уразным маршем. Почва здесь, близ
вершины кряжа, отличалась упругой сухостью, и сам кряж был по-
своему величав - земля, казалось, привстала на цыпочки в попытке
дотянуться до самого неба. А небо было бездонно синим - более синего
ей не доводилось видеть за всю жизнь, и ни единое облачко не
осмелилось запятнать его. Сильный, устойчивый ветер трепал полы ее
плаща. Ветер дышал резкой свежестью, словно вобрал в себя холод и
пустоту необозримых просторов, зато солнце, стоящее почти в зените,
радовало теплом. Под ногами шелестела трава, отнюдь не дикая, а
ухоженная и подстриженная. Вдоль гребня кое-где росли деревья, и
каждое кренилось, каждое было обточено ветром, который дул здесь,
наверное, из века в век, пока не подчинил деревья своей воле.
	Никто не обращал на Инид ни малейшего внимания. Какое бы
действо ни происходило здесь, ее появление на происходящее никак не
повлияло. Что же это за действо? - поневоле спросила себя Инид. Какое-
то ритуальное шествие, или религиозное паломничество, или, возможно,
иной обряд древнего мифологического происхождения? Все ее догадки,
конечно же, одинаково бездоказательны. Вмешиваться ни к чему, а быть
может, и опасно, - хотя со стороны процессия казалась невосприимчивой
к любому вмешательству. В движении чувствовалась
целеустремленность, оно имело какой-то смысл и назначение.
	Над самым ее ухом вдруг прозвучал голос:
	- Вы хотите присоединиться к нам, леди?
	Она дернулась в испуге и круто обернулась. Рядом стоял робот.
Очевидно, его приближения не было слышно из-за ветра. Он был
человекоподобным и в высшей степени цивилизованным, без следа
механической вульгарности. Разумеется, он оставался машиной, это
было заметно с первого взгляда. Но в то же время в нем странным
образом ощущалась человечность и, более того, благородство. Его лицо
и тело были классически человечными, и он был украшен со вкусом,
каждая металлическая деталь несла на себе неглубокий спокойный
орнамент, заставивший Инид вспомнить изящную насечку на дорогих
ружьях из коллекции Тимоти. На плече робот нес цельную ободранную
свиную тушу, а под мышкой - большой, туго набитый мешок, по-
видимому, с зерном.
	- Прошу извинить меня, леди, - продолжал робот. - Я никоим
образом не хотел вас испугать. Приблизившись к вам сзади, я хотел
издать какой-нибудь звук, дабы оповестить о себе, но, понимаете ли,
ветер... На ветру просто ничего не слышно.
	- Спасибо тебе за предупредительность, - ответила Инид. - Ты
действительно испугал меня, но хорошо что не очень сильно. Нет, я не
намерена присоединяться к вам. По правде говоря, я даже не
представляю себе, что тут происходит.
	- Массовая галлюцинация, - заявил робот довольно резко. - То, что
вы видите, - это новый поход Дудочника Пайдпайпера. А вы, леди, не
ровен час, знакомы с древней легендой про Дудочника?*[Имеется в виду
стихотворение Роберта Браунинга (1812-1889), по сюжету сходное с
известным немецким сказанием о гамельнском крысолове. В
современном английском языке выражение "пайдпайпер" (pied piper)
употребляется как нарицательное для характеристики людей и в
особенности политиков, падких на несбыточные обещания.]
	- Ну конечно, знакома, - отозвалась Инид. - Я читала про
Дудочника в одной из книг, которые мой брат откопал в прошлом. Этот
Дудочник выманил своей музыкой из деревни всех детей...
	- Здесь в точности то же самое, - подхватил робот. - Все идут в
поход, как за Дудочником, с той только разницей, что Дудочника нет и в
помине. А все эти инопланетяне виноваты...
	- Но если Дудочника нет, за кем же они идут?
	- Подверженные обману чувств, что навеян, по моему убеждению,
инопланетянами, они следуют за собственными мечтами. Каждый за
своей, исключительно за своей. Я уж втолковывал им, втолковывал, и все
другие роботы тоже, но они игнорируют нас и слушают только мерзких
пришельцев...
	- Но если так, зачем ты здесь? И не ты один, тут множество других
роботов...
