морская
гладь, то пурпурная от облаков, то серая, то блестящая,  как  полированное
зеркало, то тускло мерцающая синевато-зеленым блеском. Остров Уайт  быстро
уменьшался. Через несколько минут от облачной гряды  отделилась  сероватая
туманная полоса; опустившись вниз, она приняла очертания береговой  линии;
это было залитое солнцем,  цветущее  побережье  северной  Франции.  Полоса
становилась все более четкой и яркой, английский же берег исчезал вдали.
   Через некоторое время на горизонте показался Париж,  но  вскоре  исчез,
так как аэропил повернул к северу. Грэхэм успел разглядеть Эйфелеву  башню
и невдалеке от нее какой-то колоссальный купол,  увенчанный  остроконечным
шпилем. Грэхэм заметил, что над городом расстилался дым, хотя и не  понял,
что это означало. Аэронавт  буркнул  что-то  о  каких-то  "беспорядках  на
подземных путях", но Грэхэм не  обратил  внимания  на  его  слова.  Вышки,
похожие  на  минареты,  башни  и  стройные  контуры   городских   ветряных
двигателей  свидетельствовали,  что  Париж  по  красоте   и   теперь   еще
превосходит своего соперника,  хотя  и  уступает  ему  в  размерах.  Снизу
взлетело  что-то  голубое  и,  подобно  сухому  листу,  гонимому   ветром,
покружившись, направилось к ним, все  увеличиваясь  в  размерах.  Аэронавт
опять что-то пробормотал.
   - Что такое? - спросил Грэхэм, неохотно  отведя  взгляд  от  прекрасной
картины.
   - Аэроплан, сир! - крикнул пилот, указывая пальцем.
   Аэропил поднялся выше и направился к северу. Аэроплан все  приближался,
быстро увеличиваясь. Гул аэропила, который казался  прежде  таким  мощным,
стал заглушаться гулом аэроплана. Каким громадным казалось  это  чудовище,
каким быстроходным и мощным! Аэроплан пролетел близко над аэропилом, точно
живой, с широко раскинутыми перепончатыми прозрачными крыльями.  Мелькнули
ряды закутанных пассажиров за стеклом, одетый в белое пилот, пробирающийся
по лестнице против ветра, части чудовищного механизма, вихрь пропеллера  и
гигантские плоскости крыльев. Зрелище было поразительное.
   Через мгновение аэроплан пронесся мимо. Крылья аэропила  закачались  от
ветра. Аэроплан стал  уменьшаться  и  скоро  превратился  в  синюю  точку,
растаявшую в небесной лазури.
   Это был пассажирский аэроплан Париж - Лондон. В хорошую погоду за  день
он делал четыре рейса.
   Они пролетали над Ла-Маншем. Полет уже не казался Грэхэму таким быстрым
по сравнению с молниеносным полетом аэроплана. Слева глубоко  внизу  серел
Бичи-Хед.
   - Спуск! - крикнул аэронавт. Голос его потонул в гуле мотора  и  свисте
ветра.
   - Нет еще, - смеясь, ответил ему Грэхэм. - Погодите спускаться. Я  хочу
поближе ознакомиться с этой машиной.
   - Я полагаю... - начал аэронавт.
   - Я хочу ознакомиться с машиной, - перебил  его  Грэхэм.  -  Я  перейду
сейчас к вам, - прибавил он, поднялся со своего кресла и ступил на мостик,
огороженный перилами.
   Сделав один шаг, он побледнел  и  вынужден  был  ухватиться  за  перила
руками. Еще шаг - и он возле аэронавта. Грэхэм чувствовал,  что  воздух  с
силой давит ему на грудь и плечи. Ветер, вырываясь из-за стекла, растрепал
его волосы. Аэронавт поспешно выровнял машину.
   - Я хочу, чтобы вы объяснили мне устройство аппарата и управление им, -
сказал Грэхэм. - Что надо делать, чтобы аэропил двигался вперед?
