в стационарном ремонте... Два из них, по-моему, вообще лишились возможности совершать гиперпространственные прыжки...
     - Вы получили новый приказ? - спросил Дорохов, вступая в процедуру допроса.
     - Да. Ускоренным маршем, сминая любое сопротивление, двигаться к космическому порту планеты... атаковать его, взять штурмом и удерживать до тех пор, пока конвойные носители, пришвартовавшись к крейсерам, не опустят их на захваченную территорию.
     - Они хотят посадить пространственные корабли на площадки нашего космопорта? - поразился Дмитрий. - Это возможно?
     - Да, - лейтенант сил Земного Альянса обернулся к Дорохову. - Я не лгу!.. Существует специальный тип конвойных судов, которые стыкуются с крейсером, выводят его за счет своих двигательных установок на нужную орбиту, а затем такая связка начинает геостационарный маневр над избранной точкой поверхности планеты, в частности над космопортом. Смысл маневра - уравнять орбитальную скорость крейсера со скоростью обращения планеты вокруг своей оси.
     - То есть буксировочные суда обеспечивают ему "зависание" над местом посадки? - спросил Герман Дрейк, пилот "Ястреба", тоже житель Дабога, который хорошо разбирался в серв-машинах, но имел лишь общее представление о космической навигации.
     - Да, - подтвердил его догадку пленный лейтенант. - Потом, по завершении геостационарного маневра, начинается вертикальный спуск поврежденного базового корабля. Четыре или шесть носителей, в зависимости от массы крейсера, обеспечивают работой своих двигательных установок его плавный вертикальный спуск на поверхность планеты.
     - Хорошо, это ясно. - Дорохов покосился на Вадима, который слушал пленного офицера с напряженным вниманием. - Теперь я хочу понять, зачем кораблям осуществлять посадку на Кьюиге
     - Нам не докладывали об этом... сэр. - Офицер опять нервно сглотнул. - Предполагаю, что повреждения крейсеров не могут быть исправлены в космосе. Многие операции проще и быстрее произвести на земле, при наличии силы тяжести, пригодной для дыхания атмосферы и ремонтной базы, которой неизбежно должен располагать любой космический порт.
     - Когда вы должны выйти на связь с базовыми кораблями? - оборвал его пояснения Нечаев.
     - Последний сеанс был осуществлен в разгар штурма береговых укреплений, когда стало ясно, что полковник Шерман и майор Райбен погибли. Командование принял на себя капитан Макмиллер, но сейчас и он мертв.
     - Кто из вас старший по званию? - спросил Нечаев, глядя на двух оставшихся под тентом маскировочной сети офицеров Земного Альянса.
     - Я, - после недолгой паузы сознался угрюмого вида пилот в обгоревшей униформе, не принимавший до сих пор участия в допросе.
     - Ваше имя и звание?
     - Джон Хански, капитан, командир второго механизированного взвода, - ответил он.
     - По старшинству, при сложившихся обстоятельствах, вы должны принять на себя командование соединением? - спросил у него Вадим.
     - Да.
     Нечаев некоторое время молчал, что-то обдумывая, затем указал капитану на станцию связи, демонтированную с одного из подбитых "Фалангеров". Рядом на треноге была установлена параболическая спутниковая антенна.
     - Сейчас, капитан, вы выйдете на связь с базовыми кораблями, - произнес Вадим. - Доложите, что линия береговых укреплений прорвана и более ничто не препятствует продвижению серв-батальона к космопорту планеты. В вашем распоряжении осталось шесть "Фалангеров" и четыре "Хоплита" - это истинные данные по количеству годных для ремонта серв-машин. Я хочу услышать, какие инструкции выдаст вам командование эскадры.
     Капитан Хански поднял глаза, встретившись взглядом с Нечаевым.
     - Что мы получим взамен? - спросил он, собрав для этого вопроса всю свою волю, потому что чувствовал, как необъяснимо робеет от одного вида сидящего напротив изможденного человека.
     - Жизнь, - коротко ответил ему Вадим. - Вам будет сохранена жизнь.
     Капитан молча склонил голову.
