ли корешки, и это было бы доброе подспорье, но как
прикажете отличать съедобные от ядовитых? Так что проблема по сути
сводилась к вопросу, как день за днем обеспечить себя белками хотя бы в
той мере, чтобы тело не забастовало?
	Ответ напрашивался сам собой: необходимо оружие, которое он
мог бы смастерить своими силами. И если другого не дано, к
осуществлению этого плана надо приступать не теряя ни минуты. Надо
набраться опыта в изготовлении и применении самодельного оружия,
прежде чем будет израсходован последний патрон. Первый шаг - найти
камень, пригодный для обработки. В выступах песчаника, испещривших
склоны ближнего холма, подходящих пород не встречалось. Но на одном
холме свет клином не сошелся - нужный камень сыщется в каком-нибудь
другом месте.
	Находившись, Бун опять уселся у огня. Волки пировали, отнюдь
не брезгуя залезать внутрь разорванной туши. То один, то другой из них
задирал измазанную кровью морду и посматривал на человека, потом
возвращался к трапезе. Часа через два, решил Бун, можно будет без
особой опаски приблизиться и предъявить свои права на часть добычи.
Судя по солнцу, было около полудня или чуть за полдень. Вверху
кружили грифы. Их набралось уже с дюжину, если не больше, и с
каждым кругом они спускались ниже и ниже.
	Монстр-робот сделал новую попытку заговорить.
	~Бун, будте благоразумны! Выслушайте меня...~
	- Я и так слушаю, - отозвался Бун.
	~Я лишился всех органов чувств. Не могу ни видеть, ни слышать.
Единственное, что я могу, - воспринимать то, что вы говорите, но до сих
пор все сказанное вами было крайне недоброжелательным. Я теперь
ничто. Ничто, укутанное в пустоту. Тем не менее я сохраняю
самосознание. И могу сохранять его в течение несчетных тысячелетий,
зная, что я ничто, не в состоянии совершить что бы то ни было. Вы - моя
единственная надежда. Если вы не сжалитесь надо мной, я останусь в
таком состоянии навеки, погребенный в песке и пыли, и никто никогда
не узнает, что я здесь. Я буду словно живой труп...~
	- Однако ты красноречив, - заметил Бун.
	~Это все, что вы хотите сказать?~
	- Право, не могу больше ничего придумать.
	~Выкопайте меня,~ взмолился монстр. ~Извлеките меня из
обломков, в которые меня превратили, и держите при себе. Возьмите
меня с собой, когда уйдете или уедете отсюда. Все что угодно, только не
бросайте меня одного.~
	- Так ты хочешь, чтобы я тебя спас?
	~Да, пожалуйста, спасите меня.~
	- Но ведь и такое решение для тебя стало бы только временным, -
сказал Бун. - По твоей милости я, не исключено, приговорен к
пожизненному заключению в этой, как ты выразился, дикой глуши. Я,
возможно, здесь и умру, и ты опять останешься наедине с той же судьбой,
что и сейчас...
	~Даже в подобном случае мы все-таки проведем хорошо время
вместе. Мы избежим одиночества.~
	- Сдается мне, - сказал Бун, - что в подобном случае я предпочту
одиночество.
	~Нельзя терять надежды. Может произойти какое-либо событие,
которое спасет нас обоих.~ - Бун не ответил. - ~Вы не отвечаете,~ -
упрекнул его монстр.
	- Мне больше нечего сказать. Даже слышать тебя не желаю!
Способен ты это понять? Не желаю тебя слышать!..
	Оказать милосердие обычному врагу - да, это был бы жест
гуманный и благородный. Однако монстр-робот не был обычным
врагом. Пытаясь сформулировать, хотя бы ради собственного
спокойствия, что за враг перед ним, Бун понял, что имени для такого
врага не придумано.
	А что,если это была ловушка? - подумал Бун, и мысль сразу
принесла ему облегчение. Где-то там, в путанице обломков, оставшейся
от грозного монстра, лежит небольшой ящичек, служивший страшилищу
мозгом, компьютер фантастической сложности - сокровенная сущность
робота. Копаться среди обломков, искать и извлекать эту сущность,
чтобы, вполне возможно, какой-нибудь уцелевший механизм тут же
схватил тебя и прикончил? Нет уж, благодарю покорно, сказал себе Бун.
Решение было правильным, негодяя не стоило даже слушать...
