Мы ведь
не познакомились даже... а меня зовут...
     -- Тим. Тебя зовут Тим -- потому что это Тимоти и Тимур, Тимофей и
Тиман. Это имя любого мира, любой Дороги. Поэтому ты Тим.
     -- Ясно, -- серьезно сказал мальчишка. -- Логично... Только знаете, я
ведь и в самом деле Тим.
     Я улыбнулся. Почему-то не хотелось допытываться, правду он говорит
или подыгрывает мне. Выбравшись из палатки, я торопливо снял с огня тонкие
стальные палочки шампуров. С горячего, чуть подгоревшего мяса капал
прозрачный жир. Маленькие помидорины, нанизанные вперемешку с мясом,
потемнели и сморщились.
     -- Ешь, -- я сунул Тиму пару горячих шашлычных палочек. -- С
приправами туго, но соль еще имеется.
     -- Угу, -- пробормотал мальчишка, вгрызаясь в дразняще пахнущее мясо.
Над нами сверкнула молния. Мягким прессом навалился гром. Властелин Дорог
злился не на шутку... вот только почему?
     Тяжелый выдался денек.
     Я уснул первым, точнее не уснул, а погрузился в свинцово-беспробудную
дремоту. И успел почувствовать сквозь сон, что Тим принялся укрывать меня,
старательно деля на двоих узкое одеяло. Дерьмовый из меня вышел
покровитель.

     Утро выдалось таким красивым, словно Властелин устыдился вчерашней
бури... или же решил побыстрее выманить нас из Оазиса на Дороги.
     Я выбрался из палатки. Огляделся.
     Небо -- синеватая голубизна прозрачного стекла. Облака -- белый пух
снежных сугробов. Солнце -- оранжево-теплый шарик апельсинового
мороженого.
     Отмытая от давней пыли зелень деревьев. Выросшая за ночь трава и
спешащие за ней грибы. Беззаботное пение птиц, убедившихся, что вчерашняя
буря была лишь сном...
     И обломанные ветви с успевшей пожухнуть листвой, твердо помнящие
реальность вчерашней бури.
     Мои пальцы ласково погладили ребристую рукоять меча. После полудня
Властелин Дорог сможет вернуться. Но я готов к новой встрече -- готов
всегда.
     У Властелина будут основания для злости...
     Тим умывался у родника. Я подошел, присел рядом. Приветливо кивнул --
и мимоходом отметил, как бережно мальчишка зачерпывает ладонями воду.
     -- Расскажи про свою Дорогу. -- Я постарался вложить в непристойные
слова максимум небрежности.
     Тим вздрогнул. Быстро встал, сердито взглянул на меня. Про Дорогу не
спрашивают. О ней рассказывают сами -- щедро пересыпая правду фантазиями,
стараясь представить путь куда более красивым и легким, чем он есть на
самом деле...
     -- Это моя Дорога, -- твердо сказал он.
     -- Знаю. Расскажи о ней.
     Не знаю, что заставило Тима подчиниться. Авторитет более старшего и
опытного путника, робкая тень доверия, возникшая накануне. А может, легкое
дыхание пробуждающегося Дара -- дрожь в усталых мышцах, запах грозы в
утреннем воздухе, электрический шелест синих искр на острие меча.
     -- У меня скучная Дорога. Через пустыни и степи... мертвые города и
пустые села. Тебе обязательно о ней рассказывать? О двух парнях, что ждали
меня на перекрестке...
     -- У одного была дубинка, а у другого -- нож.
     -- Цепь. Откуда ты знаешь?
     -- Очень обычная история. Ты стоял перед перекрестком и ждал, пока
они уйдут. А они улыбались и поджидали тебя за барьером Дорог --
самоуверенные и наглые. И пистолет их не испугал. А когда ты выстрелил в
воздух, один из них метнул в тебя нож... то есть нет, не нож... бросил
дубинку.
     -- Свинцовый шарик. И попал в плечо.
     -- Тогда ты прицелился лучше. И стал стрелять.
     Я замолчал. Лицо Тима исказилось -- еще секунда, и он бросился бы на
меня... или заплакал.
     -- Извини, малыш.
     -- Да пошел ты!..
     Мальчишка подхватил с травы курточку из светлой, песочно-желтой
ткани, накинул на плечи. И побрел между редкими деревьями Оазиса -- к
своей Дороге, своему пути.
     "Дорога -- всегда пряма, путь -- всегда прав. Никто и никогда не
сойдет со своей Дороги", -- сказал когда-то Властелин Дорог. И это стало
законом.
     До тех пор, пока не появился Дар.
     -- Стой, Тим!
     -- Я не Тим, -- огрызнулся мальчишка. Но остановился. В нескольких
метрах от желтого песка и бурого бетона, от бесконечной ленты Дороги.
     -- Сейчас мы соберем палатку и позавтракаем. А потом ты сделаешь
выбор.
     -- Какой еще выбор? -- не оборачиваясь спросил Тим.
     -- Ты слышал легенду о Носителе Дара?
     -- Да, -- тихо, очень тихо произнес мальчишка. -- Тогда ты знаешь,
что я тебе предложу.

