебе судьбе  -
и делала так, что тебе это нравилось.  Она  никогда  не  переживает  из-за
способов и могла бы одним духом надуть Деву Марию и заключить соглашение с
Дьяволом, если бы это вело к Ее цели. Ну да, тебе заплатили, да  и  полной
мерой в придачу; Она по маленькой не играет. Однако пора тебе  знать,  что
тебя дурачили. Имей в виду, я  Ее  не  критикую,  я  аплодирую  -  я  тоже
помогал... не считая  одного  мгновения  слабости,  когда  я  почувствовал
жалость к жертве. Но ты был  до  того  задурачен,  что  не  стал  слушать,
благодарение всем слышавшим  это  святым.  Я  на  какое-то  время  потерял
самообладание, думая, что ты идешь на  нехорошую  смерть,  широко  раскрыв
свои наивные глаза. Но Она оказалась умнее меня, как всегда.
     Так вот! Она нравится мне. Я уважаю  Ее.  Я  восхищаюсь  Ею.  Я  даже
немного люблю Ее не только  за  хорошие  Ее  качества,  но  и  за  все  те
прелести, от которых сталь Ее становится такой крепкой, как  надо.  А  как
насчет вас, сэр? Как вы себя теперь чувствуете по отношению к Ней... зная,
что Она дурачила вас, зная, что Она такое?
     Я все еще сидел. Стакан с выпивкой  стоял  рядом  нетронутый  за  все
время этой длинной речи.
     Я взял его и встал.
     - Выпьем за самую замечательную старую мымру Двадцати Вселенных!
     Руфо снова перелетел через стол, схватил свой стакан.
     - Говори это почаще и погромче! И Ей  тоже,  Ей  это  понравится!  Да
будет на Ней благословение Божье, кем бы он ни был, и да сохранит  Он  Ее.
Никогда не встретить нам такой же, как Она, а  так  жаль!  Они  нужны  нам
оптом!
     Мы залпом выпили и разбили свои стаканы. Руфо  принес  новые,  налил,
уселся в свое кресло и сказал:
     - А теперь пьем по-серьезному.  Рассказывал  я  тебе  когда-нибудь  о
случае с моим...
     - Рассказывал. Руфо, я хотел бы разобраться в этом обмане.
     - А именно?
     - Ну, мне уже многое ясно. Взять хотя бы тот первый наш полет...
     Он передернулся.
     - Лучше не надо.
     - Тогда я ни над чем не задумывался. Но раз Стар способна  на  такое,
мы могли бы проскочить мимо Игли, Рогатых Призраков,  болота,  не  тратить
попусту время, и Джоко...
     - Попусту?
     - Для Ее цели. И крыс, и хряков,  а  может,  и  драконов.  Перелетели
прямо бы от тех первых Врат до вторых. Верно? Он покачал головой.
     - Неверно.
     - Не понимаю.
     - Допуская, что Она могла бы перенести нас так далеко,  надеюсь,  мне
никогда не придется проверять этот вопрос, Она могла бы  доставить  нас  к
избранным Ею Вратам. Что бы ты тогда сделал? Почти прямиком  перелетев  из
Ниццы в Карт-Хокеш? Выскочил бы и стал драться как  росомаха,  как  это  и
было? Или сказал бы:
     "Мисс, вы ошиблись. Покажите мне, где выход из этой комнаты  Смеха  -
мне не смешно".
     - Ну уж - я бы не смылся.
     - Но победил ли  бы  ты?  Был  бы  ты  на  том  самом  нужном  острие
готовности?
     - Ясно. Те первые схватки были упражнениями, боевой  подготовкой  для
моей закалки. А были ли они боевыми? Или вся та первая часть была обманом?
Может, еще и гипноз, чтобы чувствовать все всерьез? Она в этом  дока,  Бог
тому свидетель. Никакой опасности, пока мы не добрались до Черной Башни?
     Его передернуло снова.
     - Да нет же, нет! Оскар, нас могло убить в ЛЮБОЙ момент.  Я  в  жизни
своей не сражался отчаяннее, напуганное никогда не был. НИЧЕГО нельзя было
проскочить. Всех Ее поводов для этого я не понимаю, я не Ее  Мудрейшество.