	Тем временем волки, видимо, отчасти насытились. Два-три из них
растянулись на траве с необычайно довольным видом, другие
продолжали терзать тушу, но шевелились гораздо ленивее. Грифы
опустились еще ниже. Солнце проделало значительную часть своего
пути на запад.
	Подняв ружье, Бун двинулся к добыче. Волки поначалу наблюдали
за ним с любопытством, но, когда он подошел совсем близко, отпрянули
и застыли, негромко порыкивая. Он легонько погрозил им ружьем - они
отскочили чуть дальше, а иные присели в позе напряженного внимания.
	Дошагав до бизона и прислонив ружье к туше, он раскрыл нож. Ну
до чего же хлипкий инструмент! Брюшная полость быка была раскрыта
настежь, приоткрывая один из окороков. Бун догадывался, что бизоний
окорок окажется жестковат, - только складным ножичком никак не
прорежешь грубую шкуру и не доберешься до более нежных частей.
Приходилось брать, что сумеешь.
	Ухватившись за разодранную шкуру обеими руками, Бун рванул ее
изо всех сил. Шкура отходила очень неохотно. Упершись ногами, он
рванул еще. На сей раз шкура подалась чуть легче, разодралась чуть
дальше. А нож, к великому его изумлению, резал намного лучше, чем
можно было предполагать. Отделив солидный ломоть мяса, Бун не
откладывая откромсал и второй разумеется, в один присест столько не
съесть, но другого случая может и не представиться. Набегут другие
волки, привлеченные запахом крови, да и стервятники не заставят себя
ждать. К рассвету от бизона мало что останется.
	К добыче, сердито ворча, приблизился один из волков -
гигантский волк, много крупнее всех остальных. Стая тут же поднялась,
готовая следовать за вожаком. Бун схватил ружье и замахнулся на
волков, испустив свирепый вопль. Гигантский волк приостановился, по
его примеру остановились и остальные. Бун положил ружье и отрезал
третий ломоть.
	Не спуская глаз с волков, он подобрал три куска мяса и начал
отступление. Отступал он нарочито медленно. Не торопись, внушал себе
Бун, любое резкое движение может спровоцировать зверюг на атаку...
	Волки наблюдали за ним не шевелясь, выжидая, что будет дальше.
А он просто пятился к костру. Когда половина пути осталась позади,
стая внезапно бросилась вперед, но не к нему, а к бизоньей туше, и
навалилась на нее сызнова, лязгая зубами и рыча. На Буна волки больше
не обращали внимания.
	Неподалеку от костра он выбрал чистенькую травяную площадку
и выложил на нее все, что принес. Раз в десять больше, чем удастся
съесть за один вечер. Задумчиво разглядывая мясо, он опять задался
вопросом: что с ним делать?
	Долго оно не сохранится - от силы дня два, и протухнет. Надо,
решил он, зажарить все сразу. Зажарить, съесть сколько влезет, остаток
завернуть в нижнюю рубашку и закопать, а самому усесться на тайник
сверху. Без этой меры предосторожности волки, как только покончат с
тушей, унюхают спрятанное мясо и отроют. Но если он усядется сверху,
не посмеют. По крайней мере, можно надеяться, что не посмеют.
	Бун принялся за работу: выбрал из заготовленных можжевеловых
веток самые прочные, поделил их на палочки подходящей длины и
каждую заточил с обоих концов. Порезал мясо на кусочки и нанизал на
заостренные палочки, по четыре-пять кусочков на вертел. Костер
прогорел до углей, однако несколько крупных деревяшек еще держали
пламя. Их он сгреб в сторонку и запалил новый костерок, а над углями
воткнул наклонно палочки-вертела с мясом. Потом сел рядом, наблюдая
за таинством жарки, время от времени поправляя палочки и глотая
слюну. Пахло жаркое ошеломляюще, хоть он и знал заведомо, что
вкусным оно не получится: не было даже соли, а о приправах нечего
было и мечтать.
	Волки по-прежнему ссорились над убитым быком. Два-три грифа
дерзнули спуститься вник, но волки их не подпустили. Тогда птицы
отлетели на почтительное расстояние и сели нахохлившись в ожидании
своей очереди. Солнце спустилось к самому горизонту. Близилась ночь.
	Там на равнине лежала туша бизона, который во времена Буна
стал ископаемым. А где-нибудь подальше бродили другие ископаемые -
живые мастодонты, мамонты, дикие лошади, а может быть, и верблюды.
