как только мы покажем  свои  носы.
или мы будем в безопасности, пока вновь не покинем его земли, даже если он
нам прикажет развернуться и убираться. - Руфо сильно задумался. -  Милорд,
если вам нужна моя догадка, в общем, я считаю, что вы  оскорбили  Доральца
наихудшим образом, который когда-либо причинял ему боль за всю его  долгую
и горькую жизнь. Так что 90 к 10, что в двух шагах после поворота с дороги
из каждого из нас вырастет больше стрел, чем их было в святом Себастьяне.
     - И Стар тоже? Она же ничего не сделала. И ты тоже.  (Да  и  я  тоже,
добавил я про себя. Что за страна!) Руфо вздохнул.
     - Милорд, в каждом мире есть свои пути. Джоко не ЗАХОЧЕТ причинить ЕЙ
боль. Она ему нравится. Он ужас как увлечен ею. Можно даже сказать, что он
любит Ее. Но если он убьет вас, он ОБЯЗАН убить ЕЕ. Что-либо иное было  бы
негуманно в соответствии с его понятиями, а он очень  благонравный  мужик;
он этим знаменит. И меня убьет тоже, конечно, но я не в  счет.  Он  ДОЛЖЕН
убить Ее, даже если это и положит начало цепи событий, которые  точно  так
же уничтожат и его, как только эта новость станет известна. Вопрос  вот  в
чем: обязан ли он убить ВАС? Мне думается, зная этих  людей,  что  обязан.
Простите... милорд.
     Я обмозговал все это.
     - Тогда почему же ты здесь, Руфо?
     - Милорд?
     - Можешь снизить частоту своих "сэр" до  раза  в  минуту.  Почему  ты
здесь? Если твоя оценка правильна, одна твоя шпага и твой  лук  не  смогут
изменить результата. Она предоставила тебе хороший шанс  вовремя  смыться.
Так что же это? Гордость? Или ТЫ Ее любишь?
     - О Господи, да нет!
     И вновь Руфо предстал передо мной полностью шокированным.
     - Извините меня, - продолжал он. - Вы застали  меня  врасплох.  -  Он
поразмыслил немного. - Причин, я понимаю, две.  Первая  в  том,  что  если
Джоко позволит нам пойти на переговоры, так она умеет заговаривать зубы. А
во-вторых, - он искоса глянул на меня, - я суеверен,  я  это  признаю.  Вы
удачливый человек. Я видел это. Поэтому я хочу быть к  вам  поближе,  даже
когда рассудок подталкивает меня бежать. Вы могли бы  упасть  в  выгребную
яму и...
     - Глупости. Послушал бы ты историю моих неудач.
     - В прошлом - возможно. Но я ставлю на кости, пока они катятся.
     Он замолчал. Немного погодя я сказал:
     - Оставайся здесь.
     Я прибавил скорости и поравнялся со Стар.
     - План такой, - сказал я, - когда мы туда прибудем, ты останешься  на
дороге вместе с Руфо. Я въезжаю к нему один. У нее перехватило дыхание.
     - О милорд! Нет!
     - Да.
     - Но...
     - Стар, ты хочешь, чтобы я вернулся? Как твой защитник и рыцарь?
     - Всем сердцем!
     - Вот и хорошо. Тогда поступи по-моему. Она помедлила перед ответом.
     - Оскар...
     - Да, Стар.
     - Я  сделаю  все,  как  вы  скажете.  Но,  может,  вы  позволите  мне
объяснить, прежде чем решать, что приказать?
     - Говори.
     - В этом мире место, где должна ехать  леди,  находится  рядом  с  ее
рыцарем. Именно тут я и хотела бы  находиться,  мой  Герой,  когда  грозит
опасность.  Особенно,  когда  грозит  опасность.  Но  я   умоляю   не   из
сентиментальности, не ради пустой формы. Зная то, что  я  теперь  знаю,  я
могу с уверенностью предсказать, что если вы въедете первым туда,  вы  тут
же погибнете, как погибну и я, и Руфо - лишь только  нас  догонят.  А  это
будет быстро, животные наши устали. С другой стороны,  если  я  отправлюсь
туда одна...
