орую почему-то называют
Магистралью Вечности, у меня сложилось впечатление, что диаметр
схемы - в пределах нескольких сот футов. Пойдем по прямой в любом
направлении и вскоре выберемся наружу...
	Конепес неожиданно повысил голос:
	- Однако тут никаких прямых не имеется! Имеются скрученные
витки, чреватые обманом чувств.
	- Ты сам шел к центру по прямой, - не сдавался Бун. - Ты убежал от
нас, мы следовали за тобой. И ты попал туда, куда стремился, безо
всяких витков...
	- Верно и правильно, - подтвердил Конепес. - Я прибыл к центру.
Доводилось мне слышать легенды. Центр представляет великий интерес,
и интуиция подсказала мне путь. Давным-давно я слышал про черное
ничто в центре, и вот...
	- В этом нет ничего нового, - сказал Бун. - Даже в мое время люди
уже знали о центрах галактик и о том, что в большинстве из них
наблюдаются значительные завихрения. Была и гипотеза, что центрами
галактик являются черные дыры, так что...
	- Препирательства ни к чему не приведут, - вмешалась Инид. - Нам
надо найти белую линию.
	- Обойдемся, - заявил Бун. - Выберемся и без линии. Все, что
требуется, - идти по прямой, и в конце концов мы неизбежно достигнем
края схемы.
	- Ты не внимал моим словам, - упрекнул Буна Конепес. - Я уже
подчеркивал, что прямых, на которые ты возлагаешь надежды, здесь не
имеется. Все перекручено, переплетено в лабиринт величайшей
сложности...
	- Ты что, считаешь, что нам отсюда не выбраться?
	- Отнюдь не считаю. Если блуждать достаточно долго, то мы
окажемся вовне. Однако сие не есть простая задача.
	Чушь какая-то, рассердился Бун про себя. Что бы ни толковал
длинномордый про лабиринты и обманы чувств, задача простенькая. Но
довольно было оглянуться, чтобы осознать хотя бы отчасти, что имел в
виду Конепес. По каким приметам держать курс? Вокруг слишком много
примет - и ни одной звезды, ни одного туманного светлячка, ни одного
вихревого затемнения, отличимых от других точно таких же. И на всем
вокруг печать мглистости, печать искаженности.
	Будто подслушав его мысли, Инид спросила:
	- Неужели нет ничего, что тебе запомнилось четко?
	- Почему нет? Есть. Звезда, помеченная крестом.
	- Крестом?
	- Вот именно, крестом. Будто кто-то нарисовал на ней крест
специально. А в любом другом смысле звезда - самая что ни на есть
обыкновенная. Звезда главной последовательности. Желтая. Вероятно,
типа G, как наше Солнце.
	- Почему же ты мне о ней ничего не сказал?
	- Просто вылетело из головы, когда ты объявила, что мы потеряли
белую линию.
	- А ты сама звезды с крестом не видела? - осведомился у Инид
Конепес.
	- Нет, не видела. Кому это взбрело в голову метить звезды
крестами?
	Конепес повернулся к Буну:
	- Больше ничего особенного не припоминаешь?
	- Нет. В сущности, нет.
	- Позволю себе упростить нашу задачу. Я пребывал здесь с тех
самых пор, как добрался сюда. Пребывал, не трогаясь с места,
вглядываясь в черную дыру. Когда вы двое вышли ко мне, стоял ли я к
вам спиной?
	- Совершенно верно, спиной, - подтвердила Инид.
	- Тогда все поистине элементарно. Я развернусь на сто восемьдесят
градусов, и мы двинемся отсюда под уклон.
	Буну оставалось только пожать плечами. Это было действительно
элементарно, слишком элементарно. А привходящие факторы, о которых
сам же Конепес и твердил? Но никаких других предложений у Буна не
было, и он согласился:
	- Можно и так, хуже не будет...
	Они двинулись под гору все втроем. Идти стало легче, встречное
течение больше не мешало. Бун по-прежнему не чувствовал тверди под
ногами, и звезды по-прежнему вели свою заунывную песнь, но теперь он
не обращал на это внимания. Он не снизил скорости и тогда, когда склон
остался позади. Ему хотелось одного - как можно скорее выбраться из
этой путаницы иллюзий. И вдруг Инид, шедшая следом, воскликнула:
	- Вот она, наша линия! Я вижу ее снова!..
