оговориться... Выяснить как можно больше. Реакция наступит самое
раннее через несколько часов...
     -- А! -- Доктор быстро взглянул на Физика и опустил глаза.
     Они стояли в пяти шагах от двутела, который не спускал с них
бледно-голубых глаз.
     -- Чтобы вытянуть из него как можно больше, прежде чем... он
умрет?
     -- Я  думал  не  об  этом,  --  сказал  Физик.  Он  старался
сохранить спокойствие. -- Я полагаю, что он будет вести себя, как
человек. Психическое равновесие он сохранит в течение  нескольких
часов, потом наступит апатия -- ты  ведь  знаешь.  На  его  месте
каждый из нас думал бы прежде всего о выполнении задания.
     Доктор пожал плечами, посмотрел на Физика исподлобья и вдруг
улыбнулся:
     -- Каждый   из  нас,  говоришь?  Да,  возможно,  зная,   что
произошло. Но он пострадал из-за нас. По нашей вине.
     -- Ну и что из этого? Для тебя важно какое-то искупление? Не
будь смешным!
     На лице Физика выступили красные пятна.
     -- Нет, -- сказал Доктор. -- Я не согласен. Понимаешь,  это,
-- он показал на прилегшего двутела, -- больной,  а  это,  --  он
стукнул себя в грудь, -- врач. И остальным здесь делать нечего.
     -- Ты так считаешь? -- глухо сказал Физик.  --  Но  это  наш
единственный шанс. Мы ведь не сделаем ему ничего плохого. Это  не
наша вина, что...
     -- Неправда! Он облучился, так как шел по следу Защитника! А
теперь довольно. Нужно взять у него кровь.
     Доктор подошел к двутелу со шприцем. Секунду стоял. над ним,
как бы колеблясь, потом вернулся к столу за  другим  шприцем.  На
оба насадил иглы, вынутые из гамма-стерилизатора.
     -- Помогите мне,  --  обратился  Доктор  к  Кибернетику.  Он
шагнул к двутелу. На его глазах  обнажил  руку.  Кибернетик  ввел
иглу ему в вену, всосал  немного  крови,  отступил  назад,  тогда
Доктор взял другой шприц и, прикасаясь им к коже лежащего,  нашел
сосуд, взглянул двутелу в глаза, потом воткнул  иглу.  Кибернетик
стоял над ними. Двутел даже не  вздрогнул.  Его  светло-рубиновая
кровь наполнила стеклянный цилиндр. Доктор  ловко  вытащил  иглу,
прижал кровоточащую ранку кусочком ваты  и  вышел,  высоко  держа
шприц.
     Физик и Кибернетик переглянулись. Кибернетик  еще  держал  в
руке шприц с кровью Доктора. Он положил его на стол.
     -- И что теперь? -- спросил Кибернетик.
     -- Он мог бы нам все  рассказать.  --  Физик  был  словно  в
горячке. -- А этот -- этот!
     Вдруг он посмотрел Кибернетику в глаза.
     -- Может, их разбудить? -- повторил Кибернетик.
     -- Это ничего не даст. Доктор скажет им то же самое,  что  и
мне. Есть только одна возможность --  он...  должен  сам  решить.
Если бы он захотел... Доктор не сможет ему препятствовать.
     -- Он? -- Кибернетик изумленно посмотрел на Физика.  --  Ну,
хорошо... Но как же он решит? Ведь он ничего не знает,  а  мы  не
можем ему рассказать.
     -- Еще как можем, --  холодно  произнес  Физик.  Он  смотрел
теперь  на  стеклянный  цилиндр  с    кровью,    лежащий    около
стерилизатора. -- У нас есть минут пятнадцать, прежде чем  Доктор
пересчитает его красные кровяные шарики. Давай сюда доску!
     -- Но это же не имеет никакого...
     -- Давай доску! -- крикнул Физик, собирая кусочки мела.
     Кибернетик снял со стены доску,  они  вместе  установили  ее
напротив двутела.
     -- Мало мела! Принеси из библиотеки цветной!
     Когда Кибернетик вышел, Физик схватил  мел  и  начал  быстро
рисовать большую полусферу, в которой находилась ракета. Чувствуя
на  себе  бледно-голубой  неподвижный  взгляд,  он  рисовал   все
быстрее. Кончив рисунок, он оборачивался  к  двутелу,  напряженно
смотрел ему в глаза, пальцем тыкал в доску, вытирал ее  губкой  и
рисовал дальше.
     Стена полусферы -- целая. Стена --  и  перед  ней  Защитник.
