, он тяжело помотал головой. Сказал: - Скорей бы уж Теплый Край...
     - А там хорошо? - вдруг спросил с верхней полки старший мальчик.
     - Там тепло, - твердо ответил майор. - Там можно выжить.
     Он встал, потянулся было за недопитой бутылкой,  но  махнул  рукой  и
вышел. Жена тихо сказала вслед:
     - Скотина пьяная... Полпоезда охраны... Еще и в  пассажиры  пролезли.
Вся армия едет греться.
     - Было бы хуже, если бы охраны  оказалось  меньше,  -  возразил  муж.
Выпитая водка принуждала вступиться  за  майора.  -  Нас  бы  выкинули  из
поезда.
     Он полез на верхнюю полку. Лег, закрыл глаза. Тишина.  Ни  снега,  ни
дождя,  ни  ветра.  И  поезд  словно  умер...  Он  повернулся,  глянул  на
мальчишек. Они сидели вдвоем на соседней полке и молча, сосредоточенно ели
что-то из банки. Старший поймал его взгляд, неловко улыбнулся:
     - Будете?
     Он покачал головой. Есть не хотелось.  Ничего  не  хотелось.  Даже  в
Теплый Край... Он поймал себя на том, что впервые подумал  о  Теплом  Крае
без всякой торжественности, просто как о горной долине,  где  будет  тепло
даже во время Зимы.
     В купе опять заглянул майор:
     - Разобрались наконец... В каждый поезд посадят половину  местных.  А
половина останется здесь. Охрана согласилась...
     Майор посмотрел на детей и с ноткой участия спросил:
     - Что будете делать? Отправите  детей?  Мне  поручили  разобраться  с
нашим вагоном. Я пригляжу за ними, если что...
     Муж молчал. А младший мальчик вдруг стал укладывать  разбросанные  на
полке вещи в рюкзачок.
     - Это не наши дети, - твердо сказала жена. - Случайные. И  билеты  не
их.
     - А... - протянул майор. - Тогда проще. В соседнем купе трое своих...
Вот визгу будет...
     Дети молча одевались.
     - Я выйду, гляну, как там... - неуверенно сказал муж.
     - Через двадцать минут поезд тронется, - предупредил майор.  Он  взял
со столика билеты детей и порвал их. Розовые клочки закружились, падая  на
пол. - Розовый снег, - неожиданно изрек майор. Схватился за косяк и  вышел
в коридор. Там уже суетились автоматчики, сортируя пассажиров.
     - Я выйду, - повторил муж и натянул куртку.
     - Не донкихотствуй, - спокойно сказала жена. - Их пристроят. "Красный
Крест", церковь. Говорят, здесь тоже можно выжить. Главное - прокормиться,
а морозы будут слабыми.
     Снаружи было холодно. Лужи на перронах затягивала ледяная корка. Один
поезд  уже  тронулся,  и  возле  крошечного  вокзала  стояла  растерянная,
обомлевшая толпа. Некоторые еще сжимали в руках билеты.
     Он шел вслед за детьми, все порываясь окликнуть их, но  понимал,  что
это ни к чему. Он даже не знал, как  их  звать.  Двадцать  минут...  Какой
здесь, к черту, "Красный Крест"? Какая церковь?
     К детям вдруг подошла женщина: рослая, уверенная, чем-то  похожая  на
их мать. Что-то  спросила,  дети  ответили.  Женщина  посмотрела  на  них,
задумчиво, оценивающе... Сказала, и мужчина расслышал:
     - Ладно, место еще есть. Пойдемте.
     Он догнал ее, взял за руку. Женщина резко  обернулась,  опустив  одну
руку в карман куртки.
     - Куда вы их?
     - В приют.
     Глаза у женщины были внимательные, цепкие.
     - Предупреждаю, взрослых мы не берем. Только детей. Отпустите.
     - У меня билет, я и не прошу... С ними все будет нормально?
     - Да.
     Дети смотрели на него. Младший негромко сказал:
     - Спасибо. Вы езжайте.
     Он стоял и смотрел, как они уходят вслед за  женщиной.  К  маленькому
автобусу, набитому людьми. Там были только дети и женщины, впрочем, женщин
совсем мало.
     Рядом прошел солдат с автоматом. Форма опять была незнакомая, чужая.
     Мужчина повернулся, к нему:
     - Скажите... - На него повернулся автоматный ствол.  Солдат  ждал.  -
Этот приют, куда забирают детей... Кем он организован?
     - Здесь нет приютов, - ответил солдат. Отвернул  автомат  в  сторону.
Продолжил,  почти  дружелюбно:  -  Нет.  Мы  здесь  стояли  месяц,  завтра
отправка. Приютов нет.
     - Но она сказала... - торопливо начал мужчина.
     - Приютов нет. Только предприимчивые  местные  жители.  Говорят,  что
морозы будут  слабыми,  главное  -  запастись  продовольствием.  -  Солдат
погладил оружие рукой в шерстяной перчатке. Добавил: - Стрелять  бы  надо,
но приказа нет... Да и не перестреляешь всех.
     Мужчина побежал. Сначала медленно, потом все быстрее.  Было  холодно.
Зима уже пришла сюда раньше снега, раньше морозов.
     Он догнал женщину у автобуса. Она вела  детей,  крепко  держа  их  за
руки. Мужчина толкнул ее в спину, женщина  качнулась.  Он  вырвал  детские
руки, потянул к себе.
     Женщина  повернулась  и  достала  из  кармана  пистолет.   Маленький,
нестрашный на вид. Мужчина не разбирался в оружии.
     - Уходите! - жестко сказала она. - Или я вас застрелю. Дети уже наши.
     - Нет, - хрипло сказал мужчина. Оглянулся, ища поддержки.  И  увидел,
что  солдат  по-прежнему  стоит  на  перроне,  поглаживая  автомат.  -  Не
посмеете, - уже спокойнее продолжил он. - Вас пристрелят тоже.
     Он повернулся и пошел от набитого детьми автобуса.  Вслед  ему  тихо,
грязно ругались. Но выстрелов не было.
     Сразу несколько поездов тронулось с места. У вагонов началась  давка.
Солдаты не стреляли, они лишь распихивали остающихся прикладами.  Кажется,
пошел и его поезд. Но это уже было неважно.