	- Кто-то же должен позаботиться о людях. Кто-то должен
защитить их от самих себя. Они снялись и пошли без всякого
пропитания, без еды, и без воды, и без одежды, потребной для защиты от
холода и от сырости. Вы видите поросенка у меня на спине? Видите
мешок с провизией, который я прижимаю к боку? Я попрошайничаю у
сельских жителей, добываю где и сколько могу. Уверяю вас, леди, это
отнюдь не та миссия, за которую робот моего класса с присущей ему
честностью и восприимчивостью возьмется с искренней охотой. И тем не
менее таков мой долг, потому что мои дурные хозяева заворожены
своими нелепыми мечтаниями и пренебрегают даже первоочередными
жизненными потребностями. Кто-то должен быть с ними рядом и
опекать их...
	- Где же завершится этот поход? Что будет с людьми дальше? Чем
все это кончится?
	- Поистине не ведаю, - ответил робот. - Могу лишь уповать на
лучшее. Возможно, такое уже случалось где-либо и когда-либо, но у нас
на Земле ничего подобного ранее не бывало. Как бы я ни любил своих
хозяев, но, прошу у вас прощения, люди подчас представляются мне
самой беспечной и безрассудной формой всего живого. Знаете, леди, мне
от роду много столетий, а прочитанные мной книги охватывают период
неисчислимой деятельности. Согласно историкам былых эпох,
человечество отличалось беспечностью и безрассудством всегда, но мне
кажется, что раньше безрассудство шло от глупости и упрямства, а ныне
оно стало для людей источником радости. И если безрассудство радует и
приносит счастье, то это, по-моему, высшая извращенность, какую
только можно себе представить.
	- Мне надо над этим подумать, - сказала Инид. - Не исключено,
что ты прав.
	Извращенность, повторила Инид про себя. Неужели человечество
действительно пало жертвой собственной извращенности и добровольно
свело к нулю все ценности, завоеванные столь тяжко и на протяжении
более чем миллиона лет выстроенные в логическую систему? Неужели ни
с того ни с сего, без какой бы то ни было причины можно было
отвернуться от всего, что составляло самую основу человечества? Или,
быть может, люди впали во второе детство, сбросили со своих плеч
возраст как опостылевшую ношу и вернулись вспять к эгоизму детей,
которые играют и резвятся, не задумываясь ни о последствиях, ни об
ответственности?
	- Если у вас есть настроение подняться туда и посмотреть на них
поближе, - заявил робот, - можете сделать это без опасения. Примите
мои уверения, что опасаться совершенно нечего. Они совсем безобидные
люди, только, увы, глупые.
	- Возможно, я последую твоему совету.
	- Или еще лучше - если вы располагаете временем, пожалуйте к нам
вечером, когда мы обратимся к трапезе. Кроме моих хозяев, ради такого
случая мы пригласим несколько избранных, наименее омерзительных
инопланетян. Будет жареная свинина и свежеиспеченный хлеб, а может,
и иная снедь, какую раздобудут мои коллеги. Не бойтесь оказаться
незваным гостем - приглашаю вас от имени моей семьи. Когда наступает
вечер, все семьи собираются в своем кругу и поглощают пищу, какую им
предложат их роботы. Вам, наверное, понравится моя семья. Не считая
этого дурацкого представления, во всем остальном они прекрасные
люди. Питаю надежду, что их безумие скоро закончится.
	- С удовольствием приму участие в трапезе, - сказала Инид. - Рада,
что ты пригласил меня.
	- Тогда последуйте за мной. Попробую их разыскать. Они где-то
среди идущих, и не слишком далеко отсюда. Затем я выберу площадку
для ночлега и приготовлю все для ужина. Наверное, лучше поискать
место чуть впереди, чтоб они очутились неподалеку, когда безумие
приостановится перед лицом ночи.
	- Значит, по ночам поход прерывается?
	- Ну конечно же! Они все-таки еще не полностью выжили из ума.
	- Ладно, пойду с тобой, - решила Инид. - Не хочу присоединяться к
процессии. Там я буду белой вороной. Лучше я составлю тебе компанию
и помогу разбить лагерь.
	- В помощи нет нужды, - заверил робот. - Там будут другие мои
коллеги, и все мы истовые работники. Однако ваша компания доставит
мне удовольствие. И поскольку мы проведем какое-то время вместе,
можете называть меня Джонс.
	- Счастлива узнать твое имя. Называй меня Инид.
