у и, положив на нее палец, плотно прижала, как прижала бы
скрещенную бечевку, перевязывая пакет.
	Ничего не случилось - ничего, что можно было бы заметить с
первого взгляда. Но окружающая Инид конструкция как бы стала более
прочной, и ветер, дующий на взгорье, неожиданно прекратился. А она не
отрывала глаз от пальца, прижимающего бечевку: теперь ей захотелось
увериться, что бечевка прижата крепко, хоть никакой бечевки на самом
деле и не было.
	Конепес обратился к ней уже вслух:
	- Все в порядке, работа завершена. Необходимости держать палец
больше нет.
	Она перевела взгляд и увидала пришельца неподалеку: он вцепился
в материализованную конструкцию, а затем стал взбираться по голым
прутьям как по лестнице. Снизу донесся крик. Оказывается, вся
процессия теперь оказалась ниже Инид, и все пялились на нее, все орали,
махали руками, все пришли в неистовое возбуждение.
	Немного напуганная, она дотянулась до ближайшего из прутьев
конструкции и вцепилась в него. Подвернувшийся ей под руку прут был
бледно-лиловым и соединялся с двумя другими - лимонно-желтым и
ярким, словно горящим изнутри, света спелой сливы. Прут ощущался
как нечто прочное. А на чем же она стоит? Посмотрев себе под ноги,
Инид поняла, что опирается на такой же прут, но красного света, и этот
нижний прут так же вещественен, как желтый, за который она
ухватилась. И вокруг куда ни взгляни были прутья, прутья и прутья -
конструкция окружала ее со всех сторон. Сквозь решетку из прутьев
были видны горы и долины - Инид впервые увидала гребень со
змеевидной процессией как малую часть оставшегося внизу ландшафта.
	Конструкция плавно накренилась, и Инид распростерлась над
этим ландшафтом вниз лицом. Она задохнулась, сердце охватила жуть,
но отступила, лишь только Инид сообразила, что в новом положении ей
так же удобно, как и в прежнем. Должно быть, чувство ориентации было
теперь замкнуто на самую эту конструкцию, а не на землю, оставшуюся
внизу. Вспомнив про времялет, Инид быстро обвела взглядом ближние
склоны, попыталась его обнаружить, но тщетно.
	Тем временем конструкция вернулась в исходное положение, и по
всему ее объему стали появляться отростки и завитушки - хаотично, без
какой-то различимой схемы. Конепес решил наконец подобраться
поближе к Инид, переползая по прутьям, как неуклюжий паук. Когда ему
удалось поравняться с ней, он вытаращил на нее все свои глаза и
осведомился:
	- Как тебе данное произведение? Прекрасно, не правда ли?
	Она поперхнулась.
	- Это та самая штука, какую ты хотел сотворить?
	- Конечно и разумеется. Я полагал, ты сама уже догадалась.
	- Но что это такое? Пожалуйста, растолкуй мне: что это такое?
	- Сие есть невод, - ответил Конепес, - Невод, незаменимый при
ловле мироздания.
	Инид вновь вгляделась в конструкцию, которую пришелец
окрестил неводом. Но как она ни напрягалась, как ни морщила лоб, эта
штуковина была все-таки слишком хлипкой и не имела определенной
формы.
	- Слушай, - не стерпела она, - как же ловить мироздание столь
легкой сетью?
	- Для данного невода время не имеет значения, - продолжал
Конепес. - Ни время, ни пространство. Невод не зависим от времени и от
пространства, не считая тех моментов, когда использует их.
	- Но откуда ты все это знаешь? - осведомилась Инид. Пришелец
никак не выглядел существом, напичканным знаниями. - Ты учился где-
нибудь? Конечно, не у нас на Земле, и все же...
	- Знания мои от сказителей племени, - отвечал Конепес. - Рассказы,
передаваемые из поколения в поколение, древние-предревние легенды...
	- Нельзя же, затевая такое, опираться исключительно на легенды!
Нужны твердые знания, теоретические посылки, достоверные научные
факты...
	- Я добился цели, не правда ли? Я подсказал тебе, где держать
палец, или не подсказал?
	Инид согласилась, вынужденно и вяло:
	- Верно, подсказал...
