Герберт Уэллс.
    Когда Спящий проснется

   -----------------------------------------------------------------------
   Herbert Wells. When the Sleeper Wakes (1899). Пер. - Е.Бирукова.
   В кн.: "Герберт Уэллс. Собрание сочинений в 15 томах. Том 2".
   М., "Правда", 1964.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 6 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------


1. БЕССОННИЦА

   Как-то днем во время отлива мистер Избистер, молодой художник, временно
остановившийся в  Боскасле,  отправился  к  живописной  бухте  Пентаргена,
намереваясь осмотреть тамошние пещеры.  Спускаясь  по  крутой  тропинке  к
Пентаргену, он неожиданно наткнулся  на  человека,  сидевшего  на  выступе
скалы; человек этот был, по-видимому, в большом горе. Руки  его  бессильно
лежали на коленях, воспаленные глаза были устремлены в одну точку, а  лицо
мокро от слез.
   Заслышав шаги Избистера, незнакомец оглянулся. Оба смутились,  особенно
Избистер; чтобы прервать неловкое молчание,  он  глубокомысленно  заметил,
что погода не по сезону жаркая.
   - Невероятно, - согласился незнакомец и секунду спустя добавил  как  бы
про себя: - Я никак не могу уснуть.
   Мистер Избистер остановился.
   - Неужели? - спросил он, всем своим видом выражая сочувствие.
   - Вы не поверите, я не сплю  уже  шесть  суток,  -  заявил  незнакомец,
устало глядя на Избистера, и  вяло  взмахнул  рукой,  как  бы  подчеркивая
сказанное.
   - Обращались вы к доктору?
   - Конечно. Но все без толку. Лекарства... Моя  нервная  система...  Они
хороши для других... Это трудно  объяснить.  Но  я  не  могу  принимать...
лекарства в больших дозах.
   - Это усложняет дело, - заметил Избистер.
   Он нерешительно топтался на узкой тропинке, не зная,  что  предпринять.
Очевидно, незнакомец не прочь был побеседовать. Естественно, что при таких
обстоятельствах мастер Избистер решил поддержать разговор.
   - Сам я никогда не страдал  бессонницей,  -  сказал  он  непринужденным
тоном, - но думаю, что против нее можно найти какое-нибудь средство.
   - Я не могу рисковать, - утомленно  сказал  незнакомец  и  отрицательно
покачал головой.
   Оба замолчали.
   - Ну, а физические упражнения? - нерешительно начал Избистер,  переводя
взгляд с изможденного лица собеседника на его костюм туриста.
   - Уже испробовано. Пожалуй, это и неразумно. Из Нью-Куэя я пошел пешком
по берегу; прошагал несколько дней. К нервному расстройству присоединилась
еще  физическая  усталость.  Причина  этой  бессонницы  -   переутомление,
неприятности... Видите ли...
   Он словно бы изнемог и замолчал. Исхудалой рукой  он  потер  себе  лоб.
Затем продолжал, будто разговаривая сам с собой:
   - Я одинок, скитаюсь по свету и нигде не нахожу себе места. У меня  нет
ни жены, ни детей. Кто это  назвал  бездетных  мертвым  сучком  на  дереве
жизни? У меня  нет  ни  жены,  ни  детей,  никаких  обязанностей.  Никаких
желаний. Наконец я нашел для себя дело. Я  сказал  себе,  что  должен  это
сделать, должен побороть свою вялость. Я начал принимать лекарства.  Боже,
сколько истребил я этих лекарств! Не знаю, приходилось ли вам  чувствовать
когда-нибудь тяжесть своего  тела,  как  оно  настойчиво  требует  от  нас
внимания, сколько берет времени... Время... Жизнь! Ведь мы живем урывками;
мы должны есть, и после еды появляется ощущение приятной  сытости  или  же
неприятной. Мы должны дышать свежим воздухом, а не то наш разум  цепенеет,
заходит  в  тупик  и  проваливается   в   бездну.   Тысячи   разнообразных
развлечений, а затем нами овладевают  дремота  и  сон.  Человек,  кажется,
живет только для того,  чтобы  спать.  Какая  незначительная  часть  суток
принадлежит в действительности человеку даже в самом лучшем случае! А  тут
еще эти ложные  друзья  человечества,  эти  пособники  смерти,  алкалоиды,
которые перебарывают естественную усталость и убивают  сон:  черный  кофе,
кокаин...
   - Понимаю, - заметил Избистер.
   - Я делал то, что  хотел,  -  продолжал  незнакомец  с  раздражением  в
голосе.