     Мы стояли перед бетонной полосой. Ветер гнал по Дороге тонкие струйки
пыли, извивающиеся, словно стремительные песчаные змеи. Трава у нас под
ногами обрывалась четкой зеленой дугой, даже не пытаясь выбраться за
пределы Оазиса.
     -- Именем Носителя Дара... -- негромко начал я. Ветер взревел и
бросил в меня песчаную дробь.
     -- ...именем ответа, который есть на любой вопрос; именем силы,
которая стоит против каждой силы; именем исключения, которое есть в любом
законе...
     Ветер стих. Властелин Дорог смирился с неизбежностью.
     -- ...я рассекаю барьер Дороги, я дарю тебе право выбора. Взамен ты
отдашь Властелину покой своей Дороги и правильность направления, потеряешь
веру в истинность пути и радость отдыха. Согласен ли ты на обмен?
     -- Да...
     -- Еще раз.
     -- Да.
     -- Еще.
     -- Да!
     Я вскинул меч -- и ударил в пустоту перед собой. С клинка сорвалась
короткая синяя молния, раздался звук бьющегося стекла. На мгновение воздух
над Дорогой стал матово-белым, похожим на очень густой туман.
     Тим не увидел этих картин -- только Носителю Дара открывается путь,
которым должен был пройти человек. Это иногда похоже на награду... а
иногда на проклятие. Как в этот раз, например.
     Знойная пустыня, по которой бредет уже не мальчишка -- подросток...
Юноша, дерущийся на площади города -- не мертвого, живого, в окружении
сотен любопытствующих... Он же, с окровавленным, но счастливым лицом,
идущий по Дороге рядом с тоненькой смуглой девушкой. И маленький дом на
лесной поляне -- в синеватых сумерках, с теплым светом в окнах и легким
дымком из очага...
     Дороги, которыми пойдет человек, сам выбирающий свой путь, Носитель
Дара не видит. Наверное, потому, что их еще нет. Иногда это похоже на
проклятие... а иногда на награду. Как в этот раз.
     -- Ты сам выбираешь свой путь... отныне... -- тихо сказал я. --
Постарайся не ошибаться, Тим. Он может оказаться даже хуже прежнего... но
ведь это будет твой путь. Верно?
     -- Да, -- Тим почти не слушал. Главным для него сейчас была Новая
Дорога. Та, на которую он может ступить, впервые сойдя с заданного
навсегда направления.
     -- Мы можем пойти вместе, для начала, -- предложил я. -- По моей
Дороге. И на любом перекрестке ты свернешь куда захочешь.
     Тим кивнул. И храбро шагнул на бетон моей Дороги -- едва заметно
прищурившись, ожидая мягкого, но неодолимого барьера. "Никто и никогда не
сойдет со своего пути..."
     -- На любую силу есть другая сила, -- прошептал самому себе я и пошел
следом. Меч подрагивал в руке. Сейчас для Властелина самое время
вмешаться. Ведь он так не хотел, чтобы этот мальчишка ушел со своего
пути...
     Ничего не происходило. Ветер дул ровно и спокойно. Солнце задумчиво
следило за нами с неба. Тим рассмеялся и взял меня за руку.
     -- Хранитель, а кого тебе легче уводить? Детей или взрослых?
     Я поморщился. Но ответил честно: -- Одинаково трудно и тех, и тех. Но
взрослые редко соглашаются сменить Дорогу... Побежали наперегонки?
     Секунду Тим молчал, обдумывая новое занятие. А потом бросился вперед.
Пистолет за поясом мешал ему -- и он кинул его в песок, коротко и сильно
размахнувшись.

     К перекрестку мы вышли под вечер. Тим стер ногу и слегка хромал, мой
темп оказался для него слишком быстрым. Последний час мы шли неторопливо,
то болтая друг с другом, то просто держась за руки.
     -- Хорошо идти вдвоем, верно? -- уже не в первый раз спрашивал Тим. И
я согласно кивал. Сейчас мне было хорошо. Но Властелин был прав, когда
напоминал о неизбежной расплате. И на мой Дар есть свое проклятие... Я
принялся тихо напевать:

     Я -- хозяин Дорог
     И попутчик вольного ветра...
     Я иначе не мог,
     Ведь позвали меня километры...