   Аэронавт замялся.
   - Это очень сложно, сир.
   - Ничего, - крикнул Грэхэм, - я попробую!
   - Искусство  авиации  -  тайна,  привилегия...  -  сказал  пилот  после
минутного молчания.
   - Верно. Но ведь я властелин и хочу знать, - засмеялся Грэхэм, радуясь,
что ему предстоит завоевать воздух.
   Аэропил повернул к западу, свежий ветер ударил в лицо Грэхэму, развевая
полы его одежды. Оба глядели друг другу в глаза.
   - Сир, существует закон...
   - Который не может касаться меня, -  перебил  Грэхэм.  -  Вы,  кажется,
забыли...
   Аэронавт пристально посмотрел ему в лицо.
   - Нет, - произнес он, - я не  забыл,  сир.  Никто  не  может  управлять
машиной, кроме аэронавта. Все остальные - только пассажиры...
   - Слышал я уже это раньше. Но мне дела нет до этого. Знаете вы, зачем я
проспал эти двести лет? Чтобы летать по воздуху!
   - Сир, - нерешительно сказал аэронавт, - я не смею нарушить закон...
   Грэхэм с досадой махнул рукой.
   - Если вы будете наблюдать за мной...
   - Нет, - отвечал Грэхэм, покачнувшись и хватаясь покрепче за тросы, так
как нос аэропила поднялся кверху. - Мне этого  недостаточно.  Я  хочу  сам
управлять. Хотя бы мне пришлось вдребезги разбить машину! Да! Я так  хочу!
Я перелезу и сяду рядом с вами. Я хочу научиться  летать,  хотя  бы  ценою
жизни. Это - вознаграждение за мой  долгий  сон.  И  за  многое  другое...
Когда-то я мечтал о воздухоплавании. Сохраняйте равновесие!
   - Тысячи шпионов наблюдают за мною, сир.
   Грэхэм потерял терпение. Это уже слишком!  Он  выругался  и  перешагнул
через рычаги. Аэропил закачался.
   - Кто Правитель Земли? - сказал он. - Я или  ваша  корпорация?  Снимите
руку с рычага и берите меня за руки. Так. А теперь, что надо делать, чтобы
аэропил стал спускаться?
   - Сир... - начал аэронавт.
   - Что такое?
   - Вы заступитесь за меня?
   - Боже мой! Конечно! Хотя бы мне пришлось поджечь для этого Лондон. Ну!
   Успокоив аэронавта, Грэхэм взял  первый  урок  воздухоплавания.  Воздух
подействовал на него, как крепкое вино.
   - В ваших интересах выучить меня как можно скорее и лучше, - рассмеялся
он. - Итак, я действую этим рычагом? А! Так... Алло!
   - Назад, сир, назад!
   - Назад? Хорошо. Раз, два, три.  Боже  мой!  Он  поднимается.  Вот  это
жизнь!
   Аэропил начал танцевать и выделывать странные фигуры в воздухе.  То  он
описывал спираль не более ста ярдов в диаметре, то  взмывал  ввысь,  чтобы
тотчас же, подобно соколу, камнем упасть вниз и снова, делая  замысловатые
петли, подняться  кверху.  Аэропил  чуть  не  налетел  на  подвижной  парк
воздушных шаров и едва успел свернуть  в  сторону.  Быстрота  и  плавность
полета и разреженный воздух опьянили Грэхэма. Казалось, он обезумел.
   Наконец неожиданное приключение отрезвило его и заставило  вспомнить  о
земле с ее кипучей жизнью и неразрешимыми проблемами.  Они  столкнулись  с
чем-то, и на Грэхэма упало несколько капель, точно от дождя.  Обернувшись,
он увидел позади какой-то крутящийся белоснежный лоскут.
   - Что это такое? - спросил он. - Я не понимаю.