	А конструкция преображалась прямо у нее на глазах, теряя
хлипкость, набирая мощь и обретая форму, хотя нельзя сказать, что эта
форма и эта мощь производили сильное впечатление. Рассыпанные там и
сям выросты изменились, превращаясь из поблескивающих завитушек в
объекты, явно имеющие прямое отношение к этому худосочному - нет,
уже не слишком худосочному - сооружению. Конепес назвал сооружение
неводом, но Инид хоть режь не могла понять почему. Это даже
раздражало - конструкция напоминала что угодно, только не невод.
Впрочем, попытка припомнить что-нибудь, что имело бы хоть
отдаленное сходство с этой штуковиной, тоже не привела ни к чему.
	- Мы выступим седоками, - объявил Конепес, - полетим от планеты
к планете, не затрачивая времени и не затрагивая пространства.
	- Но эта штука не может выйти в космос! - всполошилась Инид. -
Тут мы никак не защищены и умрем от холода или от отсутствия
воздуха. И даже если она долетит, мы очутимся на неизвестной планете,
в атмосфере, способной задушить нас или изжарить заживо...
	- Мы решим заранее, куда именно полетим. Никаких неизвестных.
Мы последуем согласно точным картам.
	- Откуда могут взяться такие карты?
	- Они есть издавна и издалека.
	- Ты их видел? А может, они у тебя в кармане?
	- Нет необходимости физически обладать ими или всматриваться в
них глазами. Они есть часть моего сознания, генетическая составляющая,
переданная мне предками.
	- Ты говоришь о наследственной памяти?
	- Именно и конечно. Я полагал, ты сумеешь догадаться. Память
предков, разум и знания предков, включая знание, как соорудить невод и
что для него требуется.
	- И ты утверждаешь, что этот твой невод способен творить чудеса?
	- Всех доступных чудес даже я не в силах исчислить. Он без труда
преодолевает время, а равно...
	- Время, - перебила Инид. - К этому я и веду. Я потеряла друга во
времени. Правда, я знаю временные координаты, но не знаю
пространственных.
	- Ничего особенного, - заверил Конепес. - Задача совершенно
простая.
	- Но я же говорю тебе, что не знаю...
	- Ты полагаешь - не знаешь. Однако вероятно, что знаешь. Все, что
тебе надлежит, - переговорить с неводом. Дозволь ему заглянуть в тебя.
Он способен преодолеть забывчивость.
	- Как же я обращусь к нему?
	- Ты с ним говорить не можешь. Зато он может говорить с тобой.
	- Как я дам ему знать, что хочу, чтоб он поговорил со мной?
Откуда мне знать, что я вообще способна общаться с твоим неводом?
	- Ты думала на меня, хотя уверяла, что не способна, и ты думала на
узел на перекрестье...
	- Теперь, когда все позади, когда ты получил свой драгоценный
невод, может, ты хоть скажешь, что я в сущности сделала? Там же не
было никакого узла, да и пальца не было...
	- Дорогая моя, - сказал Конепес, - у меня нет средств объяснить
тебе. Не то чтоб я не хотел однако слов нет. Ты пустила в ход
способность, о коей не догадывалась и в наличии коей я сам не был
уверен ничуть. Даже когда уговаривал тебя положить палец, не был
уверен полностью, что получится. Мог лишь надеяться, но не более.
	- Ну ладно, давай кончать тарабарщину. Толкового ответа от тебя
все равно не дождешься. Мне очень хочется вернуться к другу, о котором
я говорила, а ты ответил, что надо потолковать с этим дурацким
неводом. Пожалуйста, подскажи в таком случае, с чего начать.
	- Обязательно и непременно. Подскажу в надлежащий срок.
Сначала, однако, есть миссия, какую следует исполнить, а уж когда
миссия будет завершена... Вытянув руку, он ухватился за одну из
завитушек, рассыпанных по всему неводу, и приказал: - Пригни голову и
держись крепче...
	И ничего не произошло. Инид подняла голову и открыла глаза.
Планета была розово-пурпурной, а небо золотисто-беленым.
	- Вот видишь! - торжествующе воскликнул Конепес. - Мы прибыли
и никаким неприятностям не подверглись.
	Инид сделала осторожный вдох - сперва совсем легкий, пробный,
потом другой, поглубже. Воздух казался нормальным - она не
поперхнулась, не было ни удушья, ни дурного запаха.
	- Что с тобой? - осведомился Конепес. - Тебе нездоровится?
