поспешно спрятал ее в
портфель-- дешевенький портфель из ткани, так как было решено, что изделия из
кожи животных могут натолкнуть грагов на неприятные мысли в отношении
человечества. У него было такое чувство, что он забирает у грага не раскрашенную
бумажку, а всю страну. Всю огромную страну, оставшуюся людям.
Черт, а ведь американцам в каком-то смысле повезло! Получат территорию на Марсе
или Венере, рядом с чужими! Бизнес, обмен технологиями! Черт! Тут пожалеешь, что
ракетами по садящемуся кораблю шарахнули именно из Калифорнии, а не
откуда-нибудь с Чукотки!
Слуга-граг-- людям так и не удалось пока выяснить социальное устройство чужих,
но выполнял он именно функции слуги, принес еду и чай. Сервировал он на этот раз
обычный, материальный столик, чему Анатолий был очень рад. Для грага были поданы
полоски слегка прожаренного мяса и чай, для Анатолия-- восточные сладости и чай.
Метаболизм у грагов, видимо, походил на человеческий, но земную пищу Дкар при
нем не употреблял. Лишь чай.
-- Мы были очень удивлены, наткнувшись на вашу планету,-- тем временем сказал
Дкар. Бросил в пасть кусочек мяса. Посмотрел на стену-- и в ней возникло окно:
не застекленное, настежь открытое в теплую летнюю московскую ночь. Интересно,
остались ли на этом этаже обычные бетонные стены, или и они преображены техникой
грагов?
-- Удивлены?-- сейчас, когда внезапно схлынуло двухмесячное напряжение, Анатолий
был более чем расположен к светской беседе.
-- Да, конечно. Этот район космоса не является неисследованным. Здесь проходили
трассы Тиуа... это любопытная раса амфибия, которая, к сожалению, семьдесят
земных лет назад покинула материальный мир.
-- Погибла?-- уточнил Анатолий.
-- Нет, нет!-- протестующе покачал головой граг.-- Нет! Очень развитая раса.
Могли творить звезды и планеты из вакуума. Достигли пределов развития для
биологических существ. Они перешли на иной уровень существования, и мы не
можем... пока не можем... понять их новую сущность. Может быть, они создали
новую Вселенную, более их устраивающую, кто знает? Освободившийся район стали
занимать другие цивилизации, в том числе и мы... мы очень неспешная раса, мы
домоседы и склонны к простому созерцанию жизни... но едва не случившаяся
катастрофа вынудила нас принять логику звездной экспансии. Мы надеялись занять
освободившиеся планеты Тиуа, ведь им они уже не понадобятся, но мы опоздали.
Граг помолчал, глядя в окно.
-- Все планеты Тиуа уже были заняты... это такая редкость-- теплые планеты с
кислородной атмосферой... И тут мы обнаруживаем Землю! Мы долго размышляли,
почему на территории Тиуа существует отсталый разум, почему планета не захвачена
ими.
-- Вы же сказали, друг мой,-- осторожно заметил Анатолий,-- что эта раса
способна была творить звезды и планеты из вакуума? Что им маленькая планета
Земля?
-- Да, конечно. Но раньше? Когда Тиуа только развивались, когда они были
неумелыми и неопытными как мы? Им тоже нужны были планеты! Но они не стали
захватывать Землю. Удивительно! Именно поэтому мы решили сохранить
человечество... насколько это было возможно без ущерба для Грага. Предлагали вам
резервации, а потом и целую половину планеты!
Мысленно Анатолий возблагодарил неведомую сверхцивилизацию, не тронувшую Землю.
-- Вы очень мудры и добры,-- сказал он.
-- Спасибо за хорошие слова, друг мой,-- церемонно изрек граг. Хлебнул чая.
Помолчал, и доверительно сказал:-- Теперь вам не следует бояться. Мы поняли, в
чем дело, и теперь вас никто не тронет!
