говорит мышь. Я слышу тебя, сова. -- Добрый вечер.
     -- Привет,--  ответил  я  и,  понимая,  что  разговор предстоит долгий,
занавесил окно и еще  раз  повернул  ключ  в  замочной  скважине.  Теперь  я
прекрасно слышал Лакса. Я узнал его голос.
     -- Мы  можем  говорить  спокойно,-- сказал он и тихонько засмеялся. Нас
никто не поймет, я применил scrambling собственной разработки.  Но  все-таки
лучше будет, если я останусь совой, а ты мышью, О'кей? -- 0'кей,-- ответил я
и погасил лампу.
     -- Разгадать  открытку  было  не  слишком трудно. Ты верно рассчитал. Я
сразу понял, в чем дело. -- Но как ты наладил?..
     -- Мыши лучше об этом знать. Мы переговариваемся, в общем,  нелегальным
способом.  Мышь  должна убедиться, что партнер не подставной. Перед нами две
разные части нашей головоломки. Сова начнет первой. Пыль  --  это  вовсе  не
пыль.    Это   очень   интересно   построенные   микрополимеры,   обладающие
сверхпроводимостью при комнатной температуре. Некоторые из них соединились с
остатками того бедняги, который остался на Луне. -- И что это  означает?  --
Время  точных  ответов  еще не пришло. Пока можно строить только догадки. По
знакомству мне удалось достать щепотку порошка.  У  нас  мало  времени.  То,
благодаря  чему  мы можем беседовать, через полчаса зайдет за горизонт мыши.
Днем я  не  мог  откликнуться.  Правда,  тогда  мы  располагали  бы  большим
временем, но больше был бы и риск.
     Мне было ужасно любопытно, каким образом Лакс сумел прислать ко мне это
металлическое  насекомое,  но  я  понимал,  что  не  должен спрашивать. -- Я
слушаю, сова, продолжай.
     -- Мои опасения подтвердились, хотя и с обратным  знаком.  Я  допускал,
что из всей этой мешанины на Луне получится что-то новое, но не предполагал,
что  ТАМ  возникает  нечто,  способное  воспользоваться  нашим посланцем. --
Нельзя ли яснее?
     -- Пришлось бы без надобности  влезть  в  техническую  терминологию.  Я
скажу  то, что считаю наиболее правдоподобным, и настолько просто, насколько
удастся. Произошла иммунологи-ческая реакция. Не на всей  поверхности  Луны,
разумеется,  но  по  крайней мере в одном месте, и оттуда началась экспансия
некро-цитов. Так для себя я назвал пыль. -- Откуда взялись некроциты  и  что
они  делают?  -- Из логически-информационных руин. Некоторые из них способны
использовать солнечную энергию. Это, в  общем-то,  и  не  удивительно,  ведь
систем  с  фотоэлементами  там  было  очень  много.  Я  считаю,  что  многие
миллиарды. Все дело в том, что -- как бы  это  сказать  --  Луна  постепенно
приобрела  иммунитет  ко всякого рода вторжениям. Только не думайте, что там
появился какой-то разум. Как известно, мы покорили силу тяготения и атом, но
беспомощны перед насморком и гриппом. Если на Земле возник биоценоз,  то  на
Луне   --  некроценоз.  Изо  всей  этой  неразберихи,  взаимных  подкопов  и
нападений. Одним словом, система, основанная на принципе щита  и  меча,  без
воли  и  ведома  программистов,  умирая, породила некроцитов. -- Но что они,
собственно, делают? -- Сначала, я полагаю,  они  выполняли  роль  древнейших
земных  бактерий,  то  есть попросту размножались, и было их наверняка много
видов, большинство из которых погибли, как и положено  при  эволюции.  Через
какое-то   время   выделились  симбиоти-ческие  виды.  То  есть  действующие
совместно, ибо это  приносит  им  взаимную  выгоду.  Но,  повторяю,  никакой
разумности,   ничего   подобного.   Они  способны  лишь  к  огромному  числу
превращений, как скажем, вирусы гриппа. Однако земные бактерии --  паразиты,
а  лунные  --  нет. Там просто не на ком паразитировать, если не считать тех
компьютерных  руин,  из  которых  они  вылупились.  Но  это  был  только  их
первоначальный  корм. Дело, однако, осложнилось тем, что, пока программы еще
действовали,  произошло  раздвоение   всех   видов   оружия,   которое   там
создавалось.
     -- Я понимаю. На оружие, поражающее живые цели, и на то, что уничтожает
мертвого противника.


