ли доминантный? Могут у нас быть нормальные  дети?
Или они будут еще хуже нас? Совсем невидимыми?
   Все это мелькнуло у меня в  голове  за  краткие  мгновения,  пока  мы
глядели друг другу в глаза. Потом  она  встала,  нарушив  оцепенение,  и
пошла к двери.
   - Ладно, я, наверное, лучше пойду.
   - Подожди! - сказал я.
   Она остановилась на полушаге:
   - Чего?
   - Не уходи.
   Она посмотрела на меня со страхом:
   - Почему?
   - Дай я хотя бы с ними поговорю.
   Она шагнула назад и снова села на кровать. И медленно кивнула.
   - Я вернусь через несколько минут. Ты подождешь здесь?
   - А куда же мне еще деваться?
   Я выскочил из комнаты и побежал в дом Филиппа рассказать ему о Мэри.
   - Женщина? - с энтузиазмом воскликнул Филипп.
   - Женщина? - со страхом повторил Пол.
   - Я думаю, это надо обсудить, - сказал я.
   - Ты прав, - кивнул Филипп.
   Он немедленно послал Тима обойти все дома и  собрать  всех,  и  через
пару минут мы собрались в гостиной Филиппа. Джон, Джеймс и Томми все еще
не вернулись, но остальные собрались все, рассевшись на креслах, диванах
и на полу.
   Я быстро рассказал, как нашел Мэри  в  чулане,  и  о  нашей  короткой
беседе.
   - Она здесь живет? - спросил Филипп.
   - Похоже на то.
   Он обернулся к Тиму:
   - И ты ее никогда не видел?
   Тим покачал головой. Последовала быстрая дискуссия. Я прокашлялся:
   - Я считаю, ее надо принять.
   - Нет! - Пол.
   - А я считаю, ее надо выдрать хором и бросить на обочине. - Стив.
   - Проголосуем, - предложил Бастер. Тут я встал:
   - А чего тут голосовать? Она одна из нас. У  нас  тут  что,  братство
монахов? Или общественная организация? Я даже не знаю, хочет ли она быть
террористкой. Я не спросил. Но наверняка хочет. Каждый Незаметный  этого
хочет. - Я встряхнул головой. - Вот что: мы можем ей сказать, что ей  не
место в  нашей  компании  -  если  мы  решим  быть  такими  мелочными  и
заносчивыми, но не нам решать,  кто  Незаметный,  а  кто  нет.  Ты  либо
Незаметный, либо нет. Она - да.  И  по-моему,  этого  достаточно,  чтобы
признать ее нашей.
   - Боб прав, - сказал Филипп. - Мы ее принимаем.
   - И к тому же, - добавил Джеймс, - пока что  бабы  не  выбивают  наши
двери в надежде с нами остаться. Так что лучше не упускать шанса,  когда
он есть.
   И мы все десять пошли в соседний  дом.  Я  рванулся  вперед,  оставив
остальных позади, и заглянул в комнату, где ее оставил.  Она  сидела  на
той же кровати, не пошевелившись.
   - Мы все здесь, - сказал я. - Хочешь познакомиться с остальными?
   Мэри пожала плечами. Страх ее исчез, но его сменила странная апатия.
   Говорил, как всегда, Филипп. Он рассказал о Терроризме Ради  Простого
Человека, о том, кто мы, и спросил, хочет ли она быть в нашей компании.
   - Не знаю, - ответила она.
   - Ты предпочитаешь быть одна?
   Она пожала плечами.
   Филипп посмотрел на нее повнимательнее.
   - Я тебя где-то видел. Никогда не забываю лиц. Ты где работала?
   Она неловко поежилась:
   - А тебе чего?
   - Харбор! - сказал он, показывая на нее пальцем.  -  Ты  работала  на
бульваре Харбор.
   - Я не знаю, о чем ты говоришь.
   - Я тебя там видел.
   - Не мог ты меня там видеть.