-- А если к Земле прилетит раса, более сильная, чем вы?-- рискнул уточнить
Анатолий.
-- Тогда, быть может, беда грозит нам,-- сказал граг.-- Хотя теперь мы
пересмотрели свою политику и станем развиваться быстрее. А вы в любом случае
уцелеете. Мы объясним в чем дело, и вас не обидят.
Анатолий отпил чая. Его раздирало на части между долгом, повелевающим немедленно
сообщить правительству о полученном от грагов помиловании, и жгучим
любопытством. Он спросил:
-- И вас послушают?
-- Конечно.
Граг прошествовал к окну. Посмотрел на парящую в небе тарелку.
-- Если вы не против,-- сказал он,-- мы подарим вам эти три корабля. Возможно,
это значительно подстегнет развитие человеческой расы. Я не испытываю даже
вялого энтузиазма от этого предположения, но попытка-- не пытка.
У Анатолия вспотели ладони.
-- Вы говорите серьезно, господин посол по особым поручениям?
-- Да.
-- Но, насколько я понимаю, эти корабли являются основой звездного флота планеты
Граг!
-- Являлись,-- граг лениво взмахнул рукой.-- Хлам, устаревшая технология.
Памятники. Нет, наверное, мы оставим себе один. Как памятник. У людей
замечательная традиция оставлять памятники.
Он шумно выдохнул, развел руками. Наверняка, сейчас в него целились десяток
снайперов из спецназа, а сверхчувствительные микрофоны и сверхмощные телекамеры,
лучшее, из созданного человеческим гением, жадно подглядывали в окно...
-- Этот город...-- сказал граг.-- Сплошной памятник.
-- Ему восемьсот с небольшим лет,-- вставил Анатолий.-- У нас есть куда более
древние города.
-- Восемьсот земных лет,-- повторил граг задумчиво.-- Потрясающе. Неслыханно. В
ту пору мой прапрадедушка, к сожалению, покинувший мир до моего рождения,
изобрел колесо. Я до сих пор считаю, что именно это было главным стимулом к
развитию Грага. Восемьсот лет! И вы едва успели за этот срок выйти в космос!
Посол по особым поручениям планеты Граг шагнул к оцепеневшему Анатолию. Опустил
ему на плечо цепкую трехпалую руку.
-- Друг мой, вас бережно охраняли Тиуа, теперь этот святой долг примем мы. Не
бойтесь ничего: вас никто не обидит. У кого же поднимется рука тронуть вас--
таких... таких...
Он на долю секунды замолчал, сочувственно подергивая языком, подыскивая
подходящее слово, и то, конечно же, нашлось:
-- Таких убогих...
26.06.1999



   Сергей Лукьяненко.
   Запах свободы




                                                       Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ЗАПАХ СВОБОДЫ

                                Рассказ


   Перрон был пуст.
   Я  постоял  немного  на  цветном бетоне,  глядя  на  вагончик монора.
Медленно сошлись прозрачные створки двери,  вагон качнулся,  приподнялся
над  рельсом и  ровно  пошел вперед.  Пустой вагон,  уходящий с  пустого
вокзала.
   А  чего  я  еще,   собственно  говоря,  жду?  Ночь.  Нормальные  люди
давным-давно спят.
   Я  двинулся по  перрону,  стараясь наступать лишь на оранжевые пятна.
Цветной бетон вошел в моду лет пять назад, и у мальчишек сразу появилась
игра -  ходить по нему,  наступая лишь на один цвет.  Достаточно сложно,
между прочим.  Приходится то семенить,  то прыгать, то идти на цыпочках,
опираясь на крошечные пятнышки выбранного цвета.
