их возражений я  придумать  не
могу. Да, скорее всего, это и бесполезно... - Харди хихикнул. - Я вспомнил
историю миссионеров на Небесах. Они обсуждали свою  прежнюю  работу,  один
говорил о  тысячах,  которых  обратил,  другой  хвастался  целой  планетой
павших,  которых  вернул  в  лоно  Церкви.  Наконец,  они  повернулись   к
маленькому человечку на конце стола и спросили его, сколько душ  он  спас.
"Одну", ответил тот. Сейчас эту историю  считают  иллюстрацией  морального
принципа, но не думаю, чтобы миссионерам на Мошке-1 удалось претворить его
в... гмм... реальной жизни.
     - Дэвид, - сказал Хорват, и в голосе  его  прозвучала  нотка  крайней
необходимости. - Церковь будет  оказывать  большое  влияние  на  Имперскую
политику относительно мошкитов. И я уверен, что Кардинал  придаст  большое
значение вашему докладу, когда вы явитесь в Новый Рим.  Понимаете  ли  вы,
что ваш вывод о мошкитах будет иметь такое же влияние,  как...  Нет,  черт
побери, он будет более влиятельным, чем научные доклады,  а,  может  быть,
даже более, чем военные.
     - Это я понимаю, - серьезно сказал Харди. - Энтони, это влияние  меня
не интересует, но саму ситуацию я понимаю.
     - Хорошо, - Хорват тоже не был напористым человеком, или, по  крайней
мере, пытался не быть им, хотя иногда и забывал об этом.  Впрочем,  с  тех
пор, как он занялся научным администрированием, он  научился  бороться  за
свой бюджет. Он глубоко вздохнул и изменил тактику. -  Я  хочу,  чтобы  вы
помогли мне кое в чем прямо сейчас. Мне хотелось бы забрать эти  статуэтки
с собой.
     - А почему не весь корабль? - спросил Харди. - Я бы взял  его,  -  он
глотнул бренди и прокашлялся. Гораздо легче было говорить с мошкитами, чем
об Имперской политике. - Я  заметил,  что  вы  уделяете  большое  внимание
пустым местам на статуэтках, - озорно сказал он.
     Хорват нахмурился.
     - Да? Что ж, возможно. Возможно...
     - Должно быть, вы провели немало  времени,  думая  об  этом.  Вас  не
удивляет странность этой второй области сдержанности мошкитов?
     - Пожалуй, нет.
     - А меня - да. Это меня весьма удивляет.
     Хорват пожал плечами,  затем  наклонился  вперед  и  налил  им  обоим
бренди. Не имело смыла экономить то, что все равно придется оставить.
     - Вероятно, они думают, что их сексуальная  жизнь  -  не  наше  дело.
Много ли подробностей дали им мы?
     - Довольно много. У меня была долгая и счастливая супружеская  жизнь,
- сказал Харди. - Возможно, я не эксперт в том, что делает ее  счастливой,
но я знаю достаточно, чтобы  научить  мошкитов  всему,  что  они  захотели
узнать. Я не скрывал ничего и приказывал поступать также Сэлли  Фаулер.  В
конце концов они чужаки, и едва ли мы способны вызвать  у  них  похотливые
желания, - он усмехнулся.
     Хорват ответил улыбкой, потом задумчиво кивнул.
     - Скажите, Дэвид, почему адмирал требовал сжигать тела после похорон?
     - Что ж, я думал об этом... И ведь никто не протестовал. Мы не хотим,
чтобы чужаки вскрывали тела наших товарищей.
     - Именно. Мы ничего не собирались прятать, просто нам противна  мысль
о чужаках, вскрывающих мертвых людей.  Это  единственное,  в  чем  я  могу
согласиться с Царем. А теперь подумайте, Дэвид, может быть, мошкиты думают
точно так же о своем способе воспроизведения?
     Харди на мгновение задумался.
     - Вы знаете, это не так уж невозможно. Множество человеческих обществ
испытывают те же чувства,  скажем,  к  фотографиям,  -  он  снова  глотнул
бренди. - И все же, Энтони, я в это не верю. Я не могу  предложить  ничего
лучше, но поверить не могу. Что нам действительно нужно,  так  это  долгий
разговор с антропологом.
     - Чертов адмирал не пускает ее на этот корабль, -  проворчал  Хорват,
но гнев его быстро прошел. - Держу пари, что она еще сердится.