                                4. ПЕРЕВАЛ

     Вначале они обходили мертвых - тех, кто упал  сам  и  кого  убили  по
дороге. Дети пугались, а его мутило от тошнотворного  запаха.  Его  вообще
стало  мутить  от  запаха  мяса  -  даже   консервированного,   сделанного
давным-давно, когда о приходе Зимы еще не знали.
     Потом они шли прямо. Мертвых стало меньше, а  холод  не  давал  телам
разлагаться. К тому же дети перестали бояться трупов, а сил  у  них  стало
меньше.
     Однажды, на привале, старший мальчик спросил:
     - А золото правда пригодилось?
     - Да, - ответил мужчина. - Не знаю, почему его еще ценят...
     Золото было зашито в детские куртки. Кольца, кулоны, цепочки, браслет
с солнечно-желтыми топазами... Они сказали про золото,  когда  он  пытался
обменять свою куртку на сухари или рыбные  консервы.  Мяса  на  вокзальном
рынке было много, и стоило оно дешево.
     Куртку удалось сохранить, и только поэтому он еще был  жив.  В  горах
оказалось очень холодно, а спать приходилось на еловом  лапнике.  Спальник
или палатку купить было невозможно ни за какие деньги или  ценности.  Зато
он купил сухарей и консервов, и теплые шапки из собачьего меха, и пистолет
- настоящее, мужское оружие -  "Магнум".  Одну  обойму  он  расстрелял  по
дороге, учась прицеливаться и гасить мощную, тягучую отдачу. Это оказалось
неожиданно легко. Вторую обойму мужчина выпустил  по  каменистому  склону,
откуда в  них  стреляли  из  дробовика.  Они  услышали  крик,  и  выстрелы
прекратились. Но проверять они не стали.
     Третья, последняя  обойма  ждала  своей  очереди.  Почему-то  мужчина
думал, что она пригодится.
     Когда они дошли до снегов,  стало  совсем  трудно.  Это  был  обычный
горный снег, а не ледяной шлейф идущей по пятам Зимы. Но  все  равно  идти
стало гораздо труднее. Мужчина стал чаще сверяться с картой.  Перевал,  за
которым открывался спуск в Теплый Край, был совсем  рядом,  и  только  это
придавало силы.
     Топливо для костра найти было почти невозможно, наверное, все  сожгли
идущие перед ними. Однажды они легли спать без костра, и на следующее утро
старший мальчик не смог встать. Он не кашлял, и жара у него  не  было.  Но
подняться он не смог.
     Перевал был уже перед ними, затянутый облачным туманом. Мужчина  взял
старшего мальчика на руки и пошел вперед. Младший шел  следом,  и  мужчина
рассеянно думал о том, что надо оборачиваться,  проверять,  не  отстал  ли
ребенок... Но так и не решился проверить. Двоих он унести не мог, пришлось
бы выбирать. А больше всего на свете он ненавидел, когда перед ним вставал
выбор.
     Он шел в тумане, и порой ему казалось, что он слышит шаги за  спиной,
порой - что они исчезли. Мальчик на руках у него изредка  открывал  глаза.
Ему казалось, что он  идет  уже  много  часов  подряд,  но  разум  холодно
опровергал чувства. Он просто не смог бы долго идти со своей ношей.
     Когда идти стало легче, он не сразу понял, что  движется  под  уклон.
Туман вокруг начал редеть неожиданно быстро, над головой проявился вначале
мутный, а потом ослепительно яркий, чистый диск солнца. Он сел на  снег  -
мягкий, рассыпчатый -  и  положил  голову  старшего  мальчика  на  колени.
Мальчик уже не открывал глаз, но,  кажется,  был  жив.  Потом  он  услышал
позади слабые, вязнущие шаги, и младший сел  рядом.  Туман  разрывался  на
полосы и таял.