     Песня была не моей, я не умею сочинять стихи. У меня свой Дар. А эту
песню сложил Володя, музыкант и сказочник, чья Дорога уже дважды
пересекалась с моей. Теперь я ношу песню с собой.
     -- Перекресток, -- негромко сказал Тим. -- Никого нет, жалко...
     Он вдруг снова засмеялся. Смеялся он здорово, даже в детстве не все
так умеют.
     -- Хранитель... Ведь мы можем свернуть на Новую Дорогу!
     -- Сейчас посмотрим, Тим.
     Краешек солнца еще висел над горизонтом, красноватый, но яркий. Я
подставил под закатный луч плоскость клинка и послал Истинный свет вдоль
чужой Дороги.
     ...Темно-синий, в белой окантовке прибоя, край моря. Зеленые леса
вдоль берега. И город из белого и розового камня, уже зажигающий вечерние
огни в окнах и узорчатых уличных фонарях.
     Даже не думал, что такое возможно.
     Я присел перед Тимом, взял его за плечи. Улыбнулся. Осторожно провел
ладонью по мягким тонким волосам, заранее зная, что мальчишка досадливо
мотнет головой, уворачиваясь от непрошеной ласки.
     -- День прошел неплохо, верно? Он кивнул -- и в глазах зажглась
искорка страха.
     -- Это очень хорошая Дорога, Тим. Она ведет к морю, в город, где
живут добрые и умные люди. Тебе нужно пойти по ней.
     -- А ты. Хранитель? Ты не хочешь идти? Я молчал.
     -- Хранитель! -- обиженно выкрикнул Тим.
     -- У меня своя Дорога. Я рад, что смог помочь тебе... надеюсь, что
смог. Тебя почему-то очень не любит Властелин.
     -- Хранитель, в городе тоже есть Дороги. Подумай, сколько людей
научатся выбирать пути... если ты пойдешь со мной.
     Он смущенно замолчал.
     -- Тим, тебе покажется странным, но я не могу сойти с Дороги.
     Ни звука, ни слова. Весь вопрос, все недоверие оказались в глазах.
     -- Я меняю Дороги для других. Моя ведет лишь вперед.
     -- Это потому, что тебя никто не позвал за собой, -- тихо, но твердо
сказал он. -- Идем.
     Его ладонь легла в мою. И он шагнул через барьер -- уже не
существующий для него, но запретный для...
     Моя рука прошла сквозь невидимую преграду. Я вскрикнул, впервые в
жизни почувствовав ветер Новой Дороги.
     Он был чуть влажным и прохладным -- от близкого моря. И солоноватым
по той же причине -- я ощутил это кончиками пальцев, оголенными нервами,
бьющимся в судорогах Даром. Клинок приплясывал за плечами, рассыпая
фонтаны колючих искр.
     Так вот почему тебя боялся Властелин. Я меняю Дороги и рушу барьеры
-- а ты умеешь вести за собой. Это твой Дар.
     Я шагнул дальше -- и почувствовал, как барьер напрягся, затвердел.
Воздух впереди начал сгущаться, превращаясь в моего двойника, и я выхватил
клинок. Темно и нет Истинного света. Но время миражей миновало -- а сталь
убивает и в темноте.
     -- Какая милая картина, -- насмешливо сказал Властелин. -- Носитель
Дара уходит со своего пути. Все равно как если бы Целитель бросил больных,
а Музыкант перестал петь.
     -- Я выбрал Новую Дорогу, Властелин, -- сухо ответил я. -- Это не
измена Дару, и ты это понимаешь.
     -- Тебе не дано уйти с Дороги. Барьер удержит тебя.
     -- Мне дано прокладывать пути другим. А мальчик умеет вести за собой.
Ты не удержишь нас.
     -- Очень жалею, что не сделал его Дорогу покороче, -- процедил сквозь
зубы Властелин.
     Тим крепче сжал мою руку. И сказал:
     -- Наверное, я зря бросил пистолет? Там оставался один патрон, если
по-честному...
     -- Пули здесь не помогут, -- стараясь казаться спокойным, ответил я.
-- А клинка хватит вполне.
     Властелин презрительно улыбнулся:
     -- Твой меч лишь останавливает меня... на время.
     -- Мне хватит и этого.
     -- Ты хочешь настоящего боя? Ты погибнешь, Носитель Дара. Человек не
может победить судьбу.
     -- Ты знаешь, Властелин, -- с внезапным пониманием сказал я, --
настоящего боя между нами не будет. Не может быть. Ты не совсем Судьба...
а я не просто Человек. Сними барьер!
     -- Нет!
     Властелин сделал к нам несколько шагов -- и остановился, глядя на
лезвие моего меча. Поток синего огня с посеребренной сталью в сердцевине.
     -- Если тот, кто прокладывает пути, начнет менять свою Дорогу, наш
мир погибнет. А он не так уж и плох! Вспомни судьбу мальчика!
     -- Не думаю, что новая будет хуже.
     -- Стой! -- В голосе Властелина уже не было насмешки или
пренебрежения. Только страх. Дикий, нестерпимый страх.
     -- Выслушай меня! Выслушай...
     Его голос сорвался в шепот, и я опустил клинок, по-прежнему сжимая
ладошку Тима.
     -- Говори, Властелин.
     -- Мы не можем убить друг друга. Мы -- две части целого. Я храню
неизменность пути... а ты учишь людей менять Дороги. Нам никогда не убить
друг друга.
     -- Я знаю.
     -- Пусть все и дальше останется так, пусть! Иди по своему пути, он
вечен! Учи людей менять Дороги на чужие, учи их не бояться нового пути. Но
не сходи со своей Дороги!
     -- Потому что тогда мир изменится.
     -- Он погибнет!
     -- Станет другим. Я помню, каким он был... или будет. А ты знаешь это
точно. Тебе в нем места нет.
     Властелин Дорог обмяк. Безнадежно пробормотал:
     -- Ты не веришь... Мир не станет лучше. А для меня есть место в любом
мире. Да, этот мир проще, нагляднее, честнее!
     Бетон Дороги дрожал и крошился. Какая-то звезда полыхала на
горизонте, превращаясь то в ледяную синюю искру, то в огромный, на
полнеба, багровый шар. Горячий ветер пустыни бросал в лицо горсти колючего
снега.
     -- Пойдем... Дорога ждет... -- робко попросил Тим. -- Пойдем?
     Его пальцы были горячими и твердыми. Я чувствовал, как бьется тонкая
ниточка пульса.
     -- Идем, Тим... -- Я в последний раз взглянул на Властелина Дорог. На
позолоту и драгоценные камни, осыпающиеся с плаща. На лицо -- мое лицо! --
становящееся бетонной маской. И ударил клинком по невидимому барьеру,
разделяющему Дороги.
     Обломки посеребренной стали осыпались на Дорогу. И я шагнул вперед --
к запаху моря, шуму прибоя, разноцветным звездам, теплым ладоням в моих
руках...