     Они признают только одну власть - власть силы, - с внезапной, необъяснимой тоской подумал Нечаев, следя за тем, как капитан усаживается на перевернутый ящик подле станции связи.
     Он ощущал, как вместе с каждым действием, словом, направленным на стратегически быструю и одновременно морально жесткую реализацию выгод, полученных от тяжелой победы, в нем что-то необратимо меняется. Это было важно для него лично, но стремительное развитие ситуации не предполагало даже минутной передышки на то, чтобы отрешиться от насущных проблем, задумавшись о себе.
     Он делал то, что требовали обстоятельства, разум, интуиция, а внутри что-то перенастраивалось, словно во время боя лопнули все струны души, и вот теперь там натягивали новые, не принятые рассудком и не одобренные сердцем...
     Джон Хански сел на перевернутый ящик, надел на голову тонкий обруч коммуникатора с крошечным микрофоном на конце и положил руки на клавиатуру демонтированного с боевой машины терминала связи.
     Дейвид Хорман, тот самый рослый беженец с Дабога, молча встал за его спиной, приставив к затылку земного офицера ствол пистолета.
     Глядя на него, Вадим попытался представить, каким был этот человек до начала вторжения сил Альянса в систему Дабога, но не смог. Воображение отказывалось рисовать рослого, жилистого Хормана веселым, улыбающимся, окруженным своей семьей... а ведь у него наверняка была семья... - подумалось Нечаеву
     Он многое не мог представить себе, в том числе и того, что на самом деле Дейвид - ученый, экзобиолог, специалист по гибридным формам жизни родной планеты. У него действительно была семья, но теперь все, что радовало его в прошлом, превратилось в пепел - серый прах радиоактивной зимы, который носил по новорожденным ледникам свирепый ветер...
     Вадим лишь чувствовал, что становится похожим на него: живой внешне и мертвый внутри. Ощущать это было страшно, потому что все прежние моральные ценности, то, что составляло основу души молодого пилота, только вступившего в самостоятельную жизнь, безжалостно уничтожено, а взамен прорастало что-то страшное, холодное, чему еще не было названия, - была лишь боль и ощущение невосполнимой утраты...

***

     Связь с орбитой установилась достаточно быстро. Вахтенный офицер, принявший позывные, выслушал доклад Джона Хански и ответил:
     - Подождите, капитан, я не полномочен принимать решения по данной информации.
     Задержка на том конце связи была недолгой.
     Новый голос, зазвучавший в приборе связи, включенном на громкое вещание, чтобы диалог был слышен всем собравшимся на импровизированном КП, показался незнакомым не только защитникам Кьюига, но и двум присутствующим офицерам Земного Альянса.
     - Докладывайте, капитан! - приказным тоном потребовал абонент.
     - Прошу простить, с кем я говорю? - резонно осведомился Джон Хански.
     - На связи временно исполняющий обязанности командира второй эскадры генерал Горнев, - ответил голос в коммуникаторе. - Адмирал сейчас в лазарете, он получил ранение в результате аварии. Докладывайте же наконец! Где вы находитесь? Каково состояние серв-батальона?
     - Мы прорвали линию береговых укреплений. - Джон Хански взял себя в руки и говорил достаточно ровно, хотя ствол автоматического пистолета по-прежнему неприятно холодил его коротко стриженный затылок. - Теперь путь к космопорту Кьюига открыт, - произнес он. - Батальон понес тяжелые потери, погибли полковник Шерман, майор Райбен и сменивший его капитан Макмиллер. В моем распоряжении осталось десять машин - шесть "Фалангеров" и четыре "Хоплита".
     На некоторое время наступила пауза. Генерал Горнев переваривал полученные новости, и Вадим с Дмитрием успели обменяться напряженными взглядами, - оба понимали, что от реакции исполняющего обязанности командира эскадры зависит сейчас очень многое, - в частности, судьба мирных поселений их родной планеты.