Рыло Защитника -- и вылетающий из него заряд.  Он  нашел  кусочек
фиолетового  мела,  замазал  им  часть  стены  перед  Защитником,
пальцами  растер  мел,   образовалось    отверстие,    окруженное
фиолетовым  потеком.  Силуэт  двутела.  Физик  подошел  к  гостю,
прикоснулся к его торсу,  вернулся  к  доске,  стукнул  мелом  по
нарисованной фигурке, стер с доски, еще  раз  поспешно  изобразил
толсто обведенную фиолетовым дыру в стене, в ней  двутела,  потом
стер все вокруг. На доске остался только контур  большой  фигуры.
Физик, стоя так, чтобы двутел мог  видеть  каждое  его  движение,
начал медленно втирать раскрошенный в пыль фиолетовый мел в  ноги
выпрямившейся фигуры. Обернулся. Малый торс двутела,  который  до
этого покоился на надутой Доктором  резиновой  подушке,  медленно
приподнялся, обезьянье лицо с разумными  глазами  отвернулось  от
доски и уставилось на Физика, как бы задавая молчаливый вопрос.
     Тогда Физик кивнул головой,  схватил  жестяную  банку,  пару
защитных  перчаток  и  стремительно  выбежал  из  лаборатории.  В
туннеле он чуть  не  столкнулся  с  автоматом,  который  при  его
появлении  убрался  с  дороги.  Он  выскочил  на  поверхность  и,
натягивая на бегу  перчатки,  помчался  к  выжженному  Защитником
отверстию. У  неглубокой  воронки  бросился  на  колени  и  начал
поспешно   выковыривать    из    грунта    куски    загустевшего,
остекленевшего от жара песка и бросать его в банку. Потом вскочил
и опять бегом вернулся через  туннель  в  ракету.  В  лаборатории
кто-то стоял -- Физик  зажмурил  ослепленные  глаза  --  это  был
Кибернетик.
     -- Где Доктор?
     -- Еще не вернулся.
     -- Отойди. Лучше сядь там, у стены.
     Как   Физик    и    ожидал,    остекленевший    песок    был
бледнофиолетового цвета. Когда он вошел, двутел повернул  к  нему
лицо -- он определенно ждал Физика.
     Физик высыпал на пол перед доской все содержимое банки.
     -- С ума сошел! -- вскакивая с места, крикнул Кибернетик.
     Счетчик, переставленный на другой конец стола, пробудился  и
начал поспешно щелкать.
     -- Молчи! Не мешай!
     В  голосе  Физика  дрожала  такая  ярость,  что   Кибернетик
неподвижно застыл у стены.
     Физик  бросил  взгляд  на  циферблат  часов:   прошло    уже
двенадцать минут. Вот-вот мог вернуться  Доктор.  Он  наклонился,
показал на едва заметные  фиолетовые  щербины  полурасплавленного
песка. Поднял горсть песчинок, приложил их,  держа  на  раскрытой
ладони, к тому месту, где были нарисованы  замазанные  фиолетовым
мелом ноги стоящей фигуры.  Растер  немного  песчаных  крошек  по
рисунку, посмотрел в глаза двутелу, стряхнул остатки пыли на пол,
отступил в глубь зала, потом решительным шагом  двинулся  вперед,
как будто отправился куда-то далеко, вошел в середину фиолетового
пятна,  постоял  с  минуту,  закрыл  глаза  и,  расслабив  мышцы,
медленно  упал.  Его  тело  глухо  ударилось  об  пол.  Он  лежал
несколько секунд, потом вдруг вскочил, подбежал к столу,  схватил
счетчик Гейгера и, держа его перед собой, как фонарь,  подошел  к
доске. Едва раструб черного цилиндра приблизился  к  нарисованным
мелом ногам,  раздалась  тревожная  дробь.  Физик  несколько  раз
приближал счетчик к доске и отодвигал его,  повторяя  эффект  для
неподвижно наблюдавшего двутела, потом медленно повернулся к нему
и начал придвигать раструб  счетчика  Гейгера  к  его  обнаженным
подошвам.
     Счетчик заворчал.
     Двутел издал слабый звук, как будто  поперхнулся.  Несколько
секунд, которые показались Физику вечностью, смотрел  человеку  в
глаза бездонным бледным  взглядом.  Потом  --  по  лбу  у  Физика
покатились капли пота --  двутел  вдруг  расслабил  торс,  закрыл
глаза и бессильно опустился на  изголовье,  одновременно  странно
выпрямляя узловатые пальчики обеих рук. Некоторое время он  лежал
как мертвый, вдруг открыл глаза, сел и  уперся  взглядом  в  лицо
Физика.
