но  не  для Кареллена,  -
возразил  Стормгрен.   Только  сейчас  он  начал  понимать,   как  тонко
рассчитали  Сверхправители.   Нынешнее  решение   дает   им   передышку,
необходимую,  по их мнению, отсрочку, и притом выбивает почву из-под ног
Лиги  освобождения.  Конечно же.  Лига не  сложит оружие,  но  отныне ее
позиция куда слабее. Разумеется, это понял и Уэйнрайт.
     - За пятьдесят лет все будет загублено,  -  сказал он с горечью.  -
Никого из тех,  кто еще помнит нашу независимость, не останется в живых;
человечество утратит наследие предков.
     Слова,  пустые слова,  подумал Стормгрен.  Слова, за которые прежде
люди дрались и  умирали,  но никогда больше не станут за них ни умирать,
ни драться. И от этого мир станет лучше.
     Сколько хлопот еще доставит Лига в  ближайшие десятилетия,  спросил
себя Стормгрен,  глядя вслед уходящему Уэйнрайту.  И  порадовался мысли,
что это уже забота его преемника.
     Есть  недуги,  которые может  излечить только время.  Злодеев можно
уничтожить,  но ничего не поделаешь с хорошими людьми,  упорными в своих
заблуждениях.

     - Вот он, ваш портфель, как новенький, - сказал Дюваль.
     - Спасибо,  -  Стормгрен все  же  придирчиво осмотрел  портфель.  -
Теперь,  может быть,  вы мне объясните,  что тут к  чему и  как мы будем
поступать дальше.
     Физик, видно, больше занят был своими мыслями.
     - Одного не пойму,  - сказал он, - почему нам так легко это сошло с
рук. Будь я на месте Карел...
     - Но  вы не на его месте.  Не отвлекайтесь,  друг.  Что мы все-таки
открыли?
     - Ох,  уж эти мне пылкие, нетерпеливые северяне! - вздохнул Дюваль.
- Мы  смастерили нечто  вроде  радара малой  мощности.  Помимо радиоволн
очень высокой частоты он работает еще и  на крайних инфракрасных,  и  на
всех волнах,  которых наверняка не увидит ни одно живое существо, как бы
причудливо ни были устроены его глаза.
     - А почему вы это знаете наверняка?  -  спросил Стормгрен, он и сам
не ждал, что ему станет любопытна эта чисто техническая задача.
     - Н-ну, совсем уж наверняка мы сказать не можем, - нехотя признался
Дюваль.  -  Но ведь Кареллен видит вас при обычном освещении, так? Стало
быть,  его глаза схожи с нашими и воспринимают световые волны примерно в
тех же пределах.  Так или иначе,  аппарат сработал. Мы убедились, что за
этим  вашим  телеэкраном и  впрямь  находится большая  комната.  Толщина
экрана около трех  сантиметров,  а  помещение за  ним  не  меньше десяти
метров в  глубину.  Нам не  удалось различить эхо от  дальней стены,  но
этого и  трудно было ждать при такой малой мощности,  а на большую мы не
решились. И однако вот что мы все же получили.
     Он  перебросил Стормгрену листок фотобумаги,  по которому проходила
единственная волнистая линия. В одном месте она подскочила зубцом, будто
оставило отметину небольшое землетрясение.
     - Видите этот зубчик?
     - Вижу, а что это?
     - Всего лишь Кареллен.
     - Боже правый! Вы уверены?
     - Нетрудно догадаться.  Он сидит, или стоит, или кто его знает, как
он там располагается, по ту сторону экрана, примерно в двух метрах. Будь
разрешающая способность аппарата чуть больше,  мы  бы даже высчитали его
рост.
     В смятении разглядывал Стормгрен слабый изгиб следа,  прочерченного
на бумаге.  До сих пор еще ничто не доказывало,  что Кареллен - существо
материальное. Доказательство и сейчас лишь косвенное, но Стормгрен ни на
миг не усомнился.
     - Нам надо было еще и  рассчитать,  насколько этот экран пропускает
обычный свет. Думаю, мы представили себе это довольно точно, хотя если и
ошиблись на десятую долю,  тоже неважно. Вы, конечно, понимаете, что нет
такого  поляризованного стекла,  которое в  одном  направлении совсем не
пропускало бы  лучей.  Вся  суть в  том,  как размещены источники света.
Кареллен сидит в затемненной комнате,  а вы освещены,  только и всего. -
Дюваль усмехнулся. - Что ж, мы это переменим.
