еловека. Жизнь не переставала удивлять его. Оказывается, у машин тоже есть свои судьбы, короткие и длинные, драматичные или спокойные... Здесь, на Кьюиге, смешались в едином котле не только три человеческих анклава, существовала еще и механическая ветвь носителей псевдоинтеллекта, если последнее слово сохранило справедливость своей приставки...
     И вот теперь сюда вторглась еще одна сила, которая реально грозит уничтожить сложившийся уникум... Сколько лет мы жили, не видя друг друга, заочно презирая иные сообщества людей и даже не подозревая о самоорганизованном анклаве машин... - подумал он. - А ведь поздно, - пришла еще одна мысль. - Андроидов уже успели уничтожить, превратив их загадочную самобытность в груды опаленного покореженного металла...
     - Значит, тебя насильно вернули к жизни? - вслух спросил он.
     - Да. Это сделал сержант Сайков, компьютерный техник того взвода, который почти в полном составе погиб в глупом столкновении с моими более агрессивно развившимися собратьями. Их следовало просто обойти стороной...
     Нечаев горько усмехнулся:
     - Я смотрю, ты делаешь жизненный выбор, но не держишь при этом зла...
     - Да, потому что я машина и мыслю несколько иными категориями ценностей, - ответил андроид. - Вы, люди, сами разберетесь друг с другом, а для меня важен Кьюиг, планета, где родилось мое сознание. Если ее превратят в шлак, как Дабог, мне придется хуже, чем тогда в пещере...
     Вадим отшвырнул в сторону давно погасший окурок.
     Направляясь сюда, он хотел поговорить с офицером, которого едва не приговорил к расстрелу за наглую, выводящую из себя надменность, но после общения с Хьюго говорить еще с кем-либо попросту расхотелось.
     Прежде стоило разобраться в самом себе, понять, сможет ли он делать свой выбор, не испытывая при этом жгучей, сводящей с ума ненависти, когда каждое неосторожно оброненное слово будет для него поводом к расстрелу. Хватит ли у него силы воли, чтобы преодолеть растущую внутри пустоту, найти новый смысл во внезапно захватившем его водовороте смертей и событий?
     Чем он мог уравновесить народившееся внутри бездушие?..
     Ведь все закончится рано или поздно, и чем я буду жить тогда? - Вадим спросил это у самого себя, даже не задумавшись о том, что война, по сути, только начинается, и неизвестно, сколько отмерила ему судьба. День? Два? Остаток этой ночи или полную жизнь, до естественной старости?..

***

     Не в силах справиться с собой, Вадим просто ушел в ночь.
     Для этого не нужно было шагать многие километры, - тьма окутывала склоны близлежащих холмов, нависая над ними тяжким осязаемым саваном, сквозь который не было видно ни зги.
     Он шел, пошатываясь от измождения, пока под ногами не зашуршала мягкая, шелковистая, чудом уцелевшая на склоне трава.
     Упав на нее, он понял, что травостой пахнет смертью. От благоухания Кьюиганской степи остались лишь жалкие флюиды, забитые горьким запахом пожарища и кисловатым - взрывчатки...
     Он лежал, раскинув руки, смотрел в бездонный колодец неба, где ярко сияли звезды, и осознавал, что тонет в захватившем его душу и разум водовороте. Скоро наступит утро, и он потеряет право на сомнения, поведет вместе с Дороховым отремонтированные за ночь серв-машины и доверившихся ему людей на защиту космопорта, навстречу тяжелым крейсерам далекой прародины, которые будут опускаться с небес как покалеченные, но все еще смертельно опасные левиафаны...
     Вадим не мог остановить безудержный круговорот мыслей, хотя хотел, хотел до дрожи, до зубовного скрежета... но ненависть нечем было уравновесить, и он все глубже погружался в черноту мыслей, и на ум уже шли избирательные картины! Он видел вытоптанную степь, курящиеся дымом воронки, презрительную гримасу на лице полковника Шермана, направляющего ему в лоб ствол импульсного пистолета...
     Они нелюди... - стучало в висках.
     Тогда кто люди?
     Зачем пытаться понять мотивы захватчиков, когда достаточно отдаться течению черного водоворота и просто исполнять свой долг, драться до конца, до последнего вздоха, как он делал это накануне днем?
