ия дам, все эти завуалированные  объяснения  в
любви,  и  взгляд  его  блуждал  по  толпе,  напрасно  стараясь   отыскать
прекрасное лицо, так его поразившее.
   Линкольн вскоре вернулся и сказал, что, если погода будет хорошая,  они
совершат полет; он уже сделал все нужные распоряжения.
   На одной из верхних галерей  Грэхэм  заговорил  с  некоей  светлоглазой
дамой об идемите. Эту тему затронул он сам, прервав  деловым  вопросом  ее
уверения в горячей преданности. Однако она, как и  многие  другие  женщины
новейших времен, оказалась менее  осведомленной  в  этом  вопросе,  чем  в
искусстве обольщения.
   Вдруг сквозь плавные звуки бальной музыки ему почудилась мощная уличная
революционная песня, которую он слышал в зале театра.
   Подняв голову, он увидел отверстие вроде иллюминатора,  через  которое,
очевидно, проникали  звуки.  В  отверстии  виднелся  клочок  синего  неба,
сплетения кабелей и огни движущихся  улиц.  Пение  внезапно  оборвалось  и
перешло в гул голосов. Теперь он ясно различал грохот  и  лязг  движущихся
платформ и  шум  толпы.  Ему  смутно  подумалось,  что  там,  за  стенами,
собралась громадная толпа перед зданием, где забавляется Правитель  Земли.
Что они подумают?
   Пение прекратилось, зазвучала бальная музыка, но  мотив  революционного
гимна все еще раздавался в ушах Грэхэма.
   Светлоглазая собеседница что-то сбивчиво объясняла  об  идемите.  Вдруг
перед ним снова мелькнуло лицо виденной им в театре девушки.  Она  шла  по
галерее навстречу, не замечая его. На ней  было  блестящее  серое  платье;
волосы  обрамляли  ее  лоб  темным  облаком.  Холодный  свет  из  круглого
отверстия освещал ее задумчивые черты.
   Собеседница заметила, что лицо Грэхэма  изменилось,  и  воспользовалась
случаем прекратить неприятный для нее разговор об идемите.
   - Не хотите ли вы познакомиться с этой девушкой, сир? - предложила она.
- Это Элен Уоттон, племянница  Острога.  Очень  серьезная  и  образованная
девушка. Я уверена, что она понравится вам.
   Через  несколько  мгновений  Грэхэм  уже  разговаривал  с  девушкой,  а
светлоглазая дама куда-то упорхнула.
   - Я помню вас, - сказал Грэхэм. - Вы находились  в  маленькой  комнате.
Когда весь народ пел гимн и отбивал такт ногами. Перед тем как я  вышел  в
зал...
   Девушка, сначала немного смутившаяся, спокойно взглянула на Грэхэма.
   - Это было так чудесно, - сказала она и затем вдруг  добавила:  -  Весь
народ готов был умереть за вас, сир! Как много людей погибло за вас  в  ту
ночь!
   Лицо ее вспыхнуло. Она быстро оглянулась по сторонам, чтобы  убедиться,
что никто ее не слышит.
   На галерее появился Линкольн;  он  медленно  пробирался  сквозь  густую
толпу. Увидев его,  девушка  обернулась  к  Грэхэму  и  сказала  горячо  и
доверчиво:
   - Сир, я не могу всего сказать вам. Но знайте, что простой народ  очень
несчастен, простой народ очень несчастен.  Его  угнетают...  Не  забывайте
народа, который шел навстречу смерти за вас.
   - Но я ничего не знаю... - начал Грэхэм.
   - Я не могу теперь говорить.
   К ним подошел Линкольн и раскланялся с девушкой.
   - Ну, как вам понравился новый мир? - спросил он, улыбаясь  и  указывая
многозначительным жестом в сторону блестящего зала. - Во всяком случае, вы
нашли, что он сильно изменился?
   - Да, - ответил Грэхэм, - мир изменился. Но не так уж сильно.
   - Посмотрим, что вы скажете, когда  окажетесь  в  воздухе,  -  возразил
Линкольн. - Ветер утих, и аэроплан уже ждет вас.
   Девушка, по-видимому, хотела удалиться.
   Грэхэм взглянул на нее и хотел задать какой-то вопрос, но,  заметив  на
ее лице предостерегающее выражение, промолчал  и,  поклонившись,  удалился
вместе с Линкольном.



16. АЭРОПИЛ

   Грэхэм шел, задумавшись, по коридорам Управления Ветряных Двигателей  и
плохо слушал то, что говорил ему Линкольн. Но вскоре  он  заинтересовался:
Линкольн говорил о воздухоплавании.