Но собой она никогда не стала бы рисковать без необходимости. Она бы, если
нужно, отдала как более  дешевую  цену  десять  миллионов  храбрецов.  Она
знает, чего Она стоит. И однако Она держалась рядом с нами изо всех сил  -
ты же видел! Потому что так было необходимо.
     - Все же я до сих пор всего не понимаю.
     - И не поймешь. И я не пойму. Она послала бы тебя внутрь одного, если
бы это было возможно. А в  тот  самый  опасный  последний  момент,  с  тем
существом по имени "Пожиратель Душ", ибо так именно  оно  и  поступило  со
многими смельчаками до тебя... если бы ты уступил ему, мы с Ней попытались
бы пробиться наружу - я был готов к этому в любую секунду.  Тебе  говорить
об этом было нельзя. Если бы нам удалось уйти, что  маловероятно.  Она  не
стала бы проливать по тебе слез. Ну, может, немного. А потом бы взялась за
работу лет на двадцать, тридцать или еще сотню, чтобы  найти,  задурить  и
натренировать еще одного рыцаря - и точно так же стойко сражалась бы рядом
с НИМ. В мужестве этой ягодке не откажешь. Она знала,  насколько  ничтожны
наши шансы; ты - нет. Так вот, ОНА колебалась?
     - Нет.
     - Однако ключом ко всему был ты; надо было первым делом найти тебя, а
потом подточить до нужных размеров. Ты ДЕЙСТВУЕШЬ сам, никогда не выступая
в роли марионетки; иначе ты ни за что бы не победил. Она единственная была
в состоянии подольститься к такому человеку, подтолкнуть его и поставить в
такое положение, в котором он НАЧНЕТ действовать; человек, рангом ниже Ее,
не подошел бы к масштабам нужного Ей  героя.  Вот  почему  Она  и  искала,
покуда не нашла его... и не довела до кондиции. Скажи-ка, почему  ты  стал
увлекаться фехтованием? В Америке это не так уж распространено.
     - Что?
     Мне  пришлось  задуматься.  Из-за  чтения  "Короля  Артура"  и  "Трех
мушкетеров" и дивных марсианских рассказов Берроуза...  Так  ведь  это  же
было у любого мальчишки.
     - Когда мы переехали во Флориду, я был бойскаутом.  Шеф  скаутов  был
французом, преподавал в средней школе. Он начал занятия  с  некоторыми  из
наших ребят. Мне это понравилось, потому что получалось у меня неплохо.  А
потом в колледже...
     - Ты никогда не задумывался, почему  именно  этот  иммигрант  получил
именно эту работу, именно в этом городе? И вызвался  работать  с  утятами?
Или почему у вас в колледже сборная по фехтованию, в то время как у многих
ее нет? Разницы нет, если бы поступил в любое другое место,  там  бы  тоже
было фехтование, в АМХ [Ассоциация молодых христиан] или  еще  где.  А  не
выпало ли на твою долю боев больше, чем большинству твоих сверстников?
     - Это уж точно, черт возьми!
     - При этом тебя могло убить в любое время, а Она обратилась бы к  уже
отлаживаемому другому кандидату. Сынок, я не знаю, ни как  ты  выбран,  ни
как тебя переделали из молоденького обормота в потенциально заложенного  в
тебе героя. Это не мое дело. Мое было проще  -  только  поопаснее  -  быть
твоим слугой и "глазами на затылке". Оглянись кругом. Не так  уж  и  плохо
для слуги, а?
     - Ах да, я чуть не забыл, что ты был вроде бы у меня в слугах.
     - Черта с два "вроде бы"! Я им и был.  Я  трижды  ездил  на  Невию  в
качестве Ее слуги, для подготовки. Джоко и по сей день  ничего  не  знает.
Если бы я вернулся, меня, думаю, встретили бы с  радостью.  Но  только  на
кухне.
     - Но почему? Тут что-то, кажется, не так.