	Бун обернулся. Двое других замерли недвижно, завороженно глядя
на линию. Он тоже видел белую нить совершенно ясно, но оказался по
другую сторону от нее, и не оставалось сомнений, что он пересек ее не
заметив. Переступив назад, он присоединился к созерцающим
спасительную линию. А Инид все не могла успокоиться:
	- Она выведет нас в точности туда, где мы были! Как здорово, что
мы нашли ее!
	- Вполне логично, что нашли, - попробовал перебить ее Бун. - Мы
двигались по прямой...
	- Прекрати настаивать на прямых, - вмешался Конепес. - Я
втолковывал тебе и втолковывал.
	Бун не стал вслушиваться в очередную отвлеченную тираду.
Бросив взгляд на склон, оставшийся позади, он внезапно увидел и узнал
блистательную новую или сверхновую, которой они с Инид любовались
на пути к центру, а рядом маленькую желтую звездочку. Не сводя с нее
глаз, он устремился в том направлении.
	- Ты куда? - окликнула его Инид.
	- Пойдемте со мной, - бросил он не оборачиваясь. - Пойдемте, и я
покажу вам звезду с крестом.
	В общем-то, столь решительно приглашать их следовать за собой
было глупо: может, это была вовсе не та звезда. Желтых звезд в
Галактике видимо-невидимо, они попадаются на каждом шагу. Но
тревога оказалась необоснованной - звезда была та самая, помеченная
крестом.
	- Звезда особого значения, - изрек подоспевший Конепес. - Иначе
зачем бы ее метить?
	- А по виду ничем не отличается от миллиона звезд ее класса, -
сказал Бун. - То-то и странно. Я, признаться, побаивался, что мои глаза
подвели меня. Все желтые звезды так похожи друг на друга...
	- Возможно и вероятно, что значима вовсе не звезда, -
предположил Конепес. - Возможно, что у звезды есть планета и именно
планета обладает значимостью. Однако усмотреть планету мы не можем.
	- Одну минутку. А что, если можем?.. - Инид подняла свой
заветный черный ящичек и навела его на меченую звезду. И в тот же миг
ахнула: - Ты угадал, Конепес. Там есть планета.
	Встав у нее за плечом, Бун уставился на экран. Да, на экране была
планета, она росла, приближаясь с каждой секундой, и вскоре стала
видна поверхность - и то, что на поверхности.
	- Город! Планета есть город! - возгласил Конепес. С экрана к ним
тянулись огромные высоченные здания. Конепес понизил голос, но не
скрыл ликования: - Вот куда проляжет наш путь! Вот на что указует
белая линия!..
	- А что потом? - поинтересовалась Инид.
	Конепес ответил вопросом на вопрос:
	- Однако откуда мне знать?
	Инид опустила телевизор, экран погас.
	- Поспешим же, - пригласил Конепес. - Поспешим, придерживаясь
линии. А затем оседлаем невод.
	- Погоди-ка, - осадил инопланетянина Бун. - Это следовало бы
обсудить не торопясь. Обмозговать все толком...
	Но Конепес, не дослушав, уже бросился вдоль белой линии
неуклюжим галопом. Бун взглянул на Инид, и она отозвалась:
	- Ты, конечно, прав. Это надо обмозговать...
	- А сперва надо вырваться отсюда, - поставил точку Бун.
	Они шли медленнее, чем Конепес, хоть им и не терпелось
избавиться от миражей галактической схемы. И вот впереди слабо
забрезжила серость, потом наметились очертания домика, проступили
контуры столовой на вольном воздухе. А чуть позади столов и стульев -
силуэты волка и замершего рядом с ним плоскоголового робота.
	Наконец Бун ощутил под ногами твердую почву и понял, что
схема осталась позади. Подойдя к волку, он спросил:
	- Ну как поживаешь, старина? Что тут новенького?
	Волк сидел степенно, не шевелясь, а перед ним на земле валялся
недвижный, истерзанный Шляпа. Инопланетянина нигде не было видно.
Впрочем, присмотревшись, Бун заметил вагонетку, бегущую по колее
прочь от домика, и в вагонетке сидел пассажир.



	Глава 10.
	Тимоти.

	Люк откинулся наружу и превратился в трап. Хорас направился
было к выходу, но задержался, едва перенеся ногу через порог. Эмма,
следующая за ним по пятам, пронзительно взвизгнула:
	- Куда мы попали?
	- Не знаю, - бросил Хорас. - Спросить тут не у кого.
	Сам-то он поставил бы первый вопрос иначе: не "куда", а "в
какую эпоху". Кори себя - не кори, а такому опытному пилоту
полагалось бы справиться с задачей получше. Конечно, ситуация
сложилась кризисная, и все же он мог бы успеть проложить курс.
