есятилетняя работа.
  Субели навсегда превращались в инертное сословие. Даже если когда-то среди
них и появится талант, то в "Крылатые" ему пути не будет. Лантический
строй плавно и незаметно перерос в просвещ„нный абсолютизм, только
назывался он иначе. Я знал, что некогда в истории уже случались подобные
метаморфозы, но на каждую из них приходилось по революции. И я надеялся,
что и в этот раз история повторится. Да, я знал, но знание это было
смертельно опасным.
  По уголовному кодексу субель, недовольный общественными порядками,
объявлялся вне Закона и должен быть ликвидирован. Если лант будет пытаться
помочь субелям избежать этой участи, то он тоже будет объявлен вне Закона.
Субели должны работать положенное время на протяжении всей жизни, за
исключением одного дня в неделю. Зарплаты хватало только на прожиточный
минимум и на содержание детей (если они есть). Субелям не позволялось
иметь детей больше, чем двоих, и не раньше двадцати пяти лет. Лишний
реб„нок или ликвидировался, или зачислялся в аутэлей, чь„ положение
немногим отличалось от положения рабов в раннем средневековье.
  С появлением зв„здных колоний возник закон о "лантической периферии". На
колонии отправляли всех покорных аутэлей, а во главе над ними ставили
субелей, которые внушали лантам доверие. Они и становились их правой
рукой. Лантов на колониях не было, поскольку от восстания у них защиты не
было. На периферийных мирах создавались искаж„нные, но достаточно ч„ткие
отражения лантического правления на Земле. Но для субелей там была
относительная свобода. Чтобы увеличить штат на колониях, субелям
разрешалось иметь до тр„х детей. Таким образом, прирост населения
автоматически отправлялся на периферийные миры пут„м лантического отбора и
откуплением. Откупление совершалось самими субелями. Сумма выкупа за
одного человека составляла годовую зарплату данного субеля, помноженную на
пятьдесят лет. То есть если человек не будет тратиться на одежду и
питаться полвека, то годам к семидесяти он сможет откупить себя или
кого-то из потомков. Часто несколько поколений копит деньги, чтобы
откупить внука или правнука. Зато потом - свобода...
  Вот такая у нашего мира история. Лантический гн„т уже длится половину
века, и конца всем этим мученьям пока не предвидится. Искорка борьбы
слишком слаба, чтобы заставить такую могучую крепость пылать пламенем.
Утопия переросла в жестокий феодализм, из зыбкого тумана которого не видно
будущего.
  Но вскоре лучи рассвета пронзили сырой воздух землянки и рубцом света
поползли обратно ко входу в туннель. Солнце поднималось. Время приезжать
Дядюшке Харрису. Я повернул голову и посмотрел на Ольгу. Она спала,
подрагивая веками и шевеля губами. Губами, красоту которых невозможно
передать. Я поддался назойливому тяготению, но когда между нашими устами
осталось совсем чуть-чуть, я отпрянул. Нет, пусть спит. Она и так много
пережила, пусть отдохн„т.
  Время потянулось, как д„готь на ложке. Секунды стали часами, часы -
сутками. Бежать сейчас? Нет, снаружи наверняка кто-то есть.
  Вдруг в кармане зазвенел зуммер. Сигнал! Дядюшка Харрис где-то в радиусе
ста метров. Пора!
  Я разбудил Ольгу и мы, протолкнувшись в дверь каморки, вывалились в
коридор и побежали по грязи к выходу. Земля затряслась, и нас обсыпало
мокрой почвой, - это приближался трейлер Дядюшки. Стены угрожающе
задрожали над нами и вдруг остановились. Воронку выхода накрыла тень
трейлера. Я поднялся по импровизированной лестнице и открыл люк в дне
грузовика. Ольга исчезла в н„м первая. Я сразу же после не„. Мои ноги ещ„
находились за пределами трейлера, когда машина тронулась. На одном месте
оставаться было нельзя ни в коем случае, иначе возникнут подозрения. Через
про„м в полу было видно, как проносятся под нами поросший молодой травой
пустырь, одинокие валуны, смятые кем-то ограждения. Я наклонился и закрыл
люк. Видение исчезло. В трейлере отсутствовали окна, и мы оказались
полностью отрезаны от внешнего мира.
