-  она  все   еще   училась   и
подрабатывала, так что она никак не могла быть со мной в одной  лодке  -
но я все равно срывал досаду на ней и чувствовал себя за это  виноватым.
Все те мучительные месяцы, когда я не мог найти работу,  она  все  время
была со мной. Она не давила на меня,  она  только  поддерживала.  И  мне
самому было стыдно, что я теперь так с ней обращаюсь.
   А от этого еще больше на нее взъедался.
   Что-то со мной творилось неладное.
   Я навестил родителей, когда впервые получил работу, но с тех  пор  мы
не говорили, и, хотя Джейн все время  мне  напоминала,  я  откладывал  и
откладывал следующий визит. Мамочка меня всегда поддерживала,  отец  был
счастлив, что я нашел работу наконец,  но  особенного  восторга  они  не
испытывали, и меня это как-то сбивало с толку. Я не знаю,  какой  работы
они ждали от меня после окончания колледжа, но явно она должна была быть
лучше, чем эта, и мне еще более неловко было бы обсуждать мою  работу  с
ними сейчас, чем тогда.
   Родителей своих я любил, но мы не были самой тесной семьей в мире.
   И с Джейн мы были уже не так близки, как раньше. До недавнего времени
мы жили  в  одной  малой  вселенной,  вселенной  студентов  колледжа,  и
свободное время проводили вместе, и делали  одно  и  то  же.  Но  теперь
появились различия, трещины. Мы уже не попадали в одну фазу. Я работал с
восьми до пяти, приезжал домой - и это был конец моего дня.  Я  отдыхал,
читал, смотрел телевизор. У нее были вечерние  занятия  по  вторникам  и
четвергам, и  в  эти  вечера  она  приходила  только  после  девяти.  По
понедельникам, средам и пятницам  она  выполняла  домашние  задания  или
придумывала занятия для детей, которых пасла на своей подработке.
   Выходные она торчала в библиотеке или в спальне, обложившись книгами.
   У меня выходные были свободными, но  я  все  никак  к  этому  не  мог
привыкнуть. Честно сказать, я не знал, куда себя девать. В годы учебы  я
либо  подрабатывал,  либо,  как  Джейн,  делал  домашние  задания.   Два
свободных  дня,  когда  мне  было  нечего  делать,   разбалтывали   меня
невыносимо. Сколько-то времени можно было убить на работу  по  дому,  на
телевизор, на чтение. И все это мне быстро надоедало, и свободное  время
ложилось на меня грузом. Иногда по  выходным  мы  с  Джейн  выходили  на
закупку бакалеи или  на  утренний  сеанс  в  кино,  но  чаще  всего  она
занималась своей учебой, а я был предоставлен сам себе.
   В одно из таких воскресений я оказался в торговом  центре  Бри  возле
музыкального магазинчика, покупая кассеты, которые  мне  на  самом  деле
были не нужны - просто от нечего делать. Прихватив несколько  бесплатных
образцов от Гикори Фармз, я вдруг заметил Крейга Миллера, выходившего из
магазина электроники. И почему-то воспрянул духом. Я не видел  Крейга  с
окончания колледжа, и пошел к нему, улыбаясь и махая рукой.
   Он явно меня не видел и продолжал идти, как шел.
   - Крейг! - крикнул я.
   Он остановился, нахмурился, оглядел меня. Секунду на  его  лице  было
непонимание, будто он меня не узнает, но потом он улыбнулся.
   - Ну, привет! - сказал он. - Давненько не виделись.
   Он протянул руку, и мы поздоровались, хотя это было как-то странно  и
формально.
   - Так что ты теперь делаешь? - спросил я.
   - Все учусь. Собираюсь получать магистра по политологии.
   Я усмехнулся:
   - А в "Эрогенную зону" по-прежнему захаживаешь?
   Он покраснел. Я удивился. Никогда не видал, чтобы Крейга что-то могло
смутить.
   - Ты меня там видел?
   - Ты же меня туда приводил, помнишь?
   - А, да.
   Еще минутное молчание,  и  неуклюжее,  потому  что  я  не  знал,  что
сказать, и Крейг тоже. Странно. У Крейга язык никогда не  отключался,  и
никогда не было паузы, которую он бы не заполнил. Сколько я  его  помню,
он никогда не лез в  карман  за  словом.  Всегда  парочка  была  у  него
наготове.
   - Ладно, - сказал он, переминаясь с ноги на  ногу.  -  Мне  вообще-то
пора. Я уже должен быть дома. Если опоздаю, Дженни меня убьет.