   - Ты была проституткой. Я тебя видел.
   Казалось, из нее выпустили воздух, и она осела.  Голова  ее  кивнула,
нижняя губа слегка дрожала.
   - Я это пробовала недолго, - сказала она. - Я думала...  думала,  так
меня кто-нибудь заметит. - В покрасневших глазах стали набухать слезы. -
Но никто, никто меня не видел...
   - Я видел, - спокойно сказал Филипп, - я думал, ты - одна из  нас,  и
начал за тобой  следить.  Но  ты  исчезла,  и  я  про  тебя  забыл.  Что
случилось?
   Слеза сорвалась вниз по ее правой щеке. Она смахнула слезу рукой.
   - Я убила своего первого и единственного клиента.
   Она стала всхлипывать, трясясь всем телом,  и  слезы  ручьем  хлынули
из-под закрывших лицо рук.
   Филипп обнял ее одной рукой за плечи, притянул к себе.
   - Ничего, - сказал он. - Все в порядке.
   Мы все неловко переминались с ноги на ногу.
   - Я его зарезала?
   - Ничего, - сказал он. - Мы не судим. Каждый из нас что-нибудь  такое
сделал.
   Она подняла лицо, вытирая слезы.
   - Я убил своего босса и его  босса,  -  сказал  он.  -  Перерезал  им
глотки.
   - И вам все равно, что я сделала?
   - Мы все сделали что-то похожее.
   Она шмыгнула носом:
   - Значит... значит, вы меня принимаете?
   - Ты - одна из нас, - ответил Филипп. - Что же нам еще делать?
 
Глава 8 
 
   И мы счастливо зажили в наших модельных домах, уходя каждое  утро  до
их открытия в десять и возвращаясь после пяти, когда их закрывали. Это у
нас было что-то вроде коммуны. Один за всех и все за одного.
   У нас все было общее, даже секс, но секс не  сопровождался  чувствами
или увлечением. Это был чисто физический акт, как еда  или  испражнение,
которому не придавалось особого значения. Я участвовал в нем  больше  по
обязанности, чем из желания, но, хотя это всегда было физически приятно,
у меня оставалось после него чувство внутренней пустоты.
   Сначала мы просто спали с Мэри по очереди. Если  ни  у  кого  из  нас
давно не было секса, то у Мэри - тоже, и она изголодалась. Она ясно дала
понять, что отношения с кем-либо из нас ее  не  интересуют,  но  она  не
возражает против ни к чему не обязывающего и не налагающего  ограничений
секса.
   Одну ночь с ней спал Филипп, другую - я, третью - Джон и  так  далее.
Бастер обычно  пропускал  свою  очередь,  отговариваясь,  что  не  хочет
изменять памяти своей покойной жены, но Джуниор с  увлечением  воспринял
ход вещей, таская  Руководства  по  сексу  и  приспособления  для  него,
испытывая все способы и позы, которые мог придумать или найти.
   Потом мы стали делать это группами. Мне это не особо нравилось,  и  я
старался  не  участвовать,  но  почти  все  остальные   делали   это   с
удовольствием. Даже Джеймс и Джон спали с Мэри на пару в  моем  доме,  и
звуки, производимые этой троицей, мешали мне заснуть.
   Наутро я встретился с Мэри за  завтраком,  пока  Джеймс  и  Джон  еще
дремали. Я налил ей чашку сваренного мной кофе  и  сел  рядом.  Какое-то
время мы молчали.
   - Я знаю, что ты этого не одобряешь, - сказала она, нарушив молчание.
   - Это не мое дело - одобрять или не одобрять.
   - Но ты не одобряешь. Признайся.
   - Я просто не понимаю, зачем ты... зачем ты это делаешь.
   - А может, мне нравится.
   - В самом деле?
   - Честно говоря, нет, - ответила она, пригубливая чашку. - Но  нельзя
сказать, что и не нравится. Способ как  способ.  Кстати,  все  при  этом
довольны.