     -- Мышь  весьма  сообразительна.  Именно  так,  пожалуй,  и было. Но от
первичных некроцитов, которые  появились  много  лет  назад,  наверное,  уже
ничего  не  осталось.  Некроциты  превратились  в селеноцитов. Иначе говоря,
чтобы  сохраниться,  они  начали   соединяться,   приобретая   все   большую
разносторонность,  как,  скажем,  обычные  бактерии,  которые  под действием
антибиотиков совершенствуются, то есть усиливают свои инфекционные  свойства
и  вырабатывают невосприимчивость к антибиотикам. -- А что на Луне выполняло
роль антибиотиков? -- Об этом пришлось  бы  говорить  долго.  Прежде  всего,
опасными для селеноцитов оказались те продукты военной автоэволюции, которые
имели целью уничтожать любую "вражескую силу". -- Не совсем понятно.
     -- Хотя  сейчас  лунный проект вступил в агональную стадию, долгие годы
там шла специализация и усовершенствование оружия, поначалу моделируемого, а
затем и реального, и некоторые  виды  оружия  стали  угрожать  существованию
селеноцитов.
     -- То есть они принимали их за "врага", которого надлежит уничтожить?
     -- Разумеется.  Это  был  превосходный  допинг. Наподобие тех пушек, из
которых фармацевтическая промышленность стреляет  по  бактериям.  Это  резко
ускорило   темп  эволюции.  Селеноциты  взяли  верх,  потому  что  оказались
жизнеспособнее. Человек  может  страдать  насморком,  но  насморк  не  может
страдать человеком. Ясно, не так ли? Большие, усложненные системы играли там
роль людей. -- И что дальше?
     -- Очень  интересный  и  совершенно  неожиданный  поворот. Иммунитет из
пассивного сделался активным. -- Не понимаю.
     -- От обороны они перешли к наступлению  и  этим  значительно  ускорили
крах лунной гонки вооружений... -- Та пыль?
     -- Вот   именно,  пыль.  А  когда  там  остались  лишь  жалкие  остатки
великолепного   Женевского   проекта,   селеноциты    неожиданно    получили
подкрепление. -- Какое?
     -- Дисперсанта.  Они  использовали  его.  Не  столько  его  уничтожили,
сколько поглотили, или, лучше сказать, там  произошел  электронно-логический
обмен  информацией.  Это  была  гибридизация,  скрещивание. -- Как это могло
произойти?
     -- Это не так уж и удивительно, ведь  и  сам  я  в  качестве  исходного
материала  выбрал  силиконовые полимеры с полупроводниковой характеристикой,
хотя и с другой, разумеется. Но адаптивность  моих  частичек  была  того  же
типа,  что  и  приспо-собительные  способности  лунных.  Дальнее,  на все же
родство.  При  одном  и  том  же  исходном  материале  и  результаты  обычно
получаются во многом похожие. -- И что же теперь?


     -- В  этом  я  еще  не  до  конца  разобрался.  Ключом  к решению может
оказаться твоя посадка. Почему ты спустился на Море Зноя?
     -- В японском секторе? Не знаю.  Не  помню.  --  Ничего?  --  По  сути,
ничего. -- А твоя правая половина?
     -- И  она  тоже.  Я  уже могу с ней вполне нормально общаться. Но прошу
сохранить это в тайне. Хорошо?
     -- Обещаю. Для верности я даже не спрашиваю, КАК ты  это  делаешь.  Что
она знает?
     -- Что,  когда  я  вернулся  на корабль, в кармане скафандра было полно
этой пыли. Но откуда она там взялась, правая половина не знает.
     -- Ты мог сам набрать ее там, на месте. Вопрос только -- для чего?
     -- Судя по тому, что я услышал от тебя, так  оно  и  было  --  вряд  ли
селеноциты  сами  забрались  ко  мне  в  карман. Но я ничего не помню. А что
известно Агентству?
     -- Пыль вызвала сенсацию и панику. Особенно то, что  она  следовала  за
тобой  повсюду.  Ты  знаешь  об  этом? -- Да. От профессора Ш. Он был у меня
неделю назад. -- Уговаривал согласиться на обследование. И ты отказался?  --
Прямо  не  отказался,  но  стал тянуть время. Здесь есть по крайней мере еще
один: из другой группы. Он отсоветовал мне. Не знаю от чьего имени.  Сам  он
прикидывается  пациентом.  -- Таких, как он, возле тебя гораздо больше. -- С
какой целью селеноциты "следовали за мной"? Шпионили?
     -- Не обязательно. Можно быть  носителем  инфекции,  не  подозревая  об
этом. -- Но история со скафандром?