     С видом фокусника,  извлекающего невесть откуда целый выводок белых
кроликов, он сунул руку в ящик стола и вынул что-то вроде электрического
фонарика - переростка. На конце эта штука резко раздавалась вширь, будто
большой револьвер или короткостволка с широким раструбом.
     Дюваль ухмыльнулся.
     - Не  так  страшно,  как  кажется.  Вам  только надо прижать дуло к
экрану  и  нажать  спусковой крючок.  Ровно  на  десять  секунд вспыхнет
сильный  прожектор,  вы  успеете  обвести  им  ту  комнату и  хорошо  ее
разглядите.  Весь  пучок  лучей  пройдет сквозь экран и  высветит вашего
приятеля как миленького.
     - А Кареллену это не повредит?
     - Нет,  если вы  поведете луч  снизу вверх.  Тогда глаза его успеют
освоиться -  думаю,  рефлексы у  него сходны с  нашими,  и  нам вовсе не
нужно, чтобы он ослеп.
     Стормгрен  нерешительно  оглядел  оружие,   взвесил  на  ладони.  В
последние недели его  мучила совесть.  Безусловно,  несмотря на  обидную
подчас прямоту,  Кареллен всегда обращался с ним по-дружески,  и теперь,
когда их  встречам приходит конец,  совсем не хочется чем-либо испортить
эти добрые отношения.  Но он ведь честно предупредил Попечителя -  и  уж
наверно,  будь сам Кареллен волен в выборе, он давно показался бы людям.
Теперь решение принято за  него:  когда закончится их  последняя беседа,
Стормгрен посмотрит Кареллену в лицо.
     Если только у Кареллена есть лицо.

     Сперва Стормгрену было тревожно,  но он быстро успокоился.  Говорил
почти все время Кареллен,  сплетая свою речь, точно кружево, из мудреных
и цветистых выражений,  так с ним порой бывало.  Когда-то Стормгрену это
казалось самым поразительным и, уж конечно, самым неожиданным дарованием
Кареллена. Теперь такое красноречие уже не казалось чудом, потому что он
знал:  как почти все способности Попечителя,  это не какой-то редкостный
талант, а всего лишь плод могучего ума.
     Когда  Кареллен замедлял ход  своей  мысли  под  стать человеческой
речи, у него хватало времени на любые стилистические изыски.
     - Ни вам, ни вашему преемнику нет нужды чрезмерно волноваться из-за
Лиги  освобождения,  даже  когда она  опомнится от  объявшего ее  сейчас
уныния. Уже месяц, как она тише воды, ниже травы, - и хотя еще воспрянет
духом,  в  ближайшие годы  не  будет  представлять опасности.  Право же,
поскольку всегда следует ценить сведения о  том,  что  делает противник.
Лига  -  чрезвычайно  полезная  организация.  Если  у  нее  когда-нибудь
возникнут финансовые затруднения,  мне,  пожалуй,  надо будет ссудить ее
деньгами.
     Зачастую нелегко  понять,  говорит  Кареллен всерьез или  шутит.  И
Стормгрен слушал, старательно сохраняя вид самый невозмутимый.
     - Очень скоро Лига утратит еще один повод для нападок.  До  сих пор
раздавалось много  протестов,  довольно ребяческих,  против особой роли,
какую вы  играли в  последние годы.  В  раннюю пору моего попечительства
такое положение представляло для меня большую ценность, но теперь, когда
ваш мир идет по пути,  который я наметил,  можно от этого посредничества
отказаться.  Впредь я не стану поддерживать столь прямую связь с Землей,
и  обязанности генерального секретаря ООН в известной мере вновь обретут
первоначальную форму.
     В ближайшие пятьдесят лет разразится еще немало кризисов,  но и это
пройдет.  Черты вашего будущего достаточно ясны,  и настанет день, когда
все  нынешние  сложности забудутся -  даже  при  том,  какая  у  земного
человечества долгая память.
     Последние  слова  прозвучали  так  странно,  так  значительно,  что
Стормгрен весь похолодел.  Несомненно,  Кареллен не допустит оплошности,
оговорки,  каждое  даже,  казалось  бы,  неосторожное слово  его  всегда
взвешено и рассчитано с микроскопической точностью. Но задавать вопросы,
которые наверняка остались бы без ответа,  было некогда.  Попечитель еще
раз переменил тему.
