Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
Джордж Стюарт.
Земля без людей
-----------------------------------------------------------------------
George R.Stewart. Earth Abides (1949). Пер. - Г.Стернин.
СПб., "Азбука", 1996 (серия "Капитаны фантастики").
OCR & spellcheck by HarryFan, 23 October 2001
-----------------------------------------------------------------------
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БЕСКОНЕЧНЫЙ МИР
Если предположить, что мутационные изменения могут
явиться причиной неожиданного рождения штамма смертоносных
микроорганизмов... то "благодаря" скоростным средствам
передвижения, которыми с таким наслаждением пользуется в
наши дни человечество, вирус может быть занесен в самые
удаленные уголки земли и стать причиной смерти миллионов и
миллионов населяющих ее людей.
В.М.Стенлей. "Новое в химической технологии"
1
- "...а также под давлением чрезвычайных обстоятельств и сохраняя
полномочия лишь в округе Колумбия, Правительство Соединенных Штатов
Америки объявляет о временном приостановлении своей деятельности на
территории страны.
В соответствии с волей Президента, правительственные чиновники, равно
как и представители Вооруженных Сил, поступают в распоряжение губернаторов
Штатов либо иных продолжающих действовать институтов местной власти. Да
поможет Бог народу Америки..."
Вы прослушали экстренное сообщение, полученное из Комитета по
чрезвычайным обстоятельствам территорий Залива. Сообщаем, что Центр
медицинской помощи Западного Окленда прекратил свою деятельность. Оказание
помощи, включая организацию захоронений в море, производит госпиталь
Беркли. Вы слушали последние новости. Не меняйте настройку
радиоприемников, оставайтесь с нами - единственной передающей
радиостанцией в Северной Калифорнии. Насколько позволят обстоятельства, мы
будем продолжать информировать вас о ходе развития событий.
Стоило ухватиться за выступ в скале и попробовать с усилием подтянуть
вверх все тело, как послышался странный, будто встряхнули детской
погремушкой, звук. Он сразу же ощутил резкую боль от впившихся в ладонь
острых иголок. Инстинктивно отдергивая правую руку, выворачивая шею,
обмирая сердцем, увидел кольца застывшей в угрожающей позе змеи. "Не очень
большая", - успокаивал себя, когда вжимал губы в ладонь, туда, где у
самого основания указательного пальца появилась и начала медленно расти
капля его крови.
"Не теряй времени, убивая змею!" - вспомнил он.
Продолжая отсасывать кровь, он сполз с уступа. У подножия скалы валялся
брошенный молоток. Лишь короткое мгновение он думал, что сейчас уйдет и
оставит свое орудие лежать здесь. Поступить так означало поддаться панике,
и тогда он наклонился, здоровой рукой поднял молоток и начал медленно
спускаться вниз по каменистому склону.
Человек не спешил. Он знал, что нельзя спешить. От резких движений
начнет сильнее биться сердце, а значит, быстрее побежит, разнося яд по
всему телу, отравленная кровь. Или от пережитого волнения, а может, от
страха, но сердце его колотилось так сильно, что торопится он или нет,
ровным счетом не имело никакого значения. У первых деревьев человек
остановился, достал носовой платок и обвязал им запястье. А потом, с
помощью отломанной ветки, свернул платок в нечто напоминающее жгут.
Он снова тронулся в путь и с каждым новым шагом чувствовал, как
возвращается утраченное самообладание, как ровнее и спокойнее начинает
биться его сердце. Трезво оценивая происходящее, понял, что, пожалуй, не
сильно боится. Он молод, он здоров, он хочет жить. Такой укус, даже если
учесть, что здесь он совсем один и не может рассчитывать на серьезную
медицинскую помощь, вряд ли мог привести к фатальному исходу.
Теперь человек уже видел свою хижину. Рука онемела, и, перед тем как
переступить порог, он, вспоминая прочитанное, ослабил жгут, подождал, пока
кровь прилила к похолодевшим пальцам, и снова затянул платок.