Даже волки, пирующие над тушей, для людей двадцатого века - всего-
навсего ископаемые.
	Скорчившись подле самодельной жаровни, Бун не отрывал глаз от
поспевающего ужина. Его терзали муки голода. Не считая утренней
овсянки, комковатой, почти несъедобной, он за весь день не держал во
рту и крошки. Воистину для него настали суровые времена.
	Поневоле припомнилось: когда он прыгнул во времялет вслед за
Инид, то был под впечатлением, что они отправятся в будущее, а уж
никак не в эпоху вымершего зверья и оживших ископаемых. Правда,
драматизм последних секунд в Гопкинс Акре вышиб из головы вообще
всякие мысли.
	Возможно, в будущем и нашлось бы что-нибудь, что могло бы его
заинтересовать, но здесь не было абсолютно ничего примечательного.
Что там, в Гопкинс Акре, довелось узнать о будущем? Мир, где почти не
осталось людей во плоти, - человечество сохранилось лишь как сумма
бестелесных существ, единиц, чистого разума. Естественный отбор
некогда сделал людей хозяевами планеты - зачем? Чтоб они в конце
концов свели себя к какому-то квантовому существованию в виде
пылинок, а может, и того мельче?
	Еще одна радикальная перемена, подумал он. За без малого пять
миллиардов лет своей истории Земля претерпевала множество перемен.
Сперва возникали какие-то пустячные, на первый взгляда факторы, но в
дальнейшем они приобретали значение, какого ни один сторонний
интеллект не смог бы предвидеть, а когда осознал бы, оказался бы уже не
в силах что-либо предпринять.
	Даже если бы гигантские рептилии обладали разумом, им ни за
что не догадаться бы, как и почему они вымерли шестьдесят пять
миллионов лет назад. И многие другие формы жизни пришли к
вымиранию, которое при всем желании нельзя было предсказать. Буну
доводилось читать, например, что первое из великих вымираний
случилось еще два миллиарда лет назад, когда первые зеленые растения
принялись поглощать углекислый газ, насыщая атмосферу кислородом и
неся тем самым гибель более ранним, более примитивным созданиям,
для которых кислород был смертельным ядом.
	Земля пережила множество эпох вымирания. Видов, погибших в
прошлом, в сотни раз больше, чем выживших. И вот, наконец, в будущем
- и не столь уж отдаленном - пришел, по-видимому, смертный час и для
человечества. Нет, не совсем точно - человечество может и выжить, но в
такой форме, которая исключает его дальнейшее влияние на развитие
планеты.
	А потом? Инид уверяла, что нашими наследниками выступят
деревья, что они займут место людей, коли скоро с человечеством будет
покончено. Идея, конечно же, смехотворная. Каким образом, благодаря
каким качествам деревья смогут заменить людей? И тем не менее если уж
искать наследников, то более подходящих, более достойных не найти. На
протяжении всей истории деревья были друзьями людей, хоть сам
человек был им и другом и врагом. Люди безответственно вырубали
исполинские леса, однако другие люди в свой черед растили деревья,
души в них не чаяли, а то и боготворили.
	Одна из палочек, на которых держалось мясо, внезапно
покачнулась, опрокинулась и упала на угли. Ругаясь на чем свет стоит,
Бун выхватил ее из огня и очистил мясо от золы. Похоже, оно уже почти
прожарилось, можно было приступать к еде. Аккуратно сняв одну
дольку, Бун стал подбрасывать ее на руке, как мячик, и как только
кусочек достаточно остыл, запустил в него зубы. Вкусом мясо не
отличалось, но было приятно теплым, а еще приятнее было ощущать
пищу во рту. Жевалось с трудом, однако желудок радостно соглашался
даже на полупрожеванное. Бун наелся досыта, отложил пустую палочку,
стащил с себя куртку, рубашку и нижнее белье. Нижнюю рубаху он, как и
собирался, расстелил на траве и стряхнул на нее жаркое со всех
остальных палочек. Затем вновь нанимал на вертела сырое мясо,
пристроил их над углями, надел рубашку с курткой и расположился
поудобнее - нужно подождать примерно полчаса, и мясо зажарится все
до кусочка, тогда можно и на покой.