   Сейчас  оранжевая дорожка вела  меня  вдоль  длинной шеренги торговых
автоматов.  Чувствуя мое  приближение,  они включали рекламу,  и  я  шел
сквозь строй довольных, веселых, пьющих колу, жующих горячие бутерброды,
моющих  волосы  шампунем  от  перхоти,  слушающих  исключительно "Трек",
курящих безникотиновые сигареты людей.  Я даже посмотрел,  не удастся ли
пройти к автоматам,  и взять баночку колы. Но оранжевых пятен между мной
и  "колой" не было.  Я  двинулся дальше -  вдоль жизнерадостно клацающей
дверями  стены  вокзальчика,  мимо  информ-терминалов,  телефонов,  мимо
пологих  спусков с  перрона,  ведущих к  городку.  Судя  по  надписи над
вокзалом,   почему-то   не  светящейся,   незаметной,   город  назывался
Веллесберг.  Я, в общем-то, ехал в городок китайских переселенцев И Пин,
но за пять часов монор надоел мне до отказа.
   Оранжевые пятна  перешли в  оранжевые брызги,  а  затем  -  в  редкие
островки оранжевого цвета.  Но пути с  перрона все не было.  Я шел и шел
вдоль тускло-серого рельса,  увлекшись игрой так,  что не  заметил -  на
перроне я не один.
   - По оранжевым вниз не сойдешь, - послышалось из-за спины.
   Я обернулся.  В стене вокзала была глубокая ниша с широкой скамейкой.
На ней и  сидел говоривший -  мальчишка моего возраста,  судя по голосу.
Впрочем,  взрослого я  почувствовал бы  по запаху,  еще только выходя из
вагона. Взрослые пахнут сильно, в отличие от детей.
   - Уверен? - поинтересовался я.
   - Абсолютно.
   По-русски он говорил совсем чисто.  Ничего удивительного, здесь много
наших летом отдыхает.
   Пожав плечами, я сказал:
   - Меняю цвет на красный.
   Это уже как бы не совсем чистая победа, поменять цвет. Но на соседний
по спектру - можно. Я шагнул на алую кляксу.
   - По  красным  не  выйдешь,   -  словно  бы  с  удовольствием  сказал
мальчишка.  -  Ни  один цвет не  дает выхода.  Если честно играешь -  не
выйти.  Это  специально,  чтобы  дети  не  играли возле  путей.  Так-то,
дружок...
   Я разозлился.  Называть меня "дружком", или сравнивать с детьми никто
не имел права.  Тут дело не в биовозрасте. Тем более, что нахал никак не
мог быть меня старше.
   С места, отчаянно оттолкнувшись, я прыгнул по направлению к скамейке.
Перед ней была полоска красного бетона,  и...  К  сожалению,  я не Гвидо
Мачесте,  непревзойденный чемпион по  прыжкам без разбега.  Растянувшись
перед  нишей,  я  ткнулся лицом  в  бетон,  а  макушкой -  в  босые ноги
обидчика.
   - Не допрыгнул,  -  насмешливо прокомментировал он мои действия. - Ни
один цвет не дает выхода, понял? Выхода нет, дружок. Выхода нет.
   Я  медленно понимался,  между  тем  знаток  веллесбергского вокзала с
ноткой искреннего сочувствия спросил:
   - Ударился-то не сильно, а?
   Но  я  уже не обращал внимания на интонацию и  слова.  И  на то,  что
запаха вражды не было, тоже.
   Видели бы меня сейчас психологи регионального Токен-центра...  В носу
хлюпала кровь,  разбитая губа ныла,  по щеке словно наждаком провели. Не
говоря ни слова,  я  ринулся на собеседника.  Несколько секунд мы просто
боролись,  он явно ждал драки,  и угадал мой рывок. Потом, вырвавшись, я
саданул ему по лицу -  несильно,  вскользь, получил в ответ под дых, еще
разок достал противника - теперь уж посильнее...
   По  телу прошла дрожь,  уши заложило от  нестерпимо тонкого писка.  Я
застыл,  отшатываясь от своего неожиданного врага. Потом запустил руку в
карман  рубашки,  вытащил маленький металлический диск.  В  центре Знака
тлела, медленно угасая, оранжевая искра. Посмотрел на своего собеседника
- и обомлел. В его руках тоже тухла светящаяся точка.