	- Ничего подобного, - ответила Инид, - просто небо не бывает
такого света. Откуда на небе возьмется сочная зелень? Земля окрашена
неприятно, но, наверное, она все-таки может быть розовой и даже
багровой, а вот зеленого неба, извини, не бывает...
	Но, нравится или нет, небо действительно было зеленым. И она
сама была живехонька. И даже, не исключается, все вообще было в
порядке, хоть судить об этом с уверенностью она не могла, потому что
до сих пор так ни в чем и не разобралась.
	Конепес стал спускаться по прутьям вниз. Нижний угол невода
висел над самой почвой.
	- Я не задержусь, - пообещал пришелец. - Вернусь без промедления.
Жди меня прямо здесь и не отдаляйся, пребывай вблизи...
	Земля по-прежнему оставалась розово-пурпурной - розовая трава,
деревья с фиолетовым отливом. И, невзирая на сочную окраску, земля
казалась скучной, плоской до монотонности - самый неинтересный кусок
суши, какой только доводилось видеть. Земля стелилась как полотно во
всех направлениях до туманного горизонта, где присущие планете света -
розовый, зеленый, золотистый и фиолетово-багровый - смешивались в
муторный коктейль. Монотонность нарушали лишь отдельные деревья
да изредка небольшие курганчики. И ничто нигде не шевелилось - ни
парящей птицы, ни порхающей бабочки, пустота и уныние в самом
прямом смысле.
	- Что это за планета? - спросила Инид.
	- Единственное ее обозначение, - ответил Конепес, - есть символ на
карте. Как произнести этот символ, при всем желании не имею понятия.
Возможно, для произнесения вслух символ вовсе и не предназначен.
	- Как же мы попали сюда так быстро и без каких бы то ни было...
	- Нас сюда транслировало, - объявил Конепес и, достигнув почвы,
без колебаний молча двинулся прочь от Инид. Он шел размашисто и
вприпрыжку, а рядом прыгала и скакала исполинская тень, размытая по
краям: блеклое красное солнце тонуло в мареве зеленого неба и давало
слишком мало света даже для образования приличной тени.
	Вся планета, подумалось невольно, бездарна и аляповата, будто
слеплена напоказ кем-то, кто и не слыхивал о хорошем вкусе. Инид
принялась спускаться вниз, задержалась, вгляделась пристальнее.
Конепес растворился в мутном мареве, она была предоставлена самой
себе. Ни внизу, ни вокруг не было заметно никаких признаков жизни,
кроме травы и деревьев. Гладкий равнинный простор да отдельные
курганчики.
	Она соскользнула наземь и слегка удивилась, ощутив под ногами
твердь: почему-то у нее сложилось впечатление, что грунт губчатый или
даже топкий. Решившись наконец расстаться с неводом, она направилась
к ближайшему курганчику, совсем маленькому, напоминающему кучку
камней. Такие кучки ей доводилось видеть в средних веках -
землепашцы, расчищая посевные участки, выкапывали камни и
складывали их на меже. Но там в одну бурую кучку попадали камни
любых размеров, от форменной мелочи до увесистых валунов. Здесь все
камушки казались одинаково мелкими, и многие посверкивали на
солнце.
	Достигнув курганчика, Инид опустилась на колени, собрала
пригоршню камней и поднесла их к глазам на раскрытой ладони. Даже в
хилом свете красного солнца камни полыхнули огнем. У нее захватило
дух, мышцы непроизвольно напряглись, хотя вскоре расслабились. Ты
же ничего не знаешь о драгоценностях, внушала она себе, ты не
отличишь осколок кварца от бриллианта... Но нет, никак не верилось,
что весь этот блеск и огонь исходят от обыкновенной гальки. На
красноватом камне размером чуть меньше куриного яйца был скол,
полыхающий ослепительным багрянцем. Камушек, расколовшийся
пополам, казалось, трепещет, испуская потоки сини. А другие камушки
светились оттенками роз и фиалок, яркой зеленью и теплой желтизной.
	Перевернув ладонь, она позволила им всем упасть искристым
дождем. Если это и впрямь драгоценные камни, то в отдельные периоды
истории человечества они могли бы нашедшему их принести целое
состояние. Правда, не в ту эпоху, откуда Инид и ее семья бежали без
оглядки. В ту эпоху все драгоценности, антикварные вещи и раритеты
утратили всякую ценность. Тот мир не признавал ни денег, ни
драгоценностей.
