сидел  он  на  гранитных  ступенях,  новая  мысль
неожиданно ворвалась в неспешный ход его размышлений. Даже если сохранится
скот, а значит, не иссякнут  запасы  пищи,  что  будет,  когда  не  станет
ружейных припасов? А что будет, когда не станет спичек? К тому же вовсе не
обязательно ждать, когда закончатся припасы. Ведь  еще  раньше  испортится
порох, сделав патроны непригодными. Через три  или  четыре  поколения  все
живущие превратятся в жалкие, примитивные существа, не только  растерявшие
все плоды цивилизации, но и не овладевшие теми тысячами основных  навыков,
что  позволяют  дикарю  существовать  с   известной   долей   комфорта   и
уверенности. С весьма высокой степенью вероятности - вполне возможно,  что
и к лучшему, - через три или четыре поколения человеческая раса  полностью
потеряет всякую способность к выживанию, не сможет перейти от  нищенского,
потребительского образа жизни на некую новую ступень своего существования,
на которой или останется постоянно, или начнет  медленное,  поступательное
движение по пути прогресса.
   И вновь он с силой опустил молоток на край ступени. И еще один  осколок
упал у его ног. Мрачно, застывшим взглядом смотрел на него Иш. Ведь только
сейчас он дал себе слово не переживать - и тут же снова взялся за  старое.
Спрашивается, откуда ему знать, что произойдет в этом мире через  три  или
четыре поколения?
   Он встал со ступеней и пустился в обратный путь  -  домой.  Сейчас  ему
стало немного спокойнее.
   "Да, - в который раз за сегодняшний день он раз говаривал сам с  собой,
облекая мысли в слова. - Черного кобеля не отмоешь добела.  Даже  двадцать
два года жизни с Эм не отучили меня переживать и волноваться. Это  оттого,
что я вспоминаю прошлое и пытаюсь заглянуть в будущее.  Успокойся!  Да,  я
должен обязательно хотя бы немного расслабиться. Все, что я  так  страстно
хотел сделать, все, к чему стремился, -  провалилось.  Я  принимаю  это  и
допускаю, что так и должно было случиться. Но  все  равно  я  не  прекращу
попыток - и в этом я тоже  уверен.  Не  надо  только  строить  грандиозных
планов. Скорее всего, чем скромнее будет цель, тем  большего  мне  удастся
добиться".



        10

   А когда одолел он крутой подъем  по  склону  холма,  ведущего  к  дому,
смутные пока еще идеи выстроились в стройное здание законченного плана, но
он не станет торопиться претворять  их  в  жизнь,  он  подождет,  пока  не
наступит утро.
   Но к вечеру принес ветер осеннюю непогоду, разразилась  буря,  и  когда
проснулся Иш утром, то встретил его мир низкими темными облаками и  частым
холодным дождем. Это удивило его и даже немного застало  врасплох,  потому
что за несчастьями последних недель он совсем забыл, что время не стоит на
месте, а неумолимо движется вперед.  И  сейчас  он  вспомнил,  что  солнце
начало свое склонение к самой южной точке и  месяц  сейчас  ноябрь,  если,
конечно, остались те, для  кого  название  месяца  еще  не  стало  пустым,
лишенным   смысла   звуком.   Дожди   помешали   немедленному   исполнению
задуманного, но времени впереди было более чем достаточно, и он  сможет  в
размышлениях отточить детали задуманного.
   И настолько за прошедший день изменилось его мировосприятие, что  гомон
собирающихся внизу детей прозвучал для него с неожиданностью удара  грома.
"Ну конечно, - наконец понял  он,  -  дети  собрались  в  ожидании  начала
школьных занятий".
   И он спустился вниз и вошел в гостиную. Они снова собрались все  вместе
- все, кроме Джои и еще двух самых маленьких. Иш смотрел, как они ерзают в
креслах или поудобнее устраиваются прямо на полу. А они смотрели на  него,
и было в их глазах больше мысли, чем замечал Иш прежде. Не стало  Джои,  и
дети, скорее всего, терялись в догадках, как это отразится на их  школьных
занятиях. Но это временно, скоро опять  поселится  в  этих  глазах  сонная
одурь скуки и полное безразличие к происходящему, то есть то, против  чего
он так безуспешно боролся.
   А Иш продолжал  оглядывать,  словно  в  первый  раз  увидел,  маленькую
группку детей, подолгу задерживая взгляд на каждом лице. Хорошие ребята  и
вовсе не глупые, но не было в них искры. Нет, никто из них!