  Оставаться посреди полупустого фургона было небезопасно, поэтому мы
спрятались в ящик для инструментов, довольно просторный для двоих, с
предусмотрительно просверленными дырочками для вентиляции. Ящик имел не
так уж много преимуществ перед земляной нишей, но здесь хотя бы было
теплей. В углу оказалась настойка на ореховых перепонках (тоже нарушение
Закона), бережно приготовленная Дядюшкой Харрисом. Алкоголь приятно
обжигал онемевшее нутро и туманил разум.
  Я вздрогнул, когда мотор заглох. Нас остановили. Мы в самом центре
космопорта. Снаружи послышались голоса: говорили водитель и какой-то лант.
  - Я только что там был... Это много времени не займ„т. Я нагребу где-то за
пределами периметра земли и закрою ею яму...
  - Я поеду с вами... Ради предосторожности.
  - В фургоне? Там есть кресло, журнальный сто...
  - Нет, мне будет удобней в кабине.
  Хлопнула дверь, и мы снова поехали. Дядюшка Харрис о ч„м-то толковал с
лантом, но я не мог разобрать слов. Я пытался дальше планировать наши
действия. Что делать? Скитаться? Нет... Предпринять новую попытку? Нет...
  Я начал пропускать события, улавливая лишь некоторые фрагменты. За стенами
нашей деревянной тюрьмы скрежетали различные механизмы, кипела работа по
уничтожению туннеля, который мы готовили на протяжении двух месяцев. Три
года мы ожидали, пока прид„т корабль на Фригерон-V, столицу колониального
антилантического движения. Он верн„тся обратно только через полдесятка
лет, а такое время нам, увы, не продержаться...
  - Шендс... Шендс...
  Я открыл глаза. Кто-то шептал мое имя. Я взглянул на Ольгу: она молчала.
Тем не менее, голос проникал в мозг из ниоткуда. Может, я брежу? Сошел с
ума?
  - Шендс... Ольга... Шендс...
  Голос был до боли знакомый. Мой? Ольги? Нет, мы не можем сами себя звать.
Голос проникал сквозь стенки ящика, бился внутри эхом, пока не доносился
до наших ушей. Знакомый... Это же голос Дядюшки!
  - Шендс, - шепнул он, на этот раз громче.
  - Да? - откликнулся я.
  - Я подам сигнал зуммером, когда выберемся из опасной зоны. А сейчас
отдыхай. Пока все в порядке.
  Он ушел. Сопровождающий нас все еще был здесь, но раз уж Харрис сказал, то
так оно и будет. Как бы мне хотелось, чтобы это действительно было так.
Ольга посмотрела на меня и попыталась улыбнуться. И это ей удалось
превосходно. Я долго всматривался в ее нежные, уникальные черты лица, в
эти губы... На этот раз я уже не мог удержаться. Терять теперь было нечего.
  Вне Закона...
  Потом я уснул.
  Мне не снилось абсолютно ничего. Это было обычное беспамятство, очень
похожее на потерю сознания. Я просто был, а потом меня не стало. Все смела
непроглядная тьма. Такой тьмы я еще не знал. Я пытался выбраться из нее,
но не мог даже сдвинуться с места. Тьма не имела ни начала, ни конца. Не
было смысла выбираться из бесконечности...
  Разбудил меня удар локтем в живот. Это Ольга пыталась довершить начатое
зуммером: на него я уже не реагировал. Я даже не знал, злиться на нее или
благодарить.
  - Быстро, - совершенно серьезно шепнула она. - Выйдем на перекрестке
Седьмой и Шопенгауэра. Там люк, и мы попадем в водопроводные каналы. Если
верить схеме, по одному из них мы доберемся до шахты лифта здания
Департамента Лантландии. Выходим!
  Ольга ударила плечом о крышку ящика - та лишь слегка скрипнула. Это, судя
по всему, был жест равноправия полов. Я улыбнулся и слегка толкнул крышку
ботинком. Та с грохотом вылетела. Ольга фыркнула и потерла ушибленное
плечо.
  Из динамика в углу фургона зазвучал еле слышный, хрипловатый голос Дядюшки:
  - Готовьтесь! Будет очередной зуммер.
  Я открыл люк. Белая полоса под нами сквозила с умопомрачительной частотой.
Вскоре она начала постепенно разделяться на более четкие фрагменты. Но вот
она изогнулась и исчезла - мы свернули на обочину. Зуммер. Секундой позже
мы остановились. Прямо под нами виднелся люк со стандартной
двенадцатиугольной крышкой. На ней красовался знак Лантландии -
серебристая готическая "L" на фоне солнца с длинными протуберанцами..