	Надвигалась темнота. Он уже еле различал волков, сгрудившихся
над тушей. Небо на востоке зарумянилось - всходила луна. Когда мясо
поспело, он все сложил горкой на рубаху и плотно завернул, выкопал
ножом яму, спустил туда узелок с едой, заровнял, утрамбовал землю и
уселся сверху. Теперь, сказал он себе, всякий, кто захочет отведать этого
мяса, сначала должен будет иметь дело со мной.
	Настроение приподнялось, он даже слегка гордился собой. Что бы
ни готовил ему завтрашний день, сегодняшний завершился неплохо:
пищи теперь хватит на несколько суток. Может, и не стоило тратить
пулю, но сожалений по этому поводу он не испытывал. Выстрел даровал
бизону быструю и достойную смерть. Не нажми Бун на спуск, волки
одолели бы старого быка и принялись бы заживо рвать его на части.
	А может, выпущенная пуля и не столь уж важна. С минуты на
минуту вернется Инид и заберет его во времялет. Бун старался
сосредоточиться на этой мысли, заставить себя поверить в нее, но, в
общем, без успеха. Было вполне вероятно, что Инид вскоре вернется, и
не менее вероятно, что никогда.
	Защищаясь от подступающей ночной прохлады, он поднял
воротник. Прошлой ночью у него было хотя бы одеяло, а теперь лишь
то, что на тел.е Задремав, он клюнул носом - и очнулся встревоженный.
Да нет, тревожиться нет причин, вокруг все как прежде, все вроде бы в
порядке. Он опять погрузился в сон, придерживая ружье на коленях.
	А когда пошевелился снова - уже не спал, но и не вполне
проснулся, - то обнаружил, что не один. По другую сторону костра сидел
- а если не сидел, то казался сидящим, - некто целиком укутанный в
одеяние наподобие плаща и накрывший голову конической шляпой,
съехавшей так низко, что она скрывала лицо. А рядом сидел волк, тот
самый волк. Бун узнал сразу и без колебаний: это волк, с которым он
оказался нос к носу прошлой ночью. Сейчас волк улыбался, - право,
никогда и слышать не доводилось, что волк способен на улыбку.
	Уставясь на коническую шляпу, Бун спросил:
	"Кто вы такой? Что это значит?"
	Вопросы не прозвучали вслух. Бун обращался к себе, а вовсе не к
этой шляпе. Да и нельзя было говорить в голос, чтобы не испугать волка.
Но Шляпа ответил:
	~Это значит, что все живые - братья. Кто я - в принципе не имеет
значения. Здесь я присутствую в роли переводчика.~
	- Переводчика? Но кому тут переводить?
	~Тебе и волку.~
	- Волку? Он же не говорит!
	~Да, не говорит. Но думает. Он очень доволен и озадачен.~
	- Озадачен - это я понимаю. Но чем он может быть доволен?
	~Он чувствует родство душ. Он ощущает в тебе нечто сходное с
собой. Он гадает, что ты за зверь.~
	- В грядущие времена, - заявил Бун, - он будет с нами заодно. Он
станет собакой.
	~Даже догадайся он об этом~, ответил Шляпа, ~это не произвело
бы на него впечатления. Он полагает себя таким же, как ты. Равным тебе.
Собака служит человеку, она не равноправна с нам.~
	- Подчас собаки очень близки нам.
	~И все равно не равноправны. До этого был один шаг, но вы на
этот шаг не решились. Это следовало бы сделать давным-давно. А теперь
слишком поздно.~
	- Послушай, - возразил Бун, - но он вовсе не похож на меня. Между
волком и мной - огромная разница.
	~Разница, Бун, отнюдь не так велика, как тебе кажется.~
	- Мне он нравится, - сообщил Бун. - Я восхищаюсь им и, пожалуй,
понимаю его.
	~А он тебя. Он сидел с тобой нос к носу, когда мог бы перегрызть
тебе глотку. А ведь это было до того, как ты убил быка. Он был тогда
голоден. Твоя плоть могла бы насытить его.~
	- Передай ему, пожалуйста: за то, что он не перегрыз мне глотку, я
ему весьма благодарен.
	~Думаю, он и сам это знает. Таким способом он сообщил тебе, что
хочет стать твоим другом.~
	- Скажи ему, что я принимаю его дружбу и хочу, в свою очередь,
стать его другом...
	Однако Бун обращался в никуда. Шляпа исчез. Место, где только
что сидел переводчик, опустело.