   Аэронавт оглянулся и тотчас же схватился за рычаг, так как  они  падали
вниз. Когда аэропил снова выровнялся, аэронавт, тяжело  переводя  дыхание,
указал на белое пятно внизу.
   - Это лебедь.
   - Я совсем не заметил его, - сказал Грэхэм.
   Аэронавт промолчал, и Грэхэм увидел капли пота у него на лбу.
   Теперь они летели горизонтально, и Грэхэм вернулся на свое  место,  где
он был защищен от ветра. Потом стали быстро спускаться, гул уменьшился,  и
темная площадка внизу стала  шириться  и  расти.  Солнце,  закатываясь  на
западе за меловые холмы, казалось, падало вместе о ними,  заливая  золотом
небо.
   Внизу  закопошились  муравьями  люди.   Послышался   гул   приветствий,
напоминающий шум морского прибоя. Грэхэм увидел,  что  все  кровли  вокруг
летной площадки черны от народа, собравшегося его приветствовать, Сплошная
черная масса пестрела светлыми пятнами лиц, развевающихся белых платков  и
машущих рук.



17. ТРИ ДНЯ

   Линкольн  ожидал  в  зале  под  аэродромом.  По-видимому,   его   очень
интересовали подробности полета,  и  он  был  доволен,  заметив  энтузиазм
Грэхэма.
   - Я должен научиться летать! - воскликнул  Грэхэм.  -  Я  хочу  изучить
авиацию. Как жаль мне всех тех, кто умер, так и не успев  полетать!  Какой
дивный воздух там, наверху! Нет выше наслаждения, чем полет!
   - Вы убедитесь, что наш мир богат и другими  наслаждениями,  -  заметил
Линкольн. - Не знаю, с чего вы начнете теперь. У нас есть музыка,  которая
заменяет романы.
   - Сейчас, - ответил Грэхэм, - меня интересует только авиация. Дайте мне
поближе с ней познакомиться. Ваш аэронавт говорил, что существуют какие-то
корпоративные законы, ограничивающие обучение.
   - Да, он прав, - ответил Линкольн. - Но для вас, конечно... Если вы так
заинтересованы, то мы можем сделать вас присяжным аэронавтом хоть завтра.
   Грэхэм  охотно  согласился  и  снова  начал  распространяться  о  своих
впечатлениях.
   - Ну, а дела? - спросил он вдруг. - В каком они положении?
   - Острог сам сообщит вам завтра утром, - неохотно ответил  Линкольн.  -
Все идет как нельзя лучше. Революция побеждает во всем мире. Конечно, есть
кой-какие затруднения, но ваше правление везде обеспечено.  Вы  можете  не
беспокоиться о делах, раз они в руках у Острога.
   - А нельзя ли мне сделаться, как  вы  называете,  присяжным  аэронавтом
сегодня же? - спросил Грэхэм, расхаживая по залу. - Тогда я мог бы  завтра
утром опять...
   - Я думаю, это возможно, - произнес  Линкольн  как  бы  в  раздумье.  -
Вполне возможно. - Он рассмеялся. - Я хотел  было  предложить  вам  другие
удовольствия, но вы сами нашли  себе  занятие  по  вкусу.  Я  поговорю  по
телефону с Воздухофлотом,  а  затем  мы  вернемся  в  ваши  апартаменты  в
Управление Ветряных Двигателей. Пока вы будете обедать,  аэронавты  успеют
собраться. Но, может быть, после обеда вы пожелали бы...
   Он остановился.
   - Что? - спросил Грэхэм.
   - У нас приглашены танцоры из театра Капри.
   - Я терпеть не могу балета, - возразил Грэхэм. - Еще с  давних  пор.  В
наше время тоже были танцоры. Более того, они были даже в Древнем  Египте.
Вот авиация...
   - Вы правы, - сказал Линкольн. - Хотя наши танцоры...