	Интересно, знал ли Конепес об этих кучках драгоценных камней,
которые неведомый народ свалил здесь столь небрежно и без счета? Вряд
ли, ответила себе Инид, Конепес ищет здесь что-то, но это не
драгоценности...
	Она направилась к следующей кучке, но, добравшись до цели,
даже не замедлила шага. Кучек таких на этой планете полным-полно,
вон еще и еще, и все одинаковые, разве что некоторые чуть побольше.
Она теперь знала наверняка, что это за кучки и что она в них найдет. Не
настала ли пора пройти немного дальше и посмотреть, не отыщется ли
там чего-то более интересного?
	По-видимому, сама не догадываясь, она все время поднималась по
пологому склону, поскольку внезапно равнина кончилась, и перед ней
открылся обрыв, а за ним путаница причудливых формаций, нагота
крутых утесов, глубокие промоины пересохших потоков - и пирамиды,
целая группа пирамид, царство прямых линий, сходящихся к вершине.
	Замерев на краю обрыва, Инид пожирала пирамиды глазами,
припоминая однажды читанное: в природе нет прямых линий,
прямолинейность неизбежно подразумевает искусственность. У пирамид
определенно был вид архитектурных сооружений. Края граней были
отчетливыми, а сами грани, сужающиеся к вершине, совершенно
ровными.
	И тут она заметила, что грани посверкивают точно так же, как
курганчики на равнине. Не может быть! Возводить пирамиды с
подобной точностью из драгоценных камней или самоцветов - это же
просто нелепо, если вообще возможно.
	Она подошла ближе, и сомнению не осталось места: пирамиды
были сложены из самоцветов, вернее, из тех самых камней, что
представились ей самоцветными. При близком рассмотрении
сооружение буквально переливалось мириадами радужных искр. Инид
даже прищурилась - настолько яркими были красные, зеленые,
пурпурные блестки. Пурпурные ее не привлекли - пурпура, гвоздичной
красноты и неестественной зелени она насмотрелась на этой планете уже
более чем достаточно. Но одна желтая искра - бледно-желтая,
несравненно чистая и ясная - заворожила ее, наставила сердце замереть, а
дыхание прерваться. Искра исходила от камня размером побольше яйца,
поразительно гладкого, будто отполированного протекавшими над ним
древними водами.
	Рука бездумно потянулась к этой манящей искре, пальцы
ухватились за камень и сомкнулись. Но довольно было вытащить его,
как целая грань пирамиды стекла вниз, будто в мгновение ока растаяла.
Инид еле-еле увернулась от каскада хлынувших на нее камней.
	Что-то истошно пискнуло. Инид встрепенулась, вскинула глаза на
писк - и увидела их. Они скучились у осевшего угла пирамиды и в свою
очередь уставились, на нее вытаращенными глазами. Испуганные
участью пирамиды, они даже привстали на цыпочки, а круглые
пушистые уши затрепетали мелкой дрожью.
	Глаза навыкате, мышиные ушки, кроткие треугольные личики - а
тела угловатые, резко очерченные, смутно напоминающие выточенных
из дерева пауков. Нет, не просто из дерева, поправила себя Инид, а из
выдержанного, поседевшего плавника, какой находят иногда по берегам
рек: все древесные узлы и неровности сточены до блеска, словно некий
умелец специально шлифовал их долгими-долгими часами.
	Она попыталась заговорить с ними и постаралась, чтобы голос
звучал ласково. Тела из седоватого плавника пугали и отталкивали, зато
пушистые личики, большие ясные глаза и трепещущие ушки привлекали
беззащитной добротой. При звуках человеческого голоса они отпрянули
и пустились в бегство, высоко подбрасывая суставчатые ноги, затем
остановились и уставились на Инид сызнова. Их была ровно дюжина.
Размером они были со взрослого овцу.
	Она заговорила снова, так же ласково, как и прежде, и протянула к
ним руку. Движение, естественное для человека, доконало их - они вновь
отпрянули и бросились наутек, на сей раз во всю прыть, не
останавливаясь и не оглядываясь. Одолели исковерканный склон и
исчезли, скрывшись в одном из глубоких провалов. А Инид осталась у
пирамиды, которая больше не отличалась прямизной и четкостью
линий. Над головой сомкнулось зеленое небо, будто спустившееся еще
ниже, а рука тупо сжимала булыжник, сияющий желтизной первоцвета...
