ив  того,  чтобы  она
приводила "торгашей" домой.
     Стар оказалась проворнее меня. Как только мы  остались  наедине,  она
сказала:
     - Прости меня, любовь  моя.  Я  согласилась  выслушать  эту  дурацкую
белиберду, а она все тянулась и тянулась,  потом  я  подумала,  что  смогу
закончить быстрее, если вытащу их из кресел, поставлю их здесь и ясно  дам
понять, что мне надоело. Мне и в голову не приходило, что они  проругаются
целый час, прежде чем мне удастся выдавить из них суть вопроса. К тому  же
я знала, что если отложу все до завтра,  они  затянут  дело  на  несколько
часов. А проблема стояла важная, я не могла отбросить ее. - Она вздохнула.
- Нелепый этот человечек... И такие люди взбираются на высокие посты...  Я
было подумала, не случиться ли с ним несчастному случаю. А вместо этого  я
должна позволить ему исправить свою ошибку, иначе эта ситуация повторится.
     Я не смог даже  намекнуть,  что  к  своему  решению  она  пришла  под
влиянием раздражения; человек, которого она раскритиковала, был тем, в чью
пользу она решила дело. Ну я и сказал:
     - Давай-ка спать, ты устала, - и тут у меня не хватило ума удержаться
от того, чтобы самому судить о ней.



                                ГЛАВА XIX


     МЫ ЛЕГЛИ спать. Немного погодя она сказала:
     - Оскар, ты недоволен.
     - Я этого не говорил.
     - Я это чувствую. И  не  только  из-за  сегодняшнего  вечера  и  этих
надоедливых клоунов. Ты все время уходишь в себя, и вид у тебя несчастный.
     - Пустяки.
     - Оскар,  все,  что  тебя  тревожит,  никогда  не  будет   для   меня
"пустяком". Хотя я и могу не осознавать этого, пока не пойму, в чем дело.
     - Хм, знаешь... я чувствую себя так дьявольски бесполезно!
     Она положила свою мягкую, сильную руку мне на грудь.
     - Ты не бесполезен для меня. Почему ты сам считаешь себя бесполезным?
     - Ну... посмотри на эту кровать!
     Кровать эта была такая, о которой американцу и  мечтать  нечего;  она
делала все, только не целовала при отходе ко сну - и, так же,  как  город,
она была красива, все было скрыто внутри.
     - Этот спальник, если бы его смогли построить дома, стоил бы  больше,
чем самый лучший дом, в котором живала моя мать. Она над этим подумала.
     - Ты хотел бы послать матери денег?
     Она знаком подозвала прикроватный коммуникатор.
     - Адреса "База ВВС США в Элмендорфе" хватит? (Не помню, чтобы говорил
ей, где живет мама).
     - Нет, нет! - Я махнул  на  говоруна,  отключая  его.  -  Я  НЕ  хочу
посылать ей деньги. О ней заботится ее муж. От меня он денег  не  возьмет.
Дело не в этом.
     - Тогда я не понимаю, в чем же дело. Кровати значения не имеют, а вот
кто находится в кровати - это важно. Любимый мой если тебе не нравится эта
кровать, мы можем сменить ее. Или  спать  на  полу.  Кровати  значения  не
имеют.
     - Да нормальная эта кровать. Плохо только то, что заплатил за нее  не
я. А ты. И за этот дом. И за мою одежду. За пищу, которую я ем. За  мои...
мои ИГРУШКИ! Черт возьми, все, что у меня есть, дала мне ты. Знаешь, Стар,
кто  я  такой?  Гиголо!  Ты  знаешь,  кто  такой  Гиголо?   Что-то   вроде
мужика-проститутки.
     Одной из самых невыносимых привычек моей жены было то, что иногда она
отказывалась  огрызаться  на  меня,  когда  знала,  что  мне  не  терпится
поругаться. Она задумчиво посмотрела на меня.
     - Америка - страна деловая, верно? Люди, особенно мужчины, все  время
работают.
     - Ммм... да.
     - Это даже на Земле не везде в обычае.  Француз,  если  у  него  есть
свободное время, не чувствует себя несчастным; он заказывает еще одно cafe
au lait [Кофе со сливками] и копит себе блюдечки. Да и  я  не  влюблена  в
работу. Оскар, вечер наш  пропал  из-за  моей  лени,  стремления  избежать
завтра переделки тяжелого дела. Этой ошибки я не повторю.
     - Стар, это неважно. С этим покончено.
     - Я знаю. Первый раз редко бывает самым важным. Да и второй  тоже.  А
иногда и двадцать второй. Оскар, ты не гиголо.