	Допустим, на то, чтобы тщательно продумать все до мелочи, как
он привык, времени действительно не оставалось. Но бросаться куда
попало, лишь бы удрать от кровожадного страшилища, наседающего на
пятки, нет, это все равно непростительно.
	Не то чтоб я и впрямь перепугался, разъяснял он себе. Я всего
лишь уступил здравому смыслу, требующему уносить ноги как можно
скорее. Знаю, что обо мне говорят разное. Что я самодоволен, а подчас,
может быть, и напыщен. Что я упрям, но в большинстве случаев
упрямство - добродетель, а не порок. Что я консервативен, а вернее,
осмотрителен и не расточителен. Одного обо мне никак нельзя сказать -
что я трус.
	В конце концов, продолжал он рассуждать сам с собой, все шло как
по маслу до того злополучного дня, когда на сцене объявились эти двое
из двадцатого столетия. Впрочем, более чем вероятно, что виновны тут
не они, а Мартин. Мартину следовало бы знать, что происходит. А он,
очевидно, не знал, даже не догадывался ни о чем до тех самых пор, пока
Коркоран не предупредил его, что кто-то рыщет по Лондону,
расспрашивая о поместье Гопкинс Акр. И как этот Мартин поступил
тогда? Не придумал ничего лучшего, чем удрать вместе со Стеллой.
Стало быть, это Мартин спраздновал труса. Придя к такому выводу,
Хорас вмиг почувствовал себя лучше. Он нашел, на кого возложить вину,
а следовательно, он лично ни в чем не виноват.
	Он спустился еще на два-три шага, но предпочел оставаться на
трапе на случай вынужденного поспешного отступления.
	Ковчег лежал на склоне холма близ самой вершины. Внизу
виднелась долина, где раскинулось черным пятном приземистое
одноэтажное сооружение со множеством несуразных угловатых
пристроек, будто оно многократно переходило из рук в руки и каждый
новый хозяин считал своим долгом присобачить к нему что-нибудь как
заблагорассудится. Хорас довольно долго рассматривал нелепый
многоугольник, прежде чем его осенило: это же один из монастырей,
возведенных бесконечниками! В сущности, они не были монастырями в
прямом смысле слова, но люди прозвали их так потому, что сами
бесконечники внешне напоминали низкорослых и к тому же
прихрамывающих монашков.
	В долине ничто не шевелилось, там не было ни души. Отдельные
пятна травы, убогие кустики, но ни единого деревца, хотя сохранившиеся
трухлявые пни свидетельствовали, что некогда деревья здесь были.
Солнце пряталось за тяжелыми тучами, но вот тучи на мгновение
разошлись, и тогда по вершинам окрестных холмов и над ними в небе
вспыхнули мириады искр, словно кто-то завесил весь небосвод
сверкающей мишурой.
	За спиной Хораса послышался голос Тимоти.
	- Вот видишь, - произнес Тимоти тихо, почти обыденно, - что
осталось от миллионов, составлявших человечество. Каждая из этих
искорок - бестелесное существо. Каждой указано определенное место, где
она и пребудет теперь во веки вечные...
	- Откуда тебе это известно? - взъярился Хорас, ужасаясь жуткому
зрелищу, но и любуясь им. - Разве ты видел хоть одно бестелесное
существо?
	- Я видел нашего братца Генри. Генри представляет собой рой
таких искр, но ведь он не достиг полной бестелесности. Достигни он
этой стадии, он тоже стал бы одной-единственной искрой, а не скопищем
искр, как сейчас.
	А Тимоти, наверное, прав, невольно подумал Хорас. Тимоти часто
бывает прав, до отвращения часто...
	- Если я правильно читаю показания приборов, - сказал Тимоти, -
мы очутились в будущем, примерно через пятьдесят тысяч лет после
времени, из которого бежали.
	- Значит, бесконечники победили, - отозвался Хорас. - Таков
уготованный нам конец. Мы, люди, не сумели остановить их.
	Эмма, стоящая позади у шлюза, крикнула:
	- Эй, вы двое, посторонитесь! Колючка хочет выйти. Трап
слишком узок, вы с ним не разминетесь.
	Хорас быстро обернулся через плечо. Колючка, удивительно
похожий на запущенного волчком дикобраза, уже катился по трапу.
Хорас поспешно спрыгнул на землю, Тимоти за ним. А Колючка весело
понесся вниз по склону.