	Опять я все испортила, упрекнула себя Инид, как портила все, к
чему ни прикасалась за последние дни. Она обошла осыпавшуюся
пирамиду и застыла в крайнем изумлении: на бордовой траве были
расстелены прямоугольники белой ткани, а между ними возвышались
красочные корзины с крышками, сделанные, видимо, из металла.
Осталось лишь дополнить упреки в собственный адрес догадкой:
бедняги выбрались сюда на пикник, а я прервала его грубо и
бесцеремонно...
	Подойдя вплотную, она подцепила край прямоугольника ногой.
Ткань легко отделилась от земли и упала обратно складками. Нет,
ошибки быть не могло, это именно ткань. Скатерть, расстеленная на
траве. Чистая поверхность, на которую удобно выложить пищу. Ну не
странно ли, подумала Инид, что идея пикника, казалось бы, чисто
земная, появилась независимо и у обитателей этой безрадостной
планеты! Хотя здесь, вполне вероятно, это действие несло совершенно
иной смысл, а может, и не имело ничего общего с трапезой на природе.
	Упрятав желтый камень в карман, она наклонилась и заглянула в
корзины. Не оставалось и тени сомнения, что пикник, если его можно
так назвать, все-таки был связан с едой. В корзинах, тут не возникало
вопросов, была пища. Фрукты, очевидно, недавно сорванные с деревьев
или кустов. Пища, прошедшая приготовление: кубики, брикеты,
буханки, - а в одной из корзин обнаружилась огромная чаша с каким-то
подобием салата - месиво из листьев пополам с колышущейся слизистой
массой. От чаши поднималась едкая вонь.
	Почти подавившись гнусным запахом, Инид выпрямилась и
отступила на два-три шага, а потом сделала несколько глубоких вдохов и
выдохов, прочищая нос. И тогда, оглядевшись заново, заметила ящик.
	Ящик был небольшой, черненький, что-нибудь около фута в
ширину и в высоту и дюймов пять-шесть в толщину. Он лежал на земле
подле матерчатых прямоугольников, которые Инид успела окрестить
скатертями. В основном ящик был металлическим, однако сторона,
обращенная к ней, казалась сделанной из серого матового стекла или
сходного минерала. Открыть ящик и заглянуть в его нутро не удалось, да
и времени на эксперименты не оставалось: Конепес вот-вот вернется, и ей
вовсе не хотелось, чтоб он счел ее пропавшей без вести.
	Она все еще пялилась на ящик, когда его лицевая сторона вдруг
осветилась и она увидела того, о ком думала. Конепес брел по траве,
сгибаясь под тяжестью наваленного на плечи огромного сундука.
	Элементарное телевидение! - ахнула Инид. Какие параллели с
Землей - пикник и телевизионный приемник! На экране Конепес спустил
сундук со спины и поставил боком на грунт, вытирая вспотевшую морду.
Очевидно, тащить сундучок было ой как нелегко.
	Выходит, овцепауки с точеными из дерева телами наблюдали за
пришельцем? А может статься, и за ней тоже? Нет, вряд ли - их удивление
и испуг, когда они выскочили из-за пирамиды, выглядели искренними и
неподдельными.
	И как только она вспомнила об овцепауках, они явились ей на
экране. Конепес колыхнулся и исчез, а вместо него показались эти твари,
бредущие по узкому дну сухого каньона. Вид у них был мрачно
целеустремленный - они брели не наугад, они знали дорогу.
	Убраться бы нам отсюда, подумала Инид. Что-то подсказывало
ей; чем скорее, тем лучше, надо только самой вернуться к неводу и
дождаться возвращения его изобретателя. И опять изображение
дернулось и сменилось: едва она помянула пришельца про себя,
телевизор показал его, вновь согнувшегося под неподъемной ношей.
	Удивительно - довольно было подумать о ком-то, и этот кто-то
возникал на экране. Настройка под воздействием мысли? Ответа она не
знала, но было ясно, что это не простой телевизор, а устройство
слежения, для которого, наверное, нет недоступных мест и неведомых
ситуаций. Она подняла ящик - он оказался нетяжелым - и быстро
двинулась под уклон. Внезапно осознала, что не оправдала доверия,
бросив невод без присмотра, и когда разглядела наконе