   Грэхэм давно уже хотел ознакомиться с достижениями человечества в  этой
области. Он начал расспрашивать Линкольна. В  прежней  своей  жизни  он  с
интересом следил за первыми  неуклюжими  шагами  авиации  и  был  доволен,
узнав, что знакомые ему имена  Максима,  Пильчера,  Ленглея  и  Ченута,  а
главное, первомученика авиации - Лилиенталя и теперь  еще  живы  в  памяти
людей.
   Еще в  прежние  времена  изобретатели  выработали  два  различных  типа
летательных машин: большие, приводимые в  движение  моторами  аэропланы  с
двумя горизонтальными плоскостями  и  мощным  пропеллером  и  быстролетные
аэропилы.
   Аэропланы могут летать при тихой погоде или  при  слабом  ветре,  а  во
время  бурь,  которые  уже  научились   точно   предсказывать,   вынуждены
бездействовать. Аэропланы строят огромных размеров  -  они  обычно  бывают
длиною до тысячи  футов,  а  ширина  их  распростертых  крыльев  достигает
шестисот и более  футов.  Такие  машины  предназначены  для  пассажирского
движения. Кабины имеют в длину около пятисот метров и устроены так,  чтобы
по возможности уменьшать качку, вызываемую даже незначительным ветром.  Во
время путешествия каждый пассажир сидит на кресле, которое может  свободно
передвигаться. Подъем  этих  аэропланов  возможен  только  со  специальных
гигантских платформ. Из  Вороньего  Гнезда  Грэхэм  видел  шесть  обширных
аэродромов, снабженных особыми передвижными площадками.
   Для посадки аэропланов также необходима ровная поверхность.  Не  говоря
уже о том  разрушении,  которое  могло  бы  причинить  при  посадке  такое
металлическое чудовище,  и  невозможности  для  него  снова  подняться  на
воздух, одного удара его о  неровную  поверхность,  например,  о  лесистый
холм, вполне достаточно, чтобы погнуть и поломать машину или погубить всех
пассажиров.
   Сначала Грэхэм был разочарован, узнав недостатки этого изобретения,  но
затем понял, что и меньшие по размеру  машины  оказались  бы  в  таких  же
условиях и вдобавок  были  бы  убыточными,  так  как  грузоподъемность  их
уменьшается не пропорционально величине, а гораздо  быстрей.  Кроме  того,
колоссальная  масса  этих  аэропланов  позволяет  им  лететь  с   огромной
скоростью и удаляться от надвигающейся  бури.  Рейс  из  Лондона  в  Париж
совершается в три  четверти  часа  при  сравнительно  небольшой  скорости;
продолжительность перелета в Нью-Йорк - два часа; путешествие вокруг света
при хорошей погоде без лишних остановок можно совершить в течение суток.
   Совсем другого типа небольшие аэропилы  (названные  так,  впрочем,  без
особого основания). Их  довольно  много  летало  над  городом.  Они  могут
поднять одного-двух пассажиров, но стоят довольно дорого и доступны только
богатым людям. Они состоят  из  двух  ярко  окрашенных  плоскостей,  сзади
которых находится пропеллер, могут легко садиться в любом открытом месте и
снабжены пневматическими колесами и моторами для передвижения по  земле  к
месту взлета.
   Для того, чтобы взлететь, они нуждаются в особой передвижной платформе,
которая может быть установлена на любом месте, где  не  мешают  взлету  ни
строения, ни деревья.
   Таким образом, Грэхэм убедился, что, несмотря на истекшие два столетия,
человек в искусстве полета во многом еще уступает альбатросу  и  ласточке.
Вероятно, можно было бы значительно усовершенствовать  эти  механизмы,  но
для этого не было повода - дело в том, что они ни разу не применялись  для
военных целей. Последняя великая мировая война разыгралась  еще  до  того,
как Белый Совет узурпировал власть.
   Лондонские  аэродромы  сконцентрированы  на   южном   берегу   реки   и
расположены по неправильной кривой. Они разделены на три группы, по две  с
каждой, и сохранили названия древних пригородов: Рохэмптон, Уимблдон-парк,
Стритхэм, Норвуд, Блэкхиз и Шутерсхилл. Устроены они  высоко  над  кровлей
города. В длину каждый имеет четыре тысячи ярдов, в ширину - тысячу ярдов,
и сделаны они из сплава железа с алюминием, который заменил  в  постройках
железо. Верхний этаж их состоит  из  металлических  ферм  с  лестницами  и
лифтами.  Наверху  находятся  платформы,  передвигающиеся   по   наклонным
рельсам. Некоторые из них были заняты аэропилами и аэропланами,  остальные
же свободны и готовы принять новые аппараты.
