ли упор, новый тренер, новые раздевалки, трибуны
покрашены, слухи насчет стадиона. Тренеру я оказался известен;  он  следил
за хроникой и намеревался заработать себе имя.
     - Ты ведь вернешься, да?
     Я сказал ему, что не собираюсь.
     - Глупости! - сказал он. - Надо же тебе диплом свой получать! Было бы
глупо допустить, чтоб тебе помешала твоя служба в армии. Слушай сюда...  -
Он понизил голос. - Никаких глупостей типа "уборки зала", такая  дребедень
не нравится конференции. Но можно же парню жить в семье -  а  семью  можно
найти. Если он будет расплачиваться наличными, кому какое дело? Все  тихо,
как в похоронном бюро... Таким образом,  твои  армейские  льготы  тебе  на
карманные расходы.
     - У меня нет льгот.
     - Парень, ты что, газет не читаешь?
     Он сохранил в подшивках  вырезку:  покуда  меня  не  было,  ту  войну
признали подпадающей под армейские льготы.
     Я пообещал ему подумать.
     Но намерений таких у меня не было. Я и в самом деле  решил  закончить
свое инженерное образование, мне нравится доводить все до конца. Но  не  в
этом месте.
     В тот же день к вечеру я получил  весточку  от  Джоан,  той  девочки,
которая так замечательно проводила меня, а потом  послала  мне  письмо  "с
приветом". Я и сам собирался разыскать ее и навестить их с мужем; просто я
еще не выяснил ее фамилии в замужестве. А она случайно встретилась с  моей
тетей где-то в магазине и позвонила мне.
     - Спок! - сказала она с восторгом в голосе.
     - Кто?.. Минуточку. ДЖОАН!
     Сегодня же вечером я обязательно должен прийти  к  ней  поужинать.  Я
сказал ей:
     - Непременно, - и что с нетерпением жду встречи с тем  счастливчиком,
за которого она вышла.
     Джоан,  как  всегда,  выглядела  очень  мило  и  приветствовала  меня
сердечными объятиями с поцелуем типа "ну вот ты и дома", по-сестрински, но
недурно. Потом я познакомился с ребятишками, один колыбельного возраста, а
другой начинающий ходить.
     Муж ее уехал в Лос-Анджелес.
     Мне надо было бы взяться за шляпу. Но тут пошло: все в порядке  пусть
тебя это не волнует Джим позвонил после того как она поговорила со мной  и
сказал что должен задержаться еще на сутки и мне КОНЕЧНО можно свозить  ее
куда-нибудь поужинать он смотрел за моей игрой в футбол и может я не прочь
поиграть в шары завтра вечером ей не удалось найти на этот вечер  няню  но
ее сестра с зятем обещали заехать выпить чего-нибудь на ужин  остаться  не
смогли были уже заняты в конце-то концов милый ведь мы не то  чтобы  долго
не знали друг друга ах как  ты  тоже  помнишь  мою  сестру  а  вот  и  они
подъезжают к дому а у меня еще дети не уложены.
     Ее сестра и зять  остановились  на  разок  выпить;  Джоан  с  сестрой
уложили детишек спать, а зять сидел со мной и расспрашивал, как идут  дела
в Европе и что в них нужно делать.
     - Знаете, мистер Джордан, - говорил он, похлопывая меня по колену,  -
человек,  занимающийся  недвижимым  имуществом,  типа   меня,   становится
довольно тонким знатоком человеческих нравов. Это неизбежно, и  хотя  я  в
общем-то не бывал в Европе - не то чтобы времени не было, кому-то же  надо
оставаться  дома,  платить  налоги  и  вести  дела,  пока  вы  там,   юные
счастливчики, ездите повидать свет, - но ведь природа  человеческая  везде
одинакова, и вот если бы мы сбросили хотя бы одну бомбочку  на  Минск  или
Пинск, в общем, туда куда-нибудь, они бы мигом  прозрели  и  мы  могли  бы
прекратить попусту тратить время на все  это,  а  то  всем  деловым  людям
приходится туго. Вы не согласны?
     Я сказал, что в этом что-то есть. Они собрались уезжать, и он сказал,
что позвонит мне завтра и покажет несколько лучших участков, которые можно
устроить практически за гроши наличными,  а  они  наверняка  поднимутся  в
цене: подумать только, ведь здесь скоро будет новый ракетный комплекс.
