2

     ...Не люблю писать отчеты. С детства не люблю ничего  писать.  Помню,
тетрадки  по  сочинениям  сдавал  пустыми.  Учительницу  однажды  до  слез
довел... А писать придется, все равно. И лучше этого не откладывать, а  то
могу и не успеть.
     Отчет  мне  приказали  писать  в  манере  "Эпилептик".  Ну  что   же,
"Эпилептик", так "Эпилептик". Работал же я в  стиле  "Кретин".  И  ничего.
Даже понравилось...
     Высадился я на планету под вечер. Солнце стояло еще высоко, так что я
имел удовольствие лицезреть голую степь, поросшую какой-то синей  парашей,
лес вдалеке, и, наконец, идиллическое голубое  небо  с  редкими  облаками.
Высадивший меня "Призрак" мгновенно зарастил люк и исчез,  словно  за  ним
гнались призраки. Я усмехнулся, поправил  рюкзак,  набитый  кирпичами  (во
всяком случае, вес его наводил на такую мысль)  и  стал  осматривать  свой
велосипед.
     Это Изя, из транспортной группы, посоветовал взять с собой велосипед.
Скаля в улыбке длинное, лошадиное лицо, он за две минуты доказал мне,  что
велосипед на этой планете - лучший транспорт. Попадись он мне сейчас...
     Больше всего в эту минуту я мечтал о  скафандре.  О  легком,  удобном
скафандре, с кондиционером и антигравитатором. И,  главное,  -  с  наглухо
застегивающимися  ботинками!  Под  ногами  у  меня  кишели  крупные  рыжие
муравьи. Несколько их  отборных  батальонов  уже  пытались  прокусить  мои
брюки, а десяток, с отвагой камикадзе, лез к лицу...
     Но тут меня неожиданно окликнули  из-за  спины.  Весело  окликнули...
Транслятор за моей спиной пошипел, и перевел:
     - Привет, чужестранец!
     Я  медленно  оборачиваюсь,  а  лицо  мое   тем   временем   принимает
кротко-доброжелательное выражение. Шагах в двадцати стоит  тощий  юнец,  и
улыбается во весь рот. Я еще не успеваю опомниться,  а  юнец  подходит  ко
мне, постукивает носком ноги по колесу велосипеда.
     - Это что, твоя межзвездная машина?
     - Нет, - машинально отвечаю я. И тут вся невозможность  происходящего
доходит до моего сознания. В голове делается полная каша...



                                    5

     "8421003 - 2. Курорт "Алдай", планета Пандора - Земля.
     Комкон-четыре. Страннику.
     Содержание: Отчет Ирокеза о наблюдении за Стором Гривенко."
     ...объект весь вечер перемещался по территории пансионата. С 21.17 до
23.54 объект пил кофе с коньяком в баре "Лесные ворота". Когда в  23.54  в
бар вошел голован Ктрч, объект вскочил с криком "Массаракш"! и выбежал  из
бара. Как можно более непринужденно я последовал за ним.  Возле  гостиницы
"Лепесток хризантемы" объект задержался, но внутрь не зашел. Сплюнув около
двери он сел на скамейку. (Исследование плевка не показало  отклонений  от
среднеевропейской нормы.)  Двумя  часами  позже,  когда  объект  продолжал
оставаться в той позе, я решил подойти к нему. Объект умирал. Увидев меня,
он попытался что-то сказать. Я разобрал лишь последние слова: "Было  тихо,
цвела облепиха". (Возможно: "сакура".)
     Все."


     Приказ по Комкону-4, N 621, от 4.3.75.
     "В связи с тем,  что  АПМБ-4  был  найден  в  прошлый  четверг  после
метеоритного дождя на обратной стороне  Луны,  в  кратере  Жюль  Верн,  и,
следовательно, версия о его похищении Странниками отпадает, приказываю:
     1.  Считать  Стора  Гривенко  не  роботом-диверсантом,  а   человеком
(посмертно.)
     2. Ирокеза (он же - Парик Марасюхин, он же  -  Кучка),  отправить  на
переподготовку в Иерусалимский Центр Прогрессоров.
     3. Увековечить память Стора изданием полного собрания его стихов.
                                                                Экселенц."