   Публика ожидает отправления аэропланов в нижних этажах сооружения,  где
находятся театры, рестораны, читальни и другие места развлечений, а  также
роскошные магазины. Эта часть Лондона считается самой  оживленной,  и  там
царят веселье и распущенность, как в приморском порту или в курзалах.
   А для тех,  кто  отправляется  в  воздушное  путешествие  с  серьезными
целями, религиозные  организации  построили  множество  красивых  часовен;
имеются также превосходно оборудованные  медицинские  пункты.  Здесь  узел
городских подвижных путей, и, кроме того, внутри здания выстроены лифты  и
лестницы для сообщения между этажами, чтобы избежать скопления  пассажиров
и  багажа.  Архитектура  сооружений  отличается  массивностью:  целый  лес
металлических  колонн  и  устоев  выдерживает  тяжесть  верхних  этажей  и
аэропланов.
   Сопровождаемый Асано,  Грэхэм  направился  к  аэродромам  по  городским
путям. Линкольна отозвал Острог, занятый административными  делами.  Отряд
охраны ветряных двигателей очистил для них  место  на  верхней  платформе.
Хотя поездка  Грэхэма  к  аэродромам  была  неожиданной,  все  же  за  ним
последовала большая толпа народа. Он  слышал,  как  выкрикивали  его  имя.
Множество мужчин, женщин и  детей,  одетых  в  синее,  крича  и  волнуясь,
взбирались по лестницам на центральный путь. Он не  мог  понять,  что  они
кричали, но его удивило, что они говорили на простонародном жаргоне. Когда
наконец он вышел, охрану окружила густая возбужденная толпа.  Он  заметил,
что некоторые старались пробраться к нему с прошениями, и охрана с большим
трудом расчищала проход.
   Один из аэропилов  с  дежурным  аэронавтом  стоял  на  западной  летной
площадке. Вблизи механизм совсем не казался маленьким. Алюминиевый скелет,
лежавший на подвижной платформе посреди обширного аэродрома, был величиной
с  двадцатитонную  яхту.  Боковые  стекловидные  его  плоскости,  с  сетью
металлических нервов, совсем как прожилки на пчелином  крыле,  отбрасывали
тень на пространство в несколько сот квадратных метров.  Посредине,  между
металлическими ребрами, были подвешены на  тросах  сиденья  для  пилота  и
пассажира. Кресло для пассажира спереди было защищено от ветра  стеклом  и
снабжено с боков  металлической  решеткой,  затянутой  прозрачною  тканью.
Сиденье можно было совершенно закрыть, но Грэхэм,  для  которого  все  это
было ново и интересно, приказал оставить его открытым. Аэронавт  сидел  за
стеклом, которое защищало ему лицо. Пассажир  при  желании  мог  закрепить
свое кресло неподвижно, что  при  спуске  было  даже  необходимо,  или  же
передвигаться на нем по рельсам и тросу к шкафчику на  носу  корабля,  где
помещались багаж, одежда и провизия, что вместе с сиденьями уравновешивало
центральную часть аэропила с пропеллером, находившимся на корме.
   Машина на вид казалась очень  простой.  Асано,  указывая  на  различные
части механизма, объяснял  Грэхэму,  что  мотор,  подобно  старым  газовым
двигателям, зажигается взрывом и при каждом обороте сжигает каплю  особого
вещества - "фомайль". Он состоит  из  цилиндра  и  клапана  и  приводит  в
движение пропеллер. Вот и все, что Грэхэм узнал.
   Летная площадка была пуста и безлюдна. Грэхэма сопровождали туда  Асано
и несколько человек из охраны. По указанию аэронавта он занял свое место и
выпил микстуру эрготина -  он  знал  уже,  что  вещество  это  всякий  раз
принимается перед полетом, чтобы предупредить вредное влияние разреженного
воздуха. Выпив лекарство, он заявил,  что  готов.  Асано,  просунувшись  в
отверстие фюзеляжа, принял от него бокал и махнул на прощание рукой. Затем
аэропил стал быстро скользить по  площадке  и  вскоре  исчез  в  воздушном
просторе.