     - Интересно было  послушать  о  ваших  впечатлениях,  мистер  Гордон,
поистине приятно. Надо будет мне как-нибудь рассказать вам кое о чем,  что
со мной приключилось в Тихуане, только когда жены рядом не будет, ха-ха!
     Джоан сказала мне:
     - Не могу понять, зачем она за него  вышла.  Налей  мне  еще  выпить,
лапка, двойную, а то не могу. Я убавлю немного  газ  в  духовке,  ужин  не
остынет.
     Мы  оба  приняли  по  двойной,  потом  еще  раз,  а  поужинали  около
одиннадцати. Джоан ударилась в слезы,  когда  где-то  около  трех  я  стал
настаивать на том, чтобы уехать домой. Она сказала мне, что я слабак, и  я
согласился; она сказала мне, что все могло бы случиться по-иному, если  бы
я не настоял на уходе в армию, и я опять согласился; она велела мне  выйти
с заднего крыльца и не включать света, и что она  ни  за  что  не  захочет
увидеться со мной еще раз, и Джим семнадцатого уезжает в Саусалито.
     Я еще успел на самолет до Лос-Анджелеса на следующий день.
     Только знаете - я НЕ виню во всем Джоан. Джоан мне нравится. Я уважаю
ее и всегда буду ей благодарен. Она неплохой человек. Если бы у  нее  было
больше возможностей на старте - скажем, на Невии -  она  стала  бы  высший
класс! Даже так, она та еще  девочка.  Дома  у  нее  было  прибрано,  дети
чистые, здоровые и хорошо ухоженные. Сама она щедра,  предусмотрительна  и
добродушна.
     Да и я не чувствую за собой вины. Если  мужчине  есть  хоть  какое-то
дело до чувств женщины, он не может отказать ей  в  одном:  повторить  еще
раз, если ей того хочется. Да и не стану  прикидываться,  что  мне  самому
этого не хотелось.
     Однако всю дорогу до Лос-Анджелеса  я  чувствовал  себя  скверно.  Не
из-за ее мужа, тому я плохого не сделал. И не из-за Джоан, ее не сметало с
ног порывом страсти, и угрызения совести она чувствовать стала бы вряд ли.
Джоан -  славная  девочка  и  добилась  хорошей  приспособленности  своего
характера к такому невозможному обществу. И все-таки мне было скверно.
     Мужчине  не  приличествует  критиковать  самые  женственные  качества
женщины. Хочу, чтобы было  ясно;  малютка  Джоан  была  не  менее  мила  и
душевна, чем та Джоан помоложе, от которой я  ушел  в  армию  в  наилучшем
настроении. Дело было во мне: я изменился.
     Недовольство мое направлено против всей той культуры,  в  которой  ни
один  индивидуум  не  несет  ответственности  более  чем  за  каплю  вины.
Позвольте мне  процитировать  нашего  широкообразованного  культуролога  и
повесу доктора Руфо:
     - Оскар, когда ты вернешься домой, не жди слишком  многого  от  своих
соотечественниц. Ты будешь наверняка разочарован, и милых бедняжек  нельзя
в этом винить.  Женщин  Америки  отучили  от  половых  инстинктов,  и  они
стараются возместить это  неуклонным  интересом  к  ритуалам  над  мертвой
оболочкой секса... причем каждая уверена, что "интуитивно"  знает  ритуал,
необходимый для воскрешения трупа. Она ЗНАЕТ, и никто другого ей  доказать
не сможет... особенно мужчина,  которому  не  повезло  настолько,  что  он
оказался с ней в одной постели. Так что и не пытайся. Ты или разозлишь ее,
или подорвешь ее веру в себя. Ты пойдешь в наступление на самую святую  из
коров: на ту выдумку, что женщины знают о сексе все, просто потому что они
женщины.
     Руфо нахмурился.
     - Типичная американка уверена, что гениальная,  как  coutupiere,  как
оформитель  интерьера,  как  изготовительница  лакомых  блюд  и,  во  всех
случаях, как куртизанка. Чаще всего она ошибается в четырех отношениях. Но
не пытайся ей это сказать.
     Он добавил еще:
     - Если только не сумеешь найти такую, которой еще нет  двенадцати,  и
увести ее в сторону, особенно от матери. И даже  это  может  быть  слишком
поздно.  Однако  не  пойми  меня  превратно;  так  на  так  и  приходится.
Мужчина-американец тоже убежден, что он великий воин,  великий  политик  и
великий любовник. Выборочные проверки показывают, что он заблуждается  так
же, как и она. Или еще хуже. Говоря с  историко-культурной  точки  зрения,
есть веские доказательства тому,  что  секс  в  вашей  стране  был  скорее
уничтожен мужчинами, а не женщинами Америки.