                             ЗАБОР ОТВЕРЖЕННЫХ
                               (Виктор Гюго)


                                    1

     Второго марта семьдесят пятого года, в половине седьмого  вечера,  на
планете Ля-Арон появился человек.
     Он появился так внезапно, что, казалось, возник из воздуха. Возможно,
так оно и было. Одет человек был в старый, заношенный скафандр, в руках  у
него был изрядно помятый десинтор ближнего  боя,  за  плечами  -  холщовый
мешок. Такова была его внешность. С минуту  человек  озирался,  пристально
вглядываясь то в недалекий лес, то в чистое, но уже заволакиваемое  тучами
небо. Потом он сел на камень, и, словно, задумался о чем-то.
     Когда граф Бордон ля Кондон вел отряд монахов-бенедиктинцев на  штурм
планеты-крепости X-I, с ним были два  боевых  робота.  Когда  Пьер  Реппен
отправился в путешествие по антимиру, с ним было четверо друзей.
     Незнакомец был один. Свинцово-черные тучи уже заволокли  небо,  когда
он быстрым движением, словно опасаясь  передумать,  сорвал  гермошлем.  Он
взглянул на небо, вдохнул полной грудью, и  рассмеялся.  То  был  страшный
смех, который заставляет  содрогаться  мужчин,  бледнеть  женщин,  плакать
детей, и разряжать роботов. Словно в ответ  на  этот  смех  первая  молния
прочертила небо, заливая его лицо синевато-белым светом.
     Звали человека Стор Гривно. Час назад  его  отпустили  с  космической
каторги на планете  Жан  Вальжан.  Полчаса  назад  он  попытался  ограбить
почтовую ракету. Но обезоруживший Стора охранник не только  не  убил  его,
наоборот. Он отдал ему свой десинтор, и угостил  старым  анжуйским  вином.
Потом охранник указал на светлевшую вдали звездочку - Ля-Арон, сказал:
     - Оттуда не возвращаются. Но для тебя это последний шанс...
     ...Еще один удар грома потряс небо, и целый  водопад  дождевых  струй
обрушился на Стора. Но тот, казалось, не замечал непогоды...
     Что такое космическая каторга?  У  человека  берут  все,  и  не  дают
ничего. Он живет в одной комнате, он не принимает ионный душ, он  работает
восемь часов в сутки. Он ест лишь хлеб и мясо, получает две смены белья  и
одну бутылку вина в неделю. Он читает старые  газеты,  поскольку  грузовые
ракеты идут с Земли трое суток. Он  имеет  женщину  лишь  раз  месяц,  ибо
должен беречь силы для работы. Его жизнь  была  свет,  она  стала  мраком.
Общество  отворачивается  от  человека.  Общество  отвергает  человека.  И
человек отвечает ему тем же...
     Стор Гривно попал на каторгу в тринадцать лет.  Жарким  летним  днем,
изнывая от  пробуждающегося  полового  влечения,  юноша  изнасиловал  свою
учительницу. При этом он  применил  парализатор,  что  явилось  отягчающим
обстоятельством. Суд присяжных приговорил его к трем годам космокаторги.
     На суде Стор плакал, не понимая, что  происходит.  Присяжные,  вынося
приговор, рыдали. Но закон был неумолим.
     Когда до окончания срока оставалось два  месяца,  Стор  бежал.  Через
шесть минут его поймали, и приговорили еще к двум годам заключения. И  так
повторялось семнадцать раз...
     Входя в тюремный шлюз, Стор был ребенком. Он  вышел  почти  стариком.
Роза без шипов превратилась в шипы без розы. Чернота ночи повисла  в  этой
душе...
     Дождь все усиливался,  когда  на  дороге,  превратившейся  в  грязное
месиво, показалась крошечная фигурка. Это был маленький мальчик - один  из
тех ласковых, беспризорных  детишек,  что  бродят  по  всей  Галактике,  в
порванных на коленях  скафандрах,  с  дрессированным  ухоглазом  и  старым
видеофоном на плече. Где они родились?  Этого  никто  не  знает.  Чем  они
питаются? Этого никто не хочет знать. Где они спят? Это знают  почти  все,
но предпочитают не говорить на эту тему.
     Мальчика звали  Малыш  Желвак.  Действительно,  на  его  правой  щеке
вздувался огромный желвак. Но если смотреть на мальчика слева, то  он  был
очень милым ребенком. Вспомним королеву Лотана, Ренуазу  Каган.  Ее  левая
нога была на шесть сантиметров короче  правой  руки,  и  на  двенадцать  -
левой. Но это не мешало Ренуазе оставаться самой  обаятельной  женщиной  в
Галактике.
     Малыш Желвак не замечал непогоды. Он шел, напевая веселую  песенку  о
короле Симоне-деревянная нога.