   - Как Дженни? - спросил я.
   - Отлично, все путем.
   Он кивнул. Я кивнул. Он посмотрел на часы.
   - Ну, я пошел. Рад был повидаться, э-э...
   И он посмотрел на меня и тут же понял свою ошибку.
   Я перехватил его взгляд и понял.
   Он меня не узнал.
   Он не знал, кто я.
   Было такое чувство, будто мне хлестнули по морде. Будто меня предали.
Я смотрел, как он пытается вспомнить мое имя.
   - Боб, - подсказал я.
   - Черт, конечно, Боб! Извини. На секунду забыл. - Он потряс  головой,
пытаясь обратить все в шутку. - Склероз.
   А я только смотрел на него. Забыл? Мы держались вместе два  года.  Из
всех моих знакомых в колледже Бри он был ближе всего к тому,  что  можно
назвать другом. Я не видел его пару месяцев, и он  уже  полностью  забыл
имя старого приятеля.
   Теперь я понял, почему он держался так скованно и официально.  Он  не
знал, кто я, и пытался в разговоре это скрыть.
   Я подумал, что сейчас он постарается это исправить. Он меня знал.  Он
меня помнил. Я думал,  что  он  сейчас  станет  раскованнее,  перестанет
держаться так напряженно и отстраненно  и  начнется  у  нас  нормальный,
настоящий, личный разговор. Но он снова глянул на часы и сказал:
   - Извини, но в самом деле мне пора. Рад был тебя видеть.
   И он удалился, равнодушно махнув мне рукой, быстро пробираясь  сквозь
толпу подальше от меня.
   Я смотрел, как он исчезает, все еще  ошеломленный.  Что  за  черт?  Я
посмотрел налево.  Ряд  телевизоров  в  магазине  электроники  показывал
знакомую рекламу пива. Группа студентов колледжа с пивом и картофельными
чипсами собирались смотреть футбол. Ребята все были приятной  наружности
и в хорошем настроении, в мире с собой и друг с другом, потрепывали друг
друга по плечам и похлопывали по спинам.
   У меня в колледже жизнь была не такой.
   Сцена с веселыми людьми,  садящимися  вокруг  телевизора  исчезла  за
крупным планом вспененной кружки пива, заслоненной эмблемой компании.
   У меня не было в колледже  группы  друзей,  компании,  с  которой  мы
вместе ходили бы. У меня вообще не было настоящих друзей. Были  Крейг  и
Джейн, и это все.  По  воскресеньям  я  не  смотрел  футбол  в  обществе
приятелей, а торчал один у себя в комнате и занимался.
   На телевизоре появилась новая реклама.
   До этого момента я не осознавал, какой  одинокой  была  моя  жизнь  в
колледже Бри. Представления о близком товариществе и долгой  дружбе  для
меня   так   и   остались   представлениями.   В   реальности   они   не
материализовались. Однокурсников по колледжу я не  знал  так,  как  знал
одноклассников в младших, средних и старших классах. В колледже было все
намного прохладней, безличней.
   Я вспомнил годы колледжа и опять вдруг понял, что за весь срок  учебы
у меня не было личных контактов ни с одним из преподавателей. Конечно, я
их знал, но так, как знают персонажей из телепередач - по наблюдению,  а
не по взаимодействию. Сомневаюсь, чтобы хоть один из  них  мог  бы  меня
вспомнить. Они знали меня в течение одного семестра, да и то только  как
номер в ведомости. Я никогда не задавал вопросов, никогда  не  оставался
для дополнительных консультаций, всегда сидел в  середине  аудитории.  Я
был полностью анонимен.
   Я собирался  пошататься  по  магазинам  еще  немного,  заглянуть  еще
кое-куда, но у меня пропала  охота.  Я  хотел  домой.  Вдруг  мне  стало
странно вот так, анонимно,  ходить  из  магазина  в  магазин,  никем  не
замечаемым, никому не известным. Мне стало неуютно,  и  я  захотел  быть
рядом с Джейн. Пусть она будет занята учебой, пусть у нее не  будет  для
меня времени, но она знала, кто я, и уже одно это  успокаивало  и  звало
домой.
   По дороге я не мог отвязаться  от  мыслей  о  встрече  с  Крейгом.  Я
пытался это объяснить, придумать резон, отмахнуться - но не мог. Мы ведь
были не просто знакомые, которые встречаются друг с другом в  аудитории.