     - А как же ты это назовешь? Когда что-то похоже на утку, крякает, как
утка, и действует, как утка, я называю его уткой. Назови его букетом  роз,
все равно оно крякает.
     - Нет. Вот это все кругом... -  она  повела  рукой.  -  Кровать.  Эта
прекрасная комната, пища, что мы едим. Одежда моя и твоя. Прелестные  наши
бассейны. Дворецкий, дежурящий ночью на тот случай, если ты  или  я  вдруг
потребуем певчую птичку или спелую дыню. Наши пленительные сады. Все,  что
мы видим, чего касаемся, чем пользуемся,  чего  желаем,  и  в  тысячу  раз
больше этого в дальних местах -  все  это  ты  заработал  своими  сильными
руками; оно твое по праву.
     Я фыркнул.
     - Серьезно, - настаивала  она.  -  Таково  было  наше  соглашение.  Я
обещала тебе много приключений,  еще  больше  наград  и  даже  еще  больше
опасностей. Ты согласился. Ты сказал: "Принцесса, вы наняли себе слугу". -
Она улыбнулась. - Такого замечательного слугу. Милый, я  думаю,  опасности
были больше, чем тебе казалось... Так  что  мне,  до  последнего  времени,
доставляло  удовольствие  то,  что  и  награды  больше,  чем  ты  мог   бы
догадываться. Пожалуйста, не стесняйся принимать их.  Ты  заслужил  это  и
даже больше. Все, что только ты сможешь и захочешь принять.
     - Ээ... Даже если ты права, это слишком. Я тону, как в трясине!
     - Но, Оскар, ты не обязан принимать ничего, чего не хочешь. Мы  можем
жить скромно. В одной комнате со складывающейся  в  стену  кроватью,  если
тебе этого хочется.
     - Это не выход.
     - Может, тебе подошла бы холостяцкая берлога где-нибудь в городе?
     - "Выкидываем мои башмаки", да?
     Ровным голосом она сказала:
     - Муж мой, если ваши башмаки будут когда-нибудь выкинуты, то выкинуть
их должны будете вы. Я перепрыгнула через вашу саблю. Обратно я не прыгну.
     - Полегче! - сказал  я.  -  Предложение-то  было  твое.  Если  я  его
неправильно понял, извини. Я знал, ты держишь собственное слово. Но может,
ты о нем сожалеешь.
     - Я не сожалею о нем. А ты?
     - Нет, Стар, нет! Но...
     - Что-то больно долгая пауза для такого короткого слова,  -  невесело
сказала она. - Ты мне объяснишь?
     - Хм... вот в этом-то и дело. Почему ты не объяснила мне?
     - Что объяснила, Оскар? Объяснить можно так много всего.
     - Ну, основное. Куда я попал. И в частности, что ты императрица всего
этого... прежде чем позволять мне прыгать с тобой через саблю.
     Выражение ее лица не изменилось, но по щекам покатились  слезы.  -  Я
могла бы ответить, но ты меня и не спрашивал...
     - Я не знал, о чем спрашивать!
     - Это верно. Я могла бы, не греша против истины, заявить,  что,  если
бы ты спросил, я ответила бы. Я могла бы  возразить,  что  не  "позволяла"
тебе прыгать через саблю, что ты отверг мои возражения  насчет  того,  что
необязательно оказывать мне честь вступления  в  брак  по  законам  твоего
народа... что я просто баба, которую можно опрокинуть, когда придет охота.
Я могла бы заметить, что я  не  императрица,  не  королевских  кровей,  ,а
работница, дело которой не позволяет ей даже роскоши  побыть  благородной.
Это все справедливо. Но я не стану за этим прятаться: я  прямо  отвечу  на
твой вопрос. - Она перескочила на невианский. - Милорд Герой, я  панически
боялась, что если не покорюсь вашей воле, вы оставите меня!
     - Миледи жена, неужели вы полагали всерьез что ваш рыцарь бросит  вас
в минуту опасности? - Я продолжил по-английски.  Значит,  вот  где  собака
зарыта. Ты вышла за меня замуж потому, что Яйцо должно было  быть  снесено
любым способом, а Ваша Мудрость подсказывала тебе,  что  для  этой  работы
необходим я и что если ты  за  меня  не  выйдешь,  я  сломаюсь.  Да,  Ваша
Мудрость тут дала маху; я не смываюсь. Глупо это  с  моей  стороны,  но  я
упрям. - Я стал вылезать из постели.
     - Милорд любовь! - Она ревела в открытую.
     - Извини. Надо найти пару ботинок. Посмотрим, далеко ли  я  смогу  их
зашвырнуть.