     - Нет.
     - Пожалуйста,  милорд.  Я  ведь  этого  не  предлагаю.  Если   бы   я
отправилась одна, я бы могла погибнуть на месте так  же  почти  наверняка,
как и вы. Не исключено, что вместо того, чтобы скормить меня  свиньям,  он
просто поставил бы меня  кормить  свиней  и  быть  игрушкой  свинопасов  -
судьба,  скорее  милостивая,  чем  холодная  расправа  ввиду  моей  полной
деградации, проявляющейся  в  возвращении  без  вас.  Но  Доралец  ко  мне
небезразличен и, я думаю, мог бы  оставить  меня  в  живых...  в  качестве
свинарки и с жизнью, не лучше свиной. Я бы рискнула пойти на это,  если  б
так случилось, и ждала бы возможности  освободиться  потому  что  не  могу
позволить себе  гордости;  у  меня  нет  гордости,  есть  только  сознание
необходимости.
     Голос ее стал хрипнуть от сдерживаемых слез.
     - Стар, Стар!
     - Мой милый!
     - Что? Ты сказала...
     - Можно мне повторить  это?  У  нас,  может  быть,  осталось  немного
времени. Герой мой... мой милый.
     Она словно потянулась ко мне, и я взял ее за руку; она  прижалась  ко
мне и поднесла свою руку к груди.
     Потом она выпрямилась, но руку мою не отпустила.
     - У меня уже все прошло. Я становлюсь  женщиной,  когда  менее  всего
того ожидаю. Нет, мой милый Герой, для нас  остается  только  один  способ
прибыть туда, и способ этот - рука об руку, торжественно.  Это  не  только
безопаснее всего, это единственное, чего я могла бы желать, -  если  бы  я
могла позволить себе гордость.  Я  могу  себе  позволить  все  что  угодно
другое. Я могла бы купить вам Эйфелеву башню для  забавы  и  заменить  ее,
если бы вы ее сломали. Но не гордость.
     - Почему так безопаснее всего?
     - Потому что он мог бы - я повторяю, мог бы - позволить нам  вступить
в переговоры. Если я успею произнести десять слов, он разрешит нам  сотню.
А потом и тысячу. Я бы сумела залечить его рану.
     - Ну, хорошо. Однако, Стар, да ЧТО же я сделал, чтобы обидеть его?  Я
НИЧЕГО не делал! Мне пришлось изрядно повертеться, чтобы НЕ обидеть его.
     Некоторое время она молчала, затем сказала:
     - Вы американец.
     - А какое это имеет отношение к делу? Джоко-то этого не знает.
     - Возможно, к делу это имеет самое прямое отношение. Нет, Америка для
Доральца, самое большее, просто название, ибо хотя он и изучал  Вселенные,
он никогда не путешествовал. Но - вы на меня опять не рассердитесь?
     - Э-э... Давай-ка лучше поступим  так.  Говори  все,  что  нужно,  но
объясняй причины. Только не пили меня. Тьфу,  черт,  да  пили  меня,  если
хочется, - на этот раз. Только чтобы это не вошло в привычку... милая моя.
     Она сжала мне руку.
     - Никогда больше не буду! Ошибка крылась в моем непонимании того, что
вы американец. Я знаю Америку  не  так  хорошо,  как  Руфо.  Если  бы  там
оказался Руфо... Но его не было; он миловался на  кухне.  Скорее  всего  я
предположила, когда вам предложили стол, крышу и постель, что вы  поведете
себя, как вел бы себя француз. Мне и в голову  не  приходило,  что  вы  от
чего-то откажетесь. Если бы я знала, я сплела бы для вас тысячу отговорок.