     Полутьма. Тусклая лампочка в настольной лампе, повернутой к стене.
Теснота. Узкая и короткая кухня -- крупногабаритный гроб. Табачная вонь,
напильником дерущая глаза. Тлеющая сигарета на блюдце рядом с пустой
кофейной чашечкой. Старая пишущая машинка с заправленным
бумажно-копирочным бутербродом... Я Властелин Дорог и Носитель Дара. Я
прокладываю Дороги и учу их менять. Мир прост и понятен.
     И вместо теплых ладоней в моих руках колючие осколки стали.



(C) Сергей Лукьяненко, 1997


                              ПОЧТИ ВЕСНА


     За толстым холодным стеклом умирала зима. Влажные бесформенные
снежинки падали на черную землю клумб, на мокро отблескивающий в свете
фонарей асфальт, на торопливые фигурки прохожих. Вдали, за частоколом
сосен, белыми гребнями рябило море. На Балтике штормило третий день.
     Краем глаза я видел мужчину, сидящего метрах в пяти. Уж слишком
старательно он пытался не смотреть на меня...
     Когда-то я не любил таких, как он, -- нерешительных и настойчивых
одновременно. Их появление означало неизбежные просьбы и не менее
неизбежный отказ. Но сейчас предстоящий разговор не вызывал никаких
эмоций. У мужчины могла быть тысяча причин искать встречи со мной. А у
меня -- лишь одна причина находиться в зале ожидания регионального
генетического центра.
     Зал был большим -- горькая предусмотрительность строителей. Но обилие
модных скульптур из цветного стекла, тропических растений, тянущихся от
пола до прозрачного потолка, огромных аквариумов с яркими рыбками делало
его почти уютным. Тихая музыка глушила голоса, неяркий свет смазывал лица.
Здесь не принято говорить громко, здесь не принято узнавать знакомых. Тут
не плачут от горя и не смеются от радости. Здесь просто ждут.
     -- Ваш талон, пожалуйста. -- Девушка в зеленой форме подошла к моему
креслу.
     Я протянул ей маленький белый прямоугольник. Никаких имен, лишь
десятизначный номер и фотография.
     -- Ваш результат. -- В мою ладонь лег запечатанный конверт с тем же
номером, что на талоне. -- Удачи вам.
     Я кивнул. Слова девушки -- формальность, заученная формула
вежливости. Но как она мне нужна сейчас, удача... Хотя бы чуть-чуть удачи.
Маленький зеленый штампик на листе гербовой бумаги в конверте.
     -- Спасибо, -- вполголоса сказал я. -- Спасибо...
     И надорвал плотный конверт -- осторожно, по самому краю, как делали
до меня миллионы, сотни миллионов людей.
     Лист был слишком большим для тех нескольких строчек, которые
отпечатал на нем сегодня утром диагностический компьютер. Да и немудрено
-- в толще бумаги запрессовывались пленочные микросхемы, которые надежнее
всех печатей и водяных знаков предотвращали подделку.