     Я вел себя  гнусно,  как  мог  вести  себя  только  мужик  с  раненой
гордостью.
     - Пожалуйста, Оскар, ну, пожалуйста! Выслушай меня сначала!
     Я тяжело вздохнул.
     - Говори.
     Она схватила меня за руку, да так крепко, что  если  бы  я  попытался
высвободиться, те потерял бы пальцы.
     - Выслушай меня. Любимый мой, все было не так, Я  знала,  что  ты  не
откажешься от нашего похода, пока он не кончится или пока мы не  умрем.  Я
ЗНАЛА! У меня не только были сообщения за несколько лет  до  того,  как  я
тебя вообще увидела, но мы ведь еще  делили  и  радость,  и  опасность,  и
трудности; я знала тебе цену. Но если бы такое понадобилось, я опутала  бы
тебя сетью из слов, убедила бы  согласиться  лишь  наполовину  -  пока  не
кончится поход. Ты романтик, ты согласился бы. Но милый, милый!  Я  ХОТЕЛА
выйти за тебя замуж...  связать  тебя  с  собой  по  ТВОИМ  правилам  так,
чтобы... - она остановилась сглотнуть слезы, - так, чтобы когда ты  увидел
все это - и это, и то, и все, что ты зовешь "своими игрушками", -  ты  ВСЕ
РАВНО остался бы со мной. Это была не политика, это  была  любовь,  любовь
нерассуждающая и романтическая, любовь к самому тебе, милый.
     Она уронила голову в сложенные ладони, и мне было едва ее слышно.
     - Но я так мало знаю о любви. Любовь, как бабочка,  что  светит  там,
где сядет, и улетает, когда вздумается; цепями ее никогда не  удержишь.  Я
согрешила, я попыталась удержать тебя. Знала я, что это нечестно, теперь я
вижу, что это было грубо по отношению к тебе.
     Стар с вымученной улыбкой на лице подняла взгляд.
     - Даже у Ее Мудрости нет мудрости, когда в ней затронута женщина. Но,
хоть я и глупая баба, я  не  настолько  упряма,  чтобы  не  понимать,  что
причинила вред любимому человеку, когда меня тычут  в  это  носом.  Пойди,
пойди, принеси свою саблю; я перепрыгну через нее обратно,  и  рыцарь  мой
освободится из своей шелковой клети. Идите, милорд  Герой,  пока  дух  мой
тверд.
     - Сходи достань собственную шпагу, болтушка. Давно  уже  пора  задать
тебе трепку.
     Внезапно она рассмеялась, как девчонка-сорванец.
     - Но ведь моя шпага  осталась  в  Карт-Хокеше,  милый,  Ты  разве  не
помнишь?
     - На этот раз ты не уйдешь!
     Я сцапал ее. Стар увертлива, хоть и не малютка, и мускулы  у  нее  на
удивление. Но у меня преимущество в весе, да и боролась она не так упорно,
как могла бы. Но все-таки я и кожу попортил, и синяков нахватался,  прежде
чем зажал ее ноги и завернул одну руку за спину. Я от души выдал  ей  пару
шлепков, по силе как раз, чтобы каждый палец розово отпечатался,  а  потом
интерес у меня пропал.
     Вот и скажите мне эти слова вышли прямо из ее  сердца  или  это  была
игра самой умной женщины Двадцати Вселенных?
     Стар сказала:
     - Я рада, мой прекрасный, что грудь у тебя не то что у некоторых,  не
собирает царапины, как полировка.
     - Я еще ребенком был красив. Сколько грудей ты уже проверила?
     - Так, вразброс, для примера. Милый, ты решил оставить меня?
     - Пока да. Сама понимаешь, при условии хорошего поведения.
     - Я бы предпочла, чтобы меня оставили при условии плохого  поведения.
Однако, пока ты в хорошем настроении - если я не  ошибаюсь,  -  мне  лучше
рассказать тебе еще кое-что и принять порку, если она неизбежна.
     - Ты слишком торопишься. Один раз в день - это максимум, ясно?
     - Как вам угодно, сударь. Да,  сэр,  господин  начальник.  Я  прикажу
утром, чтобы привезли мою шпагу, и  ты  можешь  лупить  меня  ею  в  любое
свободное время, если уверен, что сможешь меня поймать. Но  это  я  должна
высказать и сбросить бремя со своей груди.
     - Ничего на твоей груди нет. Если только не считать...
     - Ну подожди! Ты ходишь к нашим врачам?
     - Раз в неделю.