     Тот кивнул, отнес аппарат на стол, оттолкнув ногой доску,  и
глухо обратился к Кибернетику:
     -- Понял.
     -- Что понял? -- выдавил тот, потрясенный безмолвной сценой.
     -- Что должен умереть.
     Вошел Доктор, взглянул на доску, на рассыпанные стеклянистые
обломки, на товарищей, на двутела.
     -- Что здесь происходит? -- спросил он. -- Что это  значит?!
-- Он сердито повысил голос.
     -- Ничего  особенного...  У  тебя  уже  двое  пациентов,  --
равнодушно сказал Физик, а когда Доктор ошеломленно  взглянул  на
него, взял со стола счетчик и направил его раструб на собственное
тело.
     Радиоактивная  пыль  впиталась  в  материал  комбинезона  --
счетчик пронзительно застрекотал.
     Лицо Доктора  покраснело.  Мгновение  он  стоял  неподвижно,
казалось,  он  бросит  на  пол  шприц,  который  держал  в  руке.
Постепенно кровь отхлынула у него от лица.
     -- Да? -- сказал он. -- Хорошо. Идем.
     Едва они вышли, Кибернетик накинул защитный  халат  и  начал
поспешно убирать радиоактивные крошки. Он вывел из стенного шкафа
полуавтоматического уборщика и пустил его подчищать пятно. Двутел
лежал без движения, смотрел на его  возню,  несколько  раз  слабо
покашлял.  Через  какиенибудь  десять  минут  вместе  с  Доктором
вернулся Физик -- на нем был белый полотняный костюм, шею и  руки
покрывали толстые витки бинта.
     -- Уже, -- почти весело сказал  он  Кибернетику.  --  Ничего
страшного: первая степень, а может, и того нет.
     Доктор и Кибернетик принялись  поднимать  двутела,  который,
поняв, что от него хотят, послушно встал и вышел из лаборатории.
     -- И для чего все это было? -- спросил Кибернетик.
     Он нервно шагал по залу, тыкая во все  щели  и  углы  черную
мордочку счетчика Гейгера. Время от  времени  щелканье  несколько
усиливалось.
     -- Увидишь, -- спокойно ответил Физик. -- Если у него голова
на месте -- увидишь.
     -- Почему ты не надел защитной  одежды?  Жалко  было  минуту
потратить?
     -- Я должен был показать это  как  можно  проще,  --  сказал
Физик. -- Как можно естественнее, чтобы ничего лишнего, понимаешь?
     Они замолчали. Стрелка  стенных  часов  медленно  двигалась.
Наконец Кибернетика начало клонить в сон. Физик, неловко действуя
торчащими из бинтов пальцами,  зажег  сигарету.  Вошел  Доктор  в
перепачканном халате, подскочил к Физику:
     -- Ты! Да ты что?! Что ты с ним сделал?!
     -- А в чем дело? -- поднял голову Физик.
     -- Он не хочет лежать! Едва дал себя перевязать, как встал и
полез в дверь. О, он уже здесь... -- добавил Доктор тише.
     Двутел вошел, неуклюже ковыляя. По полу за ним тянулся конец
бинта.
     -- Ты не можешь лечить  его  против  его  воли,  --  холодно
сказал Физик. Он бросил сигарету на  пол,  встал  и  придавил  се
ногой. -- Ну что, возьмем калькулятор из навигационной, а? У него
максимальная область экстраполяции, -- сказал он Кибернетику.
     Тот  вздрогнул,  проснувшись,  вскочил,  мгновение   смотрел
мутным взглядом  и  быстро  вышел.  Дверь  он  оставил  открытой.
Доктор,  засунув  кулаки  в  карманы  халата,    стоял    посреди
лаборатории. Услышав слабое шлепанье, он обернулся, посмотрел  на
гиганта, который медленно приближался, и вздохнул.
     -- Уже знаешь? -- сказал он. -- Уже знаешь, а?
     Двутел кашлянул.

     Остальные трое  спали  целый  день.  Когда  они  проснулись,
смеркалось. Они пошли прямо в библиотеку. Она представляла  собой
кошмарное зрелище. Столы, пол, все свободные кресла были завалены
грудами  книг,  атласов,  открытых  альбомов,  сотни  исчерченных
листов валялись под ногами, вперемешку  с  книгами  лежали  части
приборов, цветные гравюры, консервные банки, тарелки,  оптические
стекла, арифмометры, катушки, к стене была  прислонена  доска,  с
которой стекала вода, смешанная с  меловой  пылью,  толстый  слой
засохшего известкового  порошка  покрывал  пальцы,  рукава,  даже
колени  Физика,  Кибернетика  и  Доктора.  Они  сидели   напротив
двутела, заросшие,  с  покрасневшими  глазами,  и  пили  кофе  из
больших кружек. Посреди библиотеки, там, где раньше  стоял  стол,
возвышался ящик большого электронного калькулятора.