     Михаил Кобрин, 18 лет.
     Соматически здоров.
     Экспериментальная мутация на эмбриональной стадии типа ОЛ-63 с
положительными результатами. Генотип--81% чистых, 19% слабонегативных.
Желтый штамп.
     Екатерина Новикова, 16 лет. Соматически здорова.
     Генотип--67 % чистых, 32 % слабонегативных, 1% средненегативный.
Желтый штамп.
     Взаимная генетическая совместимость:
     Совпадение рецессивных негативных генов по типу ЦМ-713.
     Абсолютные противопоказания.
     Возможность оперативной терапии -- 0 %.
     Красный штамп.

     Он стоял ниже -- этот самый красный штамп с надписью: "Запрет.
Генетический контроль".
     Я сжимал в руках свой приговор, словно собирался разорвать его или
скомкать и кинуть кому-нибудь в лицо. Например, мужчине, который подходил
ко мне с напряженной, сочувственной полуулыбкой...
     -- Красный штамп, Миша?
     Я не кинул в него заключением генетиков. Я беспомощно кивнул. И тут
же, проклиная себя за эту беспомощность и желание разреветься, сказал:
     -- А вам-то какое дело? Кто вы такой?
     -- Тот, кто может помочь. -- Он присел на корточки передо мной,
сгорбившимся в мягком низком кресле. -- Зови меня Эдгар.
     -- Мне нельзя помочь, -- сказал я с прорывающейся яростью. -- Я люблю
девушку, с которой генетически несовместим. У нас никогда не будет детей.
     -- И тебя это не устраивает?
     -- Шел бы ты подальше... -- процедил я. Прозвучало довольно жалко, и
Эдгара это предложение не смутило.
     -- Я действительно могу помочь.
     Напряжение в голосе исчезло. Спокойный тон. Холеное, гладко выбритое
лицо. Светлые волосы коротко подстрижены по последней моде. Строгий серый
костюм того делового стиля, что не менялся, наверное, с двадцатого века.
Узкий галстук в тон рубашке.
     Против воли я почувствовал, что начинаю ему верить. Конечно, его
дружелюбие не бескорыстно... Но красный штамп заставляет цепляться за
любую соломинку.
     -- Что вы можете сделать? Здесь написано, что операция невозможна.
     Эдгар пожал плечами. И предложил:
     -- Может быть, поедем ко мне домой? Это недалеко, а у меня машина. Ты
не против?
     Я кивнул. Конечно же не против.

     Он жил в небольшом коттедже на берегу моря. К дому вела узкая
бетонная дорога, сооруженная явно для одного. Что ж, высокий статус Эдгара
ощущался с первого взгляда. В то же время рядом с домом не оказалось ни
ангара, ни взлетной площадки для флаера. Похоже, Эдгар был из нелюдимых
домоседов...
     Однако сейчас я видел перед собой гостеприимного хозяина. Он
поинтересовался, что я предпочитаю: чай, кофе или пунш. Усадил в удобное,
явно любимое кресло возле камина, извинился и исчез на кухне. Через
несколько минут вернулся с подносом, где кроме дымящегося кофе стояли
миниатюрные бутылочки с коньяком и бальзамом. Осторожно отмеряя ложечку
бальзама, я заметил, как Эдгар плеснул в свой кофе коньяку. Гораздо
больше, чем необходимо для приятного вкуса. Волнуется? Пускай. Я ведь тоже
на взводе, хотя и понимаю, что надежд на Эдгара мало. Мне может помочь
лишь чудо.
     Эдга