друга календарей, чрезвычайно  затемнявших
до последнего времени хронологию. Год был разделен на тринадцать  месяцев,
по четыре недели в каждом, а День Нового Года  и  День  Високосного  Года,
объявленные праздниками, не входили в счет  обычных  недель.  Так  системе
месяцев и недель была дана  четкость  и  стройность.  Помимо  этого,  было
решено, как выразился в разговоре с Фермином король, "пригвоздить к  месту
пасху".
   В этих вопросах, как и во многих других,  новая  цивилизация  проявляла
себя в форме упрощения сложностей старой. История календаря на  протяжении
всей  мировой  истории  представляет  собой  несовершенные   попытки   его
упорядочить - восходившие к седой древности  попытки  зафиксировать  время
посева и день зимнего солнцестояния, - и  это  окончательное  упорядочение
календаря имело чисто символическое значение, выходящее далеко за  пределы
практического удобства. Однако  Совет  не  позволял  себе  слишком  резких
нововведений; он не переименовал месяцев и не изменил летосчисления.
   Во всем мире уже  была  принята  единая  монетная  система.  В  течение
нескольких месяцев после того, как Совет взял  власть  в  свои  руки,  мир
существовал без какой-либо твердой валюты.  Деньги  еще  были  в  ходу  на
довольно  больших  пространствах,  но  достоинство  их  колебалось   самым
фантастическим образом, как и доверие к ним  населения.  Золото  перестало
быть, как прежде, редким металлом, и вся денежная система рухнула.  Золото
навсегда превратилось теперь в продукт  отхода  в  процессе  высвобождения
атомной энергии, и стало ясно, что уже ни один  металл  не  сможет  больше
послужить основой денежной системы. С этой  минуты  любые  денежные  знаки
имели  лишь  условную  стоимость.  Однако  мир   привык   иметь   дело   с
металлической монетой, связи и взаимоотношения  между  людьми  в  огромной
мере выросли  и  зиждились  на  основе  наличных  расчетов  и  были  почти
непредставимы без  участия  этого  чрезвычайно  удобного  посредника.  Для
продолжения  жизни  человеческого  общества  как   социального   организма
казалось совершенно необходимым существование денежного  обращения  в  том
или ином виде, и перед Советом  встала  задача  найти  какую-то  подлинную
ценность, которая  могла  бы  послужить  базисом  денежной  системы.  Были
рассмотрены такие, казалось бы, устойчивые ценности,  как  земля  и  труд,
выраженный в часах. Наконец правительство, в руках  которого  были  теперь
сосредоточены почти все запасы атомного сырья,  объявило  золотой  соверен
единицей денежного обращения,  приравняв  его  стоимость  к  определенному
количеству единиц энергии и установив одновременно, что один соверен равен
двадцати маркам, двадцати пяти франкам, пяти долларам  и  так  далее;  оно
также приняло на себя обязательство при  соблюдении  определенных  условий
отпускать в  виде  обеспечения  указанное  количество  энергии  за  каждый
предъявленный золотой соверен. В целом эта система  оправдала  себя.  Фунт
стерлингов избежал полной девальвации. Репутация металлических денег  была
восстановлена, и после некоторого колебания  цен  деньги  в  их  привычном
наименовании снова начали входить в употребление и приобретать  более  или
менее устойчивые эквиваленты в повседневном обиходе людей...



8

   Когда Совет в Бриссаго увидел, что задуманные как  временные  поселения
лагери быстро превращаются в  большие  города  нового  типа  и  он,  таким
образом,   волей-неволей   перестраивает    мир,    решено    было    дело
перераспределения  городского  населения  земного  шара  передать  в  руки
координатора и специального комитета из наиболее квалифицированных  людей.
