Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
икий, благородный народ
едва ли не во всех отношениях выше земного человечества, но будущего у
них нет, и они это знают. Рядом с такой судьбой заботы Джорджа ему и
самому вдруг показались мелкими.
- Теперь я понимаю, почему вы все время следите за Джеффри, -
сказал он. - Мой мальчик для вас - подопытный кролик.
- Вот именно... только над опытом мы не властны. Не мы его
начали... Мы только пытались наблюдать. И вмешивались, только когда
нельзя было не вмешаться.
Да, подумал Джордж, как тогда с цунами... Не дать же погибнуть
ценному экземпляру. И тотчас устыдился этой неуместной, недостойной
горечи.
- Еще только один вопрос, - сказал он, - как нам быть дальше с
нашими детьми?
- Радуйтесь им, пока можете, - мягко ответил Рашаверак. - Они не
надолго останутся вашими.
Такой совет можно было бы дать любым родителям в любую эпоху, но
никогда еще он не таил в себе столь страшной угрозы.
19
Пришло время, когда мир снов Джефа стал мало отличаться от его
существования наяву. В школу он больше не ходил, и привычный порядок
жизни Джорджа и Джин разрушился, как вскоре должен был разрушиться во
всем мире.
Они стали избегать друзей, будто уже сознавали, что вскоре ни у
кого не хватит сил им сочувствовать. Изредка по ночам, когда остров
затихал и почти все уже спали, они подолгу бродили где-нибудь вдвоем.
Никогда еще не были они так близки, кроме разве первых дней супружества,
- теперь их соединяла еще неведомая, но готовая вот-вот разразиться
трагедия.
Поначалу обоим совестно было оставлять спящих детей в доме одних,
но теперь они уже понимали, что Джеф и Дженни непостижимыми для
родителей способами умеют и сами о себе позаботиться. Да и
Сверхправители, конечно, за ними присмотрят. Эта мысль успокаивала: не
вовсе уж они одиноки перед мучительной загадкой, заодно с ними настороже
зоркий и сочувственный взгляд.
Дженнифер спала; никаким другим словом не определить ее нынешнее
состояние. С виду она оставалась младенцем, но чувствовалось - от нее
исходит устрашающая тайная сила, и Джин уже не могла заставить себя
войти в детскую.
Да и незачем было входить. То, что называлось когда-то Дженнифер
Энн Грегсон, еще не вполне созрело, в куколке только еще зарождались
крылья, но и у этой спящей куколки довольно было власти над окружающим,
чтобы ни в чем не нуждаться. Джин лишь однажды попробовала накормить то,
что было прежде ее дочкой, но безуспешно. Оно предпочитало кормиться,
когда пожелает и как пожелает.
Ибо всякая еда неспешным, но неутомимым ручейком ускользала из
холодильника, а меж тем Дженнифер Энн ни разу не вылезла из кроватки.
Погремушка давно утихла и валялась в детской на полу, никто не смел
ее коснуться: вдруг она опять понадобится хозяйке. Иногда Дженнифер Энн
заставляла мебель прихотливо передвигаться по комнате, и Джорджу
казалось, что светящиеся краски на стене горят ярче, чем когда-либо
раньше.
Она не доставляла никаких хлопот; она была недосягаема ни для их
помощи, ни для их любви. Конечно же, развязка близка, и в недолгое
время, что им еще оставалось. Джин и Джордж в отчаянии льнули к сыну.
Джеф тоже менялся, но еще признавал родителей. Раньше они следили,
как он вырастал из туманного младенчества и становился мальчиком,
личностью, а теперь час от часу черты его стираются, будто истаивают у
них на глазах. Изредка он все же заговаривает с ними как прежде, говорит
об игрушках, о друзьях, словно не сознавая, что ждет впереди. Но гораздо
чаще он просто не видит их, словно и не подозревает, что они тут, рядом.
И никогда больше не спит, а они вынуждены тратить время на сон, как ни
жаль упускать хоть малую долю этих последних еще оставшихся им часов.