   Он уже принял решение и поэтому не чувствовал боли.
   - Уроков не будет, - сказал он.
   И стоило произнести ему эти  слова,  как  на  одно  короткое  мгновение
оцепенели в испуге все  без  исключения  детские  лица,  и  тут  же  испуг
сменился радостью, хотя все они старательно делали над собой усилия, чтобы
скрыть эту радость, не дать ей откровенно выплеснуться наружу.
   - Уроков  не  будет,  -  повторил  он,  несмотря  на  былую  решимость,
чувствуя, как подрагивает его голос. - Школа отменяется. Навсегда.
   И снова увидел он, как в страхе оцепенели детские лица, но на этот  раз
не сменился страх радостью. Одни из них заерзали беспокойно, другие встали
молча со своих мест. И все они понимали - что-то случилось,  но  случилось
настолько серьезное, что не охватить им своим разумом.
   Вышли из дома они медленно и тихо. И пока шли под дождем,  наверное,  с
минуту стояла тишина. И вдруг разорвалась тишина веселыми  криками  -  это
просто дети снова детьми  стали.  Школа  -  это  теперь  пройденный  этап,
досадный случай в их маленькой жизни. Скорее всего, они уже никогда о  ней
не вспомнят и точно никогда не будут сожалеть. И на мгновение почувствовал
Иш тяжесть в груди. "Джои, Джои!" - безмолвно простонал он. Но не жалел  о
том, что сейчас сделал, и знал, что принял единственно правильное решение.
"Школа отменяется! Отменяется!" И вдруг  вспомнил,  как  много  лет  назад
сидел в этой комнате и смотрел, как медленно  угасает  свет  электрических
ламп.
   Дождь шел три дня - целых три дня выдалось в  его  распоряжение,  чтобы
привести в порядок мысли и еще раз тщательно продумать детали его будущего
плана. А рассвет четвертого  встретил  его  голубым  безоблачным  небом  и
холодным северным ветром. Взошло солнце и высушило капли дождя на  листьях
деревьев. Пришло время действовать.
   Поиски привели его в заброшенные, заросшие сады. В этих  краях  никогда
не выращивали цитрусовые для продажи, но лимонные  деревья  обычно  давали
неплохие урожаи, и  он  знал  сады,  где  раньше  люди  сажали  и  любовно
ухаживали за своими лимонными деревьями. Он знал, что это  будет  то,  что
нужно. Конечно, он мог прочесть достаточное  количество  книг  и  получить
более чем подробные сведения по интересующему  предмету,  но  его  подходы
нынче претерпели коренные изменения. Он не  станет  читать  книг.  С  этой
задачей он справится собственными силами.
   В двух кварталах от его дома вверх по склону холма рос некогда большой,
ухоженный сад. Там он и отыскал лимонное дерево. Оно еще жило, хотя с двух
сторон наступали на него две высокие, отнимавшие влагу и  тепло  солнечных
лучей сосны. Но  все-таки  больше  пострадало  дерево  от  зимних  холодов
прошлых лет. Никто после сильных  морозов  не  подрезал  ветви  дерева,  и
потому с годами превратилось оно в жалкого инвалида с мертвыми,  высохшими
ветвями.
   Без особенного успеха уворачиваясь от острых шипов, Иш забрался в самую
гущу беспорядочно разросшихся ветвей,  выбрал  подходящую  и  достал  свой
складной нож. Выбранная им ветвь в основании своем  была  толщиной  с  его
большой палец. Мертвое дерево лимона по твердости могло  сравниться  разве
что с твердостью кости, но все же усилия его увенчались успехом,  и  через
некоторое время он уже  тащил  срубленную  ветвь  из  переплетения  ей  же
подобных. Длины в ней оказалось футов семь, из них четыре  -  относительно
прямые, а дальше, где  начинали  расти  веточки  потоньше,  ветвь  немного
изгибалась. И когда потряс ее Иш, то показалась  она  ему  не  гибкой,  но
стоило лишь согнуть ее посильнее, а потом отпустить, ослабив давление, как
ветвь резко выпрямилась. Для его целей этого было вполне достаточно.
   "Да, - с некоторым оттенком горечи подумал он. -  Вот,  оказывается,  в
чем я действительно нуждаюсь".