                       Король Симон, большой чудак,
                       Имел огромнейший... кулак.
                       Но как его направить в дело -
                       Сообразить не мог никак.

     Поравнявшись  со  Стором,  Малыш  Желвак  остановился,  и   удивленно
воскликнул:
     - Ух ты! Человек! А я то думал, - это ста-а-а-рый робот!
     Он захохотал собственной шутке. При этом из его  кармана  выскользнул
какой-то предмет, и покатился к Стору. Стор, погруженный в раздумья,  взял
предмет, вытер его об колено и положил в карман. Малыш Желвак,  доверчиво,
как это свойственно детям, подошел к Стору, и попросил:
     - Слушай, старый хрыч, гони мой гравикон!
     Стор поднял на него тяжелый взгляд.
     - Что ты сказало, дите?
     - Я... я сказал, дайте мне мой  гравик  он!  Модели  АПМБ,  четвертая
модефикация!
     - Слушай меня, дите, - тихо и наставительно произнес Стор. - Если  ты
немедленно не испаришься отсюда, я испарю тебя сам. Но  перед  этим  сдеру
штаны и выпорю ремнем!
     - Но у вас нет ремня!
     - Тогда... Ну, в общем, штаны я с тебя все равно сдеру!
     Малыш  Желвак  побледнел,  и  бросился  бежать.  Стор  Гривно   снова
погрузился в раздумья о добре и зле.



                                    168

     - Дядюшка! - прошептал  Марель.  -  Очнитесь!  Мы  знаем  теперь,  вы
невиновны. Пердарье показал мне кусочки скафандра, который  он  отрезал  у
вас возле черной дыры. Это вы спасли меня из зоны гравиколлапса!
     Умирающий раскрыл глаза.  Тихий,  всепрощающий  взгляд  встретился  с
нежным, трепещущим взглядом. И тут мы должный отойти в сторонку, чтобы  не
мешать любящим сердцам попрощаться - последний раз на этом свете...
     - Жоржетта, - выдохнул Гривно. - Все  очень  просто.  Эти  деньги  не
ворованные. Понимаешь - гравикон стоит шестьдесят тысяч. Новый звездолет -
шесть  миллионов.  На  звездолете  стоит  двести  гравиконов.  Я   покупал
космические  корабли,  разбирал  их,  и  продавал  гравиконы   заводу   по
производству звездолетов.
     Марель достал диктофон и осторожно включил его.
     - И еще... Я продавал разобранные звездолеты на металлолом. С каждого
получалось по сорок тысяч прибыли...
     ...Могилу его вы можете увидеть в точке либрации Земля-Луна. И вместо
памятника на ней - гравикон. АПМБ-4.




                             ДЕЛАЕТСЯ ВЕЛОСИПЕД
                                (Г.Гуревич.)

                            Рассказ в пяти эпизодах.
             (Происхождение неизвестно. Очевидно, самостоятельно
                 напечатан неисправной пишущей машинкой.)


                         1. Идея. (Алексей Алешин)

     Этот человек жил в начале двадцатого века.
     Попытайтесь  представить,  что  это  такое.  Уездный  городок.  Плохо
мощеные  улицы.  Непролазная  грязь.  Толстый   потный   пристав,   лениво
собирающий взятки с лавочников. Дряхлые дощатые домишки.
     Вот в одном из этих домишек, в семье одного из мелких  лавочников,  и
жил пионер апэмбологии.
     Нищие дрались у кабаков. Калеки толпились у церкви. Попы варили опиум
для  народа.  Крестьяне  стонали  под  игом  царизма.  Пролетариат   читал
"Манифест".
     Алексея волновало другое.  Скорчившись  над  столом  он  писал  узким
металлическим перышком, заполняя тетрадь  ровными  строчками.  Полудетский
почерк. Дрянные чернила. И недетские мысли.
     "Возьмем, к примеру, велосипед. На нем можно  ездить  по  дорогам.  А
ежели поставить еще два колеса - то, наверное, и без дорог. Коли на  лодку
велосипед надежно поставить - по воде весьма быстро можно передвигаться. А
как сделать, чтобы в небе на велосипеде летать?  Крылья,  махать  умеющие?
Или крылья, и винт хитрый, как у парохода... Если бы  еще  придумать,  как
между звезд на велосипеде..."
     - Ты, братец, совсем обленился. А ну марш, муку размешивать!
     Появлялся  отец  гения,  и  гнал  его  в  лавку.  Так  и   оставались
недописанными великие строчки. И не узнать нам уже, догадался ли  Алексей,
что слова его озарили путь человечеству. Путь к звездам.
     И не найди я старой тетради, никто и не узнал  бы,  что  было  оно  -
озарение.