     -- Да.  Это  темное  дело. Кто-то насыпал тебе пыль в карман или ты сам
это сделал? Непонятно только зачем. -- Вы не знаете?
     -- Я не ясновидец. Ситуация достаточно сложная. 3 а -ч  е  м-т  о  т  ы
высадился.  Ч  т  о-т  о  нашел.  К т о-т о пытается заставить тебя забыть о
первом и о втором. Отсюда и каллотомия.  --  Значит,  по  крайней  мере  три
антагонистические  стороны? -- Важно не сколько их, а как их выявить. -- Но,
собственно, почему это так важно? Рано или  поздно  фиаско  лунного  проекта
станет  явным.  И если даже селеноциты стали "иммунной системой" Луны, какое
это может иметь влияние на Земле?
     -- Двойное.  Во-первых,  и  это  уже  давно  можно   было   предвидеть,
возобновление   гонки   вооружений.   А   во-вторых   --   и   это   главная
неожиданность,-- селеноциты начали интересоваться нами. --  Людьми?  Землей?
То есть не только мной?


     -- Вот  именно.  -- И что они делают? -- Пока только размножаются. -- В
лабораториях?
     -- Прежде чем наши ребята  успели  сориентироваться,  что  и  как,  они
успели  разнестись  по  всем  странам  света. За тобой пошла только малая их
часть. -- Значит, размножаются И что же?
     -- Я уже сказал. Пока ничего.  Величиной  они  с  ультравирусов.  --  А
питаются чем?
     -- Солнечной энергией. По некоторым оценкам, их уже несколько миллионов
-- в воздухе, в океанах, везде. -- И они совершенно безвредны?
     -- До  сих  пор  --  совершенно.  Но  это  как  раз и вызвало особенное
беспокойство. -- Почему?
     -- Ну, это просто: не  только  с  большой  высоты,  но  и  вблизи,  они
выглядят как обычный мелкий песок. Значит, если ты высадился, для этого была
причина, но какая? Вот что все хотят понять.
     -- Но  если я ничего не помню --ни я, ни моя половина? -- Они не знают,
что вы договорились друг с другом. А кроме того, бывают разные виды амнезии.
Под гипнозом или в других  специальных  условиях  можно  извлечь  из  памяти
человека  то, чего он сам ни за что не вспомнит. А к тебе они подступают так
мягко и осторожно из опасения, что шок, сотрясение мозга или  другая  травма
повредят  или  вовсе  сотрут  то, что ты, возможно, знаешь, хотя и не можешь
припомнить. Кроме того, наши люди никак не могут прийти к единому мнению  по
поводу методики обследования... И это до сих пор играло тебе на руку.
     -- Пожалуй,  теперь  я  уже  вижу свое место во всей этой истории... но
почему последующие разведки не дали никаких результатов?  --  Кто  тебе  это
сказал? -- Мой первый гость. Невролог. -- Что конкретно сказал?
     -- Что   разведчики,  правда,  вернулись,  но  Луна  устроила  для  них
представление. Так он выразился.
     -- Это неправда. Насколько я знаю, было три разведки, одна  за  другой.
Две  из  них -- телетронные, причем все теледубли были уничтожены. Моего уже
не применяли, только  обычных.  У  них  были  еще  мини-ракеты,  позволяющие
выстреливать  пробы  грунта  наверх,  но из этого ничего не вышло. -- Кто их
уничтожил?
     -- Неизвестно, потому что связь прервалась очень быстро. Уже  во  время
посадки  в радиусе нескольких миль местность покрывалась чем-то вроде тумана
или облака, непроницаемого для радаров.


     -- Это для меня новость. А третий разведчик? -- Высадился и вернулся  с
полной  потерей памяти. Очнулся только на корабле. Так я слышал. Я не вполне
уверен, что это правда. Я не видел его. Чем темнее становится ситуация,  тем
больше секретности. Поэтому я не знаю, привез ли и он эту пыль. Предполагаю,
что  беднягу  сейчас обследуют, но, видимо, безуспешно, если они по-прежнему
так заботятся о тебе. -- И что же мне делать?
     -- На мой взгляд, дело хотя и плохо,  но  не  безнадежно.  По-видимому,
довольно   скоро   селеноциты  парализуют  остатки  лунных  вооружений.  Они
действуют методом короткого замыкания. В первую очередь уничтожают  то,  что
угрожает  им.  Лунный  проект, в сущности, уже списан в расход, но не в этом
дело. Здесь у нас несколько первоклассных  информатиков  считают,  что  Луна
начинает   интересоваться   Землей.  Их  вывод:  "селеносфера  вторгается  в
биосферу".