                              5. ТЕПЛЫЙ КРАЙ

     Когда туман рассеялся и все стало видно, младший мальчик спросил:
     - Это Теплый Край?
     - Да, - сказал мужчина и стал рыться в карманах негнущимися пальцами.
Вначале он нашел спички, потом сигареты, а после этого понял, что и  то  и
другое промокло. Тогда он просто устроился поудобнее и стал смотреть.
     Склон уходил вниз - вначале полого, а затем все более  круто.  Далеко
внизу, ярко-зеленая, цветущая, даже на  вид  теплая,  раскинулась  долина.
Теплый Край. В ней лежал маленький городок, и длинные,  блестящие  стеклом
ряды теплиц, и серые бетонные купола складов. Это действительно был Теплый
Край. На десять-двадцать тысяч человек, теплый край.
     Над городком кружил вертолет - ярко раскрашенный,  нарядный.  Мужчина
удивился было этому, но потом понял, что здесь камуфляж не нужен.
     Туннель, по которому шли в Теплый Край поезда, выходил из  гор  перед
глубоким ущельем. Через ущелье был перекинут мост  -  когда-то  длинный  и
красивый, а сейчас уродливо взорванный  посередине.  Из  туннеля  как  раз
выходил очередной поезд. На обломках моста он начал тормозить, но было уже
поздно. Вначале тепловоз,  а  за  ним  и  вагоны  зеленой  железной  змеей
заструились в ущелье. На дне  ущелья,  пронизанная  струями  горной  реки,
громоздилась куча мятого горелого железа. Вагоны  сыпались,  но  звука  на
таком расстоянии почти не было слышно. Только легкие похлопывания, похожие
на вялые аплодисменты.
     Мужчина посмотрел на младшего мальчика.  Тот  не  видел,  как  падает
поезд. Он смотрел на вертолет, который медленно летел вверх  над  склоном,
ведущим к Теплому Краю. Ниже по склону было множество темных точек -  тех,
кто шел впереди. Некоторые махали  вертолету  руками,  некоторые  начинали
бегать, некоторые оставались неподвижными. Вертолет на  мгновение  зависал
над ними, доносилось слабое постукивание.  Потом  вертолет  летел  дальше.
Движение его приводило человеческие фигурки к  общему  знаменателю  -  они
успокаивались и замирали.
     - Вертолет отвезет нас в Теплый Край? - спросил младший мальчик.
     Мужчина кивнул.
     - Да, конечно. В Теплый Край. Ты лучше ляг и поспи, он  не  скоро  до
нас доберется.
     Мальчик  подполз  к  неподвижному  брату,  лег  ему  на   живот.   Он
действительно хотел спать, он замерз и устал, когда шел  за  мужчиной.  Он
много раз окликал его, просил  подождать,  но  тот  не  слышал...  Мальчик
закрыл глаза. Издали пели вертолетные моторы.
     - У нас получилось куда интереснее, чем на поезде, -  сказал  мальчик
засыпая.
     Мужчина с  удивлением  посмотрел  на  него.  Потом  на  ущелье,  куда
вываливался очередной поезд.
     - Да, - согласился он. - Интереснее.
     "Магнум", такой большой и тяжелый, казался игрушкой  при  взгляде  на
подлетающий вертолет. Но мужчина все-таки держал его в руках.
     Так было интереснее.