     - Вот как? Когда мы тебя заловили, твое эго было  в  неважной  форме;
надо было его поднять - частично тем,  что  я  звал  тебя  "босс"  и  стоя
накрывал на стол, в то время как вы с Ней сидели.
     Он укусил зубами костяшку пальца; на лице его отобразилась досада.
     - Мне все-таки кажется, что она заворожила твои  первые  две  стрелы.
Хотелось бы мне когда-нибудь провести матч-реванш, чтобы Ее поблизости  не
было.
     - Можешь остаться в дураках. Я понемногу тренируюсь.
     - Ну да черт с вами. Яйцо наше, вот что важнее. И тут у нас бутылочка
стоит, а это тоже важно. - Он разлил еще раз. - У вас все, "босс"?
     - Черт тебя побери,. Руфо! Да, старый ты славный подлец.  Ты  вправил
мне мозги. Или еще раз надул, не пойму точно.
     - Все честно, Оскар, клянусь  пролитой  нами  кровью.  Я  сказал  всю
правду настолько, насколько она мне известна, хоть это было и  больно.  Не
очень-то мне и хотелось, ты же мне друг.  Этот  наш  поход  по  каменистой
дороге я буду хранить, как сокровище, до конца моей жизни.
     - Мм... да: Я тоже. Каждую мелочь.
     - Тогда почему же ты хмуришься?
     - Руфо, теперь  я  Ее  понимаю  -  насколько  это  доступно  обычному
человеку - и целиком и полностью уважаю Ее... и люблю Ее еще  больше,  чем
когда бы то ни было. Только не могу я состоять у кого-либо  в  любовниках.
Даже у Нее.
     - Рад, что мне не пришлось заводить разговор об этом. Да. Она  права.
Она всегда права, черт бы Ее взял! Тебе нельзя здесь оставаться. Из-за вас
обоих. Да нет, Ей было бы не слишком приятно, но если бы  ты  остался,  со
временем ты бы пропал. Если упрям, погиб бы.
     - Пора мне возвращаться, выкидывать свои башмаки. У меня полегчало на
душе, как если бы я сказал хирургу: "НУ ВСЕ, АМПУТИРУЙТЕ".
     - Не смей!
     - Что?
     - Зачем тебе это? Не надо  крайностей.  Если  браку  суждено  длиться
долго - а ваш, вполне вероятно, даже очень  долго  продлится,  -  тогда  и
отпуска тоже должны быть  долгими.  И  не  на  привязи,  сынок,  без  даты
обратной явки  и  обещаний.  Она  знает,  что  странствующие  рыцари  ночи
проводят тоже в известных приключениях. Она к этому готова. Это же  всегда
было именно так, un  droit  de  lavokation  [Право,  привилегия  профессий
(фр.)]. И необходимо. Просто там, откуда ты, об этом не  пишут  в  детских
книжках. Поэтому просто съезди посмотри, что наклевывается по твоей  линии
в других местах, и не беспокойся. Вернешься ли ты через четыре  года,  или
через сорок лет, или когда угодно, тебе всегда будут  рады.  Герои  всегда
сидят за первым столом, это их право. А приходят и уходят  они,  когда  им
заблагорассудится, и это тоже их право. В уменьшенном масштабе, ты немного
похож на Нее.
     - Вот это комплимент!
     - Я сказал в "уменьшенном масштабе". Знаешь, Оскар, частично тебе  не
по себе от тоски по дому. По твоей родной Земле. Тебе  нужно  восстановить
чувство перспективы  и  уточнить,  кто  же  ты  такой.  Это  знакомо  всем
предшественникам, временами я и сам так себя чувствую. И когда это чувство
приходит, я уступаю ему.
     - Мне и в голову не приходило, что меня тянет домой. Может, так оно и
есть.
     - Может, это поняла Она. Может, Она тебя подталкивала. Я  лично  взял
себе за правило давать своей жене время отдохнуть от меня, как только лицо
ее становится слишком примелькавшимся - ибо мое  лицо  должно  еще  больше
надоесть ей, при моей-то внешности. А почему бы нет, парень? Вернуться  на
Землю не означает умереть. Скоро и я отправлюсь туда, потому-то  я  взялся
за эту канцелярщину. Получается так, что мы можем оказаться там в  одно  и
то   же   время...   и   встретиться   за   бутылочкой    или    десятком,
поговорить-посмеяться. Ущипнем официантку  и  поглядим,  что  она  скажет.