   Сейчас я  разглядел мальчишку получше.  Он  был  полуголым,  в  одних
шортах,  в карман которых и отправился сейчас отключившийся медальон. На
груди у  него  болтался какой-то  амулет,  слабо поблескивая в  темноте.
Волосы торчали в разные стороны гребнями.
   - Вот идиоты... - прошептал мальчишка. - Устроили драку, как дети.
   - Ага, - виновато подтвердил я. - Это вызывник сработал?
   - Да. Что, не слыхал раньше?
   Я покачал головой.
   - Я Игорь,  -  сообщил мальчишка,  хватая меня за руку.  -  Давай, за
мной...
   - Положено дождаться... - начал, было, я.
   - На положено - бревно заложено, - отрезал Игорь, и нырнул в темноту.
Мгновение поколебавшись, я последовал за ним.
   Мы  успели  пробежать мимо  флаерной площадки.  Пара  прокатных машин
стояла под зелеными огоньками,  над одной - то ли забронированной, то ли
незаправленной,  горел  красный;  миновали абсолютно пустую автостоянку;
несколько торговых павильончиков;  и лишь тогда взвыли сирены.  Прямо на
перрон  садились  два  флаера,   полицейский  и  медицинский,  можно  не
сомневаться.
   - Догонят,  - выдавил я. В горле почему-то пересохло. Зато нос хлюпал
и кровил.
   - Еще чего, - Игорь согнулся, положив руки на коленки и глубоко дыша.
То ли всматривался в садящиеся машины,  то ли отдыхал.  Я подумал,  что,
несмотря на задиристость, он силой не отличается.
   - Дадут приказ на Знаки и выйдут по пеленгу, - предположил я.
   - Ерунда,  -  Игорь был абсолютно спокоен. Он уверенно выбрал одну из
дорожек,  украшенную неработающими фонарями,  и двинулся по ней.  Мне же
бросил: - Пошли, минут через двадцать будем в городе.
   Торчать в  привокзальном парке,  в  ста  метрах от  полиции,  было бы
просто глупо. Догнав Игоря, я спросил:
   - Уверен, что за нами не погонятся?
   - А  зачем?  Поступило два  одномоментных сигнала о  легкой агрессии.
Ясно,  что  два  дурака  дали  друг  другу  по  морде.  Полиция прибыла,
убедилась,  что драки уже нет.  Зачем нас догонять?  Мы  же откажемся от
обвинений, верно? Заявим, что давние друзья, а нападал на нас незнакомый
мужчина...
   Он хмыкнул и закончил:
   - Белые мундиры не идиоты носят. Что, охота им ловить несуществующего
маньяка?
   Некоторое время мы шли молча. Знаки молчали, значит, полиция и впрямь
не собиралась искать нас по пеленгу. Потом я спросил:
   - А что ты не вынешь вызывник из Знака?
   Вопрос был дурацкий.  Хотя бы  потому,  что на  встречный вопрос:  "а
почему сам ходишь с  вызывником?"  был лишь один ответ.  Знак я  получил
меньше недели назад,  и  в течение полугода не имел права отключать блок
контроля. Но Игорь спокойно ответил:
   - Пусть детишки свои знаки уродуют. Мне вызывник трижды жизнь спасал.
   Я ему не поверил.  Довести себя до критического состояния, чтобы Знак
вызвал экстренную помощь - это надо очень постараться.
   - Почему фонари не работают? - сменил я тему разговора.
   - Город перегружен,  -  с готовностью объяснил Игорь.  -  Здесь много
научных  центров,   сейчас  проходят  две  конференции,  плюс  курортный
сезон... Энергии не хватает, гостиницы забиты.
   - Ясно. А зачем мы идем на пристань? - спросил я.