  Я пролез через отверстие в полу и помог спуститься Ольге. Мы оказались в
узком пространстве между дорогой и дном трейлера. Атмосфера была пропитана
запахами смазки, но никак не бензина. Шестьдесят лет назад портативный
ядерный вытеснил двигатель внутреннего сгорания на всех моделях
автомобилей. Я извлек из кармана электронный ключ механика, принадлежавший
Дядюшке Харрису, и вставил его в прорезь на крышке люка. Крышка
откинулась, и мы попытались протиснуться через проем одновременно. Ничего
путевого из этого не вышло - я попал Ольге по лбу локтем. Она обиженно
зарычала. Ладно, пусть идет первая, я всегда успею.
  Как только Ольга проскользнула сквозь круглое отверстие, взвыла сирена.
Контроль!!! Все входы и выходы из данного сектора автоматически
блокируются. Быстро! Я бросился к Ольге, но люк со скрежетом захлопнулся,
разделив нас. Электронный ключ не действовал. Теперь Ольга была в
сравнительной безопасности, и за нее я больше не беспокоился. Пришло время
спасать себя. Лезть обратно в машину не было смысла. Тогда что?
  Я захлопнул над собой люк и перебрался поближе к кабине. Здесь, подо мной,
находилась горизонтальная лестница, за поручни которой обычно держится
ремонтник, передвигаясь на полозьях. Единственный выход. Отсюда, снизу,
было видно, как отполированные кожаные сапоги полицейского подошли к
машине. Я почувствовал громоздкий ком в горле. Полицейский потоптался на
одном месте и пошел по направлению к кабине.
  Пока полицейский будет вести опрос водителя, у меня появится кое-какое
время, чтобы спрятаться понадежней. Я подтянулся на лестнице и вставил в
нее руки так, что локти прочно огибали поручни. Ноги вставил в поручни
подальше. Зацепился я крепко.
  И тут я заметил, что люк подо мной движется вперед. Скоро он очутился за
пределами грузовика. Кто-то - и я даже догадывался, кто - снял трейлер с
ручного тормоза. Отлично, Дядюшка Харрис заметает следы. Я прислушался к
разговору, который велся в кабине.
  - ... нет, не выдавалось. Я оформил его по окончании пяти классов.
  - Пять классов! Так Вы еще и человек великого ума. Знаете, высшее
образование играет очень важную роль, - последовала пауза. - И не будет же
такой умный и преданный Лантландии человек, как Вы, помогать в бегстве
двум жалким выскочкам из субелей. Не правда ли?
  - Считаю долгом чести защищать Империю от рук и умов повстанцев, - блеф
удался Харрису первоклассно.
  - Тогда Вы не будете препятствовать тому, что я осмотрю Ваш трейлер.
  - Пожалуйста! Мне нечего скрывать от Империи.
  А вот это он сказал зря. Полицейский заподозрил что-то неладное.
Простейшая психология. А вот если бы он сказал: "Ну, вообще-то у меня
беспорядок... Да ладно! Валяйте!", то, может быть, мы бы вообще миновали
осмотр. Снова блестящие сапоги оказались в поле моего зрения. Хотя
ненадолго; несколькими секундами позже они исчезли - полицейский поднялся
в фургон. Я на миг расслабился, обвис, прислушиваясь к его мерному шагу,
стуку новеньких сапог о дно фургона и тихому поскрипыванию многотонной
машины, которая норовила водрузить на меня весь свой вес. Полицейский
ступил на мое лицо, потом прошелся по туловищу, ногам, миновал меня. И
подозрительно остановился в метре от меня.
  Когда я услышал скрип люка, я подумал, что мое сердце вырвется из груди
и, покинув Землю, унесется прочь от Солнца. Я что было сил вжался в
лестницу и замер. Из люка свесилась голова полицейского. Но я видел его
лишь с затылка - он смотрел в противоположную сторону. Я слился с
лестницей, мне показалось, что стальные пруты прошли сквозь меня и
остались где-то глубоко внутри. Полицейский начал поворачивать голову. Я
уже видел его в профиль: нос с горбинкой, отодвинутая назад челюсть,
плавно переходящая в шею. В полумраке зловеще блеснули его зеркальные
очки...
  - Черт побери... - гнусаво выдавил он и исчез, захлопнув за собой люк.
  Я свалился в бессилии на пол.