Теперь этот комитет является всемирным правительством  в  гораздо  большей
мере, чем сам Совет или любой другой из его комитетов. Деятельность  этого
комитета - непрекращающаяся активная планировка и перепланировка мира  как
места обитания людей,  -  истоки  которой,  почти  неприметные  вначале  и
носившие название "градостроительства", следует  искать  где-то  не  то  в
Европе, не  то  в  Америке  конца  девятнадцатого  столетия  (вопрос  этот
окончательно еще  не  решен),  представляет  теперь  собой,  так  сказать,
коллективную материальную деятельность всего человечества в целом.  Пришло
к концу стихийное беспорядочное расселение и перемещение народов (столь же
бесцельное и неосмысленное, как растекание в разные стороны выплеснутой на
землю  воды),  занимавшее  огромное  место  в  истории   человечества   на
протяжении  бессчетного   количества   веков   и   приводившее   здесь   к
перенаселению, там - к нескончаемым опустошительным войнам и повсюду  -  к
хаотичности, в лучшем случае колоритной, но крайне неудобной. Теперь  люди
расселяются по всем годным для жизни уголкам земли, и помогает им  в  этом
все человечество в целом всеми имеющимися в его  распоряжении  средствами.
Города  не  привязаны  больше  к  проточной  воде  и  плодородным  землям,
стратегические соображения не  играют  больше  роли  при  их  постройке  и
планировании, так же как и вопросы социальной неустойчивости.  Аэроплан  и
очень дешевый быстроходный  автомобиль  положили  конец  прежним  торговым
путям; единый язык и единые для всего мира  порядки  и  законы  уничтожили
тысячи всевозможных затруднений и неудобств, в  результате  чего  началось
небывалое расселение людей по всей земле. Человек получил возможность жить
где угодно. Вот почему наши города теперь представляют собой не  случайные
скопления людей, а  подлинно  общественные  поселения,  обладающие  каждое
своими отличительными  особенностями,  объединенные  общими  интересами  и
нередко общим родом занятий. Они разбросаны среди бывших  пустынь  -  этих
водоемов солнца, которые на протяжении стольких веков  были  потеряны  для
человечества, они устремляются ввысь  среди  вечных  снегов,  прячутся  на
далеких островах, в океане, нежатся на берегах глубоких лагун.  На  первых
порах все человечество  стремилось  покинуть  долины  рек,  служившие  ему
колыбелью полмиллиона лет, но  теперь,  когда  Война  с  Мухами  близка  к
завершению и эти тлетворные насекомые уничтожены  почти  все  до  единого,
люди начинают возвращаться на прежние места, так как их снова  потянуло  к
опоясанным ручьями садам, к жизни, так приятно протекавшей среди островов,
гондол и мостов, к ночным огням фонарей, отраженным в воде залива.
   Человек, перестающий быть животным, занятым обработкой земли, все более
и более превращается в строителя, путешественника  и  творца.  Из  Отчетов
Комитета Расселения видно, насколько человек перестает быть  земледельцем.
Из года в  год  наши  научные  лаборатории  упрощают  труд  земледельца  и
повышают его производительность; менее одного процента  населения  земного
шара занято  сейчас  производством  продуктов  питания,  да  и  эта  цифра
неуклонно  уменьшается.  Количество  людей,  обладающих   образованием   и
склонностями земледельца, значительно превышает общественную потребность в
них, и труд их теперь обращен на возделывание  садов,  парков,  газонов  и
обширных великолепных цветников, которые занимают в нашей жизни все больше
и больше места.  По  мере  усовершенствования  методов  земледелия  растет
урожай,  и  одна  сельскохозяйственная  организация  за   другой   решает,
пользуясь постановлением 1975 года, превратить свои  поля  в  общественный
парк  и  сады   увеселений.   Таким   образом,   неуклонно   увеличивается
пространство, отданное свободному времяпрепровождению и красоте. И  победы
ученых-химиков, создающих синтетические  продукты  питания,  пока  еще  не
находят  себе  практического  применения  просто  потому,   что   питаться
естественными продуктами и выращивать их гораздо приятнее и интереснее.  И
с каждым годом все разнообразней становятся  сорта  наших  фруктов  и  все
прекрасней наши цветы.