                      2. Приоритет. (Петр Поспелов)

     Небо серое, свинцовое. Маленькая заимка.  Вьюга  наметает  сугробы  в
человеческий рост.  А  Петр  хмурясь  слушает  радио.  Старенький  "Океан"
сообщает:
     -  По  сообщениям  итальянского  радио  ученый  Мэтро   Мандзони   из
Миланского университета создал образец принципиально  нового  космического
аппарата. По словам Мандзони, его "звездоход" будет  не  более  велосипеда
размерами...
     Не более велосипеда... Петр хмурится. Вот ведь странно: только  вчера
он прочитал в книге известного  писателя-фантаста  о  российском  гении  -
Алексее Алешине. А  сегодня  слышит,  как  итальянский  ученый,  наверняка
воспользовавшись идеями Алешина, воплотил идею-мечту в жизнь.  Воплотил  -
это хорошо. Но первым-то был Алексей! Это его талант вдохновил  итальянца.
И надо сделать все, чтобы мир узнал об этом.
     Петр  встает.  Свистом  подзывает  Полкана  -  верного  пса,   своего
единственного друга.
     - Я еду  в  Москву,  Полкан.  Надо  организовать  комитет  по  защите
творческого наследия Алешина. Ты со мной?
     Полкан взвизгивает. Он не бросит друга...
     Одевшись, собрав рюкзак с хлебом и салом, пристегнув ошейник  Полкану
(в Москве, говорят, без ошейника собак не пускают в метро), Петр выходит в
метельную круговерть.
     На пороге  -  год  девяносто  первый.  Девять  десятилетий  разделяют
родственные души. Но Петр не чувствует этого. Алешин для него -  близок  и
понятен. Куда понятнее, чем, например, Клава...  Что  ж,  ей,  и  будущему
ребенку, он станет писать письма.
     Кружится, воет, неистовствует метель. Уж не с Апеннин ли  этот  снег?
Но ему не сломить героя. Пешком, через тайгу, Петр идет в столицу.



                      3. Сотворение (Мэтро Мандзони)

     - Паола, кофе!
     Скорчившись  за  письменным  столом  Мэтро   читал   свежие   газеты.
Проклятие! Уже и "Монд" пишет о  протестах  комитета  по  защите  Алешина.
Недавно  русские  послали  президенту  Италии  триста  тысяч  открыток   с
протестами и осуждением Мандзони. Открытки были опубликованы в  журнале...
как же это читается-то, непонятно... А, "Мо-ло-дая квар-тия".
     В детстве Мандзони считался неспособным к наукам. И не  зря.  Рос  он
тугодумом, лентяем, хулиганистым и непослушным. Тем  только  и  занимался,
что воровал маслины в чужих  садах,  да  бил  стекла  в  доме  старенького
священника.  И  лишь  в  тридцать  лет  прорезались  у   Мэтро   блестящие
способности к физике. И какие! Профессора в университете почитали за честь
пожать руку удивительному студенту.
     Отхлебывая кофе из глиняной пивной кружки (Мэтро  был  оригиналом  во
всем) ученый смотрит на прикрытую полиэтиленом модель в углу кабинета. Вот
оно, детище всей его жизни. Межзвездный велосипед. И вдруг оказалось,  что
еще  девяносто  лет  назад  безвестный  русский  гений  предвосхитил   его
открытие.
     Странный народ, русские. Все они придумали первыми в мире, вот только
делать не торопятся. И рентген изобрели еще в  средневековье  -  сам  Иван
Грозный писал беглому князю Шуйскому: "Я тебя, Васька, насквозь вижу".
     Пустая кружка летит в угол. Мэтро встает. Кричит:
     - Паола! Иди на почту,  отправляй  телеграмму  в  Москву.  "Я,  Мэтро
Мандзони, признаю приоритет  Алексея  Алешина,  и  желаю  продолжать  свои
работы в Московском университете имени..."



                      4. Испытание. (Борис Буханкин)

     Борис Буханкин был настоящим октябренком. Когда  подрос  -  пионером.
Потом - хорошим комсомольцем, умеющим говорить слово "есть".  Он  осваивал
целину, покорял космос,  расщеплял  атом.  Потом,  перестроившись,  осудил
волюнтаризм, высокие расходы на  никому  не  нужный  "Буран",  и  соорудил
саркофаг вокруг реактора на Украине.
     В  возрасте  тридцати  пяти  лет  физика  Буханкина,  прозванного  за
моральные качества Пастором, или проще - Стором, направили  для  испытания
первого звездохода. И это - все о нем.