   - И теперь за это расплачиваетесь?
   - Да.
   Оба собеседника некоторое время молчали.
   - Вы не можете себе представить, до чего мне хочется спать; это  похоже
на голод, на жажду. Все эти шесть бесконечно длинных суток с тех пор,  как
я кончил свою работу, у  меня  в  мозгу  водоворот,  бурный,  непрерывный,
хаотический поток мыслей, ни к чему  и  никуда  не  ведущий,  стремительно
засасывает меня в бездну. В бездну, - добавил он, помолчав.
   - Вам необходимо уснуть, - сказал Избистер решительно и с таким  видом,
будто он нашел верное средство. - Совершенно необходимо.
   - Мой разум необычайно ясен. Так никогда не было.  И  тем  не  менее  я
сознаю, что меня затягивает водоворот. Сейчас...
   - Что такое?
   -  Приходилось  вам  видеть,  как  исчезает  какой-нибудь   предмет   в
водовороте? Расстаться с солнечным светом, с рассудком...
   - Однако... - перебил его Избистер.
   Незнакомец протянул руку, глаза его стали безумными, и он крикнул:
   - Я должен покончить с собой. Хотя бы у подножия этого мрачного обрыва,
где зеленая зыбь клокочет  белой  пеной,  куда  стекает  этот  ручеек.  По
крайней мере там... сон.
   - Это безрассудно, - возразил Избистер, напуганный истерическим взрывом
незнакомца. - Уж лучше попробовать лекарства.
   - Зато там сон, - твердил незнакомец, не слушая.
   Избистер посмотрел на него, и ему пришло в голову: уж не сама ли судьба
свела их сегодня друг с другом?
   - Совсем не обязательно, - сказал он. - Около  Лулвортской  бухты  есть
обрыв такой же высокий, оттуда упала маленькая девочка - и осталась  жива.
Она и по сей день здорова и невредима.
   - Но эти скалы?
   - На них можно проваляться со сломанными костями всю ночь  напролет,  и
волны будут обдавать вас холодным душем. Недурно?
   Их взгляды встретились.
   - К сожалению, ваш способ не выдерживает критики, - продолжал  Избистер
с сардонической усмешкой. - Для самоубийства ни эта скала,  ни  другая  не
годится, - это я говорю, как художник, - он засмеялся, - слишком уж отдает
плохим любительством.
   - Но что же тогда? - сказал незнакомец в замешательстве. - Что же  еще?
Разве можно сохранить рассудок, если все ночи...
   - Вы шли один по берегу?
   - Один.
   - Ну и глупо сделали. Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова?  Один!  Вы
же сами сказали, что физическое утомление - это не лекарство для уставшего
мозга. И кто это вам посоветовал? Что ж тут  удивительного!  Идти  одному,
над головой солнце, вас томит жара,  усталость,  одиночество  -  и  так  в
продолжение целого дня.  А  затем  вы,  наверное,  ложились  в  постель  и
попытались заснуть. Не так ли?
   Избистер замолчал и участливо посмотрел на больного.
   - Посмотрите на эти скалы!  -  вдруг  воскликнул  незнакомец  в  порыве
отчаяния. - Посмотрите на это  море,  которое  волнуется  и  сверкает  уже
много-много веков. Посмотрите на белые брызги пены около  этой  скалы!  На
этот голубой свод, откуда льются ослепительные лучи солнца!.. Это ваш мир.
Он вам понятен, вы наслаждаетесь им. Он согревает,  поддерживает  вас,  он
восхищает  вас.  Но  для  меня...  -  Он  поднял  голову,  лицо  его  было
мертвенно-бледным, глаза мутные и красные, губы бескровные. - Глядя на эту
красоту, я еще острее чувствую, как я несчастен. Как ни прекрасен  мир,  я
ни на минуту не забываю о своем несчастье, - прошептал он.
   Избистер взглянул на дикую живописную картину залитых солнцем  скал,  а
затем на мрачное  лицо  незнакомца.  Несколько  мгновений  Избистер  стоял
молча. Потом встрепенулся и сделал нетерпеливое движение.
   - К вам вернется сон, - сказал  он,  -  и  вы  перестанете  так  мрачно
смотреть на мир, помяните мое слово.
   Теперь он уже был уверен, что эта  встреча  не  случайна.  Еще  полчаса
назад он чувствовал скуку и пустоту. Теперь же ему  предстояла  трудная  и
благородная задача.  Он  тотчас  же  принял  решение.  Прежде  всего  этот
несчастный нуждается в дружеском участии.