   - А ты при этом не чувствуешь себя вроде... ну, шлюхи?
   Она пожала плечами:
   - А я шлюха и есть.
   - Нет, не правда. - Я поставил чашку на стол. - Тебе не надо  с  нами
спать, чтобы мы тебя замечали. Мы тебя и так видим.
   - А так вы замечаете меня лучше. - Она улыбнулась. - И  я  что-то  не
помню, чтобы ты отказывался от дармовщинки.
   Я промолчал. Тут нечего было сказать. Мне почему-то стало грустно,  и
я решил пойти пройтись. Оттолкнув кресло, я потрепал  Мэри  по  плечу  и
вышел наружу. За домом  Билла  и  Дона  началось  строительство  третьей
очереди модельных домов, и прибывшие рабочие уже запустили бетономешалку
и собирали их фрагменты.
   Я пробежался по кругу, вышел через ворота и побежал вдоль  Чэпмена  к
недавно построенной бензозаправке.  Я  вошел  в  магазинчик,  взял  себе
фруктовый пирог и вышел. У двери я минуту постоял, глядя  на  оживленное
движение на улице. Почему-то мне сегодня не хотелось держаться вместе  с
остальными террористами. Мне нужно было от них отдохнуть. Слишком  много
времени я провел уже вместе с ними - после нашей  поездки  почти  каждый
день, и я поймал себя на мысли, что мне хотелось бы вернуться к прежнему
режиму - когда мы делали что-нибудь все вместе, но у каждого из нас была
своя берлога, где можно было укрыться.
   Мне не хватало личного времени, времени чисто своего.
   И я решил, что сегодня будет  день  моего  личного  времени.  Я  беру
отпуск от работы Террориста  Ради  Простого  Человека.  Сегодня  я  буду
просто добрый старый Незаметный я.
   Я побежал обратно к  модельным  домам,  подбежал  к  дому  Филиппа  и
впустил себя внутрь. Филипп с Полом смотрели "Доброе  утро,  Америка"  и
хрустели вафлями на диване.
   - Эй, - спросил Филипп, - что стряслось?
   - Я  сегодня  беру  выходной.  Хочу  побыть  один.  Мне  нужно  время
подумать.
   -   О'кей.   Мы   на   сегодня   не   планировали    ничего    такого
сногсшибательного. Когда вернешься?
   - Еще не знаю.
   - Ладно, тогда и увидимся.
   Я вернулся к своему дому, схватил бумажник и ключи и выехал на  своем
"бьюике".
   И просто поехал. И  целый  день  ехал.  Когда  нужен  был  бензин,  я
заправлялся. Когда проголодался, остановился у забегаловки на  ленч.  Но
остальное время просто ехал. Проехал весь хайвей Пасифик-Коаст до  самой
Санта-Моники, свернул от побережья и вдоль подножий холмов и гор проехал
в Помону. Хорошо было быть одному на дороге, и я врубил  радио,  опустил
стекла и лупил по хайвею, ощущая ветер в  лицо,  притворяясь  сам  перед
собой, что я не Незаметный, а обыкновенный  человек,  часть  того  мира,
сквозь который я еду, а не невидимая тень у края его.
   Домой  я  приехал  поздно,  и  хотя  в   других   домах   еще   горел
огонек-другой, в моем доме было уже темно. И это  тоже  было  хорошо.  У
меня душа не лежала трепаться сегодня с Джоном  или  Джеймсом.  Я  хотел
только спать.
   Тихо пройдя в дверь, я поднялся к себе в спальню.
   Где на моей кровати сидели голые Филипп и Мэри.
   Я повернулся уходить.
   - Куда ты? - спросил Филипп.
   Я неохотно обернулся:
   - Найти себе место, где поспать.
   - А ты будешь спать с нами.
   Я покачал головой.
   - А чего нет?
   - Не хочу.