   Игорь замолчал.  Вокруг было темно - едва-едва угадывалась под ногами
поверхность дорожки, да и то из-за вмурованной светоотражающей крошки. И
тишина -  лишь  шлепает босыми ногами Игорь,  и  подошвы моих  кроссовок
тихонько наигрывают "Пора в путь-дорогу..." Отключить,  что ли,  достала
уже эта музыка...
   - Откуда знаешь, куда мы идем? - спросил, наконец, Игорь. - Бывал тут
раньше?
   - Первый раз.  Морем пахнет, - объяснил я. - И озон - как от зарядной
станции. На берегу скорее лодочная станция, чем автостоянка, верно?
   - Ничего не чувствую, - старательно принюхавшись, сообщил Игорь. - Ну
и нюх у тебя... как у индейца. Чингачгук...
   - Михаил. Просто - я мутант.
   - А,  понял. Если еще подеремся, я тебя не буду бить по носу, - после
короткой паузы пообещал Игорь.
   Я  против воли усмехнулся.  Бей,  не бей,  это ничего не изменит,  на
самом-то деле. У меня рецепторы запаха не только в носу. Но сама реакция
мне  понравилась.  Я  уже давно привык,  что половина ребят,  как только
узнают,  что я  мутант,  не хотят дальше общаться.  Говорить этого я  не
стал, а повторил:
   - Так зачем мы идем на пристань?  Ты что,  утопить меня хочешь? Так я
хорошо плаваю, учти.
   - Псих! - неожиданно резко огрызнулся Игорь. - Я там живу...
   Несколько секунд он молчал, потом добавил:
   - Не шути так, Мишка. Меня однажды топили. Это очень неприятно.

   Пока я пролистывал телефонный справочник,  Игорь возился на кухне. Он
готовил яичницу,  причем не из порошка или брикета, а настоящую, из яиц.
В  маленькой кофеварке варился кофе  -  тоже  настоящий,  из  только что
смолотых зерен.  От  еды я  решил не отказываться,  вот уже неделю,  как
приходилось жрать только синтетику.
   - Что ты там ищешь, Чингачгук? - поинтересовался Игорь, пытаясь одной
рукой разбить яйцо над сковородкой,  а  другой -  достать чашки из шкафа
над  мойкой.  Мебель  на  кухне  была  обычная,  на  взрослого.  Значит,
муниципальная квартира, и живет в ней Игорь недавно.
   - Ну... мало ли.
   Краем глаза и поглядывал на него, уж очень забавно Игорь выглядел при
свете.  Прическа у него оказалась из семи разноцветных гребней.  В левом
ухе серьга, на груди старый автоматный патрон на цепочке.
   - В гостиницах остались только платные места,  учти. А с работой... -
Игорь презрительно хмыкнул и  не  закончил фразы.  Зато  доброжелательно
предложил:  -  Можешь пожить у  меня.  Я  вот  работаю,  потому что хочу
нормально поесть и купить хорошую одежду.
   - Сейчас ты в ней нуждаешься, - не удержался я.
   - Ага,  -  Игорь победоносно закончил сражение с  яичницей и принялся
разливать кофе.  -  Я на югах болтался,  там и в шортах жарко.  А носить
бесплатную синтетику не собираюсь... Живи у меня, Мишка.
   - Все равно я хочу найти работу,  -  упрямо повторил я.  -  Без денег
неуютно.
   - Совсем пустой?
   Пожав плечами,  я  полез в карман,  выгреб горсть монеток и несколько
бумажек, положил на стол среди хлебных крошек и яичной скорлупы. Большей
частью  это  были  обычные  монеты,  которые есть  у  любого  мальчишки,
считающего себя  нумизматом:  советские гривенники,  американские центы,
монгольская алюминиевая мелочь, российские копейки. Но были и редкости -
казахский тенге с портретом какого-то президента,  в начале века изъятый
из  обращения  и  почти  весь  уничтоженный,  уральские четыре  рубля  -
единственная в  мире  монета  такого  странного номинала,  полная  серия
"поляничек" - денег московского княжества.