	- Я буду обращаться к вам "мисс Инид". Молодых особ женского
пола обычно именуют "мисс".
	- Спасибо тебе, Джонс...
	На протяжении разговора они понемногу поднимались в гору и
теперь оказались совсем близко от процессии. Инид увидала, что люди
следуют по бегущей вдоль гребня едва заметной тропе, вероятно
используемой не часто, - разве что одинокие странники хаживали по ней
иногда, торопясь найти укрытие до наступления ночи. Ныне тропа стала
торной дорогой, забитой людьми в обе стороны до самого горизонта.
Кое-где строй разрывался, но разрывы не были очень броскими, и
создавалось ощущение, что это единая грандиозная процессия.
	И каждый участник процессии шел сам по себе, будто в полном
одиночестве, обращая на идущих рядом в лучшем случае формальное
внимание. Головы подняты высоко и уверенно, глаза уставлены в одну
точку скорее вперед, чем вверх, - словно им вот-вот, в любую минуту
может открыться некое зрелище, заведомо прекрасное, которое ни при
каких обстоятельствах не вызовет разочарования. Люди были исполнены
тихого ожидания, сдержанного экстаза, хотя, уточнила для себя Инид,
это не имело ничего общего с молитвенным, религиозным экстазом.
Первая ее догадка, что это религиозная церемония, была, вне сомнения,
ошибочной.
	Детей в процессии не было. Были подростки, были люди среднего
возраста. были пожилые и совсем старые, опирающиеся на трости и
посохи и даже ковыляющие на костылях. И вместе с ними бежала,
прыгала, вышагивала, семенила, ползла вереница инопланетян - их было
меньше, чем людей, но вполне достаточно, чтобы произвести
впечатление на стороннего наблюдателя.
	Одно из созданий, смахивающее на привидение, то плыло на
уровне процессии, покачиваясь вверх-вниз, то взмывало высоко над нею,
и непрерывно меняло облик. Другое, трехногое, вышагивало как на
ходулях, при этом тело его не имело никаких характерных черт и если
напоминало что-то, то простую коробку. Было существо, совмещающее
в себе ползуна и катуна, оно то скользило под ногами идущих, извиваясь
змеей, то скручивалось в шар, движущийся спокойно и мягко. Была,
наконец, голова без туловища - голова, а на ней рот и единственный глаз,
и голова беспрерывно сновала туда-сюда, будто не ведала, куда путь
держать. Были и всякие другие чудища, всех не перечислить.
	Люди не обращали на инопланетян ни малейшего внимания,
словно те ничем не отличались от обычных людей. И инопланетяне, в
свою очередь, как бы не замечали людей, - казалось, они знают этих
людей давным-давно и давно поняли, что в них нет ничего интересного.
У Инид создалось впечатление, что все они, и люди и инопланетяне,
чего-то ждут, но не какого-то единого для всех знамения, а каждый
своего персонального откровения.
	Она вспомнила про робота Джонса и принялась озираться, но
Джонс как сквозь землю провалился. Роботов вокруг было множество,
причем почти все они предпочитали не вклиниваться в процессию, не
смешиваться с людьми и пришельцами, а держаться особняком. Их было
много, а вот Джонса она, как ни высматривала. не видела. Мелькнула
мысль, что он собирался пройти вперед, и, если поспешить, его еще
можно догнать. Инид была голодна, и перспектива горячей свинины со
свежим хлебом, обещанная Джонсом, звучала очень заманчиво. Какой
же глупостью с ее стороны было позволить ему потеряться!..
	Она пустилась бегом вдоль процессии, но буквально через
несколько шагов остановилась. Она же не заметила, в каком
направлении он пошел, и, бросившись вдогонку, может на деле не
приближаться к нему, а отдаляться. И тут над самым ее ухом раздался
голос гнусавый, явно не человеческий, хоть и употребляющий
человеческие слова:
	- Добрая гуманоидная особь, ты не откажешься оказать мне
небольшую услугу?
	Инид невольно дернулась, отпрыгнула вбок и только потом
обернулась.