                             МЕШОК БИТОГО СТЕКЛА

     Однако, Сэлли не сердилась - она исчерпала свой словарный  запас  еще
раньше.  Пока  Харди,  Хорват  и  остальные  радостно  изучали  подаренный
корабль, ей приходилось довольствоваться голограммами и устными рапортами.
     Сейчас она никак не могла сосредоточиться. Обнаружив, что читает один
и тот же абзац пятый раз, она швырнула доклад через каюту.  Проклятый  Род
Блейн! Он был неправ, осаживая ее таким образом и заставляя думать о нем.
     В дверь каюты постучали, и она торопливо открыла ее.
     - Да... О, здравствуйте, мистер Реннер.
     - Вы ждали кого-то другого? - лукаво  спросил  Реннер.  -  Ваше  лицо
вытянулось, когда вы меня увидели, и это не слишком лестно для меня.
     - Простите. Нет, я не ждала никого другого. Вы что-то сказали?
     - Нет.
     - Мне показалось... Мистер Реннер, мне  показалось,  что  вы  сказали
"отмирание".
     - Вы над чем-то работаете? - спросил Реннер, окидывая взглядом каюту.
Ее стол, обычно отличавшийся порядком, был завален бумагами, диаграммами и
компьютерными распечатками. Один из докладов Хорвата лежал на  полу  возле
переборки.  Реннер  сложил  губы  в  нечто,  что  должно   было   означать
полуулыбку.
     Сэлли проследила за его взглядом и покраснела.
     - Пожалуй, нет, - признала она. Реннер  говорил  ей,  что  собирается
навестить Рода,  и  она  ждала,  когда  он  заговорит  об  этом.  Ожидание
затягивалось, и, наконец, она сдалась. - Ну, хорошо. Я ничего не делаю,  а
как он?
     - Он - это мешок с битым стеклом.
     - О!... - это заявление застало ее врасплох.
     - Он потерял свой корабль  и,  конечно,  находится  в  плохой  форме.
Послушайте, не позволяйте никому говорить вам, что потеря корабля  подобна
потере жены. Это не так. Это больше похоже на зрелище  сожженной  планеты,
на которой вы жили.
     - Вы думаете, я могу что-то сделать?
     Реннер уставился на нее.
     - Отмирание, как я и сказал.  Конечно,  вы  можете  кое-что  сделать.
Например, пойти и взять его за руку, или просто сесть с  ним  рядом.  Если
сидя рядом с вами он будет продолжать разглядывать переборку, значит,  его
явно ударило по голове.
     - Ударило? Он ранен?
     - Разумеется, нет. Я имел в виду,  что  он,  должно  быть...  Давайте
лучше сменим тему. Просто пойдите и постучите в его дверь, хорошо? - Кевин
вывел ее в коридор и, нисколько не заботясь о ее чувствах, потащил  в  его
конец. Когда она удивленно уставилась на него, он указал ей на дверь. -  А
я пойду чего-нибудь выпью.
     Ну, вот, подумала она. Торговые капитаны  говорят  аристократам,  как
они должны вести себя друг с другом... Однако, не  было  смысла  стоять  в
коридоре. Она постучала.
     - Войдите.
     Сэлли быстро вошла.
     - Привет, - сказала она. Блейн выглядел  ужасно.  И  этот  мешковатый
мундир... что-то с ним нужно было делать. - Не заняты?
     - Нет. Я как раз думал о том, что сказал мистер  Реннер.  Вы  знаете,
что глубоко в душе Кевин Реннер действительно верит в Империю?
     Она посмотрела вокруг в поисках стула. Ничто не указывало на то,  что
он предложит ей сесть. Тогда она сделал это сама.
     - Он  офицер  Военного  Флота,  разве  не  так?  -  Да,  конечно,  он
поддерживает Империю, иначе не прошел бы комиссии... но я имел в виду, что
он действительно верит в то, что мы знаем, что делаем. Удивительно.
     - А разве это не так? - неуверенно спросила она. - Если это  не  так,
то все человечество в большой опасности.
     - Об этом я и думал, - сказал Род. Все это выглядело довольно нелепо.
Из множества тем, которые можно было обсудить с единственной  девушкой  на
десять парсек, он выбрал политику. - Вы  хорошо  выглядите.  Как  вам  это
удается? Ведь вы должны были все потерять.
     - Нет, у  меня  остались  дорожные  вещи.  А  платье  я  получила  от
мошкитов, помните? - не в силах сдержаться, она рассмеялась. -  Род,  если
бы вы знали, как глупо выглядите в мундире капитана Михайлова!  Вы  в  два
раза меньше его по любому направлению. Нет уж, довольно! Пора  браться  за
ум, Род Блейн! - и она скорчила строгую мину.