                            5. Встреча (АПМБ-4)

     Не было долгих прощаний, не было оркестра и  шампанского.  Суровый  и
строгий Поспелов, председатель госкомиссии по приемке первого  звездохода,
хлопнул Бориса по плечу, и ласково произнес:
     - Если что - будем считать тебя коммунистом.
     -  Это  когда?  -  поинтересовался  Боря-Стор,   раскручивая   педали
звездохода.  Тихо  гудело  динамо,   вырабатывая   ток   для   нейтринного
генератора.
     - Ну... Ежели воспаришь, а на Землю уже не вернешься.
     - Эт-то верно, в таком случае - считайте, - тяжело выдохнул Борис.  В
сторонке, на деревянной табуретке, тихо наблюдал за ними  Мэтро  Мандзони.
Старик уже неплохо говорил по-русски, и сейчас бормотал  что-то  себе  под
нос, посасывая чай через коктейльную трубочку. Делая  последние,  решающие
обороты, Борис уловил слова:
     - Но как, Святая  Мадонна,  Алешин  мог  предсказать  идею  тахионной
флюктуации? Святая Мадонна... Но как?
     Чисто  выбеленные  стены   испытательного   павильона   заколебались,
исчезая. Мгновение - и перед Буханкиным уже другая картина.  Лес.  Голубое
небо. И улыбающийся юноша с букетом голубых цветов.
     - Привет, - просто сказал юноша. - Мы рады тебе на нашей планете.
     Буханкин машинально кивнул.
     - Тебе, - продолжал юноша, - как первому  землянину,  мы  преподнесем
подарок. Омолодим тебя на тридцать лет.
     Сильные руки подхватили Борю, вынули из седла звездохода.  И  понесли
навстречу омоложению, навстречу счастью. На этом мы  и  закончим  рассказ.
Ведь то, что было дальше, вы знаете и сами. Любой  сейчас  может  сесть  в
свой звездоход, свой АПМБ-4, названный в честь  великой  четверки  землян.
Сесть, и покатить навстречу молодости. Главное - не забывать сигналить.
     - Бип! Ту-ту! Бип!
     И все будет в порядке.




                          СКОВАННЫЕ ОДНИМ ЯЗЫКОМ
                           (Сергей Переслегин)

                                Дальше идти нельзя, дальше каталептическое
                                состояние, опьянение Пифии, шамана, дурь
                                вертящегося дервиша, дурь вертящихся
                                столов...
                                                                  А.Герцен

     Часы сломаны.
     Стрелки сгнили, и рассыпались в прах. Тени цифр въелись  в  фальшивое
золото циферблата. Но стальная пружина еще сжата в  тугой  узел.  Зубчатые
шестерни готовы перемолоть песчинку, попавшую в механизм.
     Но - часы сломаны.



                                  1. Имя

     "Роза без шипов превратилась в шипы без розы."
     Это красиво. Более того.
     "Звали человека..."
     Имя... Вспомни свое имя. Если ты  -  человек.  Человек,  а  не  роза.
Человек, а не шип.
     Мы бредем по дороге, у которой нет начала. Мы идем к цели, к  которой
надо идти бесконечно. Но мало того - мы идем не в том направлении.
     "Конечно, если на вершине гнилого дерева кто-то был."
     Собственно говоря, дороги нет. Но нам легче идти, считая, что  дорога
под нашими ногами. Нам приятнее видеть бетон и асфальт, чем траву и камни.
Но!
     Под чьими ногами?
     Кто идет вперед?
     Грив? Гривин? Гривно? Гривенко?
     А может быть - Гривинштейн и Гривадзе?  А  может  быть  -  Гривайс  и
Гривер?
     Или - человек?
     Это лишь маски. Камуфляж песчинки, попавшей в часовой механизм.
     "А, Селенушка?"
     "Дианушка..."
     Мы начинаем понимать. Значит пора менять тему.



                             2. Темные судьбы

     "Входя в тюремный шлюз, Стор был ребенком. Он вышел  почти  стариком.
Темнота ночи повисла в этой душе."
     У них есть знаменатель - общая линия, пронзающая темные судьбы. Опять
же - Имя. Стор.
     Стор.
     Но мы говорим уже не о имени - о судьбах.
     И о темноте.
     Путь темноты короче пути све