	Разумеется, это оказался пришелец - она знала заранее, что
пришелец, - но, пожалуй, чуть более человекоподобный, чем
большинство других. Выгнутую вперед длинную тощую шею венчала
голова с удлиненной мордой, напоминающей одновременно
исхудавшего за зиму коня и удрученного гончего пса. Безобразно кривые
ноги, числом две, поддерживали туловище - раздутый бородавчатый
мешок. Длинные гибкие руки, тоже две, извивались как кобры под
музыку факира, Уши торчали в стороны и смахивали на мегафоны. На
лбу расположились две кучки глаз всех цветов радуги. Широкий рот
обрамляли слюнявые губы. В довершение всего по бокам тощей шеи
шевелились жабры, шумно вздымаясь и опадая в ритме дыхания.
	- Вне сомнения, - объявил пришелец, - для тебя я есть мерзкое
зрелище. Как человеческие особи представлялись мне мерзкими, пока я
не привык к их виду. Но сердце во мне доброе, а честность превыше
всего.
	- Нисколько не сомневаюсь, - произнесла Инид.
	- Я осмелился подойти к тебе, - продолжал он, - поскольку из всех
присутствующих здесь особей ты одна, если не ошибаюсь, не вовлечена в
происходящее. Сие внушает мне веру, что ты согласишься пожертвовать
мне малую долю своего времени.
	- Не представляю себе, чем могу быть тебе полезной.
	- Однако можешь. Вне сомнения, можешь, - повторил он
настойчиво. - Весьма необременительная задача, которую, вследствие
запутанных причин, я тем не менее не в состоянии выполнить лично.
Мне, увы, недостает... - На удрученной конепесьей морде появилось
выражение нерешительности, пришелец словно не находил нужного
слова. - Допустим, некто вяжет пакет бечевкой, но, когда необходимо
завязать узел, он не может этого сделать, в силу отсутствия собственных
рук. И этот некто просит тебя подержать палец на перекрестье нитей,
дабы узел все-таки завязался. Что-то подобное, хоть и в несколько ином
плане, я прошу тебя осуществить за меня.
	- В силу отсутствия собственных рук?
	- Нет, не рук, а иного свойства, сущность которого я не способен
передать тебе терминами, понятными для тебя. Сие есть моя вина, а ни в
малой мере не твоя.
	Инид, совершенно сбитая с толку, бросила на пришельца
недоуменный взгляд.
	- Ты все еще страдаешь недопониманием?
	- Боюсь, что да. Придется тебе рассказать подробнее.
	- Ты зришь здесь многих особей, шествующих со всей
серьезностью, и все стараются, все ищут, но каждый ищет свое, присущее
только ему. Возможно, искусную картину, какую бы желал изобразить на
холсте. Или музыкальное сочинение, каким бы восторгались все другие
ценители. Или архитектурную идею, какую некто в той процессии
тщился отразить на бумаге в течение долгих лет.
	- Так вот оно что! - воскликнула Инид. - Вот что они
высматривают...
	- Именно и точно. Я полагал, что тебе сие известно.
	- Я понимала, что они ищут что-то. Но не догадывалась что.
	- Поиск некоей цели характерен не только для земных обитателей.
	- Ты намекаешь, что тоже ищешь что-то? И тебе нужна моя
помощь? Сэр, я положительно не могу взять в толк, каким образом я
способна помочь.
	- Я занят поиском идеи и многократно старался вызвать ее к
жизни, однако идея каждый раз недовоплощалась. И когда я прознал про
эту процессию и ее поисковый смысл, я сказал себе: ежели процессия
плодотворна для земных особей, то нет ли самой малой надежды, что ей
суждено стать плодотворной и для меня?
	- И оправдалась твоя надежда?
	- Уповаю, что оправдалась. Идея полностью определилась
умственно, но воздержусь утверждать это бесповоротно, пока не отыщу
особь, согласную подержать палец на перекрестье нитей.
	- Только речь, конечно, не о пальце и не о нитях.
	- Совершенно верно, прекрасная леди. Ты разумеешь быстро и
внимаешь пристально. Будешь ли внимать далее?
	Инид огляделась. Робота Джонса по-прежнему нигде не было
видно.
	- Ладно, буду внимать. Постараюсь внимать пристально.