     - Вы часто спрашивали меня о  наших дальнейших планах.  Разумеется,
создание Всемирного государства -  лишь первый шаг.  Вы еще увидите, как
оно  возникнет,  но  перемена совершится так неуловимо,  что мало кто ее
заметит.  Потом  будет  пора  постепенного  упрочения,  а  тем  временем
человечество станет готово нас  принять.  И  тогда настанет день,  и  мы
исполним то, что обещали. Мне жаль, что вас при этом уже не будет.
     Стормгрен смотрел не мигая,  взгляд его устремился далеко за темную
преграду  экрана.  Он  загляделся в  будущее  и  представлял себе  день,
которого ему  уже  не  увидеть,  -  долгожданный день,  когда  громадные
корабли Сверхправителей опустятся наконец на  Землю и  распахнутся перед
взором человечества.
     - В этот день,  - продолжал Кареллен, - люди испытают то, что иначе
как шоком не назовешь. Но они быстро оправятся от потрясения: их психика
станет к тому времени устойчивее,  чем у их дедов.  Мы станем привычной,
неотъемлемой частью их существования,  и  когда они нас встретят,  мы не
покажемся им такими... странными... как показались бы вам.
     Никогда еще  Кареллен не  предавался вот таким раздумьям вслух,  но
Стормгрен не  удивился.  Он  всегда был  уверен,  что  ему  знакомы лишь
немногие грани личности Попечителя; подлинный Кареллен человеку неведом,
а  быть может,  и  недоступен человеческому пониманию.  И уже не впервые
возникло  чувство,  что  по-настоящему Кареллена занимает что-то  совсем
другое,  а управлению Землей он отдает лишь малую долю своих мыслей, - с
такой легкостью шахматист,  чемпион игры в  трех измерениях,  играл бы в
шашки.
     - А что будет дальше? - тихо спросил Стормгрен.
     - Тогда для нас начнется настоящая работа.
     - Я  часто гадал,  в  чем  же  она  состоит.  Навести в  нашем мире
порядок,  сделать людей культурнее и воспитаннее -  только средство, а у
вас,  конечно,  есть какая-то цель. Может быть, когда-нибудь мы выйдем в
космос и даже сумеем помогать вам в ваших трудах?
     - В  каком-то  смысле,  пожалуй,  да,  -  сказал  Кареллен,  и  так
явственно прозвучала в этом ответе необъяснимая печаль, что у Стормгрена
странно сжалось сердце.
     - Ну, а если ваш опыт с человечеством не удастся? Такое случалось у
нас в отношениях с отсталыми народами. Наверно, и вам не все удается?
     - Да, - сказал Кареллен совсем тихо, Стормгрен едва расслышал. - Не
все удается и нам.
     - Как же вы тогда поступаете?
     - Ждем... а потом пробуем еще раз.
     Короткое молчание, какие-нибудь пять секунд. И когда Кареллен вновь
заговорил, слова его застигли Стормгрена врасплох.
     - Прощайте, Рикки!
     Кареллен его провел...  быть может, уже поздно! Стормгрен оцепенел,
но  лишь на миг.  И  тотчас быстро,  ловко -  недаром тренировался -  он
выхватил заветный фонарь и прижал к экрану.

     Сосны подходили почти к  самой воде,  вдоль озера оставалась только
неширокая, в несколько метров, полоска берега, поросшая травой. В теплую
погоду  Стормгрен,   несмотря  на  свои  девяносто  лет,   каждый  вечер
отправлялся на прогулку по берегу,  до пристани, смотрел, как угасает на
воде отражение заката,  и  возвращался домой прежде,  чем дохнет из лесу
холодный  ночной  ветер.  Этот  нехитрый  обряд  доставлял ему  истинное
удовольствие - пока есть силы, он от этого не откажется.
     Издалека, с запада, что-то летело быстро и низко, над самым озером.
Самолеты в  этих краях появляются не часто,  кроме рейсовых пассажирских
на линиях,  пересекающих полюс,  - эти, должно быть, проходят на большой
высоте каждый час, и днем и ночью. Но их не замечаешь, разве что изредка
протянется след  в  синеве  стратосферы -  белая  полоска  пара.  А  тут
откуда-то взялся маленький вертолет -  и явно направляется сюда, к нему.
Стормгрен окинул взглядом полоску берега и  понял,  что ему не сбежать и
не спрятаться.  Пожал плечами и  опустился на деревянную скамью в  конце
причала.
     Репортер был необыкновенно почтителен,  Стормгрен даже удивился. Он
почти забыл,  что он  не только старейший из государственных мужей,  но,
вне пределов своей родины, личность почти легендарная.