     Вадим так глубоко погрузился в свои растерзанные мысли, что услышал шелест раздвигаемой травы только в тот момент, когда влажный нос пса уже ткнулся ему в щеку.
     Вздрогнув, Вадим резко сел.
     Силуэт Яны четко прорисовывался на фоне звездного неба.
     Зачем она пришла?.. - Первая мысль по инерции оказалась злой, отчужденной, но потом, спустя секунду, Вадим заметил, что девушка стоит, сжимая в руках знакомый ему шунт, и от этого стало вдруг еще горше на душе, будто он подсознательно ожидал чего-то другого...
     Потонув в своих мыслях, Нечаев на секунду забылся, запамятовал, что сегодня утром, спустя буквально несколько часов, он нужен батальону свежим, здоровым, полным энергии и сил... И вот она пришла к нему, отыскала в ночи с помощью пса, чтобы отдать ему еще одну частицу собственной жизни ради защиты планеты, ради...
     Яна сделала шаг навстречу, присела рядом, коснулась прохладной ладонью его плеча, ощутив, что мышцы Вадима напряжены до дрожи, что он вот-вот сорвется, лишь бы скинуть дикое внутреннее напряжение.
     Она интуитивно почувствовала, что он сейчас вскочит, наорет на нее, и сжалась, словно ожидала этого хлесткого удара...
     Они не произнесли ни звука, все заключалось в нескольких жестах, случайном касании, и Нечаев вдруг увидел себя со стороны, - бледного, усохшего, с перекошенным лицом, и ее - сжавшуюся.
     Боже, что сделал с нами этот день...
     Он вспомнил, как Яна смотрела на него раньше, и вдруг болезненно догадался: Зона Отчуждения в ее душе растаяла, она пришла к нему не как сестра милосердия, исполняющая свою обязанность, а как приходит человек к человеку...
     Осознание этого больно резануло, оставив еще один невидимый шрам.
     Он не знал, что ему делать, как себя вести, лишь внутри все дрожало от напряжения, словно все его чувства сплелись сейчас в единый клубок и душат, душат последнюю искру, оставшуюся от самосознания того Вадима Нечаева, который жил просто и беззаботно всего две недели тому назад...
     Он еще не понял главное: эта искра - самое ценное, что у него осталось.
     Яна повернула голову и посмотрела на степь - ровный пласт черноты, уходящий к сереющему, предвещающему скорое утро горизонту.
     Их Зона Отчуждения осталась позади, она была пройдена их ногами, изрыта воронками от выпущенных в них снарядов, полита их кровью... У нее тоже осталась лишь малая частица прошлого мироощущения, осколок души, который она принесла сюда, к Вадиму.
     Ни он, ни она не могли знать, как из обычных, ничем не примечательных людей выковываются души солдат.
     Сейчас они не думали об этом. Они боялись потерять самих себя в окружающем мраке, и потому их руки непроизвольно потянулись навстречу друг другу...
     Шунт биологического контакта с шелестом упал в прогорклую траву. Пес, фыркая, прошел несколько шагов вниз по склону и исчез в темноте, повизгивая приводами протезов.
     У него тоже были свои дела, и он не хотел мешать двум людям, оставшимся в траве на изуродованном склоне прибрежной высоты.
     Благодаря своему примитивному и бесхитростному восприятию жизни, пес был в данный момент намного прозорливее двух людей, - они найдут путь в окружающем мраке, их души сольются, потому что нуждаются в любви, которая способна если не погасить, то, по крайней мере, приглушить вскипевший в их душах ад...
     Конечно, мысли исчезнувшего во тьме пса были более просты, но они отражали именно такой смысл.
     Когда полоска зари окрасила багрянцем далекий горизонт, он вернулся и застал их спящими, тесно прижавшимися друг к другу.
     Трава вокруг была помята.
     Отыскав по запаху валяющийся в стороне шунт, пес принялся будить Яну и своего нового хозяина.
     Наступал день, еще более тяжкий, чем предыдущий.

ГЛАВА 11

     Побережье. Раннее утро
     - Батальон, строиться!