   Избистер примостился на краю мшистого утеса рядом с неподвижно сидевшим
незнакомцем и изо всех сил начал развлекать его. Но тот словно  погрузился
в апатию; он угрюмо смотрел на море и  лишь  коротко  отвечал  на  вопросы
Избистера,  однако  не  выказывал  неудовольствия  по  поводу  непрошеного
сочувствия. Казалось, он даже был рад этому, и когда Избистер,  видя,  что
разговор не клеится, предложил подняться наверх и  вернуться  в  Боскасль,
чтобы полюбоваться на  Блэкапит,  он  охотно  согласился.  На  полпути  он
принялся разговаривать сам с собой, а потом внезапно повернул к  Избистеру
свое мертвенное лицо.
   - Чем же это все кончится? - спросил он, сделав слабый  жест  рукой.  -
Чем же это все кончится? Все идет кругом, кругом, кругом. Все  непрестанно
вертится, вертится, вертится...
   Остановившись, он очертил рукой круг в воздухе.
   - Отлично, дружище, - сказал Избистер с видом старого  приятеля.  -  Не
мучайте себя понапрасну. Положитесь на меня.
   Незнакомец отвернулся и опустил руку.  Они  продолжали  подниматься  по
узкой тропинке, змеившейся на краю обрыва, направляясь к мысу за  Пенэлли;
страдающий бессонницей  человек  шел  впереди  Избистера,  он  то  и  дело
жестикулировал, роняя бессвязные, отрывочные слова.  Дойдя  до  мыса,  они
остановились на том месте, откуда открывается вид на мрачный, таинственный
Блэкапит, и незнакомец присел отдохнуть. Как только тропинка  стала  шире,
они пошли  рядом,  Избистер  возобновил  разговор.  Он  только  что  начал
распространяться о затруднениях, с которыми сталкивались  в  непогоду  при
постройке Боскасльской гавани, как вдруг спутник перебил его.
   - Моя голова совсем не та, что раньше, -  проговорил  он,  для  большей
выразительности подкрепляя слова жестами. - Совсем не та,  что  раньше.  Я
чувствую какое-то давление, тяжесть. Нет, это не сонливость. Это похоже на
тень,  глубокую  тень,  внезапно  и  быстро  падающую  на  что-то   живое,
деятельное. Все кружится и погружается во мрак,  во  мрак.  Полный  сумбур
мыслей и водоворот, водоворот. Я не могу этого выразить. Я с  трудом  могу
сосредоточиться и говорить с вами об этом.
   Видимо, ослабев, он остановился.
   - Не утруждайте себя, дружище, - сказал  Избистер.  -  Мне  кажется,  я
понимаю вас. Во всяком случае, нет никакой надобности рассказывать об этих
вещах.
   Незнакомец  начал  протирать  себе  глаза.  Избистер   попытался   было
поддержать разговор, потом у него мелькнула новая мысль.
   - Пойдемте ко мне, - предложил он, - посидим и покурим.  Я  покажу  вам
мои наброски Блэкапита. Хотите?
   Незнакомец покорно встал и пошел за ним вниз по склону.
   Движения его были медленны и неуверенны,  и  Избистер  слышал,  как  он
спотыкался, спускаясь с горы.
   - Войдемте ко мне, - пригласил Избистер. - Не хотите  ли  сигарету  или
чего-нибудь спиртного? Вы употребляете крепкие напитки?
   Незнакомец   в   нерешительности   остановился   у   садовой   калитки.
По-видимому, он не отдавал себе отчета в своих действиях.
   - Я ничего не пью,  -  медленно  произнес  он,  поднимаясь  по  садовой
дорожке. - Нет, - повторил он спустя  минуту,  -  я  ничего  не  пью.  Все
кружится, все вертится колесом.
   Споткнувшись на пороге, он вошел в комнату, точно слепой.
   Затем тяжело опустился, почти упал в кресло.  Наклонился  вперед,  сжал
лоб руками и замер. Из груди его вырвался сдавленный вздох.
   Избистер суетился с растерянным видом, какой бывает у неопытных хозяев,
произнося отрывочные фразы, которые почти не  требовали  ответа.  Он  взял
папку, потом переложил ее на стол и посмотрел на часы, стоявшие на камине.
   - Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной, -  сказал  он,  держа  в
руке незакуренную сигарету и думая, что гость его, вероятно,  страдает  от
злоупотребления  наркотиками.  -  Могу  вам  предложить  только   холодную
баранину, но она прямо великолепная. По-уэльски. И еще,  кажется,  сладкий
пирог.
   Он дважды повторил приглашение.