  - Какого аутэля меня угораздило свеситься, - ворчал он себе под нос. -
Говорила мне мама, в какую тебе с повышенным мозговым давлением полицию. А
я не слушался. Преданность Империи... Слава Лантландии... Привилегии
Блюстительской Касты... Гори оно в самых ярких солнечных вспышках! Все! В
отставку...
  Черные сапоги вновь очутились на земле. Прозвучал новый сигнал, и со всех
сторон послышался скрежет трения колес о дорогу. Я выпутал ноги из
лестницы и быстро подобрался к люку. Я сильно рисковал быть замеченным;
часть люка находилась за пределами трейлера, но компьютер на ободе был с
моей стороны. Я вставил ключ. Крышка не открылась, но экран под
бронированным стеклом высветил:
  "Требуется смена идентификационного кода. Пароль изменен с 11.05.2097,
время: 10:06:33. За новыми паролями обратиться по адресам..."
Трейлер надо мной дрогнул и завелся. Я ударил рукой по крышке в дне
трейлера - та не поддалась. Меня заперли снаружи. И тут грузовик тронулся.
Я только схватился рукой за один из поручней, когда машина стремительно
бросилась вперед. Меня волочило по дороге до следующего знака "Стоп". В
этот раз мне удалось покрепче закрепиться на лестнице, и опасность быть
стертым о шершавую дорогу отошла на задний план.
  Добралась ли Ольга к месту назначения? Наверняка... Да нет, она сто
процентов уже там. Такой интеллект, как у нее, поможет ей просочиться в
любую щелочку, к которой ни один лант и булавки не приткнет. Теперь дело
только за мной. Я пытался вычислить свое местоположение, но из-под дна
трейлера удавалось улавливать лишь некоторые фрагменты, которые могли
находиться в любой части города. Ни одного ценного ориентира.
  Вдруг грузовик затрясся - мы выехали на решеточную перемычку, под которой
бежала быстрая горная река - городская канализация. Это место в городе
единственное, возле городской свалки. Какими гольфстримами нас сюда
занесло? Здание Департамента в центре, а мы - на окраине.
  Вскоре мы выехали на автостраду, на первом же повороте спустились и
подкатили к свалке. Не знаю, о чем думал Дядюшка Харрис, когда вел машину,
но мне пришлось пережить несколько весьма неприятных моментов, связанных
со зловонными отходами, которые проползали подо мной в устрашающей
близости. Трейлер налетел на что-то, и его дернуло так, что я еле
удержался и чуть не сорвался в зловонную кучу. Потом мы остановились.
  Я услышал шаги по фургону, затем люк возле моих ног отворился. Оттуда
показалась голова Дядюшки Харриса. Волосы его были изрезаны сединой, а с
верхней губы на нос стекали жидкие белые усы (естественно, он был вверх
тормашками).
  Он прищурился и сказал:
  - Следующая остановка - городская канализация.
  ... Я, по колено погруженный в грязную воду, издающую не слишком приятные
ароматы, пробирался к центру города. В высокие ассенизаторские сапоги
изредка затекала вода. Она хлюпала внутри и неприятно холодила ноги. Один
раз я чуть было не упал и намочил рукава. Теперь они обвисли и мотылялись,
заставляя охладившиеся руки дрожать. Надо мной висели жуткие переплетения
труб. Некоторые безнадежно проржавели, с других струйками сбегала вода.
Иногда случались целые завесы из воды, а иногда становилось так зловонно,
что невозможно было дышать.
  Я сверился с планом, который получил от Дядюшки, и взялся за голову. Уже
наверное километр, как я по неосторожности миновал нужную развилку. По
этому туннелю в шахту лифта Департамента я уже не попаду, но смогу
добраться до водопроводной системы здания, ширина основного канала
которого, судя по чертежу, внушает доверие. Я сложил карту и снова
захлюпал по канализации.
  Добирался к точке назначения не меньше часа. До ниточки промок и продрог.
Туннель разветвился, стал уже и, в конце концов, окончился тупиком. Я
поднял голову и посмотрел вверх. На лоб мне упала большая капля, разбилась
и сбежала с лица. Не знаю, на сколько уходила эта шахта ввысь, но голова у
меня пошла кругом от одной только мысли, что мне придется забираться на
самый верх. Этот туннель параллелен шахте лифта, но расположены они в
разных частях дома. Ладно, позже разберусь, а сейчас - наверх!