В отличие от сестры Джеф как будто не обладает сверхъестественной
властью над неодушевленными предметами - возможно, потому, что уже не
так мал и меньше в них нуждается. Странной и чуждой стала лишь его
духовная жизнь, и сны теперь занимают в ней совсем немного места. Часами
он застывает неподвижно, крепко зажмурясь, будто прислушивается к
звукам, которых никто больше не может услышать. Ум его вбирает поток
знаний, льющийся из неведомых далей или времен, и уже скоро поток этот
окончательно затопит и разрушит лишь наполовину сложившееся создание,
что было прежде Джеффри Энгусом Грегсоном.
А Фэй сидит и смотрит на него снизу вверх печально, озадаченно, и
недоумевает - куда девался ее хозяин и когда он к ней вернется.
x x x
Джеф и Дженни оказались первыми во всем мире, но недолго они
оставались в одиночестве. Словно эпидемия стремительно перекидывалась с
материка на материк, превращением поражен был весь род людской. Никого
старше десяти лет оно не коснулось, и ни один ребенок, не достигший
десяти лет, его не избежал.
Это означало конец цивилизации, конец всему, к чему стремились люди
испокон веков. В несколько дней человечество лишилось будущего, ибо
сердце всякого народа разбито и воля к жизни погибла безвозвратно, если
у народа отняли детей.
Столетием раньше разразилась бы паника, теперь этого не случилось.
Мир оцепенел, большие города застыли в безмолвии. Продолжали работать
только предприятия, без чьей продукции вовсе невозможно существовать.
Было так, словно сама планета в трауре оплакивала все, чему уже не
суждено сбыться.
И вот тут, как когда-то в давние, позабытые времена, Кареллен
снова, в последний раз заговорил с человечеством.
20
- Моя работа почти закончена, - раздался голос Кареллена в
миллионах радиоприемников. - Наконец, после целого столетия, я могу
сказать вам, в чем она заключалась.
Мы вынуждены были многое скрывать от вас, как скрывались сами
половину времени, которое пробыли на Земле. Я знаю, некоторые из вас
считали эту скрытность излишней. Вы привыкли к нашему присутствию, вы
уже и вообразить не можете, как отнеслись бы к нам ваши предки. Но
теперь вы наконец поймете, чем вызывалась наша скрытность, и узнаете,
что мы поступали так не без причины.
Главное, что мы хранили от вас в тайне, - это цель нашего прибытия
на Землю, вот о чем вы без конца строили догадки. До сих пор мы ничего
не могли вам объяснять, ибо тайна эта не наша и мы были не вправе ее
раскрыть.
Сто лет назад мы пришли на вашу планету и помешали вам самим себя
уничтожить. Это, думаю, никто отрицать не станет, но вы и не
догадываетесь, что за самоубийство вам грозило.
Поскольку мы запретили ядерное оружие и все другие смертоносные
игрушки, которые вы копили в своих арсеналах, опасность физического
уничтожения отпала. В этом вы видели единственную опасность. Нам и нужно
было, чтобы вы в это верили, но правда заключалась в другом. Вас ждала
опасность более грозная, совсем иная по природе своей - и она касалась
не вас одних.
Многие миры, чьи пути сходились на открытии ядерной мощи, сумели
избежать катастрофы, шли дальше, создавали мирную, счастливую культуру -
и затем разрушены были силами, о которых не имели ни малейшего понятия.
В двадцатом веке вы впервые по-настоящему принялись играть этими силами.
Вот почему пришлось вмешаться.
На протяжении всего XX века человечество постепенно приближалось к
пропасти, о которой даже и не подозревало. Лишь один-единственный мост
перекинут через эту пропасть. Обитатели очень немногих планет находили
его без посторонней помощи. Иные повернули вспять, пока было еще не
поздно, и тем самым избегли опасности, но и не достигли вершины. Миры
эти стали райскими островками легко обретенного довольства и уже не
играют никакой роли в истории Вселенной. Но вам не суждена была такая
участь - или такое счастье. Для этого ваше племя слишком деятельно. Оно
ринулось бы навстречу гибели и увлекло за собой других, ибо вам никогда
бы не найти моста через пропасть.