                            Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

                              ФУГУ В МУНДИРЕ


                                       "Куда девалась моя молодая жена?" -
                                    спросил хозяин. - "Пучок зеленой травы
                                    у рта осла и есть твоя молодая  жена",
                                    - ответил обезьяна-странник".
                                        Шихуа о том, как Тринитаки великой
                                        Тан добыл священные книги.


                           1. МЕСТНОСТЬ РАССЕЯНИЯ

     - Арана-сан, - сказал я, склоняясь в поклоне. - Примите  мое  о-сэйбо
по случаю кэдзимэ...
     - По случаю Нового года, - неуверенно поправил меня Валера. - Или  не
уточняй ни фига. О-сэйбо - оно и есть о-сэйбо.
     Сегодня - двадцать седьмое декабря. Срок, когда я мог исполнить нормы
гири, истекал... Да, вы же не знаете, что  такое  нормы  гири...  Если  на
вашем календаре и стоит двадцать седьмое декабря, то год наверняка не тот.
Восьмидесятый, или девяносто третий... И ни черта вам неизвестно  -  ни  о
гири, ни о ниндзе... Вы их спутаете с гирями и ниндзями.  Вам  хорошо.  Вы
живете в России - или в РСФСР. Вы...
     Да ну вас на  фиг.  Мне  дали  конверт,  который  можно  отправить  в
прошлое. Чистый конверт из плотной белой бумаги. Я запишу все, что  успею.
А объяснять вам про перестройку, про президента Ельцина, про всероссийский
референдум о Курилах... Забавный все  же  вышел  у  него  итог.  Два  года
минуло,  а  до  сих  пор   смеюсь,   как   вспомню.   И   надо   же   было
острякам-русофилам из парламента вставить в текст третий пункт...

     "Референдум граждан России по вопросу территориальной  принадлежности
Курильских островов Кунашир, Шикотан, Итуруп и Хабомаи.
     1. Я за то, чтобы  передать  вышеуказанные  острова  под  суверенитет
Японии.
     2. Я за то, чтобы сохранить над вышеуказанными островами  суверенитет
России.
     3. Я за то, чтобы передать Россию под суверенитет Японии".

     Как они  веселились,  парламентарии  последнего  созыва,  голосуя  за
третий пункт! Показать абсурдность всего референдума! Острова наши!  Наши!
Навсегда! А-а-а-а! Девяносто семь процентов? А-а-а-а-а!
     Вот так и живем. В Стране Восходящего Солнца. Очень  демократично,  и
двуязычие по всей Японии введено. Даже в  Токио,  в  столице,  большинство
вывесок на японском и русском.
     Двуязычье - дружбы два крыла, писал мне друг из сопредельной  страны,
бывшей СССР-ской республики. Она  тоже  к  нам  попросилась.  Но  Хасэгава
Мититаро, наш премьер, сказал, что не  раньше  середины  двадцать  первого
века. Иначе не осилят. Японцев,  коренных,  понять  можно  -  они  немного
растерялись. Три дня в парламенте драки шли: решали, присоединять нас  или
нет. Решились...
     А двуязычие - это хорошо. И никакой национальной дискриминации. Любой
может занимать руководящие  должности,  все  равно,  коренной  ты  японец,
русско-японец или беглый грузин. Надо  только  знать  оба  государственных
языка.
     Мы с Валерой работаем в компании по постройке  Садов  Камней.  Валера
каменщик, я садовник. Вокруг Камней должна быть лужайка надлежащей формы и
с надлежащей, точнее, произрастающей травкой. Валера  ездит  на  джипе  по
окрестностям, ищет подходящие камни,  привозит,  останавливает...  У  него
чутье на хорошие камни, он незаменим.  А  я  потом  вокруг  камней  травку
высаживаю. Начальник наш, Арана-сан, как правило, доволен... Впрочем,  что
я все о себе да о Валере? Главное - рассказать вам о фугу.



                      2. МЕСТНОСТЬ НЕУСТОЙЧИВОСТИ

     Арана-сан кивнул, и я начал декламировать:

                     Обвита плющом скала...
                     В море, в Ивами,
                     Там, где выступает мыс
                     Караносаки,
                     На камнях растут в воде
                     Фукамиру-водоросли,
                     На скалистом берегу -
                     Жемчуг-водоросли.
                     Как жемчужная трава
                     Гнется и к земле прильнет,
                     Так спала, прильнув ко мне,
                     Милая моя жена.
                     Глубоко растут в воде
                     Фукамиру-водоросли,
                     Глубоко любил ее,
                     Ненаглядную мою.
                     Но немного нам дано
                     Было радостных дней...