Резким толчком распахнув дверь, он шагнул в полутемную прохладу, и
тяжелый молоток вырвался из ослабевшей руки, с гулким стуком ударился об
пол хижины; длинная ручка несколько раз качнулась и застыла в воздухе.
Он выдвинул ящик стола; нашел средство первой помощи при змеиных укусах
- это он должен был носить с собой, носить сегодня и всегда. Быстро
пробежав глазами наставления инструкции, лезвием бритвы сделал аккуратный
крестообразный надрез на месте красных точек, прижал к нему отсос и только
тогда лег на служивший кроватью топчан и стал смотреть, как, отсасывая
кровь, медленно надувается резиновая груша.
Он не ощущал никаких признаков надвигающейся смерти. Более того, все
случившееся продолжало казаться нелепой, ненужной тратой сил и времени. А
ведь сколько раз предупреждали его не уходить одному в горы. "Даже без
собаки!" - так обычно восклицали эти люди. А он всегда смеялся над ними.
Бегающая то за скунсом, то за дикобразом собака - источник постоянного
беспокойства, а он никогда не испытывал расположения к собакам... А теперь
все эти люди будут говорить: "Мы же предупреждали тебя".
Беспокойно ворочаясь на узкой койке, он понял, что, думая об этом,
невольно начинает выстраивать защитную стену от упреков невидимого
оппонента. "А может быть, - скажет он, - сама возможность бороться с
трудностями и преодолевать опасности привлекает меня более всего".
(Красивый ответ, на котором лежал отпечаток прикосновения к героическому.)
Но если по-честному, то следовало ответить вот так: "Я люблю быть один, и
порой мне просто необходимо отгородиться, уйти от проблем, которые, хочешь
ты того или нет, возникают в общении с другими людьми". Правда, был еще
один, простой и, наверное, самый сильный аргумент в его защите. По крайней
мере, в течение последнего года он уходил в горы по делу. Выпускник
колледжа, он работал над рефератом "Экология Черного ручья", и в его планы
входило исследование прошлого и настоящего этой местности с точки зрения
совместного сосуществования человека с растительным и животным миром. Из
этого вытекало, что он не мог ждать, когда найдется достойный компаньон.
Да в любом случае, он никогда не находил и не видел опасности в этом
добровольном уединении. Хотя на пять миль вокруг не проживало ни единой
человеческой души, раньше не случалось и дня, чтобы он не видел случайного
рыбака. Или в медленно поднимающейся по каменистой дороге машине, или
просто бредущего по берегу стремительного ручья.
Ну а если он вспомнил о рыбаках, то как давно встречал их в последний
раз? На прошлой неделе не встречал точно. Тут он поймал себя на мысли, что
не может вспомнить, видел ли вообще рыбаков за те две недели, что провел в
своей горной хижине. Правда, однажды, поздним вечером, он слышал шум
мотора проехавшей вверх по дороге машины. Тогда ему показалось странным,
малообъяснимым, что кого-то нужда могла выгнать из дома и заставить
тащиться в темноте по этой крутой дороге. Обычно приезжие на ночь
разбивали лагерь на равнине и поднимались в горы, когда рассветало.
Наверное, заядлый рыбак решил не пропустить утренний клев на любимом
месте.
Да, совершенно точно, за эти две недели он не обмолвился ни с кем и
парой слов, и даже не мог вспомнить, что кто-то из людей попадался ему на
глаза.
Пульсирующая боль в руке заставила вернуться к происходящему. Рука на
глазах вспухала, и он, позволяя крови двигаться без препятствий, снова
ослабил натяжение самодельного жгута.
А когда вернулся к прерванным мыслям, ясно понял, что полностью потерял
представление, чем живет оставленный внизу мир. У него не было радио.