Мы многое делали вместе. Крейг не был дураком, и если  у  негр  не  было
опухоли мозга, душевной болезни или наркотического опьянения,  он  никак
не мог забыть, кто я такой.
   Может быть, дело не в нем. Может быть, дело во мне.
   Этот ответ казался наиболее правдоподобным, и мне об этом думать было
страшно. Я знал, что я не самый интересный человек в мире, но ведь и  не
настолько безнадежно скучный, что даже друг может забыть  меня  за  пару
месяцев? Эта мысль  пугала,  и  угнетала  почти  невыносимо.  Я  не  был
эгоманом, и уж точно не питал иллюзий насчет того, чтобы оставить в мире
заметный след, но уж очень расстраивала мысль, будто  мое  существование
настолько бессмысленно, что пройдет совсем незамеченным.
   Когда я приехал, Джейн говорила по телефону  с  какой-то  девицей  со
своей работы, но она подняла глаза и улыбнулась мне, и мне стало хорошо.
   "Может, я слишком в это углубился, - подумал я. - Может быть, слишком
сильно реагирую".
   Я пошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Какое-то время я себя
рассматривал, стараясь быть объективным, пытаясь увидеть себя таким, как
видят другие. Не красавец, но и не  урод.  Светло-каштановые  волосы  не
длинные и не короткие, нос не большой и не маленький.
   Вполне средний вид. Среднего сложения, среднего роста. Одет средне.
   Я был средним.
   Странно было это осознать. Не могу сказать, чтобы это  меня  удивило,
но раньше я об этом не думал, но непривычно было принять такую простую и
полную характеристику самого себя. Я  хотел,  чтобы  это  было  не  так,
хотел,  чтобы  было  во  мне  что-нибудь  исключительное,  уникальное  и
удивительное, но  знал,  что  этого  нет.  Я  был  целиком  и  полностью
обыкновенным.
   Может быть, это объясняло и ситуацию на работе.
   Заглушив эту мысль, я поспешил из ванной в гостиную,  где  занималась
Джейн.
   Следующие несколько дней я был остро восприимчив ко всему, что делал,
ко всему, что говорил, и с ужасом и разочарованием открыл, что да, я  на
самом деле последовательно и неуклонно ординарен. Разговоры мои с  Джейн
были банальны,  работа  моя  всегда  была  не  более  и  не  менее,  чем
адекватной. Неудивительно, что Крейг меня не  помнил.  Я  был  настолько
средним, что не забыть меня было невозможно.
   А в постели я тоже средний?
   Этот вопрос в том или ином виде преследовал меня еще до того,  как  я
встретился с Крейгом, таился в  подсознании,  когда  я  бывал  с  Джейн,
неоформленный, но присутствующий, как неосознанная  угроза.  Теперь  он,
если и не произнесенный вслух, то обретший форму, не  уйдет.  Я  пытался
вытолкнуть его из сознания, пытался не думать об  этом,  когда  мы  были
вместе, когда мы вместе ели, или разговаривали, или принимали  душ,  или
лежали в постели, но он грыз меня, этот вопрос, вырастая уме  от  шепота
до крика, пока я не смог его не задать.
   В субботу  вечером,  как  всегда,  мы  любили  друг  друга  во  время
получасовых местных новостей перед "Вечерней жизнью субботы".  Обычно  я
не анализировал наши занятия сексом в процессе, не думал, что мы делаем,
или почему так, а не этак, но в этот раз я  будто  смотрел  со  стороны,
будто я - телекамера, и я понял,  насколько  ограниченны  мои  движения,
насколько заранее заданы все мои реакции, как  все  это  предсказуемо  и
скучно. Мне трудно было поддерживать эрекцию и пришлось  заставить  себя
сосредоточиться на том, чтобы кончить.
   Потом я, измотанный, скатился с  нее,  тяжело  дыша,  и  уставился  в
потолок, думая о том, как я это исполняю. Мне бы хотелось поверить,  что
это было классно, что я - настоящий жеребец, но я знал, что это не  так.
Я - средний.
   И пенис у меня, наверное, среднего размера.
   И, наверное, я доставил ей среднее число оргазмов.
   Я посмотрел на Джейн. Даже сейчас - а может  быть,  именно  сейчас  -
разгоряченная и вспотевшая, со спутанными волосами, она была красивой. Я
всегда знал, что она может найти кого-нибудь куда лучше  меня,  что  она
достаточно мила, достаточно умна, достаточно интересна,  чтобы  привлечь
кого-то  существенно  лучшего,  но  сейчас  эта   мысль   пришла   почти
болезненно.