   - Это же не изнасилование, - заметил Филипп. - Против этого ты же  не
можешь возразить. Мы здесь все совершеннолетние, добровольно согласные.
   - Я не согласный.
   - А я тебе говорю, чтобы ты согласился.
   - Но...
   - Никаких "но". Ты все еще цепляешься за свою старую мораль.  Ты  все
никак не поймешь, что мы ушли вперед, что  весь  этот  хлам  остался  за
спиной. К нам не применимы обычные правила. Мы вне их.
   Но я не был вне их.
   Я потряс головой, пятясь прочь.
   Ночь я провел внизу, в холле, на диване.
 
Глава 9 
 
   Наступил ноябрь. Нашим машинам некоторым уже исполнилось по  полгода,
и новизна их стерлась. Нам они слегка поднадоели. И потому Филипп решил,
что мы их выбросим и наберем других.
   А при этом получим еще и  немножко  рекламы.  Мы  устроили  гонку  на
уничтожение на джипе, "мерседесе" и трех  спортивных  машинах.  В  среду
вечером мы проехались по фривею 405 возле Лонг-бич,  поставив  фальшивое
полицейское перекрытие,  по  трое  в  ряд  перекрывая  полосу  движения,
ускоряясь  и  давая  задний  ход,  подрезая  все  машины,  которые   нам
попадались. Первым разбили "порше", измолотый с двух сторон Филиппом  на
"мерседесе" и мной на джипе, и Джуниора на его автомобиле сменил Стив на
"280-Z". Теперь они полезли на меня, и хотя я отбивался храбро, заставив
Стива съехать с полотна и чуть не вбив Филиппа в фонарный столб, в конце
концов меня загнали на разделительную полосу, и джип сдох.
   Победителем  дерби  оказался  Филипп,  и  хотя   по   нашим   наскоро
выработанным правилам он имел право оставить  "мерседес"  за  собой,  он
предпочел бросить его на фривее с остальными. Направив  его  на  среднюю
полосу, он выпрыгнул из машины.
   "Мерседес" сначала ехал прямо, потом резко свернул вправо, подпрыгнул
на незаметном бугорке и  врезался  в  ограждение.  Мы  слышали,  как  он
стукнулся и заглох и ждали взрыва, но взрыва не было.
   - Вот и все, - сказал Филипп. - Игра окончена. Поехали домой.
   За перекрытием  образовалась  массивная  пробка,  и  мы  прошли  мимо
полицейских   постов,   мимо   гудящих   автомобилей    к    центральной
разделительной полосе, где оставили свои автомобили для отхода.
   Домой мы ехали в хорошем настроении.
   Наша небольшая эскапада попала в местные новости, и  мы  собрались  в
доме Филиппа, радостными криками приветствуя показ разбитых  автомобилей
по телевизору.
   - Причина возникновения пробки и принадлежность  автомобилей  полиция
считает загадкой, - закончил комментатор.
   Мэри, сидя на подлокотнике кресла Дона, усмехнулась.
   - Класс! - сказала она. - Что хорошо, то хорошо.
   Я записал выпуск новостей, как требовала моя обязанность.
   После этого мужик-ведущий обменялся с бабой-ведущей  какой-то  шуткой
насчет наших машин, и начался прогноз погоды.
   Остальные террористы возбужденно обсуждали и гонку на уничтожение,  и
выпуск новостей, а я стоял  с  пультом  от  видика  и  смотрел,  прогноз
погоды. Мы - не Террористы  Ради  Простого  Человека,  понял  я.  Ничего
такого благородного или романтического. Мы - жалкая группка неизвестных,
отчаянно пытающихся, чтобы общество нас заметило, использующих для этого
все доступные нам средства, чтобы люди  узнали  о  нашем  существовании,
чтобы добиться хоть какой-то известности.
   Мы - клоуны. Комическая интермедия среди настоящих новостей.