     - Слушай сюда, Хански... - внезапно вновь зазвучал голос в коммуникаторе. - Я не в состоянии продержаться на орбите более двух стандартных суток. Эта бесноватая атака перевооруженных шаттлов нанесла крейсерам эскадры огромный урон. Цепь аварий продолжается, но мы не можем остановить главные силовые установки, пока находимся в космосе. Конвойные носители уже буксируют флагман эскадры к точке орбиты, расположенной над космопортом. Я бы с удовольствием вывалил на головы аборигенов парочку орбитальных бомб, но космопорт нужен мне невредимым, понимаешь?
     - Так точно, господин генерал... - дрогнувшим голосом ответил капитан Хански.
     - Хорошо, что ты осознаешь это. Слушай приказ. - Горнев, видимо, не любил посвящать младших офицеров во все нюансы предполагаемых операций, но в данном случае у него не осталось иного разумного выбора, кроме как подробно проинструктировать капитана. - Оставь поврежденные серв-машины, скинь со своих плеч всю обузу и ускоренным маршем двигайся к столице - Клайфпорту, он обозначен на твоих тактических картах Космопорт расположен южнее, в двадцати километрах от него. Ты должен выйти к стартопосадочным полям не позднее чем через пятнадцать часов - синхронно с посадкой флагмана эскадры, который получил наибольшие повреждения. Сминай любое сопротивление на своем пути, но не останавливайся, пусть за твоей спиной окажутся какие угодно силы противника, - прорывайся вперед, чтобы обеспечить контроль порта в момент посадки.
     Генерал Горнев опять на минуту прервал инструктаж, а затем добавил:
     - Я послал ультиматум правительству планеты и получил ответ от некоего полковника Шахоева, который представился мне как командующий силами самообороны. Он согласен капитулировать под гарантию того, что мы не станем бомбить города и населенные пункты, но, судя по его уступчивости, он не знает о плачевном состоянии базовых кораблей эскадры. Мы сбили все спутники контроля, но неизвестно, какими наземными силами располагает этот полковник и как он поведет себя, когда увидит покалеченные корабли. Ты ведь должен понимать - во время атмосферного спуска мы будем вынуждены свернуть все огневые установки главного калибра, и прикрывать посадку будут только звенья космических истребителей, которые, как выяснилось, с трудом маневрируют в атмосфере. Так что главным гарантом безопасности кораблей эскадры по-прежнему остается твой серв-батальон. Нам необходимо, чтобы твои машины контролировали порт в течение пятнадцати минут, пока флагман не опустится на опоры. Как только мы коснемся стеклобетона, начнется процесс реактивации свернутых боевых систем. Развернув огневые комплексы главного калибра, я смогу контролировать пространство в радиусе ста пятидесяти километров от корабля, а десантные группы организуют оборону ближних подступов. Но, повторяю, в момент посадки все будет зависеть от твоих машин. Если полковник Шахоев подготовил ловушку, то ты должен обнаружить ее и упредить этого аборигена, нанеся превентивный удар по вероятным силам сопротивления, прежде чем флагман начнет снижение.
     - Я понял, - коротко произнес Джон Хански в ответ на длинный монолог командующего.
     - Тогда действуй, капитан. Не теряй ни минуты. Продвигайся быстро и по возможности скрытно. Выйдешь на связь, когда будешь в пятидесяти километрах от космопорта, тогда и сведем наши действия в конкретный синхронный план.
     - Да, господин генерал... - Хански покосился на Нечаева и Дорохова. Вадим кивнул ему, и капитан завершил фразу: - Я немедленно начинаю движение к космопорту планеты.

***

     Это была самая длинная ночь в жизни Вадима Нечаева.
     Ночь неотложных дел и одновременного перелома чувств, обновления души, если те ошметья, которые оставил жестокий бой от его прежних чаяний, надежд, принципов и привязанностей, можно было по-прежнему называть емким термином "душа"...
     Ему думалось, что нет.
     Ночная прохлада, упавшая с небес, как будто остудила разум, заставляя хаотичные бессвязные обрывки впечатлений складываться в осознанную и цельную картину произошедшего.
     Он понимал, что уже никогда не станет прежним. Все теперь воспринималось иначе, жестче, критичнее, если не сказать - злее. Думая о себе, Вадим не мог сдержать непроизвольной, но надрывной внутренней усмешки. Жизнь жестоко проволокла его сквозь череду смертельных опасностей и вот отпустила теперь изможденного, но живого, заглянувшего в лицо смерти, но избежавшего ее цепких объятий...