     Это длилось мгновение, но она выиграла. Она  поняла  это,  когда  Род
посмотрел вниз на огромные складки на тунике, сделанные им, чтобы  она  не
очень походила на палатку. Он усмехнулся.
     - Не думаю, чтобы мою кандидатуру можно  было  выставить  на  конкурс
самых изысканно одетых мужчин Двора, верно?
     - Конечно, нет.
     Они сидели молча, и она изо всех  сил  пыталась  придумать  тему  для
разговора. Почему ей так трудно говорить с ним? Дядя Бен  говорил,  что  я
слишком много говорю, а здесь я не могу придумать, о чем сказать.
     - Так о чем же говорил мистер Реннер?
     - Он напомнил мне о моем долге. Я и забыл, что он у  меня  еще  есть.
Полагаю, он был прав, и жизнь продолжается, даже для капитана, потерявшего
свой корабль... - последовала очередная пауза, во  время  которой  воздух,
казалось, сгустился и стал более тяжелым.
     Что же сказать теперь?
     - Вы... вы были с "Мак-Артуром" долгое время?
     - Три года. Два, как инженер-администратор, и один,  как  капитан.  А
теперь он погиб... Впрочем, лучше не начинать об этом. А  чем  занимаетесь
сейчас вы?
     - Вы уже спрашивали меня. Я изучаю  данные  с  Мошки-1  и  доклады  с
подаренного корабля... и думаю о том, что скажу,  чтобы  убедить  адмирала
взять послов мошкитов с собой. А мы должны убедить его, Род. Я хочу, чтобы
было что-то еще, о чем мы могли бы сказать, и  чтобы  было  много  времени
после того, как мы покинем систему  Мошки.  -  "И  чтобы  мы  провели  его
вместе, теперь, когда "Мак-Артур"  погиб.  Впрочем,  не  знаю.  Неужели  я
обрадовалась уничтожению моего соперника? Нет, нельзя позволить, чтобы  он
хотя бы заподозрил об этих моих мыслях..." - А сейчас, Род, у нас так мало
времени, и у меня вообще нет никаких мыслей...
     Блейн коснулся пальцами утолщения  на  носу.  Что  касается  времени,
подумал он,  пока  уже  перестать  быть  олицетворением  печали  и  начать
действовать, как будущий двенадцатый Маркиз.
     - Хорошо, Сэлли.  Посмотрим,  с  чем  мы  можем  подойти  к  вопросу.
Надеюсь, вы позволите Келли сервировать нам завтрак здесь?
     Она широко улыбнулась.
     - Мой лорд, вы можете быть обходительным.



                              ЖАЛОБА ТОРГОВЦА

     Гораций Бари был несчастным человеком.
     Если команде "Мак-Артура"  было  тяжело  иметь  с  ним  дело,  то  на
"Ленине" все обстояло еще  хуже.  Экипаж  его  состоял  из  екатерининцев,
имперских фанатиков, состоящих  под  началом  адмирала  и  капитана  с  их
родного мира. Даже Спартанское Братство имело меньшее влияние.
     Бари знал об этом  заранее,  но  испытывал  постоянную  необходимость
контролировать свое окружение при любых обстоятельствах и ничего не мог  с
собой поделать.
     Его статус на борту стал еще более двусмысленным, чем прежде. Капитан
Михайлов и адмирал знали, что он был передан под личный  контроль  Блейну,
не обвиненный ни в каком преступлении, но с  запретом  предоставления  ему
свободы. Михайлов решил эту проблему,  назначив  Бари  прислугу  из  числа
звездных пехотинцев, и поставив старшим над  ними  канонира  Келли.  Таким
образом, когда бы Бари не покинул свою каюту,  за  ним  по  всему  кораблю
следовал хвост.
     Он пытался поговорить с членами экипажа "Ленина" - но  его  выслушали
всего несколько человек. Возможно, они слышали слухи о том, что  он  может
предложить, и боялись, что звездные пехотинцы "Мак-Артура" доложат  об  их
интересе, а, может, подозревали его в измене и ненавидели за это.
     Торговцу  требовалось  терпение,  и  Бари  имел   его   больше,   чем
достаточно. И все-таки тяжело контролировать  самого  себя,  когда  ты  не
можешь контролировать ничего больше, когда ничего нельзя сделать, а  нужно
просто сидеть и  ждать.  Временами  его  взрывной  характер  находил  себе
разрядку в гневных воплях и крушении мебели, но никогда это не происходило
публично. За пределами своей каюты Бари был спокоен,  расслаблен  и  умело
вел разговоры, подлаживаясь даже к адмиралу Кутузову.