   Осознание было ошеломляющим, и я не был  к  нему  готов.  Хотя  после
первых нескольких недель я не очень много значения  придавал  всем  этим
террористским делам. Я просто купился на концепцию Филиппа и считал, что
все, что мы делаем, -  настоящее,  законное  и  стоящее.  Никогда  я  не
переставал анализировать, чего же мы достигли.  Но  сейчас  я  оглянулся
назад на все, что нами было сделано, и в первый раз увидел, как  же  это
на самом деле мало, и как  удручающе  жалки  наши  иллюзии  собственного
величия.
   Филипп был зол на то, кем он  стал,  и  эта  злость  его  вела,  была
горючим для его страсти и его усилий  свершить  что-то  крупное,  что-то
важное для его жизни. Но у остальных такой движущей  силы  не  было.  Мы
были овцами - все мы. В том числе и я. Может быть, вначале я и был  зол,
но этого чувства больше не  было.  Вообще  никаких  чувств  не  было,  и
мимолетного удовольствия, которое я получал от наших выходок, тоже давно
не было.
   Какой же во всем этом смысл?
   Я выключил видик, вложил ленту в коробку и побрел в  одиночку  домой.
Долго стоял под горячим душем, потом натянул пижаму и вышел  в  спальню.
Мэри ждала меня на моей кровати, одетая только в белые шелковые трусы.
   - Не сегодня, - устало сказал я.
   - Я хочу тебя, - произнесла  она  хриплым  голосом,  полным  деланной
страсти. Я вздохнул и снял пижаму.
   - Ну, ладно.
   Я вытянулся на кровати рядом с ней, и она взобралась на меня и  стала
целовать.
   В ту же секунду я ощутил давление на изножье  кровати.  Вдруг  чьи-то
грубые руки взяли меня за пенис.
   Мужские руки.
   Я дернулся, пытаясь вырваться. Мне было противно. Я знал, что  нельзя
быть таким ограниченным, но такой уж я был.
   На своем органе я ощутил чей-то рот.
   Мэри сковывала мои движения, и я пытался вырваться, но ее руки и ноги
обвили меня, и стряхнуть ее я не мог.
   Неразборчивое уханье мужским голосом, который я узнал, и я понял, что
это Филипп трудится надо мной там, в нотах кровати.
   В черном глубоком отчаянии я закрыл глаза.
   И подумал о Джейн.
   Рот Филиппа  выпустил  меня,  и  в  ту  же  минуту  Мэри  напряглась,
застонала, сильнее надавила  на  мое  тело.  Сильнее,  слабее,  сильнее,
слабее, и она с судорожным вздохом дернулась вперед, рухнув на меня.
   Тут я откатился в сторону, чувствуя себя так мерзко,  как  никогда  в
жизни. Филиппа я ненавидел, и мне хотелось сесть, схватить его руками за
шею и выдавить из него жизнь.
   Я хотел, чтобы он убрался, но он стоял возле  кровати  и  смотрел  на
меня.
   - Убирайся, - сказал я.
   - А  это  было  не  так  уж  плохо.  Точно  могу  сказать,  что  тебе
понравилось.
   - Это была автоматическая реакция. Филипп присел рядом со мной. В его
глазах было что-то вроде отчаяния,  и  я  понял,  что  глубоко  в  душе,
несмотря на все его разговоры о свободе от нравственности  и  морали,  у
него сейчас те же чувства, что и у меня.
   Я вспомнил его старушечий дом.
   - Может быть, тебе и было противно, - сказал он. -  Но  ты  же  ожил,
верно? Это заставило тебя ожить.
   Я посмотрел на него и медленно кивнул. Это была не правда, и  мы  оба
знали, что это не правда, но оба притворялись.
   Он кивнул в ответ.
   - Вот это и важно, - сказал он. - Только это действительно важно.
   - Ага,  -  согласился  я.  И  отвернулся  от  него,  закрыв  глаза  и
наворачивая на себя одеяло. Я слышал, как он говорит  с  Мэри,  но  слов
разобрать не мог, да и не хотел.