   Он дотащил ветку до дома, устроился на крыльце, нагретом лучами солнца,
и принялся за работу. Начал он с того, что отрезал  согнутую  верхушку,  и
теперь в его распоряжении остались четыре фута прямого и ровного дерева.
   Потом он содрал высохшую кору и стал с обоих концов обтачивать  дерево.
Работа продвигалась крайне медленно, и он часто прерывал ее, подправляя на
точильном бруске быстро тупившееся лезвие ножа. Казалось,  что  нож  терял
свою остроту после двух-трех прикосновений к белоснежной твердости дерева.
   Уолт и Джози где-то играли с остальными детьми, но подошло время ленча,
и когда они, запыхавшиеся, прибежали домой, то застали  отца  за  странным
занятием.
   - А что ты делаешь? - первая не выдержала Джози.
   - Одну маленькую забавную вещицу для игры, - ответил ей Иш. Нет, теперь
он не станет делать ошибок, не будет связывать это с какой-то практической
целью, как раньше пытался делать на школьных уроках. Сейчас он постарается
использовать любовь к игре - то самое чувство, которое, не угасая, живет в
сердце любого человеческого существа.
   Видно, дети разнесли вокруг весть  о  готовящейся  забаве,  потому  что
вскоре после ленча на крыльце появился Джордж.
   Почему ты не зашел ко мне? - первым делом спросил  Джордж.  -  Взял  бы
тиски и скобель, и работа пошла бы быстрее.
   Иш вежливо поблагодарил, но продолжал работать ножом, хотя правая  рука
уже изрядно саднила. Он старался не обращать внимания на боль, потому  что
еще  заранее  решил  выполнить  всю  работу,  используя  самые  простейшие
инструменты и приспособления.
   К вечеру, когда на сжимавшей нож ладони вздулись  пузыри  мозолей,  он,
придирчиво осмотрев результаты трудов своих, решил, что работа  закончена.
Четыре фута ветви лимонного дерева были аккуратно  и  ровно  обструганы  с
обоих концов. И когда, прижав один конец палки к земле,  согнул,  а  потом
отпустил, то с резкостью  пружины  она  вновь  распрямилась  в  его  руке.
Удовлетворенный, он сделал зарубки на обоих концах и с облегчением отложил
нож.
   А утром следующего дня Иш снова принялся за работу. Без  особого  труда
он легко мог найти достаточно прочный шнур и  сначала  решил  использовать
нейлоновую леску, сплетя ее в косичку нужной длины, но тут же передумал.
   "Нет, - решил он. - Я сделаю это из  материала  который  всегда  у  них
будет под рукой".
   И тогда он разыскал шкуру недавно убитого  теленка  и  вырезал  из  нее
длинный ремень сыромятной  кожи.  Работа  двигалась  медленно,  но  он  не
торопился, у него было много времени. Для  начала  он  соскоблил  с  ремня
шерсть, а потом разрезал на тонкие шнуры. Сплел три тонкие полоски в  один
тугой, прочный шнур и, отмерив нужную длину, сделал на  концах  шнура  две
небольшие петли.
   Он держал в одной руке обструганную ветвь лимона, в другой - сыромятный
шнур и в задумчивости разглядывал свои произведения. Каждая в отдельности,
эти вещи не представляли никакой ценности. Но вот он накинул петлю на один
конец палки, согнул ее, приладил вторую петлю, и вот уже две  разрозненные
части стали единым целым. А так как шнур был  короче,  ветвь  выгнулась  в
ровную симметричную дугу. Соединенные вместе, простая палка и  витой  шнур
превратились в нечто новое.
   Он смотрел на лук и понимал, что творческие, созидательные  силы  вновь
возвратились в этот мир. А ведь он мог  добраться  до  любого  спортивного
магазина я взять оттуда лук гораздо лучше -  этакую  шестифутовую  игрушку
для стрельбы. Но не сделал. Он вырезал лук собственными руками, вырезал из
живого дерева простейшими  инструментами  и  сам  сплел  тетиву  из  шкуры
недавно убитого теленка. Он слегка натянул и отпустил тетиву,  и  если  не
запела  она,  как  поет  тетива  настоящего  лука,  то   глухо   и   мощно
завибрировала. И тогда он решил, что на сегодня работа  его  закончена,  и
отпустил тетиву.
   На следующий день он срезал  для  стрелы  прямую  ветку  сосны.  Мягкое
дерево легко поддавалось лезвию ножа, и всего за полчаса он  придал  ветке
нужную форму. А когда закончил, позвал детей. Прибежали Уолт и Джози, а за
ними Вестон.