     Самым первым, о чем распорядилась Стар, было исследование моей особы,
настолько тщательное, что  осмотр  призывников  в  сравнении  с  ним  стал
казаться поверхностным.
     - Главный мясник твердит, что у меня не залечены раны, но  я  ему  не
верю; никогда не чувствовал себя лучше.
     - Он тянет время, Оскар, по  моему  приказу.  Ты  здоров,  я  работаю
достаточно умело и лечила тебя со всей  тщательностью.  Однако,  милый,  я
поступила так из эгоизма, и ты сейчас должен сказать мне, не обошлась ли я
опять  с  тобой  грубо  и  несправедливо.  Я  признаю,   что   действовала
исподтишка. Но намерения у меня были добрые. Тем не менее, как первый урок
моего ремесла, я знаю, что добрые намерения  являются  источником  больших
бед, чем все остальные причины, вместе взятые.
     - Стар, о чем ты толкуешь? Источником всех бед являются женщины.
     - Да, любимый. Потому что они  постоянно  полны  добрых  намерений  и
могут   это   доказать.    Мужчины    иногда    поступают,    исходя    из
рассудочно-эгоистических побуждений, а это безопаснее. Но не часто.
     - Это потому, что половина их предков  женского  пола.  Почему  же  я
получал назначения на прием к врачам, если они мне не нужны?
     - Я не говорила, что они тебе не нужны. Но ты можешь так не  считать.
Оскар, ты уже давно проходишь курс долгожизни. Она смотрела на меня, будто
готовясь к защите или отступлению.
     - Черт возьми, вот это да!
     - Ты против? На этой стадии все еще можно поправить.
     - Я об этом не думал.
     Я знал, что на Центре можно пройти курс долгожизни, но знал и то, что
он строго ограничен. Его мог получить любой - прямо  перед  эмиграцией  на
малонаселенную планету. Коренные жители должны стариться  и  умирать.  Это
было одним из немногих  дел,  в  которых  один  из  предшественников  Стар
вмешался в местное управление. Центр с практически побежденными  болезнями
и огромным достатком, как магнит, влекущий миллионы людей, становился  уже
перенаселенным,  особенно  когда  среднестатистический  возраст   умирания
подскочил от долгожизни до небес.
     Строгое это постановление проредило толпы. Некоторые  проходили  курс
долгожизни рано, переступали сквозь Врата и пытали счастья в диких местах.
Большинство дожидалось того самого  первого  звонка,  который  доносит  до
сознания мысль о смерти, а потом решали, что  они  не  слишком  стары  для
перемен. А были и такие, что не сдавались и умирали,  когда  приходило  их
время.
     Первый звонок был мне знаком; мне его прозвонил тот боло, в джунглях.
     - Знаешь,  у  меня,  кажется,  возражений  нет.  Она  с   облегчением
вздохнула.
     - Я не была в этом уверена, но не надо было подмешивать  его  тебе  в
кофе. Я заслуживаю шлепка?
     - Мы включим это в список того, что ты уже заработала, и выдадим тебе
все сразу. Может, тебя и не покалечит. Стар,  а  какова  продолжительность
долгожизни?
     - На это нелегко ответить. Очень немногие  из  тех,  кто  прошел  ее,
умерли в постели. Если ты будешь жить такой деятельной жизнью, в какой я -
судя по твоему темпераменту -  уверена,  то  очень  маловероятно,  что  ты
умрешь от старости. Или от болезни.
     - И я никогда не состарюсь? К этому надо привыкнуть.
     - Да нет, можно и состариться. Хуже  того,  старость  пропорционально
удлиняется. Если не сопротивляться. Если это позволят окружающие.  Тем  не
менее... Милый, сколько ты мне дашь по виду? Отвечай не сердцем  твоим,  а
только глазами. По земным нормам. Не скрывай правды, я знаю ответ.
     Смотреть на Стар всегда  было  одно  удовольствие,  но  я  постарался
посмотреть на нее свежим взглядом, поискать признаки осени  -  в  наружных
уголках глаз, ладонях, крохотных изменениях на коже. Черт, даже  складочки
нет. Однако я знал, что у нее и внук есть.
     - Стар, когда я увидел тебя впервые, то  дал  тебе  восемнадцать.  Ты
повернулась другой стороной, и я немного накинул. Сейчас, глядя в  упор  и
без всяких скидок - не больше двадцати пяти. И это только  потому,  что  у
тебя зрелые черты лица. Когда ты смеешься, больше двадцати тебе  не  дать;
когда подлизываешься, или чем-то поражена, или восторгаешься вдруг щенком,
или котенком, или еще чем, тебе где-то около двенадцати.  Я  имею  в  виду
выше подбородка; ниже подбородка младше восемнадцати тебе не прикинуться.