     Все рушилось. Хотелось хохотать, вспоминая уроки истории в среднеобразовательной школе, часы, посвященные параграфам, повествующим о Зоне Отчуждения, об извращенной и деградировавшей цивилизации юга...
     Кого они пытались презирать, вуалируя свое высокомерное отношение обкатанными научными формулировками? Деградация, регресс, мутагенные факторы...
     Кем была, например, Яна, отдавшая ему часть своих жизненных сил, возможно, состарившаяся на несколько лет ради его спасения? Разве она не являлась человеком?
     Разве Зона Отчуждения - это не синтез двух биосфер?
     Разве эти пришельцы с далекой прародины не такие же люди, аж прочие обитатели Кьюига, и не повторял ли тот офицер на допросе слова из кьюиганских учебников!
     Для землян они все - генетически нечистые особи, мутанты, охранившие строение тела человека.
     Хотелось спросить самого себя- какой же я мутант?
     Но все перечисленное выше являлось лишь малой толикой вопросов и потрясений, которые узлом сплетались в сознании Вадима.
     Он механически решал необходимые в данный момент организационные вопросы, отдавал распоряжения, спорил с Дмитрием по поводу попавших в плен техников Земного Альянса - можно ни доверять им при мелком ремонте поврежденных серв-машин, слушал ручательства Сайкова, а мысли все время сворачивали в одну сторону: ярко вспоминался тот миг, когда онемевший от напряжения палец потянул спусковую скобу автомата, и пули хлестнули, разбрасывая песок, с глухим металлическим звоном прошибая броню, выбивая алые брызги из-под ромбовидных керамлитовых пластин... Перед глазами стояли падающие, как подкошенные снопы, солдаты, тело полковника, отброшенное очередью на несколько метров, рука майора, в агонии царапающая окровавленный песок...
     Скольких землян он убил и сколько еще предстоит смертей?
     Вадим не испытывал мук совести, - внутри все будто окаменело, он лишь пытался отдать себе отчет: кем стал он и кем являлись люди, вторгшиеся на Кьюиг? Почему они убивали друг друга, испытывая одинаковую ненависть, одинаковый страх, равную боль?
     Будут ли тени убитых приходить к нему по ночам?
     Вадим чувствовал, что - нет. Он словно замерз изнутри, и это ощущение, когда ты понимаешь, что перестал страшиться, способен идти и убивать дальше, пусть ради великой цели независимости своей планеты... - это чувство ледяной пустоты, предопределенности оказалось на поверку во сто крат хуже панической нервной дрожи и прочих признаков непроходящего стресса, который он испытывал, едва встав на этот путь...
     - Дима, я сейчас вернусь, - внезапно произнес Нечаев, прерывая разговор, от смысла которого он отключился, потеряв нить рассуждений.
     - Ты куда, Вадим? - Дорохов удивленно посмотрел на него.
     - Две минуты, ладно? - уклонился от прямого ответа Нечаев, исчезая в темноте.
     Кормовые люки боевой планетарной машины были плотно задраены, рядом на корточках сидел часовой, в котором Вадим со смятением узнал Хьюго.
     - Как нога? - машинально спросил он, внутренне устыдившись, что не отыскал андроида раньше.
     - Все в порядке, Вадим, - в своей лаконичной манере ответил андроид. - Сержант Сайков, по-моему, неплохой парень. Он быстро сообразил, что на передовом рубеже обороны в достатке разных запчастей от подобных мне машин.
     Вадим присел рядом с Хьюго, у которого действительно снова было две нога, и, достав сигареты, спросил:
     - Ты можешь мне ответить, Хью, кто ты?
     - Я?
     - Да, ты. Ты воюешь на стороне одних людей, убивая при этом других, и чувствуешь себя, судя по всему, вполне комфортно. - Он искоса взглянул на андроида. - Где твоя зона отчуждения, Хьюго?