Боюсь, почти все, что я должен вам сказать, нужно передавать такими
вот сравнениями. У вас нет ни слов, ни понятий для многого, что я хочу
вам объяснить, да и ваши познания в этой области, увы, еще очень скудны.
Чтобы понять меня, вам надо вернуться к прошлому и вспомнить то,
что вашим предкам показалось бы хорошо знакомым, но о чем вы забыли - и
мы намеренно помогали вам забыть. Ибо весь смысл нашего пребывания здесь
был в величайшем обмане, в том, чтобы скрыть от вас правду, к которой вы
были не готовы.
В столетия, что предшествовали нашему появлению, ваши ученые
раскрыли тайны физического мира и привели вас от энергии пара к энергии
атома. Вы предоставили суеверия прошлому, истинной религией человечества
сделалась Наука. Она была даром западного меньшинства остальным народам
и разрушила все другие верования. Те, которые мы еще застали у вас, уже
отмирали. Чувствовалось, что наука может объяснить все на свете - нет
таких сил, которыми она не овладеет, нет явлений, которых она в конце
концов не постигнет. Секрет возникновения Вселенной, быть может, так и
останется нераскрытым, но все, что происходило позднее, подчинялось
законам физики.
Однако ваши мистики, хоть и путались в заблуждениях, разглядели
долю истины. Существуют силы разума - и существуют силы выше разума,
силы, которые ваша наука не могла бы втиснуть в свои рамки, не сокрушив
их. От всех веков сохранились бесчисленные рассказы о непонятных
явлениях - о призраках, о передаче мыслей, о предсказании будущего, вы
давали всему этому названия, но объяснить не умели. На первых порах
Наука не замечала этих явлений, потом, наперекор свидетельствам,
накопленным за пять тысячелетий, стала начисто их отрицать. Но они
существуют, и любая теория Вселенной останется неполной, если не будет с
ними считаться.
В первой половине двадцатого века некоторые ваши ученые начали
исследовать эти явления. Сами того не зная, они легкомысленно пытались
открыть ящик Пандоры. Они едва не выпустили на свободу силы, несравнимо
более разрушительные, чем вся мощь атома. Ибо физики погубили бы только
Землю, хаос же, развязанный парафизиками, захлестнул бы и звезды.
Этого нельзя было допустить. Я не могу объяснить до конца природу
воплощенной в вас опасности. Она грозила не нам и потому нам непонятна.
Скажем так: вы могли обратиться в некий телепатический рак, в
злокачественную опухоль мысли, и она неизбежным разложением отравила бы
другие, превосходящие вас величием виды разума.
И тогда мы пришли - мы посланы были - на Землю. Мы прервали ваше
развитие во всех областях, но тщательней всего следили за любыми
сколько-нибудь серьезными опытами в области сверхъестественного. Я
прекрасно понимаю, что само сравнение наших цивилизаций, слишком разных
по уровню, помешало развиваться и всем другим видам творчества. Но это
просто побочный эффект и никакого значения не имеет.
А теперь я должен сказать вам то, что вас поразит и даже покажется
невероятным. Самим нам все эти скрытые внутренние силы и возможности не
даны, более того, непонятны. Разум наш гораздо могущественней, но вашему
уму присуще нечто такое, чего мы не можем уловить. С тех пор как мы
пришли на Землю, мы непрестанно вас изучали; мы очень многое узнали и
еще узнаем, но сомневаюсь, чтобы нам когда-либо удалось постичь все до
конца.
Между нашими племенами немало общего, потому-то нам и поручена эта
работа. Но в других отношениях мы завершаем две разные ветви эволюции.