   - Они могут подождать,  -  прервал  его  Грэхэм.  -  Почему  бы  им  не
подождать? Я не  какой-нибудь  древний  римлянин.  Я  хочу  поговорить  со
специалистами о ваших механизмах. Я интересуюсь  техникой.  Мне  не  нужно
развлечений.
   - Все к вашим услугам, - ответил Линкольн. - Как вам будет угодно.
   Вместе с Асано, под охраной, они  возвратились  по  городским  путям  в
апартаменты Грэхэма.  Его  возвращение  приветствовала  толпа,  еще  более
многочисленная, чем при полете.
   Приветственные  крики  порой  заглушали  ответы  Линкольна  на  вопросы
Грэхэма об авиации. Сначала Грэхэм  отвечал  на  приветствия  поклонами  и
различными жестами, но Линкольн  предупредил  его,  что  это  некорректно.
Грэхэму же успели надоесть эти приветствия, и он перестал обращать на  них
внимание.
   Тотчас   после   их   возвращения   Асано    отправился    на    поиски
кинематографических отчетов о машинах, а  Линкольн  передал  распоряжение,
чтобы ему доставили модели всевозможных машин за  два  столетия,  наглядно
иллюстрирующие   технический    прогресс.    Телеграфные    приборы    так
заинтересовали Грэхэма, что он позабыл  про  обед,  поданный  красивыми  и
ловкими девушками.
   Хотя люди теперь  уже  не  курили,  но  когда  Грэхэм  выразил  желание
покурить, тотчас же были посланы запросы, и он еще не окончил  обеда,  как
из Флориды по пневматической почте были присланы превосходные сигары.
   После обеда явились аэронавты и инженеры  с  моделями  новейших  машин.
Грэхэм с увлечением рассматривал чудеса техники -  арифмометры,  счетчики,
машины строительные, ткацкие, двигатели  внутреннего  сгорания,  элеваторы
для воды и хлеба, жатвенные машины и приспособления  для  боен.  Это  было
гораздо интереснее, чем баядерки.
   - Мы были дикарями, сущими дикарями, - то и дело повторял он. - Наш век
- каменный век в сравнении с настоящим... Что у вас еще нового?
   Затем явились  психологи-практики,  которые  произвели  ряд  любопытных
гипнотических опытов. К своему удивлению, Грэхэм узнал, что Милн  Бремуэл,
Фехнер, Лило, Уильям Джемс, Майерс  и  Гарней  теперь  в  большом  почете.
Психологическое  воздействие,  оказывается,  заменило  в  медицине  многие
лекарства, антисептические и анестезирующие средства; оно  необходимо  при
умственной  работе.  Только  благодаря  ему  так  развились   человеческие
способности.
   Сложные   вычисления   в   уме,   которые    раньше    делали    только
"люди-арифмометры", все чудеса гипноза стали теперь доступны каждому,  кто
пользовался услугами опытного гипнотизера. Прежняя экзаменационная система
в обучении уже давно заменена внушением. Вместо  долголетнего  обучения  -
несколько  недель  гипнотических  сеансов,  во  время   которых   ученикам
внушаются нужные знания, после чего  они  в  состоянии  давать  правильные
ответы;  познания  прочно  закреплялись  в  памяти.  Метод  этот  оказался
особенно  успешным  в  математике,  шахматной  игре,  а  также  в   других
головоломных и  требующих  физической  ловкости  играх.  Все  механические
операции  и   работы   совершаются   теперь   единообразно   с   идеальной
аккуратностью, на исполнение их не оказывают никакого влияния настроения и
воображение.  Рабочие  с  детства  посредством  внушения  превращаются   в
безукоризненно точные машины, свободные  от  всяких  мыслей  и  увлечений.