     Это  дало  ему  доступ  к  офицерам  "Ленина",  но  они  были  крайне
официальны,  и  каждый  раз,  когда  он  хотел  поговорить,  вспоминали  о
каком-нибудь срочном деле. Бари довольно скоро обнаружил, что  есть  всего
три безопасные темы: карточные  игры,  мошкиты  и  чай.  Если  "Мак-Артур"
заправлялся кофе, то двигатель "Ленина" работал на чае. И  поклонники  чая
знали о  предмете  гораздо  больше,  чем  поклонники  кофе.  Корабли  Бари
торговали чаем точно так  же,  как  и  любыми  другими  товарами,  которые
покупали люди. Но сам Бари не возил его с собой и не пил.
     Итак, Бари проводил бесконечные часы за столом на мостике, а  офицеры
и с "Ленина" и с "Мак-Артура" предпочитали  сидеть  с  ним  в  его  каюте,
заполненной гораздо меньше, чем офицерская  кают-кампания.  Было  довольно
легко говорить с офицерами "Ленина" о мошкитах  -  хоть  они  и  приходили
группами, но были любопытны. После десяти месяцев, проведенных  в  системе
Мошки, большинство из  них  никогда  не  видели  мошкитов.  Всем  хотелось
послушать о чужаках, и Бари был готов рассказывать.
     Промежутки  между  робберами  растягивались,  когда  Бари  принимался
оживленно говорить о мире мошкитов, о Посредниках,  которые  могли  читать
мысли, хотя и говорили, что это не так, о Зоопарке, о Замке,  о  поместьях
баронов, выглядевших как укрепленные крепости - Бари, конечно же,  отметил
эту деталь. И каждый раз  разговор  переходил  на  опасности.  Мошкиты  не
торговали оружием  и  даже  не  показывали  его,  потому  что  планировали
нападение и старались  сохранить  свою  сущность  в  тайне.  Они  заселили
"Мак-Артур" Домовыми - это было  первое,  что  сделал  первый  же  мошкит,
которого они встретили - и эти коварно полезные и милые зверьки  захватили
корабль и едва не удрали на  нем  со  всеми  военными  секретами  Империи.
Только бдительность адмирала Кутузова предотвратила это несчастье.
     И, кроме того, мошкиты считали себя более разумными, нежели люди. Они
смотрели на человечество как на зверей, которых  можно  приручить  -  если
получится, лаской - превратив  в  еще  одну  касту,  прислуживающую  почти
невидимым мастерам.
     Он говорил о мошкитах и ненавидел их. Страшные сцены возникали у него
в мозгу, иногда - когда он просто думал о мошкитах, и всегда  -  когда  он
пытался уснуть. Его преследовали кошмары о космических скафандрах и боевых
доспехах. Они приближались к нему, и три пары крошечных  глаз  выглядывали
через лицевую пластину. Иногда сон кончался тучей паукообразных шестилапых
чужаков, умирающих в вакууме и  плавающих  вокруг  человеческой  головы  -
тогда Бари засыпал. Но иногда кошмар  кончался  тем,  что  Бари  беззвучно
кричал охране "Ленина", пока  одетая  в  скафандр  фигура  приближалась  к
"Ленину".  После  этого  Бари  просыпался  в  холодном  поту.  Нужно  было
предупредить екатерининцев.
     Они выслушали его, но не поверили, Бари чувствовал это.  Они  слышали
его крик до того, как он попал на борт, слышали вопли по ночам и  считали,
что он сумасшедший.
     Уже не единожды Бари благодарил Аллаха  за  Бакмена.  Астрофизик  был
странным человеком, но Бари мог говорить с  ним.  Первое  время  "почетный
караул" звездной пехоты, стоящий у дверей каюты Бари, удивлял Бакмена,  но
вскоре ученый перестал замечать их, как не замечал  наиболее  необъяснимых
поступков своего приятеля.
     Бакмен изучал работы мошкитов, касающиеся Глаза Мурчисона и Угольного
Мешка.
     - Отличная работа! Есть некоторые вещи, которые я хотел бы  проверить
лично, и, кроме того, меня не устраивают кое-какие их предположения...  но
этот чертов Кутузов не дает мне воспользоваться телескопом "Ленина".
     - Бакмен, возможно ли, чтобы мошкиты были  более  интеллигентны,  чем
мы?