Наш разум достиг предела своего развития. Ваш, в теперешнем его виде -
тоже. Однако вы можете рывком достичь новой ступени, этим вы и
отличаетесь от нас. Наши внутренние возможности исчерпаны, ваши еще и не
тронуты. Каким-то образом, для нас непонятным, они связаны с теми
силами, о которых я упоминал, - силы эти сейчас пробуждаются на вашей
планете.
Мы задержали ход времени, мы заставляли вас топтаться на месте,
пока не разовьются скрытые силы и не хлынут по каналам, которые для них
готовятся. Да, мы сделали вашу планету лучше, подняли благосостояние,
принесли вам справедливость и мир - все это мы бы сделали при любых
условиях, раз уж нам пришлось вмешаться в вашу жизнь. Но столь
внушительные перемены заслоняли от вас правду и тем самым помогли нам
выполнить свою задачу.
Мы - ваши опекуны, не больше. Должно быть, вы нередко спрашивали
себя, насколько высокое место занимает мой народ во Вселенной. Так же
как мы стоим выше вас, нечто иное стоит выше нас и пользуется нами в
своих целях. Мы и до сих пор не открыли, что это такое, хотя уже многие
века служим ему орудием и не смеем его ослушаться. Опять и опять мы
получали приказ, отправлялись в какой-нибудь далекий мир, чья культура
только еще расцветала, и вели его по пути, по которому сами пойти не
можем, - по пути, на который вступили вы.
Опять и опять мы изучали ход развития, которое посланы были
оберегать, в надежде узнать, как нам и самим вырваться из тесных
пределов. Но лишь мельком уловили смутные очертания истины. Вы называли
нас Сверхправителями, не ведая, какой насмешкой это звучит. Скажем так:
над нами стоит Сверхразум, и он пользуется нами, как пользуется
гончарным кругом гончар.
А вы, человечество, - глина, которая формуется на этом круге.
Мы думаем - это всего лишь теория, - что Сверхразум старается
расти, расширять свою мощь и свои познания о Вселенной. Теперь он,
должно быть, соединил в себе великое множество племен и давно
освободился от тиранической власти материи. Где бы ни появилась разумная
жизнь, он это ощущает. И когда он узнал, что вы почти уже готовы к
этому, он послал нас сюда исполнить его волю, подготовить вас к
преображению, которое теперь совсем близко.
Все перемены, какие раньше пережило человечество, совершались
веками. Однако сейчас преображается не тело, но дух. По меркам эволюции
перемена будет мгновенной, как взрыв. Она уже началась. Придется вам
понять и примириться с этим: вы - последнее поколение [Homo sapiens].
Мы почти ничего не можем сказать о том, какова природа наступающей
перемены. Мы не знаем, как она возникает, каким образом Сверхразум
вызывает ее, когда решит, что для нее настало время... Мы только
выяснили: это начинается в какой-то одной личности - всегда в ребенке -
и сразу охватывает все вокруг, подобно тому как вокруг первого ядра
образуются кристаллы в насыщенном растворе. Взрослых перемена не
затрагивает, их ум уже утратил гибкость и прочно закрепился в
определенной форме.
Через несколько лет все закончится, человечество разделится надвое.
Возврата нет, и у того мира, который вам знаком, нет будущего. Со всеми
надеждами и мечтами людей Земли покончено. Вы породили своих преемников,
и трагедия ваша в том, что вам их не понять, их разум навсегда останется
закрыт для вас. Да они и не обладают разумом в вашем понимании. Все они
сольются в единое целое, как любой из вас - единый организм, состоящий
из мириадов клеток. Вы не станете считать их людьми - и не ошибетесь.
Я сказал вам все это, чтобы вы знали, что вам предстоит. Считанные,
часы отделяют нас от крутого перелома. Моя задача и мой долг - защитить
тех, кого меня прислали оберегать. Как ни велики пробуждающиеся в них
силы, вокруг - людские толпы, способные их раздавить... Пожалуй, их
захотят уничтожить даже отцы и матери, когда осознают истину. Я должен
забрать детей, отделить от родителей - ради их безопасности и ради вашей
тоже. Завтра за ними придут мои корабли. Не стану осуждать вас, если вы
попробуете воспротивиться разлуке, но это будет бесполезно. Сейчас
пробуждаются силы, намного превосходящие мою; я - всего лишь одно из их
орудий.