	"Разумеется, - сказал себе Бун, - его там нет, потому что никогда и
не было. Все это иллюзия, мираж. Там не было никого, кроме волка".
	Но когда он вновь глянул на другую сторону костра, исчез и волк.
	Закоченев от холода, он еле-еле поднялся. Подбросил дров в огонь
и задержался у самого костра, впитывая живительное тепло, - а оно все
нарастало по мере того, как мощные языки пламени вспыхивали заново
и пожирали древесину.
	Спал он, оказывается, долго. Луна сползла к западу. Лунный свет
играл на осколках растерзанного страшилища. И ведь прошло уже
изрядное время с тех пор, как оно заговаривало с ним, Буном. Если
заговаривало в действительности, если мольба монстра не была чистой
фантазией, как Шляпа.
	"Как же я изменился, - мелькнула мысль. - Всего несколько часов
назад я был закаленным репортером, признававшим факты, только
факты и ничего, кроме фактов. А теперь вот принялся фантазировать.
Вел беседу со Шляпой, препирался с погибшим монстром, был готов
принять волчью дружбу..."
	Надо полагать, одиночество способно шутить с человеком
странные шутки - но неужто так скоро? Впрочем, здешнее одиночество
отлично от одиночества простого, обыкновенного: оно усугублено
сознанием, что, по всей вероятности, он единственный человек на
просторе двух континентов. В XX веке многие ученые считали, что нога
человека не ступала в Западном полушарии не только в эту эпоху, но
еще, по меньшей мере, десять тысяч лет после нее. Правда, по просторам
Азии уже шастали варварские племена, и еще дальше на запад обитали
другие, которые спустя тысячелетий двадцать примутся малевать грубые
изображения фауны своего времени на стенах европейских пещер. Что же
до него, Буна, то он здесь попросту неуместен, один-оденешенек среди
диких зверей.
	Немного согревшись, он отодвинулся от огня и начал ходить
вокруг костра. Хотелось додуматься до чего-нибудь, но мысли рвались, у
них не было ни начала ни конца. Они кружились бесцельно, как он сам
вокруг костра.
	Волки по-прежнему ссорились над тушей бизона, но как-то вяло и
не слишком искренне. Вдалеке какая-то тварь вздумала выть
нескончаемо, монотонно и жалобно. Наверху, в можжевеловых зарослях,
грустно щебетнула птичка. Луна зависла над самым западным
горизонтом, а на востоке начало светлеть. Занимался новый день.
	Как только рассвело, Бун откопал нижнюю рубашку и достал себе
мяса. Сидя на корточках у костра, он жевал и жевал, стараясь перетереть
жесткие волокна хотя бы настолько, чтоб их можно было проглотить без
опаски. После завтрака он опять побрел к родничку за водой, а потом
вскарабкивался на склон за дровами.
	До него дошло, что убить время, заполнить дни хоть каким-то
делом будет задачей не из легких. Какие такие занятия изобрести, чтобы
не погибнуть от безделья? Он думал, думал - и не придумал ничего, что
имело бы смысл. Конечно, можно бы отправиться на разведку
местности, но сейчас это представлялось неразумным. Позже, быть
может, и придется побродить по окрестностям, но сейчас надо сидеть на
месте и ждать возвращения Инид или появления кого-нибудь еще.
	Сходив несколько раз к уступу, за которым бизон держал
последнюю оборону, Бун приволок к бивуаку самые тяжелые каменные
плиты, с какими только мог совладать, и нагромоздил их поверх тайника
с мясом. Вероятно, очень голодные хищники, унюхавшие мясо, сумели
бы сдвинуть каменную преграду. Но волки из этой стаи, которых он уже
начал считать своими, слишком сыты для того, чтоб отважиться на
подобный труд.
	Затем он решил залезть на самую вершину холма и, не щадя себя,
одолел крутой предвершинный склон, достиг гребня и осмотрелся.
Смотреть оказалось в общем-то не на что. В двух-трех милях от него
паслось стадо травоядных, скорее всего бизонов. Тенями проносились
легконогие стайки иных животных, предположительно вилорогих
антилоп. По сухому руслу ручья прошествовал вперевалку кто-то
внушительный, похожий на медведя. А в остальном вокруг расстилалась
пустошь, прорезанная кое-где овражками, где по весне текла вода, и
усеянная скучными однообразными холмами. Там и сям к овражкам
теснились тополиные рощи, да на склонах холмов изредка проступали
темные пя