   Незнакомец молчал. Избистер остановился со спичкой в руке и взглянул на
своего гостя.
   Тот продолжал молчать. Избистер выронил спичку и,  так  и  не  закурив,
положил на стол сигарету. Казалось,  незнакомец  задремал.  Избистер  взял
папку, открыл ее, снова закрыл; он колебался, говорить ему или нет.
   - Быть может... - начал он шепотом.
   Он взглянул на дверь, потом на гостя  в  кресле.  Затем  осторожно,  на
цыпочках, оглядываясь на своего гостя, вышел из комнаты,  бесшумно  закрыв
за собой дверь.
   Наружная дверь оставалась открытой; Избистер вышел в сад и  остановился
возле куста волчьего аконита. Отсюда через открытое  окно  он  мог  видеть
незнакомца, неподвижно сидящего все в той же позе.
   Проходившие по дороге дети остановились и  с  любопытством  глядели  на
художника. Какой-то моряк обменялся с ним приветствиями. Избистер подумал,
что его выжидательная поза привлекает внимание прохожих, и решил закурить:
так у него будет более естественный вид. Он вытащил из  кармана  трубку  и
кисет и принялся медленно набивать ее табаком.
   - Странно, - прошептал он с  некоторым  неудовольствием.  -  Во  всяком
случае, надо дать ему выспаться.
   Энергичным движением он зажег спичку и закурил.
   В этот миг он услыхал шаги своей квартирной хозяйки, которая выходила с
зажженной лампой из кухни. Он  обернулся  и,  помахав  ей  трубкой,  успел
остановить ее на пороге в гостиную. Так как она  ничего  не  знала  о  его
госте, то он постарался шепотом объяснить ей, в чем дело. Хозяйка ушла  со
своей лампой обратно в кухню, по-видимому, не вполне ему поверив.
   Он покраснел  и,  чувствуя  какую-то  неловкость,  притаился  за  углом
веранды.
   Избистер выкурил всю трубку.  В  воздухе  начали  реять  летучие  мыши.
Наконец любопытство взяло верх, и он осторожно, на  цыпочках,  вернулся  в
темную гостиную. Открыв дверь, он  на  минуту  приостановился.  Незнакомец
по-прежнему неподвижно сидел в кресле, его силуэт  вырисовывался  на  фоне
окна. Было тихо, только  издалека  доносилось  пение  матросов  на  судах,
перевозящих графит. Стебли аконита и дельфиниума,  прямые  и  неподвижные,
смутно вырисовывались на темном фоне холмов. Внезапно Избистер  вздрогнул,
перегнулся через стол и стал прислушиваться. Неясное подозрение перешло  в
уверенность. Удивление сменил страх.
   Он не слышал дыхания сидящего в кресле человека.
   Избистер медленно и бесшумно обошел  стол,  он  дважды  останавливался,
прислушиваясь. Положил руку на спинку кресла  и  нагнулся,  почти  касаясь
головы незнакомца.
   Желая заглянуть ему в лицо, Избистер нагнулся еще ниже. Потом вздрогнул
и вскрикнул. Вместо глаз он увидел только белки.
   Взглянув еще раз, он понял, что веки  раскрыты,  но  зрачки  закатились
вверх. Избистер не  на  шутку  испугался.  Уже  не  считаясь  с  необычным
состоянием незнакомца, он схватил его за плечо и потряс.
   - Вы спите? - крикнул он громким голосом. - Вы спите?
   Он уже не сомневался, что незнакомец мертв.
   Избистер внезапно засуетился. Он стал метаться по комнате, наткнулся на
стол и позвонил.
   - Принесите, пожалуйста, поскорее лампу! -  крикнул  он  в  коридор.  -
Моему приятелю дурно.
   Затем он вернулся к неподвижно  сидевшему  незнакомцу,  потряс  его  за
плечи и  окликнул.  Скоро  комната  осветилась  желтоватым  светом  лампы,
которую внесла встревоженная и удивленная  хозяйка.  Лицо  Избистера  было
бледно, когда он повернулся к ней.
   - Необходимо позвать доктора, -  сказал  он.  -  Это  или  смерть,  или
обморок. Есть здесь в деревне доктор? Где я могу найти доктора?



2. ЛЕТАРГИЯ

   Состояние  каталептического  окоченения,  в  которое  впал  незнакомец,
длилось довольно долго. Затем тело его стало мягким и  приняло  положение,
как у безмятежно спящего человека. Глаза его удалось закрыть.