     Солнце горячечным шаром висело низко над землей, воздух еще стыл прохладой ночи, клочья тумана плыли вдоль земли, смешиваясь на том берегу пролива с лениво дымящимися остовами безнадежно выгоревших серв-машин.
     Десять исполинов высились над разрушенными бетонными укреплениями правобережья. Пять "Фалангеров", четыре "Хоплита" с терминированными программными пакетами "Одиночка" и "Ястреб" - переоборудованный для нужд войны аграрный шагающий робот с планеты Дабог - один из прототипов выстроившихся рядом земных машин.
     Между сервоприводными колоссами стояли четыре БПМ.
     Построение происходило на бетонной площадке перед мостом, достаточно обширной, чтобы уместить всю технику вновь сформированного серв-батальона. Поодаль, в начале прорубленной за ночь просеки, застыли два штурмовика, переоборудованные из обычных челночных кораблей.
     Люди на фоне выстроившейся техники казались ничтожными букашками, но именно они, а не механические титаны являлись главной движущей силой событий.
     Вадим и Дмитрий стояли напротив выстроившихся шеренг.
     Подле каждой серв-машины находилось по три человека: пилот и двое техников. Исключение составлял "Ястреб", который мог обслуживать только сам Дрейк. Несмотря на усилия земных конструкторов, серв-машины Альянса радикально отличались от аграриев Дабога, и ни один техник, обучавшийся для работы с "Фалангерами" и "Хоплитами", не мог за одну ночь вникнуть в тонкости конструкции инопланетной машины.
     Впрочем, никто и не пытался это сделать. Ночь ушла на предварительное формирование соединений, и только под утро отобранные по рекомендации Сайкова техники приступили к осмотру и срочному ремонту машин разгромленного парка планетарной техники.
     Нужно отдать им должное, - люди, за которых поручился Сайков, работали на совесть. Сначала Вадиму показалось, что они делают это из страха за свою судьбу, но, вернувшись перед самым рассветом вместе с Яной с того холма, где они провели всего несколько часов, он присмотрелся к работающим и по долетавшим до него репликам вдруг понял - они не дрожат за свою шкуру, а, наоборот, стараются скрыть невольную радость от внезапного оборота событий.
     Какими же были их прежние условия существования и жизненные перспективы, если плен в их понимании благо? - невольно подумалось ему, и эта мысль прозвучала в унисон с остальными, созревшими этой ночью выводами.
     Посоветовавшись с Дороховым, он направился тогда к бронемашине, где в наглухо запертом кормовом отсеке сидели трое пленных пилотов.
     Хьюго поблизости уже не было, андроид помогал техникам в восстановлении девяти пригодных к дальнейшей эксплуатации серв-машин, но формирующемуся на глазах батальону не хватало одного пилота. Четверо беженцев с Дабога имели опыт вождения шагающих исполинов своей родины и с готовностью выставили собственные кандидатуры, сам Нечаев уже имел минимальный опыт управления "Фалангером", Сайков, без сомнения, автоматически вливался в отряд, Дорохов, который провел много часов в общении с Германом Дрейком, вызвался занять рубку управления легкого "Хоплита", еще один техник, по рекомендации Николая, был допущен к пилотированию разведывательной машины, и, неожиданно для Вадима, Яна категорично заявила, что она в состоянии сладить с тридцатитонным серв-механизмом, если тот будет переведен на полуавтоматическое управление.
     Вадим не поверил ей, запротестовал, но Яна доказала свою состоятельность. Вскарабкавшись по лесенке внутрь "Хоплита", она, выслушав инструкции Сайкова, заставила машину не только сдвинуться с места, но и сделать своеобразный круг почета по периметру бетонированного плаца, где происходила подготовка машин.
     Закончив эти операции и спрыгнув на землю, она объяснила, что в их поселке осталось много техники, с которой, по сложившейся традиции, были сняты блоки полной автоматики, а все управление осуществлялось через вторичные полуавтоматические цепи.
     Вадиму некогда было вникать в подробности, оставалось лишь довериться ей, памятуя о том, как он сам, впервые попав в рубку управления "Фалангером", смог вступить в бой, управляя тяжеловесной, абсолютно незнакомой ему машиной. Земные инженеры действительно сотворили техногенное чудо, сделав интерфейс управления новых боевых машин доступным для любого человека, который знаком с техникой и не испытывает перед ней комплексов и фобий...