     -- Как дела? -- спросил Координатор, остановившись на пороге.
     -- Великолепно. Мы согласовали уже тысячу шестьсот  понятий,
-- ответил Кибернетик.
     Доктор встал. На нем все еще был белый халат.
     -- Они вынудили меня к этому. -- Доктор показал на  двутела.
-- Он облучился.
     -- Облучился?! -- Координатор  шагнул  внутрь.  --  Что  это
значит?
     -- Прошел через радиоактивное пятно в проломе,  --  объяснил
Физик.
     Он оставил недопитый кофе и опустился на колени у аппарата.
     -- У него уже на десять процентов меньше  белых  телец,  чем
семь часов назад, -- сказал Доктор. -- Гиалиновая дегенерация  --
совсем как у человека. Я хотел его изолировать, ему нужен  покой,
но он не хочет лежать, так как Физик  сказал  ему,  что  это  все
равно не поможет.
     -- Это правда? -- повернулся Координатор к Физику.
     Тот, не отрываясь от гудящего прибора, кивнул головой.
     -- И его нельзя спасти? -- спросил Инженер.
     Доктор пожал плечами.
     -- Не знаю! Если бы это был человек, я сказал бы, что у него
тридцать шансов из ста. Но это не человек. Он становится  немного
апатичнее. Но, может быть, это от усталости и бессонницы. Если бы
я мог его изолировать...
     -- Ну что тебе нужно? Ты ведь и так делаешь с ним  все,  что
хочешь, -- сказал Физик, не поворачивая головы.
     Забинтованными руками он все еще копался в приборе.
     -- А с тобой что случилось? -- спросил Координатор.
     -- Я объяснил  ему,  каким  образом  он  подвергся  лучевому
поражению.
     -- Ты так подробно объяснял?! -- крикнул Инженер.
     -- Пришлось.
     -- Случилось   то,  что  случилось,  --   медленно    сказал
Координатор. -- Хорошо ли, плохо ли, но это так. Что теперь?  Что
вы уже знаете?
     -- Многое.
     Заговорил Кибернетик:
     -- Он уже усвоил массу наших  символов  --  главным  образом
математических. С теорией информации, можно  сказать,  покончено.
Хуже всего с его электрическим письмом: без специального аппарата
мы не могли бы этому научиться, а у нас нет ни  такого  аппарата,
ни времени, чтобы его сделать. Помните трубки  в  их  телах?  Это
просто устройство для письма! Когда двутел  появляется  на  свет,
ему сразу же  вставляют  такую  трубку  --  как  у  нас  когда-то
протыкали девочкам уши... По обеим сторонам большого тела  у  них
есть электрические органы. Поэтому корпус такой большой. Это  как
бы мозг  и  одновременно  плазменная  батарея,  которая  передает
заряды непосредственно "пишущему каналу". У него канал  кончается
проводками на воротнике, но это у  всех  поразному.  Писать  они,
конечно, должны учиться. Эта операция, практикующаяся уже  тысячи
лет, -- только подготовительный шаг.
     -- Значит, он действительно не говорит? -- спросил Химик.
     -- Говорит! Кашель, который вы слышали, и  есть  речь.  Одно
покашливание -- это целое предложение,  произнесенное  с  большой
скоростью. Мы записали кашель на пленку -- он  раскладывается  на
спектр частот.
     -- А!   Так  это  речь,  основанная  на  принципе  частотной
модуляции звуковых колебаний!
     -- Скорее,   шумов.  Она  беззвучна.   Звуками    выражаются
исключительно чувства, эмоциональные состояния.
     -- А эти электрические органы -- служат ли они им оружием?
     -- Не знаю. Но можно его спросить.
     Кибернетик наклонился, вытащил большой  чертеж,  на  котором
был изображен схематичный вертикальный разрез двутела, указал  на
два удлиненных сегментных образования внутри  него  и,  приблизив
рот к микрофону, спросил:
     -- Оружие?
     Репродуктор,  установленный  с  другой  стороны,    напротив
лежащего двутела, застрекотал.  Двутел,  который  чуть  приподнял
малый торс, когда вошли новые  люди,  некоторое  время  оставался
неподвижным, потом закашлял.
     -- Оружие -- нет, -- глухо заскрипел репродуктор.  --  Много
оборотов планеты -- когда-то -- оружие.
     Двутел кашлянул.