   Из гостиницы больного доставили в боскасльскую больницу, а оттуда через
несколько недель в  Лондон.  Несмотря  на  все  старания,  его  не  смогли
разбудить. Наконец по причинам, о которых  будет  в  свое  время  сказано,
решили оставить его в покое. Долгое время спящий  лежал  в  этом  странном
состоянии, недвижимый и безучастный, не мертвый  и  не  живой,  застыв  на
границе между жизнью и смертью. Он словно провалился в темную  бездну:  ни
признака мысли, ни тени чувства; это был сон без сновидений, всеобъемлющая
тишина. Бурный вихрь его мыслей был поглощен и затоплен приливом молчания.
Где находился этот человек? Где вообще находится впавший в бесчувствие?
   - Мне кажется, что все это было вчера, - сказал Избистер. - Я помню все
так ясно, как будто это случилось только вчера.
   Это был тот самый Избистер, о котором шла речь в  первой  главе  нашего
рассказа, но уже немолодой. Волосы его, прежде  каштановые,  подстриженные
по моде, коротким ежиком, теперь серебрились,  а  лицо,  раньше  свежее  и
румяное, поблекло и пожелтело. В  его  остроконечной  бородке  пробивалась
седина. Он беседовал с  пожилым  человеком  в  костюме  из  легкой  летней
материи (лето в этом году было необычайно жаркое). Собеседника  его  звали
Уорминг, это был лондонский поверенный и  ближайший  родственник  Грэхэма,
так звали человека, впавшего в летаргический сон.
   Оба собеседника стояли рядом в комнате одного из  лондонских  зданий  и
смотрели на человека в длинной рубашке, безжизненно лежащего перед ними на
гуттаперчевом  надутом  матраце.   Осунувшееся   желтое   лицо,   небритый
подбородок, оцепенелые члены, бескровные ногти. Стеклянный колпак  отделял
эту странную, неестественную мумию от жизни.
   Собеседники сквозь стекло пристально всматривались в лежащего.
   - Я был прямо потрясен; - произнес Избистер. - Меня и теперь  пробирает
дрожь, как только я вспомню о его белых глазах. Зрачки его, понимаете  ли,
закатились вверх, оставались одни белки. Сейчас я это невольно вспомнил.
   - Разве вы не видели его с тех пор? - спросил Уорминг.
   - Я не раз хотел посмотреть, - отвечал Избистер, - но я был так занят -
ни минуты свободной. Кроме того, я почти все это время провел в Америке.
   - Если не ошибаюсь, - заметил Уорминг, - вы были тогда художником?
   - Да. Потом я вскоре женился и понял, что искусством сыт не  будешь,  в
особенности если нет большого таланта, и взялся за ум. Рекламы на дуврских
скалах - моя работа.
   - Хорошие рекламы, - согласился Уорминг, - хотя  они  меня  не  слишком
порадовали.
   - Зато долговечны, как скалы! - самодовольно  заявил  Избистер.  -  Мир
изменяется. Когда он заснул двадцать лет тому назад, я жил в  Боскасле,  у
меня был только ящик с акварельными красками  да  благородные  несбыточные
мечты. Мог ли я думать, что мои краски прославят все английское  побережье
от Лендсэнда до Лизарда! Часто бывает, что  счастье  приходит  к  человеку
неожиданно.
   Уорминг, казалось, сомневался: уж такое ли это счастье?
   - Насколько я помню, мы с вами тогда разъехались?
   -  Вы  вернулись  в  том  самом  экипаже,  который  доставил  меня   на
Камелфордскую железнодорожную станцию. Это было как раз во  время  юбилея,
юбилея Виктории;  я  отлично  помню  трибуны  и  флаги  в  Вестминстере  и
множество экипажей в Челси.
   - Это был второй юбилей, бриллиантовый, - заметил Уорминг.
   - О да! Во время ее первого юбилея, пятидесятилетия, я жил  в  Вукее  и
был еще мальчиком. Я пропустил все это... Сколько хлопот нам доставил этот
незнакомец! Он был похож на мертвого, моя хозяйка не хотела  его  держать.
Мы в кресле перенесли его в гостиницу. Доктор из Боскасля  -  не  этот,  а
другой, который жил там раньше, - провозился с ним  чуть  ли  не  до  двух
часов ночи. Я и хозяин гостиницы помогали.
   - Это было, так сказать, каталептическое состояние?
   - Он оцепенел. Вы могли бы придать ему любое положение.  Поставить  его
на голову. Никогда мне не приходилось видеть такой окоченелости. Теперь, -
движением головы Избистер показал на распростертую за  стеклом  фигуру,  -
совсем другое. Тот маленький