   Мотор гудел,  пропеллер  быстро  вращался;  платформа  и  здания  внизу
стремительно уплывали  назад,  скрываясь  из  виду.  Потом  аэропил  круто
наклонился, и Грэхэм инстинктивно ухватился за прутья по сторонам сиденья.
Он чувствовал, что несется вверх, и слышал, как ударяет в  стекло  воздух.
Пропеллер бешено вращался; машина дрожала и вибрировала во  время  полета,
точно  пульсировала:  раз,  два,  три  -  пауза,  раз,  два,  три.   Пилот
внимательно и осторожно регулировал механизм. Грэхэм поглядел вниз  сквозь
ребра аэропила: городские кровли со страшной  быстротой  уносились  вдаль,
быстро уменьшаясь. Глядя  по  сторонам,  он  не  замечал  ничего  особенно
замечательного - быстрое движение по  фуникулеру  может  доставить  те  же
ощущения. Вдали виднелось здание Белого Совета и Хайгет-Ридж. Грэхэм опять
взглянул вниз.
   В первый миг им овладело чувство физического ужаса,  сознание  страшной
опасности. Он судорожно ухватился за тросы и  замер.  Несколько  мгновений
он, как загипнотизированный,  смотрел  вниз.  На  глубине  нескольких  сот
метров под  ним  находился  один  из  самых  больших  ветряных  двигателей
юго-западной части Лондона, а за ним - южный  аэродром,  усеянный  черными
точками.
   Все это  провалилось  куда-то  в  бездну.  На  мгновение  его  потянуло
броситься вниз. Он стиснул зубы, усилием воли оторвал взгляд от бездны,  и
панический ужас прошел.
   Некоторое  время  он  сидел,  крепко  стиснув  зубы  и  глядя  в  небо.
"Тук-тук-тук" - отстукивал мотор. Крепко держась за тросы, он взглянул  на
аэронавта и уловил на его загорелом лице улыбку. Грэхэм тоже улыбнулся, но
улыбка получилась неестественной. "Странное ощущение испытываешь в  первый
раз", - крикнул он,  как  бы  извиняясь,  и  вновь  принял  величественную
осанку. Он больше не решался смотреть вниз и глядел через голову аэронавта
на голубое небо у горизонта.  Он  не  мог  подавить  мысль  о  возможности
катастрофы. Тук-тук-тук,  -  а  вдруг  испортится  какой-нибудь  винтик  в
машине? Вдруг... Он  отгонял  эти  мрачные  мысли,  стараясь  позабыть  об
опасности. А аэропил поднимался все выше и выше в прозрачном воздухе.
   Мало-помалу Грэхэм освоился, и неприятное  ощущение  рассеялось;  полет
стал казаться ему даже приятным. Его предупреждали о воздушной болезни. Но
ничего особенного он не  чувствовал;  движения  аэропила,  летящего  вверх
навстречу юго-западному бризу, напоминали  ему  килевую  качку  небольшого
судна при свежем ветре, а он был неплохой моряк. Резкий разреженный воздух
казался ему легким и бодрящим. Подняв голову, он  увидел  голубое  небо  в
перистых облаках. Осторожно посмотрев между тросами,  он  увидел  вереницу
белых птиц, летевших внизу. Некоторое время  он  следил  за  ними.  Затем,
осмелев,  взглянул  еще  ниже  и  увидел  Воронье  Гнездо  над   ветряными
двигателями, золотившееся в лучах солнца и быстро уменьшавшееся. За линией
голубоватых холмов круто поднимались гигантские  кровли  Лондона.  Позабыв
всякий страх, Грэхэм с удивлением смотрел на город, который отсюда казался
отвесной стеной, пересеченной террасами, обрывом высотой в  несколько  сот
футов.
   Широкого кольца предместий, составлявших постепенный переход от  города
к деревне, - характерной  черты  всякого  большого  города  девятнадцатого
столетия - больше не  существовало.  От  них  остались  только  развалины,
вокруг которых густо разрослись старые сады, темнели бурые квадраты  пашен
и тянулись полосы вечнозеленых растений. Но большая  часть  руин,  остатки
вилл и дач еще громоздились по сторонам прежних улиц  и  дорог  и  темнели
рифами среди волн  зеленых  и  бурых  квадратов;  давно  покинутые  своими
обитателями, развалины эти оказались,  очевидно,  очень  массивными  и  не
исчезли под дружным напором сельскохозяйственных машин.