	- Прежде всего, - провозгласил пришелец-конепес, - я обязан явить
тебе свою честность. С прискорбием извещаю тебя, что прибегнул к
обману. Все прочие инопланетные, участвующие в процессии,
составляют особо отобранную группу. Их допустили к участию, ибо они
обладают даром поднимать восприимчивость земных особей на высший
галлюцинаторный уровень. Воспаряя в галлюцинациях, соучастники
данной процессии сумеют воспринять модель высокого искусства, к
коему направлены их помыслы. Более того, среди различных
инопланетных есть такие, кто способен руководить материализацией
видений, дабы картина возникала из разума без посредства кистей и
красок. Или музыка, настоящий звук, без посредства инструментов и
партитур. Допустимо выразиться так - дабы произошло короткое
замыкание между концепцией и ее воплощением.
	- Но это немыслимо! - вскричала Инид, внезапно вообразив себе
ливень живописных полотен, который падает с неба под музыку, идущую
ниоткуда.
	- В определенных случаях отнюдь не немыслимо, - заявил Конепес.
	- Пока что ты говоришь прямо и откровенно, - отметила Инид. -
Но ты упомянул, что прибег к обману. С какой стати?
	- Обман в том, что я присоединился к процессии с целью трудиться
отнюдь не на благо земных особей, а на благо себя самого. Я питал
надежду, что рвение соучастников пополнит и подстегнет мои прежние
умения.
	- Ты хочешь сказать, что идешь с процессией, преследуя
собственную цель? Цель, очевидно, была в том, чтобы войти в состояние,
нужное для разработки твоей идеи. Этого ты добился - и все же не
можешь осуществить свою идею, пока не найдешь кого-то, кто
согласился бы подержать палец на перекрестке?
	- Ты обрисовала ситуацию с восхитительной точностью. И ежели
тебе теперь все понятно, ты соглашаешься помочь?
	- Сперва скажи мне, что за штуковину ты изобретаешь.
	- Этого, увы, я сделать не в состоянии, поскольку объяснение
неизбежно вовлекает понятия, недоступные земным особям без
основательной специальной подготовки.
	- Твое изобретение не будет пагубным? Оно никому не причинит
зла?
	- Посмотри на меня, - предложил Конепес. - Разве я похожу на
злонамеренное существо?
	- Право, если честно, не знаю.
	- Тогда умоляю поверить мне на слово. Объект не причинит
никакого зла и никому.
	- Хорошо, но мне-то от этого что за выгода?
	- Мы станем партнерами. Ты будешь владеть половиной объекта и
иметь на него права, равные с моими.
	- Весьма великодушно.
	- Ни в коей мере, - возразил Конепес. - Без твоей помощи объект
просто не вызовется к жизни. Однако ты, возможно, разрешишь мне
объяснить, что тебе следует делать?
	- Да, пожалуй, разрешаю.
	- Тогда закрой глаза и думай на меня.
	- Думать на тебя?
	- Именно и точно - думай на меня. А я в ответ стану думать на
тебя.
	- Но я никогда в жизни этого не делала!
	- Это несложно, - заверил Конепес. - Ты закрываешь глаза и,
сосредоточив все силы, думаешь обо мне.
	- Звучит до ужаса нелепо, - сказала Инид, - но, наверное, стоит
попробовать...
	Плотно зажмурившись, она принялась сосредоточенно думать
"на пришельца", но не могла совладать с подспудной мыслью, что
портит все дело: у нее же нет никакого представления, как думают "на
других". И тем не менее она ощущала, что пришелец целеустремленно
думает "на нее". Было страшновато, хоть и напоминало манеру братца
Генри посылать слова прямо в мозг. Она упорно пробовала ответить
пришельцу тем же и уж во всяком случае не отгонять его. Терять ей, в
конце концов, совершенно нечего. Впрочем, в высшей степени
сомнительно, что удастся что-нибудь приобрести: все это самая
настоящая белиберда.
	Но мало-помалу в ее сознании сформировалась картина, до какой
она никак не сумела бы додуматься самостоятельно. Картина
сложнейшей конструкции из красочных нитей, связывающих ее воедино.
Нити были тоненькими и казались очень хилыми, и тем не менее
конструкция ощущалась как вполне материальная. Казалось, Инид стоит
в самом центре, но разглядеть подробности не удавалось - конструкция
была слишком велика и простиралась во все стороны без конца и края.
	~Однако~, заявил невидимый Конепес, посылая слова прямо ей в
мозг, ~вот куда ты должна возложить свой палец.~
	- Куда? - не поняла Инид.
	~Прямо сюда~, сообщил Конепес, и внезапно она увидела нужную
точк