Взятая на  себя  клятва.  Святой  день  в  вашей  религии.  Джоко  был  бы
разочарован, но не обижен, он ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ.
     - Но, черт побери, я все еще не понимаю, почему он  хочет  прикончить
меня за то, чего я НЕ сделал, тогда как дома у нас, как можно ожидать,  он
мог бы пристрелить меня за то, что я СДЕЛАЛ. Разве в этой  стране  мужчина
вынужден  принимать  любое  бабье  предложение?  И  почему  она   побежала
жаловаться? Почему она не сохранила это в тайне?  Черт,  да  она  даже  не
пыталась. Она приволокла своих дочерей.
     - Но, милый, это же не было секретом. Он просил вас во  всеуслышанье,
и вы приняли приглашение. Как бы вы чувствовали себя, если бы ваша невеста
в брачную ночь выкинула бы вас из спальни? "Стол,  крыша  и  постель".  Вы
согласились.
     - "Постель". Стар, в Америке постель  -  это  мебель  с  многоцелевым
назначением. Иногда мы в них спим. Просто спим. Я его не понял.
     - Теперь я знаю. Вы не знали этого выражения. Моя вина. Но  теперь-то
вы видите, почему он был совершенно - и принародно - унижен?
     - В общем, да, но он был сам тому виной. Он просил  меня  при  людях.
Было бы хуже, если бы я тогда сказал нет.
     - Вовсе нет. Вы не были обязаны соглашаться. Вы могли бы отказаться с
достоинством. Вероятно, самый достойный способ, хоть это и было  бы  белой
ложью, это когда  Герой  заявляет  о  своей  трагической  неспособности  -
временной или постоянной -  из-за  ран,  полученных  в  той  самой  битве,
которая выявила его героизм.
     - Я это запомню. Но все же я не понимаю, почему он с самого-то начала
был так удивительно щедр. Она повернулась и посмотрела на меня.
     - Мой милый, ничего, если я скажу, что ВЫ удивляли  МЕНЯ  при  каждом
нашем разговоре? А я думала, что я-то много лет назад потеряла способность
изумляться.
     - Это взаимно. Меня ты удивляешь всегда. Однако мне это нравится - за
исключением одного раза.
     - Милорд Герой, как  вы  думаете,  как  часто  простому  деревенскому
помещику предоставляется заиметь в своей семье сына Героя и воспитать его,
как собственного? Разве не  можете  вы  почувствовать  его  горького,  как
желчь, разочарования от того, что вы вырвали у него, после  того,  как  он
уверился, что вы пообещали ему этот подарок? Его стыд? Его гнев?
     Я рассмотрел это повнимательнее.
     - Надо же, чтоб мне пусто было. В Америке это тоже случается.  Но  об
этом не хвастаются.
     - Иные страны, иные обычаи. В самом крайнем случае, он думал, что ему
выпала честь, когда Герой обращается с ним, как с братом. А при  удаче  он
ожидал потомства Героя для Доральского дома.
     - Постой-ка минутку! Это поэтому он послал мне троих? Чтобы увеличить
шансы?
     - Оскар, он с готовностью  послал  бы  вам  тридцать...  если  бы  вы
намекнули, что чувствуете в себе достаточно  героизма,  чтобы  предпринять
это. А так как он послал вам свою главную жену и двух любимых дочерей... -
Она заколебалась. - Чего я все-таки не понимаю, так это... - Она  оборвала
себя и задала мне прямой вопрос.
     - Дьявол, да нет! - запротестовал я, краснея. - По крайней мере, с 15
лет. Но что меня оттолкнуло, так это то, что та совсем еще ребенок. Именно
она, я думаю.
     Стар пожала плечами.