А потом... что должен я делать с вами, кто еще жив, хотя роль свою
вы уже сыграли?
Всего проще, а пожалуй, и всего милосердней было бы - уничтожить
вас, как вы бы уничтожили любимого ручного зверька, если он смертельно
ранен. Но этого я сделать не могу. Вы сами выберете, как провести
оставшиеся вам годы. Я только надеюсь, что человечество кончит свой век
мирно, в сознании, что жизнь его не была напрасной.
Ибо вы принесли в мир нечто, пусть вам совершенно чуждое, пусть оно
не разделяет ни ваших желаний, ни ваших надежд, пусть величайшие ваши
свершения в его глазах лишь детские игрушки, но само оно - великое чудо,
и это вы его создали.
Настанет срок, и наше племя забудется, а частица вашего будет жить.
Так не осуждайте же нас за то, как мы вынуждены были поступить. И
помните - мы всегда будем вам завидовать.
21
Джин плакала раньше, теперь она уже не плачет.
Жестокий, равнодушный солнечный свет позолотил Новые Афины, и над
близнецами-вершинами Спарты снижается корабль. На том скалистом острове
не так давно ее сын избежал смерти - избежал чудом, которое теперь ей
слишком понятно. Порой она думала - пожалуй, было бы лучше, если бы
Сверхправители не вмешались и оставили его на произвол судьбы. Со
смертью она примирилась бы, как мирилась и прежде, смерть - естественна,
она в природе вещей. А то, что сейчас, непостижимей смерти - и
непоправимей. Доныне хоть люди и умирали, но человечество продолжало
жить.
Среди детей ни звука, ни движения. Они стоят по несколько человек
там и сям на песчаном берегу и, видно, не замечают друг друга, не помнят
о доме, который покидают навсегда. Многие держат на руках малышей -
таких, что еще и не ходят, а может быть, не хотят проявить способности,
обладая которыми ходить незачем. Ведь если они могут передвигать
неодушевленные предметы, думал Джордж, уж наверно, они могли бы
двигаться и сами. И зачем, в сущности, корабли Сверхправителей их
забирают?
Все это неважно. Они уходят - и решили уйти так, а не иначе. Будто
какая-то заноза в памяти все не давала покоя Джорджу, и наконец он
понял. Где-то когда-то он видел столетней давности фильм о таком вот
великом исходе. Наверно, фильм относился к началу первой мировой
войны... а может быть, и второй. Длинные поезда, переполненные детьми,
медленно тянулись прочь от городов, которым угрожал враг, а родители
оставались позади, и многим детям не суждено было снова их увидеть. Лишь
редкие дети плакали, иные смотрели растерянно, боязливо сжимали в руках
свои узелки или чемоданчики, а большинство, похоже, нетерпеливо
предвкушало какие-то увлекательные приключения.
Но нет... сравнение неверно. История не повторяется. Те, что уходят
теперь, кто бы они ни были, уже не дети. И на этот раз ни одна семья не
соединится вновь.
Корабль опустился у самой воды, днищем глубоко погрузился в мягкий
песок. Словно по взмаху дирижерской палочки, разом скользнули вверх
громадные выгнутые пластины, и на берег металлическими языками
протянулись трапы. Рассеянные по берегу невообразимо одинокие фигурки
стали сближаться, сошлись в толпу, она двигалась совсем так же, как
движутся людские толпы.
Одинокие? Откуда взялась такая мысль, спросил себя Джордж. Что-что,
а одинокими они уже никогда не будут. Одинока может быть только
отдельная личность... только человек. Когда преграды между людьми
наконец рушатся, исчезает индивидуальность, а с нею не станет и
одиночества. Несчетные капли дождя растворятся в океане.
И тут Джин судорожно, крепче прежнего сжала его руку.
- Смотри, - прошептала она,