     Валерка, сидящий на корточках в стороне, дернулся и прошипел:
     - Ночей, идиот...
     Я уставился на сидящего с полузакрытыми глазами Арана-сана. Он слегка
покачивался в такт словам - может быть, проговаривал их  на  японском?  А,
хрен с ним. Главное - не  замолкать!  Мысль  мелькнула  как  молния,  и  я
продолжал:

                     Что в ее объятьях спал.
                     Листья алые плюща
                     Разошлись по сторонам -
                     Разлучились с нею мы.
                     И когда расстался я,
                     Словно печень у меня
                     Раскололась на куски.

     Господи! У  Арана-сан  хронический  холецистит!  Поймет  ли  он  меня
правильно? Не примет за скрытую насмешку слова... Дьявол!  У  него  еще  и
грудная жаба! А мне читать дальше...

                     Стало горестно болеть
                     Сердце бедное мое.
                     И в печали, уходя,
                     Все оглядывался я...
                     Но большой корабль
                     Плывет...
                     И на склонах Батари...

     Валерка дернулся - видимо, я опять в чем-то ошибся. Мне  и  Пушкин  в
школе давался с трудом. А эти проклятые стихи, без всякой рифмы...
     - Хоросо, Сергей. - Арана-сан улыбнулся.  Бог  ведает,  что  за  этой
улыбкой. - Спасибо, что  напомнири  о  моей  неизбывной  тоске  по  родным
островам, по рюбимой жене. Спасибо...  -  Он  слегка  поклонился.  Говорит
Арана-сан по-русски здорово, вот только с  буквой  "л"  проблемы.  -  Рад,
очень рад вам...
     Согнувшись в церемониальном  поклоне  (корпус  наклоняется  на  20-30
градусов и в  таком  положении  сохраняется  около  двух-трех  секунд),  я
протянул Арана-сану белый сверток -  о-сэйбо,  новогодний  подарок.  Слава
Богу,  справился...  Я  отошел  в  сторону,  а  мое  место  занял  Валера.
Поклонился и сказал:
     - Позвольте, Арана-сан, прочесть  мои  несовершенные  строки.  Им  не
сравниться со словами мастера, что нашел Сергей, но их родило мое сердце.
     Арана-сан улыбнулся. И, кажется, куда лучше, чем мне...

                     Оттого, что горы высоки,
                     Стелется в полях жемчужный плющ,
                     Нет ему ни срока, ни конца, -
                     О, когда бы так же, без конца
                     Видеть вас, сэнсэй, я мог!

     Валера протянул Арана-сану свой подарок. А начальник...
     - О-рэй о-мосимас! - воскликнул Арана-сан. - Рошадь  узнают  в  езде,
человека - в общении.
     Он снова  улыбнулся  и  повторил  пословицу  на  японском.  Я  стоял,
посрамленный и  униженный.  Господи!  Ну  что  мне  стоило  тоже  сочинить
пятистишье, а не заучивать длинный и скучный текст! Кретин!  Поделом!  Кто
слишком умен, у того друзей не бывает! Захотелось же мне показаться  самым
умным... Задумал муравей Фудзияму сдвинуть...



                         3. МЕСТНОСТЬ ОСПАРИВАЕМАЯ

     - Да плюнь ты! - утешал меня Валерка. - Пошли они все на фиг!  Что  я
им, осел, хокки сочинять? Они сами их не знают. Переделал одну, и  дело  с
концом... А тебе я что советовал?
     Я вздохнул. Спросил:
     - Слушай, а ты не жалеешь?
     - О чем?
     - Ну... как раньше было.
     Валерка покрутил пальцем у виска.
     - Ты чего, псих? Ты бы раньше на "Тойоте" ездил? А  я  на  "Мицубиси"
катался? Да мы с тобой на пару  за  три  года  на  старый  "Запорожец"  не
зарабатывали! А как вкалывали! На птицефабрике проводку чинили по колено в
курином дерьме... Еще и вода протекала, помнишь? А у тебя сапог  не  было,
ты по загородкам как обезьяна прыгал... Ну а с книгами, помнишь? Из Москвы
к нам, в глубинку, возили спекулировать. Детективы, фантастику...  Помнишь
Дика,  "Человек  в  высоком  замке",  как   японцы   с   немцами