     - Видите ли, те, с которыми я имел дело, сообразительнее  большинства
людей,  которых  я  знаю.  Скажем,  мой  зять...  Впрочем,  вы,   конечно,
спрашиваете в целом, верно? - Бакмен  задумчиво  почесал  челюсть.  -  Они
работают быстрее, чем я, и делают работу чертовски хорошо,  но  они  более
ограничены, чем думают. За весь свой миллион  лет  они  имели  возможность
изучить только две звезды.
     Как  видим,  представления  Бакмена  об   интеллигенции   тоже   были
достаточно ограничены.
     Вскоре Бари отказался от попыток предупредить Бакмена  об  угрозе  со
стороны мошкитов. По  мнению  Бари,  он  был  безумен,  впрочем,  безумным
Бакмена считали все.
     Хвала Аллаху за Бакмена.
     Прочие гражданские ученые были достаточно дружелюбны, но в отличие от
Бакмена хотели от Бари  только  одного:  анализа  возможности  торговли  с
мошкитами. Бари мог сделать его в девяти словах: Покончить  с  ними,  пока
они  не  покончили   с   нами!   Даже   Кутузов   находил   это   суждение
преждевременным.
     Адмирал выслушал его достаточно вежливо, и Бари  считал,  что  убедил
его в том, что послы мошкитов должны  быть  оставлены  здесь,  что  только
идиоты, вроде Хорвата, могут взять врагов на борт  единственного  корабля,
способного предупредить Империю о чужаках. Впрочем, полной  уверенности  у
него не было.
     Все это являлось превосходной возможностью для проверки  на  практике
терпения Горация Бари. Если его терпение  давало  трещину,  знал  об  этом
только Набил, а Набил не удивлялся.



                               ВОЕННЫЙ СОВЕТ

     В  офицерской  кают-кампании  "Ленина"  висел   портрет   Императора.
Изображение Леонида IХ было окружено со  всех  сторон  флагами  Империи  и
боевыми знаменами и  смотрело  вниз  на  длинный  стальной  стол.  Картины
военных сражений из  истории  Первой  и  Второй  Империй  висели  на  всех
переборках, а в одном  углу  перед  иконой  Св.  Екатерины  горела  свеча.
Имелась даже специальная вентиляционная  система,  чтобы  поддерживать  ее
горение при нулевой силе тяжести.
     Дэвид Харди не сумел сдержать улыбки при виде  этой  иконы.  Мысль  о
подобной вещи на борту корабля с таким названием была  довольно  забавной;
Харди полагал, что даже Кутузов ничего не знал об истории коммунизма  -  в
конце концов, это было так давно - или же просто верх  взяли  его  русские
национальные  симпатии.  Наиболее  вероятным  было  первое  предположение,
поскольку для большинства имперцев Ленин был героем из далекого  прошлого,
человеком, известным по легенде, но не более. Подобных было много: Цезарь,
Иван Грозный, Наполеон, Черчилль, Сталин, Вашингтон, Джефферсон,  Троцкий,
почти все они - современники друг для  друга  (для  всех,  кроме  дотошных
историков). Доатомная история имела тенденции к сжатию,  если  смотреть  с
такого большого расстояния.
     Офицерская кают-кампания начала заполняться, когда ученые и  офицеры,
входя, занимали свои места. Звездные пехотинцы зарезервировали два места -
одно во главе стола, второе справа от него,  хотя  Хорват  пытался  занять
его. Министр по науке пожал плечами, когда звездный пехотинец возразил ему
на быстром русском, и направился к другому концу,  где  вытеснил  с  места
какого-то биолога, а затем попросил пересесть другого  ученого,  освободив
место справа  от  себя,  и  предложил  его  Дэвиду  Харди.  Если  адмиралу
захотелось поиграть в престиж, пожалуйста, но Энтони Хорват  тоже  кое-что
знал об этом вопросе.
     Он смотрел, как собирались остальные. Каргилл, Синклер и Реннер вошли
вместе. Затем появились Сэлли Фаулер и капитан Блейн...  Странно,  подумал
Хорват, что Блейн входит теперь в переполненную комнату вообще без  всяких
церемоний. Звездный пехотинец указал им места слева от  адмиральского,  но
Род и Сэлли сели в середине. Он может позволить себе это, подумал  Хорват.
Он был рожден для этой должности. Что ж, мой сын тоже  будет  таким.  Моей
работы в этой экспедиции будет достаточно, чтобы внести меня  в  очередной
почетный список...
     - Внимание!
     Офицеры встали, так же как и большинство ученых. Хорват на  мгновение
задумался, потом  тоже  встал.  Он  посмотрел  на  дв