Первое, что пришло в голову, - это паника на бирже или еще один
Перл-Харбор. Пожалуй, только это или нечто подобное могло заставить
рыбаков отказаться от поездок в горы. В любом случае он не собирался
ждать, что кто-то посторонний наткнется на него и поможет. Ему придется
надеяться только на себя и собственные силы.
Но и такие перспективы не рождали в душе волнения и страха. При самом
худшем раскладе он будет лежать на этом топчане, в этой хижине, где на
два-три дня хватит воды и пищи, а за это время опухоль спадет, и он
доведет машину до дома Джонсонов - ближайшей в округе фермы.
Как медленно тянулся этот день. Он ничего не ел и не испытывал чувства
голода, но когда подошло время ужина, заставил себя встать, сварить на
бензиновой плитке кофе и выпить несколько чашек. Теперь уже все тело
горело и ломило от боли, но, несмотря на боль и выпитый кофе, он забылся
тревожным сном.
Проснулся в легких сумерках, проснулся внезапно от стука входной двери.
И почувствовал радость и облегчение от мысли, что его нашли и теперь не
оставят без помощи. Двое мужчин в городской одежде стояли на пороге.
Вполне приличные на вид люди стояли на пороге и, как ему показалось, с
заметным страхом оглядывали его дом. "Я болен", - услышал он свой хриплый
голос и в ту же секунду увидел, что испуг на их лицах сменяется выражением
откровенного ужаса. Как по команде они развернулись и, даже не прикрыв за
собой двери, бросились бежать. Вот он услышал шум мотора, который
становился все глуше, неразличимей, пока совсем не пропал вместе с
уходящей в горы машиной.
Наверное впервые испытав приступ рвущего душу страха и растерянности,
человек с усилием привстал, с кровати и прильнул к окну. Машина уже успела
скрыться за крутым поворотом, и дорога была тиха и пустынна. Он ничего не
понимал. Почему эти люди бросили его, исчезли, даже не предложив помощи?
Он встал. Горы еще скрыты сумерками, но на востоке уже ширилась и росла
светло-розовая полоса. Значит, наступает утро, и он дожил до рассвета.
Правая рука распухла и пульсировала толчками боли. Но если не обращать
внимания на эту боль, он не мог сказать, что чувствовал себя разбитым и
больным. Подогрев остатки вчерашнего кофе и сварив немного овсянки, снова
лег на топчан, искренне надеясь, что совсем скоро почувствует себя
настолько хорошо, что рискнет сесть в машину и спуститься к Джонсонам,
если, конечно, за это время не появится тот, кто поможет ему и не так, как
те - конечно же сумасшедшие, пустившиеся бежать от одного вида больного
человека.
Надежды не сбылись, потому что весьма скоро он почувствовал себя много
хуже, так, словно болезнь повторилась, охватывая его с новой силой. К
полудню он начал испытывать настоящий страх. Он метался на койке, когда
боль и страх подсказали ему написать и оставить записку о том, что
произошло. Конечно, должно пройти совсем немного времени, пока его найдут,
да и родители, если в течение нескольких дней он не даст о себе знать,
непременно будут звонить Джонсонам.
Неуклюже зажимая карандаш пальцами левой руки, царапая бумагу, он
выводил нелепые каракули, складывая их в слова. В конце записки написал
просто - Иш. Слишком тяжелую работу пришлось бы выполнять, подписываясь
полным именем - Ишервуд Уильямс, да и все знакомые просто звали его Иш.
В полдень, услышав шум моторов проехавших мимо машин, он испытал
чувства потерпевшего кораблекрушение мореплавателя, с утлого плота
глядящего, как проплывают на горизонте дымы далеких пароходов. Машины
подъехали к хижине и, натужно ревя на крутом подъеме, проехали не
останавливаясь мимо. Он звал их, но к тому времени ослаб настолько, что,
без сомнения, его зов о помощи не мог быть услышан. Ведь с расстояния
почти сто ярдов дорога, поднимаясь все выше и выше, уходила в горы.