   Игорь сразу же завладел "поляничками",  запаянными в прочный пластик.
Завистливо оглядел и сказал:
   - Тоже их собирал.  У меня одной не было, где Петр Первый с подзорной
трубой,  она же  самая редкая...  Баксов двадцать за  них дадут.  Да еще
десятку за четырехрублевку и тенге,  и пару за остальное.  Нормально! Ты
богач!
   Я подумал, и решил, что Игорь прав.
   - Как ты  их еще не профукал,  а?  -  мой новый знакомый все крутил в
руках  коллекцию,  и  в  глазах  у  него  был  азарт.  Он  и  впрямь был
коллекционер. Ну, несерьезный, конечно, а такой же как я.
   - За три дня не успел, - сказал я.
   - Какие такие три дня?
   - Я во вторник из дома ушел.
   Игорь отложил мои сокровища.
   - Серьезно?
   - Да.
   - Тебе лет сколько?  - он построил фразу немножко странно, так иногда
говорят  взрослые,  когда  пытаются подчеркнуть свой  возраст.  Будто  в
возрасте скрыто какое-то преимущество.
   - Тринадцать.
   - Точнее!
   - Тринадцать лет, три месяца и двадцать дней! - ехидно сообщил я.
   - Блин,  ты  старше меня...  мне  только два  месяца назад тринадцать
стукнуло.
   - Поздравляю.
   - Зато я получил гражданские права в двенадцать лет ровно!  - сообщил
Игорь.
   - И  что  с  того?   Лешка  Филиппов  все  права  получил  в  десять.
Мария-Луиза де Марин в восемь лет, семь месяцев и...
   Игорь ухмыльнулся:
   - Ты крайности не бери. На самом-то деле, только один из десяти тысяч
признается полноправным гражданином мира раньше двенадцати лет.
   - Я бы еще лет пять не признавался,  -  сказал я.  -  Как в двадцатом
веке. Нафиг мне это надо.
   Игорь кивнул:
   - Понятно.  Ладно, все ясно, ты парень-кремень, на вопрос отвечать не
любишь, про жизнь свою гадкую рассказывать еще не привык...
   Я  ничего не  ответил.  Игорь шлепнул на  стол  скворчащую сковороду,
тарелку с хлебом, вилки.
   - Лопай.
   Упрашивать себя я не заставил.
   Вот почему так происходит?  На  вкус вроде бы и  никакой разницы нет,
что  синтетическая пища из  бесплатных кормушек для чмо,  что нормальная
еда  из  естественных продуктов.  А  все равно...  синтетику жрешь через
силу, только потому, что знаешь - надо...
   - Это жизнь, - сказал Игорь.
   Я посмотрел на него.
   - Вкуснее потому,  что в этой еде -  жизнь,  -  сообщил он. - Курочки
несли яички,  из них должны были вылупиться птенчики...  А мы их лопаем.
Эмбриончиков куриных.  Белок,  жиры,  углеводы - все это фигня. Жизнь мы
жрем.  Чужую.  Мы  -  живые.  Значит,  должны чужую  жизнь поглощать.  А
синтетика - обман желудка!
   - Ты телепат?  -  прямо спросил я. Мне стало не по себе, и я наплевал
на правила хорошего тона.
   - Нет,  ничуть.  Я не мутант. Повышенная способность к эмпатии, вот и
все.  Ты ведь думал о том, почему нормальная еда лучше синтетики, верно?
Я это почувствовал. У меня бывает.
   - Да,  я думал об этом,  -  честно сказал я.  - Только вряд ли дело в
том,  что мы...  такие.  Что нам убить кого-то надо. Сожрать. Просто вся
эта синтетическая жратва -  она нес