     - Мистер Стормгрен,  -  начал непрошеный гость, - мне очень неловко
вас беспокоить,  но,  может быть, вы согласитесь прокомментировать некое
только что полученное сообщение о Сверхправителях?
     Стормгрен чуть  сдвинул  брови.  После  стольких  лет  он  все  еще
разделял нелюбовь Кареллена к этому слову.
     - Вряд ли  я  могу много прибавить к  тому,  что  было уже написано
прежде.
     Репортер впился в него до странности испытующим взглядом.
     - А  мне  казалось,  можете.  Сейчас неожиданно всплыла престранная
история.  Вроде бы  почти тридцать лет  назад один работник Бюро научных
исследований смастерил для вас какой-то  замечательный прибор.  Надеюсь,
вы нам что-нибудь об этом расскажете.
     Стормгрен помолчал,  унесся мыслями в прошлое.  Его не удивило, что
тайну раскрыли.  Напротив,  удивительно,  что  так  долго она оставалась
тайной.
     Он поднялся и  пошел по пристани к берегу,  репортер,  приотстав на
несколько шагов, - за ним.
     - В этом слухе есть доля истины,  -  сказал Стормгрен.  - Когда я в
последний раз поднимался на корабль Кареллена, я прихватил с собой некий
аппаратик, надеялся, что сумею увидеть Попечителя. Не очень-то умный был
поступок,  но...  что  ж,  мне  тогда было всего лишь шестьдесят.  -  Он
тихонько усмехнулся, потом докончил: - Не стоило вам ради этой пустячной
истории лететь в такую даль - Фокус, знаете ли, не удался.
     - Вы ничего не увидели?
     - Ровным счетом ничего.  Боюсь,  вам придется ждать...  но, в конце
концов, осталось только двадцать лет!
     [Двадцать лет.]  Да,  Кареллен был  прав.  Тогда  мир  будет  готов
принять новость,  как отнюдь не был готов тридцать лет назад,  когда он,
Стормгрен, вот так же солгал Дювалю.
     Кареллен  верил  ему,  и  Стормгрен  не  обманул  доверия.  Никаких
сомнений. Попечитель с самого начала знал, что он замышляет, предвидел и
рассчитал все до последней секунды.
     Иначе почему громадное кресло было уже пусто, когда на нем вспыхнул
круг света!  В страхе, что опоздал, Стормгрен вмиг повел лучом. Когда он
заметил металлическую дверь,  вдвое выше  человеческого роста,  она  уже
затворялась - быстро, очень быстро, и все же недостаточно быстро.
     Да,  Кареллен доверял ему,  не  хотел,  чтобы на  склоне лет он еще
долго  терзался  неразрешимой  загадкой.  Кареллен  не  решился  открыто
нарушить запрет неведомых сил,  которые стоят над ним (принадлежат ли  и
они к тому же племени?),  -  но он сделал все,  что мог. Им не доказать,
что то было прямое неповиновение.  И Стормгрен знал:  тем самым Кареллен
доказал,  что  и  вправду к  нему привязан.  Быть может,  это всего лишь
привязанность человека  к  преданной и  умной  собаке,  но  чувство  это
искреннее,  и  за  свою  жизнь  Стормгрену не  часто  случалось испытать
большее удовлетворение.
     "Не все удается и нам".
     Да,  Кареллен,  это верно -  и  уж не ты ли сам потерпел неудачу на
заре  истории  рода  людского?  И  какая  жестокая была  неудача,  думал
Стормгрен,  если громовое эхо ее прокатилось через века и  страхом перед
ним одержимы были все народы Земли, пока не вышли из детства. В силах ли
вы даже за полстолетия одолеть власть всех мифов и преданий нашего мира?
     И   однако  Стормгрен  знал,   второй  неудачи  не   будет.   Когда
Сверхправители снова  встретятся с  людьми,  они  уже  завоюют доверие и
дружбу человечества,  и  этого не разрушит даже потрясение от встречи со
знакомым обликом.  Дальше они пойдут бок о  бок,  и  неведомая трагедия,
которая,  должно быть,  омрачила прошлое,  навсегда затеряется в сумраке
доисторических времен.
     И  отрадно надеяться,  что когда Кареллен волен будет снова ступить
на Землю,  он побывает когда-нибудь здесь, в северных лесах, и постоит у
могилы первого из людей, кто стал ему другом.