   Крепко зажмурившись, завернувшись в одеяло, я в конце концов заснул.
 
Глава 10 
 
   Иногда я думал, что сталось с Джейн. Нет. Не иногда.
   Всегда.
   Не прошло ни одного дня, чтобы я о ней не думал.
   Уже полтора с лишним года прошло, как  мы  разошлись,  как  она  меня
бросила, и я все гадал, нашла ли она себе за это время другого.
   Я гадал, вспоминает ли она обо мне.
   Видит Бог, сколько я о ней думал. Но должен признать, что со временем
ее образ в моей памяти начал тускнеть. Я уже не мог точно вспомнить цвет
ее глаз, увидеть неповторимые черты ее улыбки, те манеры,  которые  были
свойственны ей и только ей. Куда бы я ни смотрел, в какую бы толпу,  там
всегда было хоть одно молодое женское лицо, напоминавшее мне Джейн, и  я
думал: а узнаю ли я ее, если встречу?
   Если она сменила прическу или носит одежду  другого  стиля,  я,  быть
может, пройду мимо и не замечу.
   И от этой мысли становилось невыразимо печально.
   О Боже, как ненавистно мне было быть Незаметным.
   Ненавистно.
   Не то, чтобы я сильно не любил  своих  товарищей-террористов  или  не
радовался, когда был с ними. Нет. Я... я не хотел, чтобы  мне  нравилось
быть с ними. Я не хотел радоваться тому, чему радовался. Я не хотел быть
тем, кем я был.
   Но это было то, чего мне не дано будет изменить никогда.
   После опыта с Мэри и Филиппом я оставил  секс.  Ушел  из  расписания.
Мэри все еще проводила ночи в разных домах, но ее походы в мой дом  были
ограничены спальнями Джона и Джеймса. Она со мной была вежлива, как и  я
с ней, но по  большей  части  мы  старались  друг  другу  на  дороге  не
попадаться и друг друга не замечать.
   Кажется, отношение Филиппа ко мне тоже переменилось. Мы уже  не  были
так близки, как раньше. Будь у  нас  иерархия,  я  по-прежнему  был  бы,
наверное, вторым человеком, но он бы меня за это не любил.
   Как и с Мэри, мы с  Филиппом  были  друг  с  другом  вежливы,  но  то
истинное товарищество,  которое  было  раньше,  пропало.  Филипп  теперь
казался  более  жестким,  более  деловым,  меньше  склонным  шутить  или
веселиться. И меня это  тоже  коснулось.  Это  коснулось  каждого.  Даже
Джуниор это заметил.
   Но, естественно, никто не смел сказать ему это прямо.
   У меня создалось впечатление, что Филипп пришел к тем  же  выводам  о
действенности нашей организации, что и я. Почти всю следующую неделю  он
провел наедине с самим собой у себя в комнате, у себя в доме. В  субботу
мы съездили в Гарден-Гроув к автомобильному  дилеру  и  взяли  несколько
новых машин, но в остальном мы сидели тихо, и Филиппа видели  только  за
обедом.
   В следующий вторник он нас созвал на собрание в конторе продавцов. До
этого он послал Пола  обойти  все  дома  и  разнести  личные  письменные
приглашения каждому, и явно указал, что явка  обязательна,  -  он  имеет
объявить нечто важное.
   В назначенное время - восемь часов вечера - мы с  Джеймсом  и  Джоном
перешли через улицу. Очевидно, Филипп, или Пол, или Тим украли ключ  или
сумели взломать замок, потому что дверь  конторы  была  открытой  и  все
лампы включены. На столе посередине комнаты поверх карты  нашего  района
была разложена карта  округа  Орандж.  Вокруг  стола  стояли  тринадцать
кресел.
   Мы сели рядом с Тимом, Полом и Мэри, подж