   Растительность буйно клубилась вокруг, захлестывая  обрушившиеся  стены
бесчисленных  домов  прибоем  куманики,  остролиста,  плюща,  ворсянки   и
бурьяна.  Изредка  среди  развалин   поднимались   загородные   рестораны,
соединенные с городом кабельной сетью дорог. В этот ясный зимний день  они
были пусты так же, как и сады среди руин. Граница города выделялась  столь
же резко, как и в те времена, когда городские ворота запирались на ночь  и
вокруг стен рыскали  разбойничьи  шайки.  Из-под  громадного  полукруглого
свода вытекал поток, устремляясь по идемитовому руслу, - это был  торговый
канал.
   Вот какая панорама развернулась перед Грэхэмом, но она быстро  скрылась
из глаз. Когда наконец он взглянул прямо вниз, то увидел долину Темзы,  по
которой тянулись коричневые полосы полей, пересеченные сверкающими  нитями
канализационных труб.
   Возбуждение Грэхэма все возрастало и перешло в какой-то экстаз. Как  бы
в опьянении, глубоко вдыхая разреженный  воздух,  он  стал  смеяться.  Ему
захотелось кричать, и, наконец не в силах более сдерживаться, он  закричал
во весь голос.
   Аэропил поднялся уже почти до  предельной  высоты  и  повернул  к  югу.
Грэхэм заметил, что при управлении аппаратом в его крыльях то открывались,
то закрывались затянутые мембраной клапаны, а мотор аэропила ходил взад  и
вперед по стержню. Передвигая мотор вперед и открывая клапан левого крыла,
аэронавт придавал аэропилу горизонтальное положение и держал направление к
югу. Они взяли немного влево и летели, то круто вздымая вверх,  то  плавно
опускаясь. Это быстрое скольжение вниз было очень приятно. Во время спуска
пропеллер останавливался. При подъеме Грэхэм испытывал чувство победы  над
стихией, при спуске в разреженном воздухе также возникали  сильные,  ни  с
чем не сравнимые ощущения.  Грэхэму  не  хотелось  покидать  верхние  слои
атмосферы.
   Некоторое  время   он   внимательно   рассматривал   ландшафт,   быстро
уносившийся к северу.  Ему  нравились  четкость  и  ясность  деталей.  Его
поражали бесконечные развалины домов, которыми  некогда  пестрела  страна,
безлесная пустыня с кучами  щебня,  остатками  прежних  деревень  и  ферм.
Правда, он слыхал уже  об  этом,  но  все  же  был  удивлен.  Он  старался
различить на дне этой пустой  бездны  знакомые  места,  но  теперь,  когда
исчезла с горизонта долина Темзы, это  было  трудно.  Скоро,  однако,  они
достигли остроконечных меловых холмов,  и,  обнаружив  знакомое  ущелье  в
западном конце и развалины городка по обеим  его  сторонам,  Грехам  узнал
Гилдфорд-Хогсбэк, а вслед за тем Лейт-хилл - песчаную равнину Олдершота  -
и другие места.
   Простиравшуюся внизу  округу  пересекала  широкая,  испещренная  быстро
мчавшимися точками идемитовая дорога. Она  проходила  как  раз  по  трассе
бывшей железной дороги. Узкая долина реки Уэй заросла густым лесом.
   По всей возвышенности Доунс, насколько  можно  было  разглядеть  сквозь
голубоватую дымку, стояли ветряные двигатели  таких  размеров,  что  самый
крупный из городских гигантов показался бы их младшим братом.  Они  плавно
вращались на юго-западном ветру. Кое-где пятнами выступали громадные гурты
овец Британского Пищетреста, и конные пастухи выделялись черными  точками.
Вскоре выплыли из-под носа аэропила Уилденхейт, холмы Хайндхеда,  Пич-хилл
и  Лейт-хилл  с  новым  рядом  ветряных  двигателей,  которые,   казалось,
старались перехватить ветер от своих  собратьев  на  возвышенности  Доунс.
Пурпурный вереск сменился  золотым  дроком;  под  охраной  двух  всадников
двигалось огромное стадо черных быков, которое быстро  осталось  позади  и
превратилось в темное движущееся пятно, пропавшее в тумане.
   Близко, под самым ухом, крикнула чайка.
   Они пролетали над южным Доунсом, и, поглядев через плечо, Грэхэм увидел
на  возвышенности  Портсдоун-хилла  укрепление  портсмутского  порта.  Вот
показалось огромное скопление стоявших у берега судов, похожее на плавучий
город. Затем крохотные, залитые солнцем белые скалы  Нидльса,  и  блеснула
серая полоса морского пролива. В несколько секунд перелетели  они  пролив,
остров Уайт остался далеко позади, и внизу  развернулась  широкая