     - Ты задал странный вопрос, Вадим, - повернувшись к нему, ответил дройд. - Если ты хочешь знать, почему я на вашей стороне, - то здесь мной руководит целесообразность. Для тебя я являюсь неоспоримой ценностью, союзником, другом, а для любого пришельца встретившийся на пути андроид незнакомой модели и непонятного поведения - лишь опасная и досадная помеха...
     - А все-таки. Кем ты ощущаешь себя?
     Хьюго задумался. На две или три секунды, но - задумался.
     - Я - нечто, - наконец ответил он. - Не машина, потому что думаю, как люди, и не человек, потому что создан вами из искусственных материалов.
     Вадим промолчал. Иные человекоподобные роботы аналогичной модели по сравнению с Хьюго выглядели бледными подобиями, хотя времени на саморазвитие у них было вполне достаточно. Да, за века колонизации их осталось мало, но Нечаев мог припомнить; как минимум десять-пятнадцать семей, у которых имелись старые машины...
     Вадим глубоко затянулся, ощущая во рту не вкус табачного дыма, а лишь противную горечь, и спросил:
     - Почему, в таком случае, другие андроиды твоей серии либо ушли от людей, либо до сих пор нянчат детей, вытирают пыль, а ты воюешь?
     - А разве ты не понял? Когда включилась моя функция саморазвития, исполнительный дройд по имени Хьюго превратился в любопытного младенца. Меня не только создали люди, но и воспитали... своим примером, прежде всего. Ведь бытие определяет сознание, верно? - уточнил он. - Да, частью моего существования являлась война, в момент столкновения двух человеческих анклавов, ну и что? Я ведь не застыл в той точке времени, а развивался до и после столкновения... - Заметив, что Вадим по-прежнему смотрит на него с недопониманием во взгляде, Хьюго пояснил: - Другим машинам моей серии повезло либо в большей, либо в меньшей степени. Кто попал в "нормальные" семьи, тот и вырос в своем саморазвитии в уравновешенного, преданного хозяевам, по-своему любящего их слугу, механического друга семьи. Если быть точнее, вырос не ощущающим никакой ущербности в таком положении. А кто-то достался людям неумным, злым, ненавидящим друг друга и развился соответственно в машину с неадекватным агрессивным поведением. Все очень просто, Вадим: вы нас создали, затем воспитали, а уже потом оглянулись на содеянное и справедливо ужаснулись, - ведь добрая половина бытовых машин развилась в агрессивных, не уважающих понятие "жизнь" механических отморозков. Но у кого они учились этому?
     - У людей... - глухо признал Вадим, понимая, что иных источников наглядного примера у андроидов не было.
     - Нас испугались и постарались убрать, разрушить, забыв о том, что путь саморазвития любой машины, как лиана, переплетен с поступками своих хозяев и невольных воспитателей, - подтвердил его мысль Хьюго.
     - А кто воспитал тебя? - спросил Вадим, не чувствуя, что уголек сигареты начинает жечь пальцы.
     - Хороший человек, - лаконично ответил дройд, понимая, что имя собственное ничего не скажет Вадиму. - Я вырос в сельве, среди небольшого сообщества людей, ведущих постоянную борьбу за выживание... Но беда всех машин - в нашем долголетии... - заметил он. - Был период, когда я ощущал себя нужным, созидал и одновременно развивался, но сменились поколения, произошла война, а после ее окончания потомки моих первых хозяев решили, что участие в боевых действиях изменило сущность всех андроидов и я лишь маскируюсь под преданного механического слугу семьи...
     - Автоматная очередь... - начал было Вадим, но Хьюго прервал его кивком.
     - Да, в меня стрелял последний хозяин, правнук того человека, которого я своими руками извлек из крионической камеры после крушения колониального транспорта. В отличие от прадеда, он не любил машины и не доверял им.
     - И ты?
     - Я ушел... Уполз в горы, подальше от сельвы, чтобы затаиться во мраке пещеры, и еще некоторое время стоял там, полностью обездвиженный, пока не решил закончить это бессмысленное прозябание. Я погасил свой реактор.
     Вадим переживал откровенный рассказ андроида с не меньшей глубиной, чем делал бы это, слушая ч