     - Ну и что же МНЕ в таком случае делать?
     - Сматывайся время от времени во Францию. Француженки  почти  так  же
невежественны, но отнюдь  не  настолько  самодовольны  и  часто  поддаются
обучению.
     Когда мой самолет приземлился, я выкинул эту тему из головы, так  как
планировал некоторое время прожить анахоретом. Еще в армии  я  понял,  что
жить вовсе без секса лучше, чем на, голодном пайке. У меня были  серьезные
планы.
     Я решил вести жизнь работяги, который  заложен  во  мне  от  природы:
вкалывать и иметь в жизни цель. На свои счета  в  швейцарских  банках  мне
можно было бы вести жизнь богатого бездельника. Только бездельником я  уже
побывал, это оказалось не в моем вкусе.
     Я участвовал в величайшем разгуле в истории, да так,  что  я  сам  бы
тому не поверил, если бы мне от этого столько не привалило. Теперь  пришла
пора остепениться и вступить в "Герои-Анонимы". БЫТЬ героем -  неплохо.  А
вот герой В ОТСТАВКЕ - сначала он становится занудой, а потом - лодырем.
     Первой  моей  целью  был   Калтех   [Калифорнийский   технологический
институт]. Я уже мог позволить себе все самое лучшее, а у  Калтеха  только
один соперник - там, где  попытались  объявить  секс  совсем  вне  закона.
Вдоволь я уже насмотрелся на это унылое кладбище в 1942 - 45-м.
     Декан приемной комиссии не очень меня приободрил.
     - Мистер  Гордон,  знаете  ли  вы,  что  мы  принимаем  меньше,   чем
отвергаем? Да и полного зачета по этому переводному листу мы не  могли  бы
вам предоставить. Это не недостаток вашего прежнего учебного заведения - и
ведь к тому же мы рады помочь демобилизованным из армии, - однако у  этого
института более высокие стандарты. И еще одно,  в  Пасадине  вам  вряд  ли
удастся недорого устроиться.
     Я сказал, что буду счастлив занять любое место, которое заслуживаю, и
показал ему свой банковский счет (один из них), и предложил чек на  оплату
обучения за год. Он не стал его брать, но немного оттаял. Я ушел от него с
впечатлением, что место для С.П. "Оскара" Гордона найтись может.
     Я проехал к центру города и подал заявление, чтобы из  "Сирила  Поля"
меня официально переделали на "Оскара". А потом начал поиски работы.
     Нашел я ее за городом в  Долине  в  качестве  младшего  чертежника  в
филиале дочерней компании одной  из  корпораций,  изготовлявших  покрышки,
оборудование для пищевой  промышленности  и  кое-что  другое  -  а  именно
ракеты. Это явилось частью Плана Выздоровления Гордона.  Через  несколько,
месяцев за кульманом я бы снова вошел в колею,  а  учиться  я  намеревался
вечерами и вести себя примерно. Я нашел меблированную квартиру в Сотелле и
приобрел для поездок подержанный "форд".
     Тут я расслабился; "Милорд Герой" был похоронен.  Все,  что  от  него
осталось, это висящая над  телевизором  Леди  Вивамус.  Только  я  сначала
взвесил ее на руке и испытал знакомый прилив сил. Я решил найти  оружейный
зал и вступить в его клуб. К тому же в Долине я приметил поле для стрельбы
из лука, и где-нибудь наверняка было  место,  где  по  воскресеньям  члены
Американской Ассоциации Стрелков палят из ружей. Не стоило терять форму...
     На время я собирался забыть про швейцарские запасы. Оплачивались  они
золотом, а не дурацкими деньгами, и если бы я  оставил  их  в  покое,  они
могли бы принести больше - возможно, намного больше - от инфляции, чем  от
помещения их в какое-нибудь дело. Когда бы я открыл собственную фирму, они
стали бы капиталом.
     Вот на что был направлен мой прицел:  стать  боссом.  Раб  заработка,
даже в тех скобках, где Милый Дядюшка забирает больше половины, все  равно
остается рабом. А я узнал от Ее Мудрости, что боссу надо учиться;  золотом
"босса" мне не купить.
     Итак, я осел на место. Прошла перемена имени; Калтех подтвердил,  что
я могу готовиться к переезду в Пасадену - и до меня дошла адресованная мне
почта.