Ученики  аэронавтов,  подверженные  головокружению,   благодаря   внушению
избавляются от страха. На  каждой  улице  любой  гипнотизер  готов  помочь
человеческой памяти. При помощи гипноза легко запомнить любое  имя,  любые
числа, песню, речи, а также забыть, когда минет надобность.  Можно  забыть
обиды и унижения,  заставить  неутешных  вдов  позабыть  умерших  мужей  и
исцелить несчастных влюбленных. Можно изменить привычки и  желания  -  все
это делает психическая  медицина.  Однако  внушать  желания  пока  еще  не
удается, и передача мыслей на расстоянии покамест еще находится  в  стадии
опытов.   Свои   сообщения   психологи    иллюстрировали    поразительными
мнемоническими опытами над целой толпой бледнолицых детей, одетых в  синий
холст.
   Грэхэм, подобно большинству людей прежнего Бремени, не доверял  гипнозу
и не соглашался освободить свой мозг  от  многих  мучительных  пережитков.
Несмотря на доводы Линкольна, он упорно стоял на своем; по  его  понятиям,
согласиться на гипнотизацию  -  значило  подчинить  свою  личность  чужому
влиянию и отказаться от свободы воли. А в  этом  новом  чудесном  мире  он
хотел остаться самим собой.
   Три дня провел Грэхэм в этих занятиях. Ежедневно по нескольку часов  он
обучался летать. На третий день он пролетел  над  Центральной  Францией  и
видел снеговые вершины Альп.  Благодаря  полетам  он  превосходно  спал  и
быстро окреп; от его анемии не осталось и следа.
   Линкольн  доставлял  ему  все  новые  и   новые   развлечения.   Грэхэм
ознакомился с новейшими изобретениями, пока  наконец  любопытство  его  не
притупилось. В целой дюжине томов не уместить того, что было ему показано.
   Каждый  день  после  полудня  Грэхэм  делал   приемы   и   начал   живо
интересоваться окружающими людьми. Сначала  они  казались  ему  чуждыми  и
странными; ему не нравились их роскошные одеяния,  он  находил  манеры  их
вульгарными, но вскоре он был сам  поражен,  заметив,  с  какой  быстротой
исчезло в нем это враждебное чувство, как  быстро  освоился  он  со  своим
новым положением и позабыл про прежнюю жизнь.
   Ему нравилась рыжеволосая дочь управляющего свинобойнями. На  следующий
день после обеда он познакомился с одной балериной новейшего времени и был
в восторге от ее танцев. А тут еще эти чудеса  гипноза.  Когда  на  третий
день Линкольн предложил поездку в Город Наслаждений,  Грэхэм  отказался  и
отклонил услуги гипнотизеров для своих полетов. Лондон казался  ему  более
близким  и  знакомым,  чем  другие  города.  Ему  доставляло   невыразимое
удовольствие узнавать те или иные места, связанные с его прежней жизнью, -
а это было бы невозможно за границей.
   - Здесь или, вернее, там, футов на сто пониже, - говорил он, - я обычно
завтракал во времена своей студенческой жизни.  Вот  тут,  глубоко  внизу,
некогда находился вокзал Ватерлоо с его вечной суматохой. Часто стоял и  я
там с чемоданом в руке и сквозь море сигнальных огней  смотрел  вверх,  на
небо, даже не помышляя о том, что настанет день, когда я буду  расхаживать
над этим самым местом на высоте нескольких сот ярдов. А теперь под тем  же
самым  небом,  которое  выглядело  тогда  дымной  завесой,  я  кружусь  на
аэропиле.
   Все эти три дня Грэхэм  был  всецело  поглощен  полетами;  политические
новости  его  почти  не  интересовали.  Окружающие  его  лица   также   не
затрагивали эту тему. Ежедневно приходил Острог - Вождь, как его  называли
в народе, - этот великий визирь Грэхэма, начальник его дворца, и  в  самых
неопределенных   выражениях   отдавал   ему   отчет   о   положении   дел:
"незначительные   затруднения",   "небольшие   беспорядки",   "все   скоро
уладится". Пение революционного гимна прекратилось. Грэхэм  не  знал,  что
гимн запрещен в пределах города. Он позабыл, о чем думал в то утро, стоя в
Вороньем Гнезде.