Почему бы и нет?



                                ГЛАВА XXI


     ЧТО Ж, вот я и здесь.
     Уехал я не на той неделе, но вскорости. Со Стар мы провели  чудесную,
полную слез ночь перед моим отбытием,  и,  целуя  меня  на  "Au'voir"  [До
свидания (фр.)] (не на прощанье), она плакала. Однако я понимал, что слезы
ее высохнут, как только я скроюсь из виду; она  предполагала,  что  я  это
знаю, а я догадывался, что этого она и хочет, да и я и сам хотел того  же.
Хотя тоже всплакнул.
     Коммерческие Врата работают почище "Пан  Америкэн";  меня  перекинули
быстро, за три приема  и  без  фокусов-покусов.  Девичий  голос:  "Займите
места, пожалуйста", а потом - бау!
     Я вышел на Земле, одетый в лондонский  костюм,  паспорт  и  бумаги  в
кармане. Леди Вивамус в упаковке, на вид не содержавшей оружия, а в других
карманах чеки,  которые  можно  было  обменять  на  порядочное  количество
золота, так как я обнаружил, что совсем не  против  принять  причитающуюся
герою плату. Место прибытия оказалось недалеко  от  Цюриха,  адреса  я  не
знаю; служба Врат такого не допускает. Вместо этого у  меня  были  способы
отправлять сообщения.
     Вскоре все чеки превратились в номерные  счета,  в  трех  швейцарских
банках, под управлением юриста, посетить  которого  мне  рекомендовали.  Я
купил в нескольких местах аккредитивы и послал некоторые вперед по  почте,
а остальные повез с собой; я вовсе не намеревался  уплачивать  91  процент
Милому Дядюшке.
     При разнице в календарях теряется чувство времени; оказалось, что еще
остается неделя-другая времени для того бесплатного проезда домой, который
санкционировали мои приказы. Я подумал, что будет умнее его использовать -
не так бросалось в глаза. Так я  и  сделал  -  на  старом  четырехмоторном
транспортнике Прествик - Гандер - Нью-Йорк.
     Улицы оказались грязнее, здания не такими высокими, а заголовки хуже,
чем обычно. Я бросил читать газеты, надолго задерживаться не  стал;  домом
своим я считал Калифорнию. Позвонил маме; она упрекнула меня за то, что  я
не пишу, и я пообещал приехать на Аляску, как только смогу.  Как  там  они
все? (Я имел в виду, что моим сводным братьям и сестрам  может  как-нибудь
понадобиться помощь для учебы в колледже).
     У них все нормально. Мой отчим на полетном листе и получил постоянный
класс. Я попросил ее переадресовать всю почту на тетю.
     Калифорния смотрелась получше, чем Нью-Йорк. Но это  была  не  Нивия.
Даже не Центр. Как мне помнилось, тут было не так тесно.  Все,  что  можно
сказать в пользу городов Калифорнии, это то, что в них  не  так  неудобно,
как в других местах. Я  навестил  своих  дядю  с  тетей,  потому  что  они
когда-то были добры ко мне, и я подумывал об  использовании  части  своего
золота в Швейцарии для того, чтобы он  откупился  от  своей  первой  жены.
Однако она умерла, и они поговаривали о плавательном бассейне.
     В общем, я не стал выступать на свет. Слишком много денег  меня  чуть
не погубило, и от этого я маленько повзрослел.  Я  последовал  примеру  Их
Мудрейшеств: от добра добра не ищут.
     Университетский городок стал как будто меньше,  а  студенты  казались
такими молоденькими. Очевидно, взаимное чувство. Я  выходил  из  солодовой
лавки напротив административного корпуса, когда  туда  свернули,  отпихнув
меня в сторону, два хмыря с литературного. Шедший вторым сказал:
     - Осторожней, папаша!
     Я оставил его в живых.
     На футбол опять сдела