     Мать переслала ее моей тетке, та отправляла ее  на  адрес  гостиницы,
где я вначале  остановился,  и  в  конце  концов  она  добралась  до  моей
квартиры. Некоторые письма были отправлены из Штатов  больше  года  назад,
посланы в Юго-Восточную Азию, оттуда в Германию, затем на Аляску, а  потом
еще и еще, прежде чем я прочел их в, Сотелле.
     Одно из них опять предлагало ту сделку по  обслуживанию  вкладов;  на
этот раз мне могло достаться на 10% больше. Другое было от  тренера  моего
колледжа - на простой бумаге и вместо подписи - закорючка. Он  писал,  что
определенные лица заинтересованы в том, чтобы  сезон  начался  с  большого
успеха. Не изменит ли моего решения 250 долларов в месяц? Позвонить ему на
дом, и деньги мои. Я порвал его.
     Следующее было из управления по  делам  ветеранов  войны,  написанное
чуть позже моего  ухода,  в  котором  мне  сообщалось,  что  в  результате
слушания дела "Бартон против Соединенных Штатов" и др. было выяснено,  что
я официально являюсь "жертвой войны" и мне полагается 110 долларов в месяц
для получения образования до истечения 23 лет.
     Я досмеялся до того, что у меня стало колоть  в  животе.  После  кучи
хлама мне попалось письмо от конгрессмена. Он имел честь сообщить мне, что
совместно с  "Ветеранами  Заокеанских  войн"  он  послал  на  рассмотрение
несколько особых проектов для исправления несправедливостей, возникших  по
причине ошибок в правильной классификации лиц, являющихся "жертвой войны",
что проекты эти получили одобрение и что он был счастлив,  что  касающийся
меня проект позволял мне завершать свое образование до  двадцать  седьмого
дня рождения, поскольку двадцать третий мой день рождения  прошел  прежде,
чем ошибка была исправлена. Остаюсь, сэр, искренне и т.д.
     Смеяться я не мог. Я подумал, сколько я съел бы  грязи,  или  -  сами
догадывайтесь - в то лето, когда меня призвали, если бы мог положиться  на
110 долларов  в  месяц.  Я  написал  этому  конгрессмену  благодарственное
письмо, какое только сумел.
     Следующий экземпляр был похож на помойку. Исходил он  от  Больничного
треста,  ЛТД  [Акционерная  компания  с  ограниченной   ответственностью],
следовательно, просьба о пожертвовании или реклама  больничной  страховки.
Только я не мог понять, с какой стати кому-нибудь в Дублине заносить  меня
в свой список.
     Больничный трест интересовался, нет ли  у  меня  билета  Тотализатора
Ирландских больниц за номером таким-то, и  положенной  к  нему  квитанции?
Этот был продан некоему Дж. Л. Уэзерби, эсквайру. Его номер был вытянут во
втором розыгрыше и оказался билетом выигравшей лошади.  Об  этом  сообщили
Дж. Л. Уэзерби, и он уведомил Больничный трест, что от него билет  перешел
к С.П. Гордону, а по получении квитанции он  выслал  ее  данному  лицу  по
почте.
     Не тот ли я "С. П. Гордон", есть ли у меня билет и  есть  ли  у  Меня
квитанция? Больничный Трест ЛТД был бы рад получить ответ поскорее.
     У последнего в кипе письма был обратный адрес американской  почты.  В
нем лежала квитанция  Ирландского  Тотализатора  и  записка:  "Это  должно
отучить меня играть в покер. Надеюсь, вы что-нибудь по нему выиграете. Дж.
Л. Уэзерби". Штамп на конверте указывал дату больше года тому назад.
     Я поглазел на все это, а потом достал бумаги, которые таскал с  собой
по всем Вселенным. Нашел соответствующий билет. Он был вымазан в крови, но
номер было видно ясно.
     Я посмотрел на письмо. Второй розыгрыш...
     Я  начал  рассматривать  билеты  под  ярким  светом.  Все   остальные
оказались поддельными. А вот на этом билете и  этой  квитанции  гравировка
была не хуже, чем на бумажных деньгах. Не знаю, где  Уэзерби  купил  такой
билет, но явно не у того мошенника, который продал мне мой.
     Второй розыгрыш... Я и не  знал,  что  их  бывает  больше  одного.  А
розыгрыши зависят от количества проданных билетов,  в  сериях  на  120.000
штук. Я же смотрел только результаты первого.