     Таким образом, оставалось решить проблему с одним пилотом для "Фалангера", и Вадим, понаблюдав за техниками и их реакцией на события, решился поговорить с капитаном Хански.
     Вадим интуитивно выбрал его, отбраковав лейтенанта за трусливость и нервозность, а второго капитана за нескрываемую ненависть и презрение, которые он демонстрировал по отношению к людям, населяющим Кьюиг.
     - Джон, на пару слов, - произнес Нечаев, отворив задний люк БПМ.
     Хански, согнувшись, вылез наружу. Нечаев закрыл за ним люк и предложил:
     - Отойдем в сторону.
     Достав сигареты, он протянул пачку пленному офицеру. Тот отрицательно покачал головой.
     - Не курите, капитан?
     - Почему же... - Хански ответил угрюмо, но без вызова в голосе. - Остерегаюсь, - объяснил он.
     Вадим понял, что подразумевает Джон. Все они, от генерала до последнего рядового, были детьми иной биосферы, и даже здесь, на удалении в сотни километров от пограничных зарослей сельвы, никто из землян не мог чувствовать себя спокойно. Они дышали особым образом, - это бросилось в глаза Нечаеву еще при встрече с Сайковым, который вдыхал через нос и выдыхал ртом. Голоса всех землян поначалу казались Вадиму одинаково гнусавыми, по той причине, что в носу у каждого из пришельцев располагались специальные фильтры, - незаметные снаружи, они пропускали сквозь себя воздух Кьюига, очищая его химическими реагентами, и только после этого жизненно важный компонент получали легкие человека.
     - Я не стану лукавить, Хански, нам нужен пилот, - произнес Вадим, прикуривая сигарету.
     Джон заметно побледнел По его лицу несложно было понять, сколь противоречивы вспыхнувшие в нем чувства. Он молчал, не глядя на Нечаева, а его правая щека заметно подергивалась при каждом выдохе.
     - Ты думал, что утром вас выведут на расстрел?
     Вадим вспомнил самого себя на временном КП в период допроса и внутреннее усмехнулся, мысленно признавая закономерность реакции пленного. С ним стоило поговорить начистоту, без упреков и угроз, высказав наконец истинную суть вещей, о которой Вадим думал всю эту бесконечно длинную ночь...
     - Нет, ты ошибаешься, Джон, - произнес Вадим, облокотившись о борт бронемашины. В данном случае ему было наплевать на тот факт, что еще как минимум двое офицеров слушают его слова, - все, что он собирался сказать, в равной степени относилось и к ним.
     - Рано или поздно, Нечаев, мы все сдохнем. - Голос Джона Хански прозвучал глухо и вызывающе. Он внезапно расстегнул магнитную липучку на манжете униформы и, задрав рукав, показал Вадиму небольших размеров капсулу с мутноватой жидкостью, которая была двумя заостренными концами имплантирована в вену. - Это метаболический преобразователь. Фильтры в носу уже действуют плохо, запас их реагентов истощился. Когда кончится ресурс этой капсулы, я просто заболею и умру от какой-нибудь формы вашего легкого насморка.
     - А ты не подозревал об этом, когда вас пичкали сказками о райских планетах и свободных поселениях под открытым небом? - спросил Вадим. - Никто из вас не задумывался о том, что это будут чужие планеты?
     - Задумывались... - Хански исподлобья посмотрел на Нечаева и вдруг попросил: - Дай сигарету... Один черт, фильтры уже практически не работают...
     Вадим молча протянул ему пачку, потом дал прикурить от своей зажигалки.
     Джон жадно затянулся, вдыхая и выдыхая ртом, и у него вдруг закружилась голова. Он не знал, что тому виной: воздух Кьюига, напрямую попавший в легкие, или содержащийся в табаке никотин, от которого приходилось долго воздерживаться...
     - Все мы догадывались, что миры, куда нас послали, далеко не райские... - поборов головокружение, произнес он. - Только дурак мог не понять этого, когда нас инструктировали экзобиологи, а потом вшивали эти капсулы и учили правильно дышать, пользуясь фильтрами. Но жизнь на Земле еще хуже, в сто, в тысячу раз...