     - Может быть, и она. Но  она  НЕ  ребенок;  на  Невии  она  считается
женщиной. Даже если она пока не распечатана, я готова побиться об  заклад,
что в следующие 12 месяцев она станет матерью. Но если вам было  неприятно
брать ее, почему вы не шугнули ее прочь и не взяли ее старшую сестру?  Эта
красавица, как я знаю, потеряла свою девственность с тех пор,  как  у  нее
появились груди - и еще я слышала, что  Мьюри  "та  еще  штучка",  если  я
правильно помню американское выражение.
     Я что-то пробормотал. Думал-то я точно так же.  Но  мне  не  хотелось
обсуждать это со Стар.
     Она сказала:
     - Pardonne-mei, mon cher? Tu as dit? [Извини, дорогой? Что ты сказал?
(фр.)]
     - Я сказал, что не стал  заниматься  сексуальными  преступлениями  по
причине Великого Поста. Лицо ее выразило озадаченность.
     - Но Великий Пост ведь прошел даже на Земле. А здесь этого нет вовсе.
     - Прости.
     - Все же мне приятна, что ты не выбрал  Мьюри  поверх  головы  Летвы.
Мьюри бы стала невероятно заноситься перед своей матерью после такого.  Но
я так понимаю, что ты согласен все исправить, если я  улажу  дело.  -  Она
прибавила: - От этого в очень большой степени зависит то, как я  буду  его
убеждать.
     (Стар, Стар, единственная, кого я хочу, это ТЫ!)
     - Значит, ты этого хочешь... моя милая?
     - О, как бы это нам помогло!
     - Решено. Тебе видней. Одна, три или тридцать - буду  стараться  хоть
до смерти. Но не с девчонкой!
     - В этом проблемы нет. Дай-ка я подумаю. Если  Доралец  позволит  мне
вставить хотя бы ПЯТЬ слов... Она умолкла. От руки ее шло приятное  тепло.
Я тоже ударился в размышления.
     - Стар, а где спала вчера ночью ты?
     Она резко обернулась.
     - Милорд... разрешается ли мне попросить вас, пожалуйста, НЕ СОВАТЬСЯ
НЕ В СВОИ ДЕЛА!
     - Видимо, да. Но мне кажется, что в мои дела сует нос каждый.
     - Простите меня. Но я очень сильно обеспокоена, и моих самых  тяжелых
волнений вы даже  еще  не  знаете.  Это  был  справедливый  вопрос,  и  он
заслуживает честного ответа.  Гостеприимство  всегда  уравновешивается,  и
честь оказывается обеим сторонам. Я спала в постели Доральца. Однако, если
это имеет значение - а для вас оно может  иметь;  я  все  еще  не  понимаю
американцев - вчера я была ранена и рана  еще  меня  беспокоила.  У  Джоко
мягкая и нежная душа. Мы спали. Просто спали.
     Я постарался сделать вид, что не придаю этому значения.
     - Сожалею, что тебя ранило. Тебе до сих пор больно?
     - Совершенно нет. Повязка отпадает.  Однако  прошлой  ночью  я  не  в
первый раз пользовалась столом, крышей и постелью в Доральском доме. Мы  с
Джоко старые и прекрасные друзья, почему я и думаю, что могу положиться на
то, что он даст мне несколько секунд перед тем, как убить меня.
     - Что ж, кое-что из этого я и сам понял.
     - Оскар,  по  вашим  понятиям,  в  соответствии  с  методами   вашего
воспитания, я шлюха.
     - О, ни за что! Принцесса.
     - Шлюха. Но я не из  вашей  страны,  и  меня  воспитывали  по  другим
законам. По моим представлениям, а мне они  кажутся  хорошими,  я  женщина
достойная. Ну а теперь... я все еще остаюсь вашей милой?
     - Милая моя!
     - Мой милый Герой. Рыцарь мой. Наклонитесь поближе и поцелуйте  меня.
Если нам суждено умереть, я хотела бы, чтобы рот мой  помнил  тепло  ваших
губ. Вход лежит как раз вон за этим поворотом.