9

   В первые годы существования Всемирной Республики имели  место  рецидивы
разного рода политических  авантюр.  Небезынтересно  отметить,  что  после
гибели короля Фердинанда-Карла  попыток  возродить  сепаратизм  больше  не
замечалось, но когда самые  насущные  материальные  потребности  населения
были удовлетворены, в ряде  стран  появились  очень  малопохожие  люди,  в
действиях которых было нечто общее: все они  стремились  воскресить  былые
политические неурядицы, чтобы с их помощью достичь  высокого  положения  и
влияния. Ни один из  этих  авантюристов  не  пытался  выступить  от  имени
короля, откуда явствует, что монархизм успел устареть еще в  девятнадцатом
веке, но  все  они  играли  на  пережитках  националистических  и  расовых
предрассудков, которых было немало в любой стране,  и  не  без  известного
основания утверждали, что Совет попирает расовые и национальные  обычаи  и
не  считается  с  религиозными  установлениями.  Равнины  Индии   особенно
изобиловали  такого  рода  агитаторами.  Возрождение  газет,   переставших
печататься в страшный год из-за краха денежной системы, дало оружие в руки
недовольных  и  помогло  им  организоваться.  Вначале  Совет  не  придавал
значения  растущей  оппозиции,  а  затем  признал  ее  с   обезоруживающей
прямотой.
   Разумеется, еще никогда не существовало столь условного  правительства.
Оно было на редкость незаконным. В сущности, это скорее был клуб - клуб из
ста или около того человек. Вначале их было девяносто три,  но  это  число
впоследствии увеличилось за  счет  привлечения  новых  членов,  количество
которых всегда превышало количество умерших,  так  что  одно  время  Совет
состоял  даже  из  ста  девятнадцати  членов.  Состав  его  был  неизменно
разнороден. Привлечение новых членов никогда не основывалось на  признании
чьих-либо прав. Старый институт монархии неожиданно сослужил  свою  службу
новому режиму. Девять членов первоначального состава нового  правительства
были коронованными особами, добровольно отрекшимися от  трона,  и  никогда
потом число представителей былых династий не падало ниже шести. Если они и
два-три бывших президента республики обладали хоть какой-то тенью права на
власть, то все остальные члены Совета не имели уже решительно никаких прав
на участие в управлении миром.  Естественно  поэтому,  что  их  противники
легко находили  общий  язык  в  вопросе  о  возрождении  представительного
правительства и возлагали большие надежды на возвращение  к  парламентской
системе.
   Совет решил дать недовольным все, чего они требовали,  однако  в  такой
форме, которая мало отвечала их намерениям. В мгновение ока он превратился
в представительный орган. Он  стал  даже  сверхпредставительным.  Он  стал
столь  представительным,  что  все  политиканы   захлебнулись   в   потоке
избирательных голосов. Все взрослое население обоих полов от Южного полюса
до Северного получило право голоса; весь земной шар был разделен на десять
избирательных округов, которые голосовали в один и тот же день  с  помощью
весьма простого усовершенствования  почтовой  связи.  Члены  правительства
избирались пожизненно  и  могли  быть  отозваны  только  в  исключительных
случаях, но раз в пять лет проводились  новые  выборы  и  в  правительство
дополнительно избирались  еще  пятьдесят  человек.  Была  принята  система
пропорционального  представительства   и   прямого   голосования,   причем
избиратель  имел  также  право  указать  на  избирательном   бюллетене   в
специально отведенной для этого графе, кого именно из своих представителей
он хотел бы отозвать. Однако, чтобы отозвать  выборное  лицо,  требовалось
такое же  количество  голосов,  каким  оно  было  избрано,  а  для  членов
правительства  первого  состава  -  столько  же  голосов,   сколько   дали
результаты первых выборов по любому избирательному округу.