     -- Значит, все-таки вторжение? -- Нет. Мнения, правда, разделились,  но
скорее  всего  --  нет.  Во всяком случае, это не вторжение в обычном смысле
слова. Мы  послали  туда  полчища  разных  джиннов  в  наглухо  запечатанных
бутылках,  они  вырвались  наружу,  начали  бороться  друг  с другом, и, как
побочный эффект, возникли мертвые, но  необычайно  активные  микроорганизмы.
Это  не  похоже  на  подготовку вторжения. Скорее уж на пандемию. -- Не вижу
разницы.
     -- Попробую представить ситуацию образно. Селеносфера  встречает  любых
пришельцев  так  же,  как иммунная система -- чужеродное тело. Антиген. Если
даже не совсем так,  у  нас  нет  более  подходящих  аналогий.  Разведчиков,
которые  высадились  после  тебя, снабдили оружием новейшего типа. Я не знаю
подробностей, но это не было ни обычное оружие, ни ядерное. Агентство держит
в тайне то, что произошло на Луне, но пылевые облака были настолько  велики,
что  их наблюдали и фотографировали во многих астрономических обсерваториях.
Более того, когда облака осели, рельеф местности изменился. Появились выемки
наподобие кратеров, хотя и ничем не напоминающие  типичные  лунные  кратеры.
Этого  Агентство,  конечно, утаить не могло, поэтому оно просто молчит. Штаб
только тогда начал всерьез задумываться. Лишь тогда они  осознали,  что  чем
более  сильными  средствами воспользуются при разведке, тем энергичнее может
оказаться ответный удар. -- Значит, все-таки...
     -- Нет, не "все-таки", ведь это не противник, не враг, а  только  нечто
вроде   гигантского  муравейника.  До  меня  дошли  предположения  настолько
безумные, что мне не хочется их повторять. Нам пора заканчивать.  Сиди,  где
сидишь.  Пока  у  них  есть хоть крупица разума, они ничего тебе не сделают.
Сейчас я уезжаю на три дня, а в субботу в это  же  время  подам  знак,  если
смогу. Будь здоров, храбрый миссионер.


     -- До скорого,-- ответил я ему, не будучи уверен, что мои слова до него
дошли, потому что наступила мертвая тишина. Я вынул из уха блестящую маслину
и, поразмыслив,  спрятал  ее в коробке с помадками, завернув, как конфету, в
фольгу. У меня было достаточно  времени  и  материала  для  размышлений,  но
больше  ничего.  Перед тем как заснуть, я отдернул занавеску. Ночные бабочки
уже улетели, наверное, привлеченные светом из окон  других  коттеджей.  Луна
проплывала  сквозь  белесые  перистые  облака.  Устроили мы себе аттракцион,
подумал я, натягивая на голову одеяло.
     На утро Грамер постучал  ко  мне,  когда  я  еще  лежал  в  постели.  И
рассказал, что Паддерхорн вчера проглотил вилку. Он и раньше глотал столовые
приборы  --  пытался  покончить с собой. За ним постоянно надо было следить:
неделю назад он проглотил рожок для обуви. Ему сделали эзофагоскопию.  Ложку
ему  дали  с  полметра  длиной,  но  он  ухитрился стащить у кого-то вилку в
столовой.
     -- Что, потери только в сервировке? -- спросил я в меру вежливо. Грамер
тяжело вздохнул, застегнул пижаму и сел на кресло возле меня.
     -- Нет, не только...-- сказал он на удивление слабым  голосом.--  Плохо
дело, Джонатан.
     -- Как  для  кого,  Аделаида,--  возразил  я.--  Во всяком случае, я не
намерен что-либо глотать.
     -- Дело и в самом деле плохо,--  повторил  Грамер.  Он  сплел  руки  на
животе и повертел пальцами.-- Я боюсь за тебя, Джонатан.
     -- Не переживай,-- ответил я, поправляя подушку и подкладывая под спину
думку.-- Я под надежной опекой. Ты, может, слыхал о некроцитах?
     Я  так  его  ошарашил,  что  он  замер  с полуоткрытым ртом, а лицо без
всякого усилия с его стороны приняло то глуповатое выражение, которое у него
обозначало безнадежный поиск мил-лионерской мечты.
     -- Вижу, что слыхал. И о селеносфере, наверное,  тоже?  А?  Или  ты  не
удостоился  еще  посвящения  в эти тайны? Может, тебе известно и о плачевной
судьбе  так  называемого  коллаптического  оружия  --   в   тех,   последних
экспедициях?  И  об  этих тучах над Морем Зноя? Нет, этого тебе наверняка не
сказали...