     - Да, и для восемнадцати  изрядно  полногрудой,  -  добавила  она.  -
Двадцать пять земных лет - по земным стандартам  роста  -  это  именно  та
цель, в которую  я  метила.  Возраст,  когда  женщина  перестает  расти  и
начинает стареть. Оскар, при долгожизни  видимый  возраст  -  дело  вкуса.
Возьми моего  дядю  Джозефа  -  того,  который  иногда  зовет  себя  "Граф
Калиостро". Он остановился на тридцати пяти, потому что, как  он  говорит,
все, кто помоложе,  мальчишки.  Руфо  предпочитает  выглядеть  старше.  Он
говорит, что это приносит ему почтительное обращение,  удерживает  его  от
ссор с молодыми людьми - и одновременно позволяет  ему  подсунуть  сюрприз
мужику помоложе, если один из них все же нарвется на стычку, ибо,  как  ты
знаешь, почтенный возраст Руфо проявляется в основном выше подбородка.
     - Или сюрприз, который он  может  преподнести  женщинам  помоложе,  -
предположил я.
     - С Руфо ни в чем нельзя  быть  уверенным.  Любимый  мой,  я  еще  не
кончила свой рассказ. Частично это умение научить  тело  излечивать  самое
себя. Вот здешние твои уроки языка - не  было  ни  одного  из  них,  чтобы
гипнотерапевт не ловил случая дать твоему  телу  урок  через  спящий  твой
мозг,  после  собственно  урока  языка.  Часть  видимого  возраста  -  это
косметическая терапия (Руфо не обязательно быть лысым), но  большая  часть
контролируется мозгом. Когда ты решишь, какой возраст тебе  подходит,  его
можно начать отпечатывать.
     - Я об этом подумаю. Не хочется мне выглядеть намного старше тебя.
     Стар была восхищена.
     - Спасибо, дорогой! Ты видишь, какой я была эгоисткой.
     - Как это? Я что-то не заметил. Она положила свою руку на мою.
     - Мне не хотелось,  чтобы  ты  состарился  и  умер!  Пока  я  остаюсь
молодой.
     Я захлопал на нее глазами.
     - Слушайте, миледи, ну и эгоистично же это с вашей стороны, верно? Но
ведь ты могла покрыть меня лаком и хранить в спальне, как твоя тетушка.
     Она сделала гримаску.
     - Противный. Она их не лакировала.
     - Стар, я что-то не видал здесь ни одного их этих трупов-сувениров.
     Она удивилась.
     - Да ведь это на той планете, где я родилась. В этой же Вселенной, но
у другой звезды. Разве я тебе не говорила?
     - Стар, милая моя, ты, как правило, ничего не говоришь.
     - Прости меня. Оскар, мне не  хочется  ошарашивать  тебя  сюрпризами.
Спрашивай меня. Нынче ночью. Все что хочешь.
     Я прикинул в уме.  Интересно  мне  было  насчет  одной  вещи,  точнее
отсутствия кое-чего. Но может, у женщин ее расового типа другой  ритм?  Но
меня останавливал тот факт, что я женат на бабушке. Да и сколько ей лет?
     - Стар, ты не беременна?
     - Да что ты, нет, дорогой. Ой! Ты этого хочешь? Ты  хочешь,  чтобы  у
нас были дети?
     Я заспотыкался, пытаясь объяснить, ,что не  уверен  в  том,  что  это
возможно. Вдруг она и была беременна. Стар забеспокоилась.
     - Я, наверное, снова тебя огорчу. Лучше  мне  рассказать  все  сразу.
Оскар, я была воспитана для жизни в роскоши не больше,  чем  ты.  Приятное
детство, семья моя жила на ранчо.  Я  рано  вышла  замуж  и  была  простым
учителем математики, увлекаясь на досуге  предположительной  и  вариантной
геометриями. Я хочу сказать, магией.  Трое  детей.  Мы  неплохо  ладили  с
мужем... пока меня не выбрали. Я была не отобрана, а  просто  названа  для
обследования и возможной подготовки. Он знал, когда женился на мне, что  я
кандидат по наследству - но  ведь  таких  многие  миллионы.  Это  казалось
неважным. Он хотел, чтобы я отказалась. Я чуть так и не сделала. Но  когда
я дала согласие, он... в общем, он "выкинул мои башмаки". Там  у  нас  это
делается официально. Он поместил объявление в газете, что я больше ему  не
жена.
     - Ах, вот как? Ты не против, если я разыщу его и пер