   - Давайте посмотрим, как эта штука работает, - сказал им Иш.
   С этими словами он  натянул  тетиву  и  выстрелил.  Неоперенная  стрела
кувыркалась в полете, но пустил ее Иш по высокой траектории, и, прежде чем
упасть на землю, случайно воткнуться в нее и задрожать свободным концом  в
воздухе, пролетела стрела целых пятьдесят футов.
   И тут же понял Иш, что не пропали даром труды рук его. Дети  не  видели
ничего подобного и потому, широко раскрыв глаза от изумления,  застыли  на
мгновение в неподвижности, а потом с криками все разом пустились бегом  за
стрелой и притащили ее обратно. И Иш снова и снова натягивал тетиву лука и
пускал для них стрелу.
   И наконец раздалась неизбежная просьба, которую так ждал Иш.
   - Дай и мне попробовать, папа, - сказал Уолт.
   Первая стрела Уолта закрутилась, завиляла в воздухе и всего на двадцать
футов улетела, но Уолт был счастлив. Потом Джози дали  попробовать,  а  за
Джози - Вестону.
   И еще не наступило время ужина, как каждый ребенок Племени уже  вырезал
свой собственный лук.
   Все получилось гораздо лучше, чем в самых смелых мечтах мог представить
Иш.  А  через  неделю,  казалось,  небо  почернело  вокруг  домов  от  туч
выпускаемых неумелыми  детскими  руками  стрел.  Мамочки  начали  серьезно
переживать за глаза своих чад, и двое малышей, получив стрелы в  различные
мягкие части, уже прибегали зареванные  домой.  Но  так  как  стрелы  были
тупыми и луки слабыми, большой беды не вышло.
   Но все равно игра требовала правил, и они не заставили себя ждать:  "Ты
не должен стрелять в другого, кем бы он ни  был.  Ты  не  должен  стрелять
вблизи домов".
   А еще возник и стал развиваться элемент  соревнования.  Зная,  как  это
делают старшие братья, которым уже разрешалось стрелять из ружей,  малыши,
соревнуясь друг с другом, начали усердно стрелять по  мишеням.  Не  просто
стреляли,   но,   желая    добиться    лучших    результатов,    постоянно
экспериментировали с  различными  типами  и  длинами  луков.  Когда  Джози
пожаловалась,  что  Уолт  все  время  выигрывает  у  нее,   Иш   осторожно
посоветовал приделать к концу стрелы перья перепелки.  Джози  послушалась,
и, когда посрамила Уолта, тут же на всех  стрелах  появилось  оперение.  И
стали дальше лететь и точнее попадать в цель стрелы. Даже старшие мальчики
проявили интерес к несерьезным забавам мелюзги, и, хотя всем им  позволяли
стрелять из ружей, у некоторых тоже появились самодельные луки. Но все  же
лук и стрелы в основном стали забавой  малышей,  которым  по  малости  лет
строго запрещалось даже близко подходить к огнестрельному оружию.
   Иш рассчитал все точно. Ранние дожди омыли землю,  и  зазеленела  земля
первыми, нежными ростками травы. А по вечерам уходило солнце  за  холмы  в
южной части моста Золотые Ворота.
   А двенадцатилетние Уолт  и  Вестон  секретничали,  -  видно,  замышляли
тайный мальчишеский план. И, наверное, поэтому  целыми  днями  возились  с
усовершенствованием своих луков и стрел, а потом пропадали где-то до самой
темноты.
   И наступил такой день, когда услышал Иш топот детских ног, стремительно
взлетающих по ступеням крыльца. А через мгновение грохнула входная дверь и
ворвались в гостиную Уолт и Вестон.
   - Смотри, папа! -  кричал  Уолт  и  в  победно  вздернутой  вверх  руке
показывал  Ишу  трогательно-жалкое  тельце  мертвого   кролика,   насквозь
проткнутого деревянной стрелой без наконечника. - Смотри! - вопил Уолт.  -
Я спрятался за кустом, подождал, пока он подпрыгнет поближе, и  прострелил
его прямо насквозь.
   А Иш смотрел  и  чувствовал  жалость  к  этому  несчастному,  обмякшему
тельцу, хотя знал, что видит перед собой вещественный символ  собственного
триумфа. "Как это плохо, - думал тогда он, - что даже в процессе созидания
мы не можем обойтись без смерти".