     - Я знаю.
     Несколько секунд спустя мы гордо въехали в зону обстрела со вложенным
в ножны оружием и ненатянутыми луками.



                                 ГЛАВА Х


     ТРИ ДНЯ спустя мы вновь выехали оттуда.
     На этот раз завтрак был шикарным.  На  этот  раз  по  обеим  сторонам
нашего проезда были выстроены музыканты. На  этот  раз  нас  провожал  сам
Доралец.
     На этот раз Руфо, шатаясь, подошел к своей животине,  обнимая  каждой
рукой по красотке и держа в каждой руке по бутылке, затем,  после  крепких
поцелуев еще примерно  с  дюжиной,  был  поднят  в  седло  и  закреплен  в
положении отдыха. Он тут же уснул, захрапев еще до того, как мы тронулись.
     На прощание  меня  поцеловали  несчетное  количество  раз,  причем  у
некоторых не было никаких оснований делать это так  страстно,  ибо  я  был
всего учеником на Героя, все еще начинающим это ремесло.  В  общем-то  это
неплохое   ремесло,   невзирая   на    ненормированный    рабочий    день,
профессиональные опасности и совершенно никаких  гарантий  жизни;  у  него
есть побочные доходы, открывается много вакансий  и  возможность  быстрого
продвижения по  службе  для  человека  напористого  и  не  отказывающегося
повышать квалификацию. Доралец казался мной вполне доволен.
     За завтраком он воспел мою  недавнюю  доблесть  в  тысяче  сложнейших
строчек. Но я был трезв и не допустил,  чтобы  его  хвалы  наполнили  меня
мыслями о собственном величии; я уже понимал, что к чему. Очевидно ему все
время что-то чирикала в ухо пташка - только чирикала  она  неправду.  Даже
Джон Генри, Стальной Человек, не смог бы сделать того,  что,  как  гласила
она Джоко, сделал я.
     Но я принял ее, придав своим  чертам  каменно-благородное  выражение,
потом встал и выдал "Кейси у биты", вкладывая все сердце и душу в: "Мощный
Кейси тут как ахнул!"
     Стар дала этому свою интерпретацию. Я восхвалил (как пела она) женщин
Дорала, причем мысли в это вкладывались такие, которые обычно  связываются
с Мадам Помпадур, Нелл Гвин, Теодорой, Нинон де Ленкло и Рэйнджи Лил.  Она
не стала поминать этих знаменитых  леди;  вместо  этого  она  дала  точные
описания, в невианских панегириках, которые покоробили бы  и  Франсуа  Вий
она.
     Так что мне пришлось выходить на "бис". Я преподнес им "Дочь  Рейли",
потом "Бармагист", да еще с жестами.
     Стар истолковала мое исполнение по духу; она сказала то,  что  сказал
бы я, если бы я был способен импровизировать поэзию. Ближе к концу второго
дня я наткнулся случайно на Стар в парилке помещичьих бань. На  протяжении
часа мы, завернувшись в простыни, лежали на стоящих рядом каменных плитах,
пропариваясь и восстанавливая мышцы. Наконец я выпалил ей, какое изумление
- и восторг - я чувствовал. Я сделал это, как баран,  но  Стар  была  тем,
перед кем я отважился обнажать свою душу.
     Она серьезно меня выслушала. Когда я выдохся, она тихо сказала:
     - Мой Герой, как вы поняли, я не знаю Америки. Но судя по  тому,  что
говорит мне Руфо, ваша культура  единственная  в  своем  роде  среди  всех
Вселенных.
     - Ну, конечно, понимаю, что в США плохо разбираются в таких вещах, не
так, как во Франции.
     - Франция! - Она величественно пожала  плечами.  -  "Латиняне  вшивые
любовники". Я где-то это слышала, и свидетельствую, что это верно.  Оскар,
насколько  мне  известно,  из  всех  полуцивилизованных  культур  ваша   -
единственная, в которой любовь не считается  величайшим  искусством  и  не
изучается со всей серьезностью, которой она заслуживает.