	- Помяни мое слово, он прикатит куда не надо и затеет какую-
нибудь канитель, - заявил Хорас, - От него всегда одни неприятности.
Бесконечники из монастыря нас пока еще не заметили...
	- Может, и заметили, - возразил Тимоти. - А может, бесконечников
там уже и нет. Судя по зрелищу над холмами, они завершили свою
миссию и отбыли восвояси. Это же, вероятно, лишь один отряд
бестелесных, а по миру таких отрядов - великое множество.
	- Мы слишком долго оттягивали отъезд, - посетовала Эмма,
подходя к ним поближе. - Нам следовало бы улететь давным-давно.
Тогда бы мы спокойно выбрали время и место назначения, а не
стартовали наобум, не ведая, куда нас занесет.
	- Лично я, - объявил Тимоти, - возвращаюсь назад при первой
возможности. Я сделал ошибку, что улетел вместе с вами, оставив все
свои книги и записи...
	- Что-то ты не слишком мешкал при отъезде, - холодно заметил
Хорас. - Бежал так, что чуть не сшиб меня с ног. Перепугался до
полусмерти,
	- Не перепугался, а разве что встревожился. Инстинктивная
защитная реакция, не более того.
	- Мы не успели похоронить Гэхена, - напомнила Эмма. - Просто
стыд, но мы его так и бросили на носилках у открытой могилы.
	Колючка скатился с холма и безбоязненно, не снижая скорости,
устремился к стенам монастыря. На солнце набежали новые пушистые
облака, и алмазная россыпь искр, венчающая холмы и взмывающая в
небо, слегка потускнела. Тимоти произнес задумчиво:
	- Песчинки разума. Философы размером с пылинку. Теоретики в
миниатюре, погрязшие в мечтах о величии. И никаких тебе забот,
никаких физических отправлений, лишь отточенная работа мысли...
	- Да заткнись ты! - завопил Хорас.
	На холме над ними что-то хрустнуло. Сверху сорвался,
подпрыгивая, некрупный камешек. Все трое разом повернулись на шум,
и что же? С холма спускался робот. Его металлический корпус тускло
поблескивал в слабом солнечном свете. Одна рука у робота была занята -
он нес на плече топор с длинной рукоятью, а другая поднялась в
церемонном приветствии.
	- Добро пожаловать, люди, - произнес робот глубоким басом. -
Давненько мы не встречали никого из вас.
	- Мы? - переспросил Хорас. - Ты здесь не один?
	Робот спустился еще немного, с тем чтоб оказаться ниже людей, а
тогда уже позволил себе встать к ним лицом и ответил:
	- Нас много. Весть о вашем прибытии распространяется быстро, и
другие спешат следом за мной, благодарные людям за появление.
	- Разве здесь нет других людей?
	- Есть, но мало, очень мало. Люди рассеяны, люди прячутся. Одна
группа здесь, другая там. И даже маленьких групп немного. Нас,
роботов, тоже становится меньше. И мало кому из нас выпадает теперь
честь служить человеку.
	- Чем же вы занимаетесь?
	- Рубим деревья, - ответил робот, - Валим, сколько можем. Но
деревьев много, срубить их все мы не в силах.
	- Не понимаю, - заявил Тимоти. - Хорошо, вы валите деревья, а
дальше что?
	- Складываем их в кучи, а когда высохнут, поджигаем.
Уничтожаем бесследно.
	Сверху тяжелой поступью спустился еще один робот и встал
плечом к плечу рядом с первым. Опустив свой топор наземь, он оперся
на рукоять и заговорил, словно это он, а не первый робот, беседовал с
людьми и теперь продолжает:
	- Работа изнурительна, ибо мы лишены чудесных
трудосберегающих механизмов, некогда изобретенных людьми. В
прошлом среди нас были роботы с технической подготовкой, но их не
осталось. Когда люди решили свести свою жизнь к умственному
самоусовершенствованию, такие роботы стали не нужны. Люди
сохранили лишь самых простых роботов - садовников, поваров и прочих
в том же роде. Только такие и были на Земле к тому дню, когда сами
люди принялись исчезать.
	С холма потоком посыпались новые и новые роботы, каждый с
каким-либо инструментом на плече. Они появлялись поодиночке,
парами и тройками - и дисциплинированно выстраивались позади тех
двух, что беседовали с людьми.
	- Но объясните мне, - настаивал Тимоти, - что плохого сделали вам
деревья? Зачем вам понадобилось уничтожать их да еще с таким
самоотверженным упорством? Древесину вы не используете, да и причин
ссориться с деревьями у вас не было и нет.