  Первые метры давались крайне сложно. Я изодрал себе все руки о ржавые
обрубки. Трубы образовывали некое подобие джунглей: жуткие переплетения
стальных лиан, с которых бесформенным тряпьем свисали лишайники. Пальцы
скользили - я даже чуть было не сорвался в пропасть. Если бы не
металлический крюк, торчащий из стены, и отцовский кожаный ремень, то
летел бы я намного быстрее той капли, и брызг от меня было бы намного
больше. Но тем не менее я продолжал карабкаться вверх. Недавняя рана на
руке снова открылась и кровоточила. Я взобрался на толстенную
канализационную трубу и приложил рубцеватель, нажав кнопку "Дезинфекция".
Синтезируемые аппаратом лейкоциты хлынули в рану, чтобы погибнуть и
превратиться в гной.
  Осталось меньше одной пятой пути. Пальцы онемели, а мышцы рвались от
усталости. Подъем с каждым метром становился все невыносимее. Если бы не
номера этажей на вентиляционных шахтах, я бы уже давно сбился со счета.
Восемнадцатый, девятнадцатый... двадцатый. Двадцатый - мой.
  Теперь надо было проникнуть внутрь вентиляционного канала: по другому в
квартиру не попасть. Я оседлал толстую перемычку канала, как покорную
лошадь, гибкий металл ахнул под моим весом. Отвинтив часть разъемной
трубы, я со всего маху ударил по стыку частей вентиляционного канала.
Металл на этот раз закричал, и крик отразился пронзительным эхом от стен.
Блестящий параллелепипед подо мной рывком вогнулся. Я медленно
покачивался, осознавая, что только что чуть не спилил сук, на котором
сидел. Я понял, что поступил глупо, и что с канала лучше слезть. Я
аккуратно перебрался на соседнюю трубу и добил шахту. Канал обвис, издавая
прерывистый скрежет и покачиваясь на погнувшейся пайке. Я выпустил из рук
трубу - та долго парила и беззвучно упала - и кое-как умудрился влезть в
узкий проход вентиляционной шахты.
  Будь у меня клаустрофобия, я бы уже давно задыхался, но пока никакие фобии
меня не одолевали, да и ответ на вопрос "Буду я жить или нет?" зависел
только от моего упорства. Стены, если их можно так назвать, сжимали,
сплющивали, давили. Я полз, отталкиваясь локтями от гладкого металла.
Впереди, сквозь частую решетку, просачивался свет. Я медленно приближался,
подползал и, наконец, коснулся рукой сетки. Та упала на пол, поскольку для
удобства была не закреплена. Вот мы и дома.
  Я без сил рухнул на мягкий диван номера "Люкс", испачкав его белую ткань
кровью и грязью. После замкнутости туннеля все казалось бесконечно
огромным, просторным и чистым. И спокойным. Не было слышно ни звука, ни
шороха, ни хлюпанья капель в ванной. Тишина.
  Я заставил себя подняться и обойти всю квартиру. Ни одной живой души.
Ольги нигде не было. Я обмер. Что с ней могло случиться? Почему я пришел
раньше нее? Ее поймали? Где она, черт побери? Эти и подобные вопросы без
перерыва стучались мне в голову.
  Мои тревожные догадки прервал звук бьющегося стекла на кухне. Это не
Ольга, ее минуту назад там не было. Кто-то за мной следит!
  Я потянулся к поясу за оружием, достал свой старенький, еще дедушкин,
маузер и отвел боек. А потом вспомнил, что патронов у меня нет. Пистолет
вернулся в кобуру. Его я брал исключительно в целях создания
высококачественного блефа, ведь не тащить же мне с собой "АКМ", украденный
из музея огнестрельного оружия в Бахтауне. Кстати, сейчас бы он не помешал.
  Тихими, мерными шагами передвигаясь по комнате, я дошел до бара. Беззвучно
отворил дверь, миллиметр за миллиметром, аккуратно раздвинул бутылки,
отодвинул фанерную перегородку... автомата там не было.
  Меня охватил ужас. Кто-то забрался в наш номер (который за нами даже не
числился. Просто здание Департамента занимало всего три первых этажа, а на
остальных находились номера для высокопоставленных лиц. Мы незаметно
закрепили квартиру за собой. Последний этаж никогда не посещался, и мы
надеялись, что ланты не додумаются искать нас в самом центре "Лантической
Паутины") и пытался меня либо убить