   На этих условиях Совет охотно отдал  свою  судьбу  в  руки  избирателей
всего земного шара. Ни один из членов Совета не был отозван,  а  пятьдесят
новых избранных его коллег, из которых двадцать  семь  имели  рекомендации
самих членов Совета, были слишком  разнородны  по  своему  составу,  чтобы
изменить   общее   направление   его   политики.   Отсутствие   каких-либо
обязательных процедур или формальностей  не  давало  возможности  устроить
обструкцию внутри него,  и  когда  один  из  двух  новых  членов-индийцев,
сторонников внутренней автономии, спросил, как можно внести  законопроект,
он узнал, что законопроекты вообще не вносятся. Индийцы решили  обратиться
к спикеру и удостоились выслушать немало мудрых поучений  из  уст  бывшего
короля Эгберта,  принадлежавшего  теперь  к  старожилам  Совета.  Все  это
ошеломило их раз и навсегда...
   Но в эти дни работа Совета уже  близилась  к  концу.  Его  усилия  были
теперь направлены не столько  на  дальнейшую  созидательную  деятельность,
сколько на охрану уже достигнутых результатов, защиту  их  от  театральных
эффектов политиканов.
   Человечество  все  более  и  более   освобождалось   от   необходимости
подчиняться какому-либо официальному правительству. Деятельность Совета на
первоначальной ступени была высоко героична. Он вышел на смертный поединок
с драконом  и  одним  ударом  разрубил  хитросплетенный  клубок  устарелых
понятий и нелепых, неуклюжих, порожденных завистью законов  собственности;
он разработал широкую  и  благородную  систему  охранительных  институтов,
обеспечил свободу пытливости  мысли,  свободу  критики,  свободу  общения,
единую основу для  воспитания  и  образования,  а  также  освобождение  от
экономического гнета.
   Совет  все  больше  и  больше  становился  скорее  залогом   надежности
достигнутого, чем фактором  активного  вмешательства.  До  наших  дней  не
сохранилось ничего, что хотя бы в какой-то мере  напоминало  ту  атмосферу
мелочных споров и распрей,  в  которой  не  столько  создавалось,  сколько
усложнялось и запутывалось законодательство и которая  являлась,  пожалуй,
наиболее   ошеломляющей   чертой   всей   общественно-политической   жизни
девятнадцатого столетия. В том веке люди, по-видимому,  только  и  делали,
что издавали законы, в то время как мы в подобном случае  просто  по  мере
надобности  изменяли  бы  некоторые  установления.  Эта  деятельность   по
изменению установлений, которую мы поручаем ученым комитетам  специального
назначения, обладающим необходимыми познаниями и идущим  в  ногу  с  общим
процессом  интеллектуального  развития  общества  в  целом,  находилась  в
девятнадцатом веке в сетях законодательной системы. У  них  шли  споры  по
мелочам.  В  наше  время  это  столь  же  странно,   как   спорить   из-за
незначительных приспособлений какой-нибудь сложной машины. Для нас  теперь
так же ясно, что жизнь должна протекать в рамках  известных  законов,  как
то, что день должен  сменяться  ночью.  И  наше  правительство  собирается
теперь на день-два один раз в  году  в  залитом  солнцем  Бриссаго,  когда
расцветают лилии святого Бруно, - собирается, в сущности, только для того,
чтобы благословить деятельность своих комитетов. И даже сами эти комитеты,
в свою очередь, теперь уже скорее являются носителями  общественных  идей,
нежели инициаторами.  Становится  все  труднее  выделять  из  общей  массы
отдельные руководящие личности. Мало-помалу  значение  отдельной  личности
для нас стирается. Каждая хорошая  мысль  служит  теперь  общему  делу,  и
каждый одаренный мозг находит себе применение  в  сфере  того  широкого  и
свободного содружества людей,  которое  сливает  воедино  и  направляет  к
единой цели энергию и волю всего человечества.



10

   Вряд ли когда-нибудь вновь вернется тот этап развития  общества,  когда
"политика", иначе говоря, своевольное вмешательство в здравые установления
общественного характера, была главным интересом в жизни  серьезных  людей.
Мы, по-видимому, уже вступили в совершенно новую  в  истории  фазу,  когда
соперничество - в отличие от соревнования - почти сразу из  движущей  силы
человеческого существования превратилось в нечто позорное,  подавляемое  и
уничтожаемое.  Профессии,  основанные  на  соперничестве,  перестали  быть
почетным занятием. Мир между отдельными нациями принес с собой и мир между
отдельными  людьми.  Мы  живем  в  обществе,  достигшем   совершеннолетия.