     - Ты имеешь в виду то, как ею занимаются здесь. Фью! "Слишком  хорошо
для простых людей!"
     - Нет, я НЕ имею в виду то, как здесь ею заниматься.  Она  заговорила
по-английски:
     - Как я ни люблю наших здешних друзей, но культура эта - варварская и
искусства их - варварские. Нет, в  своем  роде  здесь  хорошее  искусство,
очень хорошее; у них честный подход. Но если  нам  удастся  выжить,  после
того как нашим заботам придет конец, я хочу, чтобы вы попутешествовали  по
Вселенной. Вы увидите, что я имела в виду.
     Она встала, собрав простыню в подобие тоги.
     - Я рада, что вы довольны, мой Герой. Я горжусь вами. Я  полежал  еще
немножко, обдумывая все, что она сказала. "Высочайшее искусство" - а  там,
дома, мы его  даже  не  изучали,  не  говоря  уже  о  том,  чтобы  сделать
какую-нибудь попытку его преподавания. На балет уходят многие годы. Да  и,
например, петь в Мет [Театр  "Метрополитен",  ведущий  оперный  театр]  не
нанимают только из-за одного громкого голоса.
     Почему "любовь" должна классифицироваться  как  "инстинкт"?  Конечно,
аппетит к  сексу  -  это  инстинкт  -  но  разве  обычный  аппетит  сделал
какого-нибудь  обжору  гурманом,  любую  кухарку  Кордо  Бл„   [Победитель
конкурса знаменитых французских поваров]?  Черт  возьми,  да  чтобы  стать
даже кухаркой, надо же УЧИТЬСЯ.
     Я вышел из парной, насвистывая "Все лучшее в жизни дается бесплатно".
Потом вдруг оборвал песню, ощутив внезапную жалость ко всем своим  бедным,
несчастным  соотечественникам,  лишенным  своего  кровного   права   самым
громадным надувательством в истории.
     В миле  от  дома  Доралец  пожелал  нам  доброго  пути,  обняв  меня,
поцеловав Стар и взъерошив ей волосы; потом он и весь его эскорт  обнажили
оружие и отдавали нам честь, пока мы не скрылись за следующим подъемом. Мы
со Стар правили колено в колено, а Руфо храпел позади нас.
     Я посмотрел на нее; уголок ее рта дергался. Она поймала мой взгляд  и
благовоспитанно сказала:
     - Доброе утро, милорд.
     - Доброе утро, миледи. Хорошо ли вы почивали?
     - Очень хорошо. Благодарю вас, милорд. А вы?
     - Тоже хорошо. Спасибо.
     - Вот как? "Что за странная штука, которую собака сделала ночью?"
     - "Собака ничего не сделала ночью,  вот  в  чем  странная  штука",  -
ответил я с невозмутимым видом.
     - В самом деле? Такая-то веселая собака? А кто тогда был тот  рыцарь,
которого я в прошлый раз видела с леди?
     Внезапно она ухмыльнулась, шлепнула меня по бедру и  завопила  партию
хора из "Дочери Рейли". Вита Бревис ["Жизнь коротка" (лат )] зафыркала;
     Арс Лонга навострила уши и укоризненно оглянулась.
     - Кончай, - сказал я, - ты шокируешь лошадей.
     - Они не лошади, и шокировать их  нельзя.  Вы  видели,  как  они  это
делают, милорд? Невзирая на все свои ноги? Сначала...
     - Придержи язык! Раз уж сама не леди, так хоть Арс Лонга пожалей.
     - Я же предупреждала, что я шлюха. Сначала она залезает на...
     - Видел я это. Мьюри показалось, что меня это позабавит. Вместо этого
у меня возник комплекс неполноценности, который не исчезал весь день.