     Он сидел и смотрел на меня рыбьими глазами, слегка посапывая.
     -- Будь добр, дай мне ту коробку конфет со стола, Аделаида,--  попросил
я   с  улыбкой.--  Люблю,  знаешь  ли,  съесть  перед  завтраком  что-нибудь
сладкое...
     Поскольку он не тронулся с места, я выбрался из постели за конфетами и,
вернувшись под  одеяло,  подсунул  ему  коробку,  прикрыв  ее  угол  большим
пальцем. -- Прошу...
     -- Откуда  ты знаешь? -- отозвался он наконец хриплым голосом.-- Кто...
тебе...


     -- Напрасно нервничаешь,-- сказал я не слишком разборчиво,  потому  что
марципан  прилип  к  небу.--  Что  знаю,  то  знаю.  И  не  только  о  своих
приключениях на Луне, но и о неприятностях коллег.
     Он онемел снова и принялся озираться вокруг, словно был в этой  комнате
в первый раз.
     -- Радиостанции   ищешь,   передатчики,   укрытые  провода,  антенны  и
модуляторы, да? -- спросил я.-- Нет тут ничего, только  вода  все  время  из
душа  подтекает.  Видно,  прокладка  износилась.  Что  ты удивляешся? Или ты
вправду не знаешь, что они у меня внутри?
     Он продолжал обалдело молчать. Потер вспотевший нос. Схватился за мочку
уха. Я с нескрываемым сочувствием следил за этими жестами отчаяния.
     -- Может, споем что-нибудь на два голоса? -- предложил я. Конфеты  были
и  в  самом  деле  вкусными,  но  приходилось  следить, чтобы их не осталось
слишком мало. Облизав губы, я опять посмотрел на Грамера.
     -- Ну давай, скажи что-нибудь, а то ты меня  пугаешь.  Ты  опасался  за
меня,  а  теперь  я  за тебя боюсь. Думаешь, у тебя будут неприятности? Если
обещаешь вести себя прилично, могу замолвить за тебя словечко, сам знаешь  г
д е.
     Я  блефовал.  Но  почему  бы  не  блефовать? Уже то, что несколько слов
совершенно выбили  его  из  колеи,  свидетельствовало  о  беспомощности  его
хозяев, кем бы они ни были.
     -- Обещаю  не  называть  никаких имен и учреждений -- у тебя, я вижу, и
без того достаточно поводов для расстройства.
     -- Тихий...-- простонал он наконец.-- Ради  бога,  не  надо.  Этого  не
может быть. О Н И вообще так не действуют.
     -- А  разве  я  сказал --как? Я видел сон, и вообще, по своей природе я
ясновидец.
     Грамер  вдруг  решился.  Он  прижал  палец  к  губам  и  быстро  вышел.
Уверенный,  что  он  вернется,  я  спрятал коробку в шкафу, под рубашками, и
успел принять душ и побриться, прежде чем он легонько постучал.  Шлафрок  он
сменил  на  свой белый костюм, а в руке держал порядочный сверток, обернутый
купальным полотенцем. Задернув шторы, он  принялся  вытаскивать  из  свертка
аппаратики,  которые  расставил  черными раструбами по направлению к стенам.
Свисающий из черного ящичка провод подсоединил к контакту  и  с  чем-то  там
копался,  усиленно  сопя,  вследствие  своей толщины. Ему было, пожалуй, под
шестьдесят, живот изрядный (и, по всей видимости,  не  фальшивый),  огромные
торчащие  уши.  Он  еще  некоторое время возился, стоя на коленях, и наконец
выпрямился. Лицо его было налито кровью. -- Ну, теперь поговорим,-- вздохнул
он,-- раз надо, так надо. -- О чем? -- удивленно спросил я, натягивая  через
голову  свою  самую  красивую  рубашку с необычайно практичным темно-голубым
воротничком.-- Это ты говори, если тебя так приперло.


     Расскажи о тех опасениях, которые ты испытываешь по поводу моей судьбы.
О том субъекте, который уверял тебя, что я  закупорен  здесь  надежней,  чем
муха  в  бутылке. Впрочем, говори что хочешь, выговорись передо мной, отведи
душу. Увидишь, как тебе полегчает.
     И сразу, ни с того ни с сего, как игрок в  покер,  который  перекрывает
кон  с  пустой  картой,  я  небрежно  спросил:  --  Ты  из какого отд