     Уэзерби отправил квитанцию почтой на  адрес  матери,  в  Висбаден,  и
когда я торчал в Ницце, она, судя по всему, была в Элмендорфе, потому  что
Руфо оставил в "Америкэн Экспресс" адрес для пересылки; Руфо, естественно,
знал обо мне все и предпринял несколько шагов для моего исчезновения.
     В то утро, больше года назад, когда я сидел в одном из кафе Ниццы,  в
моей почте лежал выигрышный билет с квитанцией. Если  бы  я  прочитал  тот
номер "Геральд-Трибюн" подальше, чем объявления раздела "Личное", то нашел
бы результат розыгрыша второй серии и  так  бы  и  не  откликнулся  на  то
объявление.
     Я получил бы 140.000 долларов и никогда больше не  встретился  бы  со
Стар...
     Но разве стерпела бы Ее Мудрость такое вмешательство в свои планы?
     Разве отказался бы я последовать за своей "Еленой  Троянской"  просто
потому, что вместо подкладки у меня в карманах были бы деньги?
     Я, как в суде, истолковал сомнение в свою  пользу.  Все  равно  бы  я
прошел по Дороге Славы!
     По крайней мере, я на это надеялся.
     На следующее утро я позвонил на работу, потом отправился  в  один  из
банков и прошел процедуру, которую дважды уже проходил в Ницце.
     Да, билет был настоящий. Не требуются ли услуги банка  по  оформлению
поручения? Я их поблагодарил и ушел.
     У моего порога стоял какой-то человечек из Внутренних Сборов...
     Почти  у  порога...  Он  позвонил  снизу,  когда  я  писал  письмо  в
Больничный трест, ЛТД.
     Немного погодя я объяснил ему, что черта с два  я  на  это  пойду.  Я
оставлю  эти  деньги  в  Европе,  а  они  пусть  облизываются!  Он   мягко
посоветовал мне не занимать  такой  позиции,  поскольку  сейчас  я  просто
спускаю пары, ибо СВС [Служба  Внутренних  Сборов]  не  очень-то  по  душе
платить доносчикам, но они пойдут на это, если мои действия покажут, что я
стараюсь уклониться от уплаты налогов.
     Я был загнан в угол. Получил я 140.000  долларов  и  уплатил  103.000
Милому Дядюшке. Мягкий человек подчеркнул, что так-то оно  лучше,  слишком
часто люди, откладывая платежи, нарывались на неприятности.
     Жил бы я в Европе, у меня было бы 140.000 долларов золотом - а теперь
я имел 37.000 долларов бумажками - ибо свободным и независимым американцам
золотом  владеть  нельзя.  Вдруг  они  начнут  войну,  или  перекинутся  к
коммунистам, или еще что. Нет, мне нельзя оставить эти 37.000  долларов  в
Европе в виде золота; это тоже незаконно. Они пели себя крайне вежливо.
     Я отослал  десять  процентов,  3.700  долларов,  сержанту  Уэзерби  и
поведал ему всю историю. 33.000 долларов я взял и учредил фонд на обучение
в колледже для своих  отпрысков,  управляемый  таким  образом,  чтобы  мои
родственнички ни о чем не догадывались, покуда он не понадобится. Я сложил
пальцы крестиком и вознадеялся, что известия об этом билете не  дойдут  до
Аляски. В лос-анджелесских газетах об этом ничего не  было,  но  слух  все
равно как-то пошел; я обнаружил, что  включен  в  бесчисленные  списки  на
пожертвования,  и  стал  получать   письма,   предлагающие   блистательные
возможности, молящие о займах или требующие поднощений.
     Прошел месяц, прежде чем до меня дошло,  что  я  забыл  о  Подоходном
Налоге Штата Калифорния. Так мне до конца и не удалось отделаться от  всех
платежей.



                                ГЛАВА XXII


     Я ВЕРНУЛСЯ к старому своему кульману, по вечерам корпел над книжками,
иногда смотрел телевизор, по выходным много фехтовал. Но все время  снился
мне этот сон...
     Впервые он мне приснился, как  только  я  получил  работу,  и  теперь
снился он мне каждую ночь...
     Я иду по знакомой длинной-длинной  дороге,  я  вижу  поворот  и  вижу
впереди и выше себя замок. Он прекрасен, вымпелы вьются  на  башнях,  а  к
подъемному мосту изгибами подбирается дорога. Но я знаю, что в темнице его
томится пленная принцесса.
     Эта часть всегда одна и та же. Меняются детали. В последнее время  на
дорогу выходит мягкий человечек из Службы Внутренних Сборов и говори