Человек-воин, человек-законник уходят в область  небытия  вместе  со  всем
тем, что насаждало распри и раздор; на смену этим  пережиткам  варварских,
низких страстей приходит мечтатель, человек-ученый, человек-художник.
   Нет жизни, которую можно было бы назвать единственно  естественной  для
человека.  Он  был  и  остается  лишь  вместилищем  разнообразных  и  даже
несовместимых возможностей - древним свитком, на котором  налагается  друг
на друга множество предрасположений. В начале двадцатого  столетия  многие
писатели имели обыкновение говорить  о  конкуренции,  о  замкнутой,  узкой
жизни,  посвященной  стяжательству,  накоплению,  о   подозрительности   и
отчужденности так, словно все это воплощало основные свойства человеческой
натуры, а широта ума, стремление  не  к  обладанию,  а  к  созиданию  были
уклонением от  нормы,  к  тому  же  весьма  поверхностным.  Насколько  эти
писатели  были  неправы,  стало  ясно  в  первые  же   десятилетия   после
установления Всемирной  Республики.  Как  только  мир  был  освобожден  от
огрубляющей душу неуверенности в завтрашнем дне, от  бессмысленной  борьбы
за  существование,  разобщающей  людей  и  поглощающей   личность,   стало
совершенно очевидно,  что  в  людях,  в  огромном  их  большинстве,  живет
задавленное стремление  к  созиданию.  И  мир  начал  созидать  -  сначала
преимущественно в эстетическом плане.  Эта  эра  в  истории  человечества,
удачно названная "Цветением", еще не  закончилась.  Большинство  населения
земного шара состоит сейчас из художников в широком смысле этого слова,  и
в основном деятельность людей направлена уже не  на  то,  чтобы  создавать
повседневно необходимое, а на то, чтобы улучшить,  украсить,  одухотворить
жизнь. В последние годы этот созидательный процесс претерпел  значительные
изменения. Он стал более  целенаправленным;  первоначальное  стремление  к
изяществу и красоте уступило место большей углубленности, выразительности.
Но это не меняет существа самого процесса,  это  скорее  вопрос  оттенков.
Перемены эти связаны с расширением и углублением образования  и  развитием
философии. На смену первым  безотчетно-ликующим  взлетам  фантазии  пришли
более осознанные и более плодотворные творческие порывы. Во всем этом есть
естественная закономерность, ибо искусство приходит к  нам  раньше  науки,
как удовлетворение насущных потребностей приходит раньше искусства  и  как
игра и развлечение возникают  в  жизни  человека  прежде,  чем  достижение
сознательно поставленной перед собой задачи...
   На протяжении тысячелетий накапливалось в  человеке  это  стремление  к
творческой деятельности, борясь против ограничений, поставленных перед ним
его социальной неприспособленностью. Этот уголек  тлел  давно,  и  наконец
пламя вспыхнуло и вырвалось наружу. Летописи и памятники,  оставшиеся  нам
от наших предков, необычайно трогательно  и  трагично  свидетельствуют  об
этом  извечно  подавляемом  стремлении  создать  что-то.  В  мертвой  зоне
погибшего под атомными бомбами Лондона еще  сохранился  квартал  маленьких
особнячков; он дает довольно яркое представление о  старом  укладе  жизни.
Эти домики  чудовищны,  однообразны,  квадратны,  неуклюжи,  придавлены  к
земле, уродливо несоразмерны в своих частях, неудобны для жилья, грязны  и
в некоторых отношениях просто омерзительны;  только  люди,  доведенные  до
отчаяния, потерявшие всякую надежду на что-либо лучшее, могли жить в таких
домах;  однако  к  каждому  из  этих  жилищ  примыкает  жалкий   маленький
прямоугольник земли, именуемый "садом", где почти всегда можно  обнаружить
подпорку  для  веревки,  на  которой  сушилось  белье,  мерзейший  ящик  с
отбросами и  урну,  доверху  набитую  яичной  скорлупой,