   Я осторожно коснулся ее плеча.
   - Как тебе было? - спросил я.
   Она посмотрела на меня:
   - Ты о чем?
   - Ты... кончила?
   - Конечно. - Она нахмурилась. - Что с тобой? Ты целый  вечер  сам  не
свой.
   Я хотел ей объяснить, что я чувствую, но не мог.
   И я покачал головой, ничего не сказав.
   - Боб? - позвала она.
   Наверное, я на самом деле хотел, чтобы  меня  разуверили,  чтобы  она
сказала, что я не средний, что я особый, что я  классный,  но  в  уме  я
слышал ее голос, как она пытается утишить мои страхи словами:  "Я  люблю
тебя, пусть ты и средний". А этого я услышать не хотел.
   В мозгу звучали слова ее матери: "... никто... ничто..."
   И таким я себя и ощущал сейчас. И я  подумал,  что  будет,  если  она
встретит кого-нибудь с более искусными пальцами, с более быстрым языком,
с пенисом большего размера? И даже думать об этом не хотел.
   - Я... я тебя люблю, - сказал я.
   Она посмотрела удивленно, и выражение ее лица смягчилось.
   - Я тебя тоже люблю.
   Она поцеловала меня в губы, в нос, в  лоб,  и  мы  прижались  друг  к
другу, натянули одеяло повыше и смотрели телевизор, пока не заснули.
 
Глава 7 
 
   Осознание собственной посредственности  похоже  только  ускорило  мое
"исчезновение" на фоне мебели. Даже Хоуп теперь  разговаривала  со  мной
только тогда, когда я заговаривал первым, и не раз мне казалось, что она
забывает, что я работаю в "Отомейтед интерфейс". Я будто  бы  становился
тенью в корпорации, привидением в машине.
   Погода изменилась, потеплела, наступало лето. Я  был  меланхоличен  и
грустен. В солнечные дни со мной всегда так было. Резкий контраст  между
голубой красотой летнего неба и серой сухостью  моей  жизни  подчеркивал
расхождение моих мечтаний с суровой реальностью.
   Я теперь все рабочее  время  работал  над  GeoComm,  писал  настоящее
руководство пользователя, а не возился с мелкими  подчистками  проектов,
которые мне давали раньше. Программисты дали мне доступ  к  компьютерным
экранам, мне разрешили играть с системой на одном из терминалов  в  зале
тестирования. Наверное, работа могла бы представить для меня  интерес  -
могла бы, если бы у меня вообще был к ней хоть какой-то интерес. Но  его
не  было.  Работу   помощника   координатора   межофисных   процедур   и
документации фазы два я принял не  по  выбору,  а  по  необходимости,  и
ничего заманчивого для меня в ней не было.
   Единственный, кто меня не игнорировал  -  это  Стюарт.  Он  стал  еще
враждебнее,  чем  раньше.  Я  был   для   него   постоянным   источником
раздражения. Тот факт, что Бэнкс или кто-то над Бэнксом решил  допустить
меня до работы с живым проектом, доводил его до бешенства, и по  крайней
мере раз в день он заходил в наш  офис,  кивал  Дереку  и  стоял,  глядя
сверху вниз на то, что я делал. Он ничего не говорил, не спрашивал меня,
чем я занят, - просто стоял и глазел. Это меня раздражало,  и  он  знал,
что это меня раздражает, но я не доставлял ему удовольствия  видеть  мои
чувства. Я игнорировал его присутствие, сосредотачиваясь  на  работе,  и
ждал, пока он уйдет. В конце концов он уходил.
   Я смотрел ему вслед, и хотелось мне поддать ему как следует.
   Я никогда не был  драчлив.  Даже  мои  фантазии  об  отмщении  всегда
сводились к унижению противников, не к физическим повреждениям. Но  было
что-то в Стюарте, что заставляло меня хотеть измолотить его в котлету.
   Не то чтобы это было мне под силу. Он был в куда более хорошей форме,
чем я, и у меня сомнений не было, что он без труда набил бы мне морду.
   Я закончил документирование функций первого субменю системы  GeoComm.
Инструкцию я передал Стюарту, который должен был передать их Бэнксу.  Ни
от кого из них я ничего не услышал и стал работать  над  вторым  субменю
системы.
 
*** 
 
   Это было в четверг, когда у Джейн были вечерние занятия,  и  хотя  по
четвергам мы не занимались сексом - она приходила поздно  и  усталая  на
этот раз я ее уговорил. Потом я откатился в сторону. До меня дошло,  что
мы это делали в миссионерской позиции. Мы всегда  это  делали  именно  в
этой позиции.