	- Они наши враги, - объявил первый робот, - мы воюем с ними за
свои права.
	- Ты мелешь чепуху! - не сдержавшись, заорал Хорас. - Какие они
вам враги? Скромные, непритязательные деревья...
	- Вы наверняка осведомлены, - вновь вмешался второй робот, -
что, как только люди исчезнут, а они уже почти исчезли, деревья хотят
унаследовать главенство на Земле.
	- Слышал я что-то в этом роде, - сказал Тимоти. - Досужие
разговоры, чисто умозрительные. Я, признаться, не обращал на них
особого внимания, хотя наша сестренка Инид находила идею очень
привлекательной. По ее мнению, деревья, добившись господства, не
будут агрессивными и не станут притеснять другие формы жизни.
	- Все это вздор! - не снижая голоса, вопил Хорас. - У вашей Инид,
всем известно, в голове полная каша. Деревья неразумны, у них нет даже
зачатков разума. Деревья ровным счетом ничего не могут. Стоят себе и
растут потихоньку. Растут, а потом падают и гниют, только и всего.
	- Есть волшебные сказки, - вставила Эмма донельзя застенчиво.
	- Сказки - тоже чушь! - не унимался Хорас. - Все это сплошная
чушь, в которую может поверить разве что глупый робот...
	- Мы отнюдь не глупы, сэр, - обиженно произнес второй робот,
	- Вероятно, - догадался Тимоти, - ваша враждебность по
отношению к деревьям связана с убеждением, что наследниками людей
должны выступить вы, роботы.
	- Ну конечно же, так! - воскликнул первый робот, - Вы поняли и
сформулировали совершенно точно! Это же логично, что именно нам
суждено занять место, покинутое людьми. Мы приложение к
человечеству. Мы созданы по образу и подобию человека. Мы думаем,
как люди, и наше поведение копирует человеческие образцы. Стало
быть, мы и есть законные преемники людей, а у нас обманом вымогают
наше наследство...
	Эмма сказала:
	- Колючка возвращается. И не один, с ним еще кто-то.
	- Не вижу, - огрызнулся Хорас.
	- Они у дальнего угла монастыря. Тот, что с ним, размером больше
его. Сам он кувыркается рядом. И они направляются к нам сюда...
	Прищурив глаза, Хорас в конце концов разглядел дуэт, о котором
говорила Эмма. Колючку он опознал немедля по его хаотичным
прыжкам, а вот спутника его определил не вдруг. Потом в слабых лучах
солнца что-то блеснуло, и сомнениям пришел конец. Паутина и
единственный горящий глаз были узнаваемы даже издали.
	- Монстр-убийца! - вскричала Эмма. - Колючка играет с монстром-
убийцей! Он готов играть с кем угодно...
	- Да вовсе он не играет, - прошипел Хорас, задохнувшись от
возмущения. - Он пасет монстра, направляет страшилище в нашу
сторону!
	Внезапно он заметил, что число роботов на склоне уменьшилось.
И продолжало уменьшаться. Строй роботов рассыпался прямо на глазах:
они не суетились и не спешили, а просто уходили поодиночке, парами и
тройками, как пришли, - вверх, за вершину холма. Он обернулся к
Тимоти и спросил:
	- Какие ружья ты клал в наш ковчег?
	- Я? Никаких. Ты позаботился об этом лично. Разграбил всю
коллекцию, не сказав мне ни слова. Просто хапнул ружья в охапку и
утащил, словно они твои.
	- Роботы покидают нас! - взвизгнула Эмма. - Они удирают и не
окажут нам помощи!
	- А я на них и не надеялся, - хмыкнул Хорас. - Малодушные твари.
На них ни в чем нельзя положиться. - Он решительно шагнул вверх по
трапу. - Мне кажется, у нас есть винтовка типа тридцать-ноль шесть.
Хотелось бы что-нибудь еще более крупнокалиберное, но патроны с
мощным зарядом, так что уложат кого угодно.
	- Самое лучшее, - всхлипнула Эмма, - залезть обратно в ковчег и
улететь...
	Тимоти ответил резко:
	- Нельзя улетать без Колючки. Он один из нас.
	- Из-за него, - кисло возразила Эмма, - мы опять угодили в
передрягу. Из-за него одни неприятности.
	Склон ниже ковчега совсем опустел, роботов как не бывало. Ну и
ладно, сказал себе Хорас, быстро оглядываясь по сторонам, Что от них
проку, даже если б остались! Пугливая куча железок...
	А монстр, ве