Но даже в таком состоянии, стоило начать спускаться сумеркам, он
последними усилиями воли заставил себя встать и зажечь лампу. Он не хотел
умирать в темноте.
Полный тяжелых предчувствий, неуклюже горбясь, он смотрел на себя в
маленькое зеркальце, из-за покатой крыши висящее слишком низко для его
долговязой фигуры. Вытянутое лицо всегда было тонким, и, пожалуй, он бы не
взял на себя смелость утверждать, что сейчас оно стало еще тоньше.
Единственное, что отличало это лицо; от лица прежнего Иша - нездоровый
румянец, проступавший даже сквозь плотный загар щек. Большие голубые глаза
покраснели, слезились и, лихорадочно поблескивая, дико таращились на
своего владельца. Светло-каштановые волосы - и в хорошие времена такие
непокорные - теперь торчали в разные стороны, внося последний штрих в
портрет больного и жалкого человека - почти мальчишки.
Не испытывая особенного страха, хотя сейчас, как никогда раньше,
отчетливо понимая, что стоит на пороге смерти, он вернулся на свою койку.
Совсем скоро жесточайший озноб охватил его тело. Внезапно, как и начался,
озноб прошел, наверное, лишь для того, чтобы смениться горячечным
полубредом. Сквозь красный, застилающий глаза туман он видел, как, ровным
светом освещая стены его последнего убежища, продолжает гореть оставленная
на столе керосиновая лампа. И еще он видел брошенный на пол молоток. Ручка
все так же строго смотрит вверх, застыв в положении столь неустойчивого
равновесия. Молоток незаслуженно занимал большую часть его сознания.
Обрывки мыслей и восприятий складывались в мозгу, будто писал он завещание
- старомодное завещание, в котором подробно описывалась каждая оставшаяся
после него вещь. "Один молоток, называющийся ручник-отбойник, весом в
четыре фунта; ручка с небольшими трещинами длиной в один фут; со следами
воздействия сырости и атмосферных осадков, проявившихся в пятнах ржавчины,
но все еще остающийся годным к работе". Иш был очень рад, когда в один из
своих походов нашел этот молоток, ставший для него как бы связующей нитью
с прошлым. Когда-то давно, сгибаясь в низком туннеле, шахтер выбивал таким
молотком дошедший до упора бур. Работать одной рукой, молотком весом в
четыре фунта, наверное, все, что мог позволить себе зажатый в каменном
мешке человек. Вот почему такие молотки стали звать ручниками. Следуя
своим лихорадочным мыслям, он думал, что стоит уделить описанию молотка
пару страниц своего реферата.
Часы, проведенные в темноте, разве совсем мало отличались от ужасов
ночных кошмаров. Он кашлял, задыхался. Все его тело охватывал то
мертвенный холод, то жар лихорадки. И еще, усилив мучения, розовая сыпь
высыпала на коже.
На рассвете он неожиданно забылся глубоким сном.
"Этого никогда не было" вовсе не означает, что "этого никогда не
будет", так как в противном случае имеют право на существование
утверждения: "моя нога не ломается, потому что я никогда не ломал ногу"
либо: "я бессмертен, потому что никогда не умирал". Когда популяция
насекомых, к примеру саранчи или кузнечиков, без видимых на то причин
внезапно достигает непостижимых здравому уму пропорций, а потом также
внезапно и совершенно жалким образом возвращается к своему первоначальному
состоянию, мы обычно думаем и говорим: "Произошло нашествие насекомых".
Количество живых организмов, стоящих на более высокой ступени развития,
также подвержено значительным колебаниям. К ним относятся лемминги,
постоянно проходящие свой временной цикл развития. Некоторое время вы
просто не замечаете диких кроликов, пока они не размножаются в такой
степени, что становятся настоящим стихийным бедствием. И вдруг, словно на
них нападает мор, - все кролики исчезают. Зоологи склонны думать о
существовании некоего биологического закона, а именно, что количество
особей в роду есть величина переменная, подверженная колебаниям от высшей
до низшей точек. Чем выше ступень развития живого организма, чем медленнее
идет процесс его размножения, тем длительнее временной цикл достижения
этих точек.