   Минуту мы помолчали, лежа рядом. Джейн протянула руку  за  пультом  и
включила телевизор.
   Передавали полицейский фильм.
   - Ты кончила? - спросил я ее.
   - Да.
   - Больше одного раза?
   Она повернулась и приподнялась на локте.
   - Только не начинай снова. Мне что,  каждый  раз  тебя  теперь  после
этого уверять?
   - Извини, что спросил.
   - Чего ты от меня хочешь? Я кончила, ты знаешь, что я кончила, и  все
равно тебе надо спрашивать!
   - Я думал, ты могла это изобразить.
   - Хватит с меня! - Она сердито натянула на себя одеяло до подбородка.
- Знала бы я, что мне опять придется это слушать, мы бы тогда вообще  не
стали бы.
   Я смотрел на нее, задетый, и старался выразить это взглядом.
   - Тебе не нравится со мной спать.
   - О Господи!
   - А что я должен чувствовать? То есть я хочу спросить, что ты ко  мне
чувствуешь? Ты меня еще любишь? Если бы мы только  сегодня  встретились,
ты бы снова меня полюбила?
   - Я отвечу только один раз, ладно? Да, я тебя  люблю.  И  все.  Конец
дискуссии. Брось это и давай спать.
   - О'кей, - сказал я. - Ладно.
   Я злился на нее, но на самом деле у меня не было причин злиться.
   Мы отвернулись друг от друга и заснули под шум телевизора.
 
Глава 8 
 
   Приглашения на ежегодный  пикник  сотрудников  "Отомейтед  интерфейс"
стали появляться на доске объявлений комнаты отдыха,  на  дверях  комнат
нашего отдела. Я старался их не замечать и не  думать  о  пикнике,  хотя
слышал, как о нем говорили программисты. Событие  ожидалось  масштабное,
и, как я мог понять, присутствие обязательно.
   Присутствие обязательно. Вот это меня и беспокоило. Я знал,  что  мне
не с кем туда пойти, не с кем сесть рядом,  а  мысль  сидеть  одному  на
пикнике, когда все вокруг разговаривают, смеются и веселятся, мне  очень
не нравилась.
   Я  беспокоился  насчет  этого  пикника  все  больше  и  больше,  пока
распространялись объявления, пока все чаще и чаще  звучала  эта  тема  в
разговорах.  Это   становилось   самой   настоящей   навязчивой   идеей.
Приближалась неделя пикника, потом назначенный день, и я ловил  себя  на
абсурдной надежде, что случится какая-нибудь  катастрофа,  и  пикник  не
состоится.
   Во вторник  вечером,  накануне  события,  я  всерьез  даже  подумывал
сказаться больным.
   Не знаю, что вызвало у меня такой  патологический  страх  перед  этим
пикником, но думаю, что здесь сошлись  две  причины:  моя  неспособность
вписаться  в  коллектив,  недавнее  открытие,  насколько  я   безнадежно
средний, и растущая неустойчивость моих отношений с Джейн. Самооценка  и
уверенность в себе держались у меня на очень низкой отметке, и я боялся,
что мое самолюбие не выдержит того удара, которым обещал быть  для  него
пикник. Как говаривал Чарли Браун: "Я знаю, что  никто  меня  не  любит.
Зачем еще нужны праздники, чтобы мне об этом напоминать?"
   Это не был праздник в строгом смысле слова, но идея была та же. Я был
ничем, я был невидим, и тут будет только лишнее тому подтверждение.
   Пикник должен  был  начаться  в  двенадцать  и  кончиться  в  два,  и
проводился в широком зеленом поясе за зданием "Отомейтед  интерфейс".  В
без  четверти  двенадцать  жабоподобный  мужик,  который  ходил  есть  с
Дереком, засунулся в офис, спросил: "Готов?" и вышел вместе  с  Дереком.
Ни один из них не сказал мне ни слова, ни один не пригласил меня пойти с
ними, и пусть  я  этого  и  ждал,  все  равно  этот  факт  испортил  мне
настроение.
   В коридоре слышались голоса, мимо  шли  люди,  а  я  сидел  за  своим
столом. Я подумывал, что если закрыть дверь, спрятаться и не  пойти,  то
никто и не заметит. Никто знать не будет, если я не появлюсь.
   Тут музыка из местной радиосети прервалась, и  густой  мужской  голос
объявил:
   - Начин