        II. Золотой век


        5

     "Час настал!" -  нашептывало радио на сотне языков. "Час настал!" -
твердили тысячи газетных заголовков.  "Час  настал!"  -  опять  и  опять
проверяя  свои  камеры,   думали  кинооператоры,  они  кольцом  окружили
просторное поле, где скоро опустится корабль Кареллена.
     В небе оставался только один корабль, над Нью-Йорком. Только теперь
мир узнал, что над другими городами никаких кораблей и не было. Накануне
громадный флот Сверхправителей обратился в  ничто,  растаял,  как туман,
когда выпадает утренняя роса.
     Рейсовые корабли, которые сновали взад и вперед, доставляя на Землю
грузы из  космических далей,  были  самые настоящие;  а  вот  серебряные
облака,  что  долгий срок -  целую человеческую жизнь -  недвижно парили
почти  над  всеми  столицами,  оказались обманом зрения.  Никто  не  мог
понять,  как это делалось,  но,  похоже,  они все до единого были только
отражением корабля Кареллена.  Но не просто миражем, игрой света, ведь и
радары тоже  обманывались,  и  еще  оставались живые свидетели,  которые
клялись,  что  своими ушами  слышали,  с  каким шумом и  свистом прорвал
небеса этот воздушный флот.
     Все это не имеет значения,  важно одно:  Кареллен больше не считает
нужным выставлять напоказ свою силу. Он отбросил психологическое оружие.
     - Корабль двинулся!  -  весть мгновенно облетела планету. - Он идет
на запад!
     Медленно,  не быстрее тысячи километров в час, опускался корабль из
разреженных высот стратосферы на просторную равнину для второй встречи с
историей  Земли.  И  послушно замер  перед  нетерпеливыми кинокамерами и
тысячами зрителей,  -  в тесной толпе лишь немногим видно было все,  что
разглядели многие миллионы дома, у телевизора.
     Казалось,  земля содрогнется,  треснет под неимоверной тяжестью, но
корабль все  еще  удерживали неведомые силы,  что  направляли его  полет
среди звезд. И он опустился наземь легко, невесомо, как снежинка.
     Выпуклая стена в двадцати метрах над полем замерцала,  пошла зыбью,
точно  гладь  озера:  в  ровной  блестящей поверхности открылся  большой
проем. В нем ничего не различить даже пытливому глазу кинокамеры. Внутри
тень, тьма, словно в пещере.
     Из отверстия появился широкий блестящий трап и уверенно пошел вниз.
Похоже,  это цельная металлическая лента с  перилами по  бокам.  Никаких
ступенек,  крутой гладкий спуск,  будто  горка для  спортивных саней,  и
кажется, обычным способом по ней невозможно ни спуститься, ни подняться.
     Весь мир не  сводил глаз с  темного портала,  в  котором все еще не
заметно было  ни  малейшего движения.  А  потом  из  какого-то  скрытого
источника негромко зазвучал хоть  и  редко  слышанный,  но  незабываемый
голос Кареллена. И произнес он слова самые неожиданные:
     - Внизу у трапа есть дети.  Я хотел бы, чтобы двое из них поднялись
сюда и познакомились со мной.
     Мгновенье тишины.  Потом  из  толпы  выбежали мальчик и  девочка и,
ничуть не смущаясь,  направились к трапу,  готовые войти в корабль - и в
историю.  Следом выбежали было другие,  но остановились,  когда Кареллен
сказал со смешком:
     - Довольно двоих.
     Жадно предвкушая удивительное приключение,  те двое - лет шести, не
старше - прыгнули на металлический скат. И тут случилось первое чудо.
     Весело  махая  руками  толпе  и  встревоженным родителям,  которые,
пожалуй,   поздновато  вспомнили  легенду  о   Крысолове,   дети  быстро
поднимались по крутому склону.  Но они не сделали ни шагу, и скоро стало
видно,  что они стоят не  вертикально,  а  под прямым углом к  странному
трапу. Он обладал собственной силой тяготения, независимой от притяжения
Земли. Радуясь чуду и не понимая, что же это поднимает их, дети скрылись
в глубине корабля.
     На  двадцать секунд  весь  мир  затих,  замер,  -  после  никому не
верилось,  что  тишина была столь недолгой.  А  потом огромное отверстие
словно бы приблизилось,  и на солнечный свет выступил Кареллен. На левой
руке у  него сидел мальчик,  на  правой -  девчурка.  Оба поглощены были
игрой, их так занимали крылья Кареллена, что они