   - Здорово! - сказал он. - Просто здорово, Уолт.  Это  был  превосходный
выстрел!



        11

   Шли дни, и все ближе и ближе  к  самой  южной  точке  садилось  солнце.
Совсем близко подошло оно к своей поворотной точке. И продолжала держаться
ясная, тихая погода.
   А  однажды  -  настолько  внезапно  это  получилось,  что  можно  было,
наверное, указать точное время, - все ребятишки разом устали  от  луков  и
стрел, забросили надоевшую забаву и с неменьшим энтузиазмом  переключились
на что-то новое. Иш совсем не переживал. Он теперь знал, как это бывает  с
детьми, и они обязательно вспомнят о своей прежней игре и вернутся к  ней,
вполне возможно, что через год, в это самое  время.  Ремесло  изготовления
луков и искусство пускания стрел не будет  забыто.  Может  быть,  двадцать
лет, может быть, и все  сто  лет  останутся  лук  и  стрелы  лишь  детской
забавой. И когда иссякнут оружейные припасы, все равно рядом  с  человеком
будет эта, на первый взгляд, игрушка. Нет, не игрушка,  мощнейшее  оружие,
каким когда-либо обладал первобытный человек,  -  оружие,  которое  весьма
трудно  изобрести  неизощренному  уму.  И  если  поможет  он  сберечь  это
изобретение  человеческого  разума  для  будущего,  значит,  очень  многое
поможет  сберечь.  Когда  бесполезными  станут  ружья,  его  правнукам  не
придется голыми руками защищаться от разъяренного  медведя  и  умирать  от
голода, когда рядом будут пастись тучные стада скота. Его правнуки никогда
не узнают, что такое цивилизация, но и жалкими человекообразными  тоже  не
станут, а будут ходить расправив плечи,  как  свободные,  гордые  люди,  и
будут сжимать в руке лук. И даже если не станет у них железных ножей,  они
смогут обрабатывать дерево острыми камнями.
   А вообще-то он задумал  еще  один  эксперимент,  но  спешить  не  стал.
Теперь, когда у детей были луки, он мог сделать сверло и научить,  как  им
пользоваться. И когда иссякнут  запасы  спичек,  Племя  все  равно  сможет
разводить огонь.
   Шли недели, и как с детьми  случилось,  так  и  Иш  остыл,  подрастерял
слегка былой энтузиазм. Все реже вспоминал он о  триумфальном  изобретении
лука, о том, как  ненавязчиво  научил  детей  радоваться  этой  игрушечной
забаве. Все чаще в мыслях своих возвращался он к бедам и  страданиям,  что
принес Племени этот год. Ушел из жизни Джои, и  никогда  и  ничем  уже  не
восполнить горькую утрату. И  еще  исчезла  беззаботная  невинность  этого
мира, когда они вчетвером написали на белой бумаге одно короткое слово.  И
еще покинула его великая вера  в  будущее,  когда  понял  он,  что  должен
оставить попытки возрождения погибшей цивилизации.
   А солнце уже совсем рядом к своей самой  южной  точке  подобралось,  и,
пожалуй, не больше двух дней осталось до того момента, когда повернет  оно
вспять. И все готовились к празднику, на котором  новое  число  выбьют  на
гладком камне и дадут прошедшему году имя. Готовились  к  самому  большому
празднику, который как бы объединял Рождество и Новый год старых времен  и
еще включал в себя то новое, что дали ему ныне живущие. Многое изменилось,
когда пришел Новый Мир на смену старому, потому странно было ожидать,  что
праздников это не коснется. Обитатели Сан-Лупо  помнили,  что  такое  День
Благодарения, и отмечали его богатым,  праздничным  ужином.  Но  Четвертое
июля и прочие патриотические празднества былых времен начисто  исчезли  из
их жизни.  Старина  Джордж,  известный  своей  истовой  приверженностью  к
традициям старины, да к тому же верный член профсоюза, всякий  раз  бросал
любую работу и надевал  свой  лучший  костюм,  когда,  по  его  подсчетам,
наступал День труда. Но никто больше не присоединялся к  Джорджу  отметить
этот светлый праздник. Довольно  забавно,  а  может,  так  и  должно  было
случиться, но память о народных праздниках сохранилась несравненно  лучше,
чем об установленных уже несуществующим законодательством. Дети с  великой
радостью  продолжали  праздновать  Первое  ап