На протяжении почти всего девятнадцатого века африканский буйвол был
царем вельда. Если бы в те времена существовала статистика животного мира,
она, без сомнения, подтвердила, как десятилетиями происходил постоянный
рост численности этого могучего, с таким незначительным количеством
естественных врагов зверя. К концу века вид этот достигает своей
кульминационной точки и неожиданно падает жертвой страшной болезни - чумы
крупного рогатого скота. Буйвол становится удивительной редкостью, а в
некоторых районах вымирает полностью. За последние пятьдесят лет вид этот
медленно, но все же увеличивается в своем поголовье.
Что касается человека, то, пожалуй, у нас нет веских оснований
предполагать, что его минует судьба остального животного мира. И если
действительно существует биологический закон "приливов" и "отливов", то
будущее человечества можно рисовать в несколько мрачных тонах. За десять
тысяч лет, невзирая на войны, болезни и голод, численность человеческого
рода росла, и, с каждым годом увеличивая темпы, росла неуклонно. С
биологической точки зрения род этот слишком долгое время находился в
чрезмерно благоприятных условиях существования и размножения.
Проснулся он поздним утром с ощущением неожиданной и приятной легкости.
Он боялся, что будет чувствовать себя хуже, чем прежде, вышло же наоборот.
Удушье более не мучило его, и рука не горела. Разглядывая ее, он понял,
что опухоль спадает. Вчера, от свалившейся на него какой-то неведомой
болезни, он был настолько плох, что забыл даже думать об укушенной руке.
Сегодня и рука, и та, другая, болезнь уже не мучили его, словно
столкнувшись в единоборстве друг с другом, истощили свои силы и оставили
его тело. К полудню голова окончательно прояснилась, и он перестал ощущать
особенную слабость.
Наскоро поев, он решил, что сможет добраться до Джонсонов. Не утруждая
себя сбором всех вещей, взял лишь фотоаппарат и драгоценные записные
книжки. В последний момент, словно повинуясь приказу, поднял молоток,
донес до машины и бросил рядом с сиденьем, под ноги. Ехал он медленно и
осторожно, стараясь как можно реже прибегать к помощи правой руки.
У Джонсонов его встретила тишина. Он затормозил у бензоколонки,
выключил мотор, подождал, но никто не торопился наполнить его бак горючим.
В происходящем не было ничего удивительного, потому что бензоколонке, как,
впрочем, и многому другому, что находилось в этих горах, владельцы не
уделяли чрезмерно много внимания. Он посигналил и стал ждать. Прошла
минута, другая, и тогда он вышел из машины и поднялся по шатким скрипучим
ступеням дома. Открыл двери и переступил порог комнаты, служившей чем-то
вроде домашнего магазинчика, где проезжающие туристы могли купить сигареты
и консервы. И здесь не было ни души.
Пожалуй, это его уже удивило. Правда, он не знал, какой сейчас день.
Такое с ним случалось всякий раз, когда он забирался в горы и жил сам по
себе, не общаясь с внешним миром. Скорее всего, среда. Но с таким же
успехом мог быть и вторник или даже четверг. Единственное, в чем он был
уверен - сегодня не воскресенье. На воскресенье или даже на весь уик-энд
Джонсоны вполне могли закрыть свою лавку и укатить в горы. Они были легки
на подъем и не слишком верили расхожим истинам, что хорошая работа
приносит радость. Но сейчас, когда туристский сезон был в самом разгаре и
торговля шла на удивление бойко, они не могли с привычной легкостью
пренебречь своими доходами и оставить лавку надолго. Но даже если уехали,
то почему не заперли двери? Да... люди, живущие в горах, - это всегда
загадка. Но что