   На второй или на  третий  день,  несмотря  на  свое  увлечение  дочерью
управляющего свинобойнями,  он  случайно  вспомнил  об  Элен  Уоттон  и  о
странном разговоре с  ней  в  зале  Управления  Ветряных  Двигателей.  Она
произвела на него сильное впечатление, хотя  у  него  и  не  было  времени
подумать о ней. Но теперь ее облик  властно  всплыл  в  его  сознании.  Он
недоумевал, что означали ее намеки.
   По мере того как проходил у него  интерес  к  механике,  он  все  яснее
вспоминал ее глаза и задумчивое лицо. Образ этой девушки удерживал его  от
низменных страстей и дешевых увлечений.
   Прошло, однако, три дня, прежде чем он снова увидел ее.



18. ГРЭХЭМ ВСПОМИНАЕТ

   Он  встретился  с  ней  в  маленькой  галерее,  соединяющей  Управление
Ветряных Двигателей с его апартаментами. Галерея была длинная и  узкая,  с
глубокими нишами, окна которых выходили во двор, засаженный  пальмами.  Он
увидел ее сидящей в одной из этих ниш.
   Услыхав  его  шаги,  она  взглянула  на  него  и  вздрогнула.  Лицо  ее
побледнело.
   Она поднялась, хотела подойти к нему и что-то сказать, но,  видимо,  не
решалась.
   Он остановился и ждал. Потом, заметив ее колебания и  думая,  что  она,
быть может, поджидала его и хочет с ним  говорить,  он  решил  великодушно
прийти ей на помощь.
   - Я давно хотел видеть вас, - сказал он.  -  Несколько  дней  назад  вы
хотели что-то сказать мне о народе. Что же вы хотели сообщить?
   Она грустно посмотрела на него.
   - Вы говорили, что народ несчастен?
   Девушка медлила с ответом.
   - Это показалось вам странным? - спросила она наконец.
   - Вот именно. И кроме того...
   - Это был внезапный порыв.
   - Да?
   - Только и всего.
   Видно было, что она колеблется. Казалось, ей трудно было говорить.
   - Вы забыли... - проговорила она, глубоко вздохнув.
   - Что именно?
   - Про народ...
   - Вы так думаете?
   - Вы забыли про народ.
   Он поглядел на нее вопросительно.
   - Да, я знаю, что вы удивлены. Вы не понимаете, кто  вы  такой.  Вы  не
знаете всего, что происходит.
   - В чем же дело?
   - Значит, вы ничего не знаете?
   - Может быть. Но скажите: в чем дело?
   Внезапно решившись, девушка повернулась к нему.
   - Мне трудно говорить. Я часто думала об этом, собиралась, но  не  могу
начать. Мне не хватает слов. Ваш сон,  ваше  пробуждение  -  все  это  так
необычайно. Так чудесно. Для меня по крайней мере и для всего  народа.  Вы
жили столько лет назад, страдали и  умерли,  были  простым  гражданином  и
вдруг, проснувшись, стали правителем чуть ли не всей земли!
   - Правитель Земли, - повторил он. - Так они все говорят. Но  подумайте,
как мало я знаю.
   - Городов, трестов, рабочих компаний...
   - Верховная власть,  могущество,  сила,  слава...  Да,  я  слышал,  как
кричала толпа. Я знаю. Я Правитель, король, если угодно. А Острог - Вождь.
   Он замолчал.
   Девушка с любопытством смотрела на него.
   - Ну и что же?
   Он улыбнулся.
   - Он управляет всем.
   - Вот этого-то я и боялась.
   Несколько мгновений она молчала.
   - Нет, - проговорила она тихо, - управлять должны вы  сам