     - Это дало вам право бомбить Дабог? Убивать, жечь, уничтожать целые народы, не заботясь и не задумываясь о том, что они могут быть неповторимыми по своей природе?
     - Пытаешься совестить меня? Тогда лучше расстреляй, как собирался, все равно каюк нам. В этой мясорубке победителей не будет. Те, кому доведется жить на этой планете, сейчас не тут и даже не на орбитах, а на Земле. Это война на годы... - Он неожиданно сплюнул на бетон под ребристые колеса бронемашины. - Ни ты, ни я не доживем до ее завершения...
     - Ошибаешься, Джон. - Вадим сумел сдержать себя в руках и говорил достаточно ровно. - Во-первых, я гарантировал вам жизнь, а во-вторых, мы не звери и не дегенераты, ведущие полудикий образ жизни, как пытался заявить твой коллега. У нас также есть и передовые технологии, и наука, иначе наши предки попросту не выжили бы тут.
     Он выбросил окурок, который прочертил во тьме огненную дугу и рассыпался снопом гаснущих искр.
     - Мне трудно представить Землю, Джон, но я понял одно: там у тебя не было выбора, - здесь же он есть. Прекрати думать, как баран, идущий на убой вместе с остальным стадом. Я предлагаю тебе сесть в рубку серв-машины не потому, что считаю тебя потенциальным предателем... - Он взглянул на часы. - Меньше чем через сутки ваши крейсеры начнут посадку в космопорту Кьюига. Если они сделают это беспрепятственно, смогут высадить десант, отремонтироваться и вновь уйти в космос, в дальнейшем все выйдет именно так, как ты сказал: бойня будет продолжаться долгие годы, и мало кто из нас сумеет дожить до ее финала.
     - А что будет, если мы остановим силы Горнева? Что изменится от этого?! - Губы Хански дрожали, потому что он, при всем прежнем самообладании, сейчас балансировал на грани истерического срыва. Сказывался психологический прессинг долгих переходов через сельву, внезапного, ожесточенного боя и неожиданного поражения...
     - Изменится баланс сил, - ответил ему Нечаев. - Мне непонятно, почему я должен объяснять офицеру космофлота, что такое война в космическом пространстве?
     Хански смотрел на него, пытаясь унять распоясавшиеся вдруг чувства, - он действительно плохо соображал в этот момент, потому что остро осознавал: этот парень, которому еще наверняка нет и тридцати, ни в одной из своих черт не отражает тот образ полудикого, злобного туземца-мутанта, который рисовала им пропаганда.
     - Никто в колониях не готовился к войне, - наблюдая его замешательство, произнес Вадим. - Мы помнили о Земле, но варились в собственных проблемах выживания. Наша техника и технологии не имели военного уклона, но, тем не менее, Дабог вам взять не удалось, там на орбитах уничтожен целый ударный флот, затем планета Элио сумела отбить атаку, и вот основные силы Альянса на наших орбитах. - Нечаев рассуждал вслух, формулируя эти выкладки, в том числе и для себя самого, потому что, прожив эту ночь, связанную с личным моральным выбором, он уже мыслил иными категориями - Если мы возьмем второй ударный флот при посадке, у Альянса фактически не останется крупных космических соединений, пригодных для масштабных боевых действий, - заключил он.
     - Этим ты не остановишь войну, - угрюмо возразил Джон. - К тому же есть еще и третий ударный флот, - заметил он, но тут же осекся, думая, что сболтнул лишнее.
     - Да, - согласился Вадим, не обращая внимания на скомканную, оборванную на полуслове последнюю фразу Джона Хански. - Но космос и, в частности, гиперсфера - это не накатанный автобан, по которому непрерывным потоком могут домчаться боевые соединения. - Вадим развивал собственную мысль. - С потерей двух флотов Земле так или иначе потребуется строить новые корабли, наступит неизбежная передышка От немедленных бомбардировок будет спасен не только Кьюиг, но и другие планеты.
     Джон вскинул голову, посмотрев на Вадима. Ему был непонятен этот