     -- Орган   --  рудимент  --  биологической  --  эволюции  --
вторичная -- адаптация --  цивилизация,  --  мертво,  без  всякой
интонации проскрипел репродуктор.
     -- Ну-ну, -- буркнул Инженер.
     Химик слушал, зажмурив глаза.
     -- А, значит, действительно! -- вырвалось у Координатора. Он
сдержался и спросил: -- Что представляет собой их наука?
     -- С нашей точки зрения она странная, --  сказал  Физик.  Он
поднялся с колен. -- Никак не убрать этого проклятого скрипа,  --
бросил он Кибернетику. -- Огромные знания в области  классической
физики.  Оптика,  электричество,   механика    в    специфическом
соединении с химией  --  что-то  вроде  механохимии.  Там  у  них
любопытные достижения.
     -- Ну?! -- рванулся вперед Химик.
     -- Подробности потом. У нас все зафиксировано, не бойся.  От
этих исходных позиций мы  перешли  к  теории  информации.  Но  ее
изучение у них вне специальных учреждений запрещено.  Хуже  всего
выглядит их атомистика, особенно ядерная химия.
     -- Подожди, как это запрещено? -- удивился Инженер.
     -- Очень просто, нельзя проводить такие исследования.
     -- Кто их запрещает?
     -- Это сложный вопрос,  и  мы  еще  мало  что  понимаем,  --
вмешался Доктор.  --  Хуже  всего  мы  пока  ориентируемся  в  их
социальной динамике.
     -- Кажется, для ядерных исследований им не хватает стимулов,
-- сказал Физик. -- Они не ощущают энергетического дефицита.
     -- Давайте кончим сначала  с  одним!  Так  как  же  с  этими
запрещенными исследованиями?
     -- Садитесь, будем спрашивать дальше, -- сказал Кибернетик.
     Координатор приблизил лицо к микрофону. Кибернетик остановил
его:
     -- Подожди. Трудность заключается в  том,  что  чем  сложнее
конструкция предложения, тем больше  рассыпается  у  калькулятора
грамматика. Кроме того, анализатор звука,  кажется,  недостаточно
селективен.  Часто  мы  получаем  просто  ребусы;  впрочем,  сами
увидите.
     -- На планете вас... много? -- медленно и отчетливо  спросил
Физик. -- Какова динамическая структура? Вас много на планете?
     Репродуктор щелкнул два раза и остановился. Двутел  довольно
долго не отвечал. Потом хрипло закашлял.
     -- Динамическая структура -- двойная. Связь --  двойная,  --
забормотал  репродуктор.  --  Общество    --    управляется    --
централизованно -- вся планета.
     -- Отлично! -- воскликнул Инженер.
     Как и остальные двое новых участников беседы, он  был  очень
возбужден. Физик, Доктор и Кибернетик, может быть  от  усталости,
сидели неподвижно, с безразличными лицами.
     -- Кто управляет обществом? Кто на вершине --  один  индивид
или группа? -- спросил Координатор, потянувшись к микрофону.
     Репродуктор  затрещал,  послышалось  протяжное  гудение,  на
пульте прибора пару раз мигнул красный указатель.
     -- Так спрашивать нельзя, -- поспешил объяснить  Кибернетик.
-- "На вершине" в данном случае -- переносное значение слова и не
имеет эквивалента в словаре калькулятора. Подожди, я попробую.
     Он наклонился вперед:
     -- Как  много  вас  управляет  обществом?  Один?  Несколько?
Большое число?
     Репродуктор быстро застрекотал.
     Двутел покашлял, и репродуктор начал размеренно выбрасывать:
     -- Один -- несколько -- много -- управление  --  неизвестно.
Неизвестно, -- повторил он.
     -- То есть  как  неизвестно?  Что  это  значит?  --  спросил
удивленный Координатор.
     -- Сейчас выясним. Не известно тебе или не  известно  никому
на планете? -- сказал Кибернетик в микрофон.
     Двутел ответил, и калькулятор выбросил в репродуктор:
     -- Связь -- динамичная -- двойная. Известно -- одно -- есть.
Известно -- другое -- нет.
     -- Ничего не понимаю! -- Координатор смотрел  на  остальных.
-- А вы?
     -- Подожди, -- сказал Кибернетик,  всматриваясь  в  двутела,
который еще раз медленно приблизил  лицо  к  своему  микрофону  и
кашлянул несколько раз.
     Калькулятор заговорил:
     -- Много   оборотов  планеты  --    когда-то   -- управление
централизованное  --  распределенное.  Пауза.   Сто    тринадцать
оборотов планеты так есть. Пауза. Сто две