он собрался с духом и опять подошел
к краю.
     Конечно,   он  был  безжизненный,  а  не  уставился  на  посетителя
осмысленным взглядом,  как сперва вообразил перепуганный Ян.  Он занимал
почти весь этот круглый бассейн,  и  в  прозрачной глубине его  мерцали,
вздрагивали рубиновые отсветы.
     Это был единственный исполинский глаз.
     - Почему ты так шумел? - спросил Виндартен.
     - Мне стало страшно, - смущенно признался Ян.
     - Почему? Не думал же ты, что тут может быть какая-то опасность?
     Можно ли ему объяснить, что такое рефлекс? Ян решил не пытаться.
     - Всякая  неожиданность пугает.  Пока  не  разберешься в  том,  что
совсем ново и незнакомо, безопасней предположить худшее.
     Ян  опять посмотрел вниз,  на  чудовищный глаз,  сердце его все еще
неистово колотилось.  Впрочем,  возможно, это лишь непомерно увеличенная
модель, наподобие микробов и насекомых в земных музеях. Но, задавая себе
этот вопрос,  Ян уже холодел от уверенности, что глаз самый настоящий, в
натуральную величину.
     Виндартен мало что  мог  объяснить:  он  занимается другой областью
науки, а в остальном не слишком любопытен. Из его слов в воображении Яна
вырисовалась  огромная   одноглазая  тварь,   обитающая   среди   мелких
астероидов  подле  какого-то  далекого  солнца;   не  стесненный  силами
тяготения,  циклоп вырастает до неимоверных размеров, а его пропитание и
самая жизнь зависят от  того,  как далеко и  ясно видит его единственное
око.
     Похоже,  для Природы, когда ей это понадобится. невозможного нет, и
Ян бездумно обрадовался открытию,  что и Сверхправителям не все на свете
доступно.  Они привезли с  Земли целого кита,  но  за  такой экспонат не
взялись и они.

        x x x

     А в другой раз он поднимался все выше,  выше,  и стенки лифта стали
матовыми,  а потом прозрачными,  как хрусталь. Он стоял, словно бы ни на
что не опираясь, среди высочайших вершин города, и ничто не отгораживало
его от  бездны.  Но  голова не  кружилась,  как не кружится в  самолете,
потому что вовсе не ощущалась поверхность планеты далеко внизу.
     Ян  стоял над облаками,  наравне с  ним в  небе только и  виднелись
несколько металлических или каменных шпилей. Ниже лениво плескалось алое
море сплошных облаков.  Невдалеке от  тусклого солнца чуть светились две
крохотные  луны.  Почти  посередине этого  расплывшегося красного  диска
темнел  маленький  аккуратный кружок.  Быть  может,  солнечное пятно,  а
может, проходила мимо еще одна луна.
     Ян  медленно обводил взглядом горизонт.  Облачный покров тянулся до
самого края огромной планеты,  но в  одном месте,  невесть в какой дали,
проступали какие-то  пятнышки,  возможно -  башни еще одного города.  Ян
долго всматривался, потом перевел испытующий взгляд дальше.
     Описав глазами полукруг,  он  увидел гору.  Она  поднималась не  на
горизонте,  но  позади него  -  одинокая зубчатая вершина вздымается над
краем планеты, склоны уходят куда-то вниз, основания не разглядеть - так
скрыта под водой почти вся громада айсберга.  Тщетно Ян  пытался угадать
размеры этой громадины.  Просто не  верилось,  что даже на планете,  где
сила  тяжести совсем мала,  могут  существовать такие  горы.  Любопытно,
может быть.  Сверхправители поднимаются на эти откосы и  парят,  подобно
орлам, среди исполинских зубцов этой крепости?
     А потом,  у него на глазах,  гора стала медленно менять свой облик.
Когда Ян  впервые заметил ее,  она была темно-багровая,  почти зловещего
оттенка,  с  немногими  неясными  отметинами у  самой  вершины.  Он  все
старался рассмотреть их и вдруг понял, что они движутся...
     Сперва Ян не поверил своим глазам. Потом старательно напомнил себе,
что  все привычные понятия здесь бесполезны -  нельзя позволить рассудку
отбросить хотя бы малость из того, что воспринимают чувства и передают в
тайники  мозга.   Нельзя  и  пытаться  понять,  надо  только  наблюдать.
Понимание придет после - или не придет совсем.
     Гора - Ян все еще считал, что это гора, никакое другое слово тут не
подходило  -  казалась  живой.  Ему  вспомнился чудовищный глаз  там,  в
склепе,  в  недрах планеты...  но  нет,  немыслимо.  Сейчас перед ним не
органическая жизнь,  быть может, даже и не материя в знакомом, привычном
понимании.
     Тусклый багрянец разгорался,  гневно пламенел.  Его  рассекли яркие
желтые полосы,  и Ян подумал было,  что это вулкан извергает потоки лавы
вниз, на равнину. Но приметил движение каких-то пятен и крапинок и понял
- потоки эти устремляются вверх!
     И  вот  что-то  новое  поднимается из  алых  облаков,  опоясывающих
основание  горы.  Громадное кольцо,  безупречно ровное  по  горизонтали,
безупречно круглое -  и  того цвета,  что Ян оставил далеко позади:  так
ясно голубеет только небо над Землею. Еще ни разу в мире Сверхправителей
он  не  видал такой лазурной синевы,  и  ему  перехватило горло тоской и
одиночеством.
     А  голубое кольцо поднималось,  ширилось.  Вот  оно  уже взмыло над
вершиной горы,  а ближний край ею мчится сюда,  к Яну.  Конечно же,  это
какой-то  вихрь,  кольцо газа или  дыма,  разросшееся уже до  нескольких
километров  в  поперечнике.  Однако  никакого  вращения  не  заметно  и,
разрастаясь вширь, кольцо как будто не становится менее плотным.
     Тень  его  пронеслась  мимо  задолго  до  того,  как  само  кольцо,
поднимаясь все  выше,  величаво проплыло над головой Яна.  Ян  следил за
ним,  пока оно не обратилось в  тонкую голубую ниточку,  которую он едва
различал в багряном небе. Когда оно совсем скрылось из виду, ширина его,
должно быть, измерялась уже тысячами километров. И оно продолжало расти.
     Ян  опять посмотрел на  гору.  Теперь она  была  вся  золотая,  без
единого пятнышка.  Может быть,  Яну только почудилось -  теперь он готов
был поверить чему угодно,  -  но  она словно бы  сузилась,  стала выше и
вращалась вокруг своей  оси,  точно  смерч.  Только теперь,  оцепенелый,
ошеломленный  чуть  не   до  потери  сознания,   вспомнил  Ян  о   своем
фотоаппарате.  Поднес его к  глазам и начал наводить на эту невозможную,
уму непостижимую загадку.
     Виндартен поспешно  шагнул  к  нему  и  все  заслонил.  Решительно,
неумолимо огромные ладони закрыли объектив и пригнули аппарат книзу.  Ян
и не пробовал воспротивиться;  конечно, это и не удалось бы, но он вдруг
ощутил смертельный ужас  перед тем,  неведомым,  на  краю чужого мира...
нет, с него довольно.
     До этого,  где он ни побывал, ему никто не мешал фотографировать, и
сейчас Виндартен никак не объяснил запрета.  Зато долго и  подробно,  до
мелочей, расспрашивал Яна, как и что он видел.
     Тогда-то Ян понял, что глазам Виндартена представилось нечто совсем
другое,  и  тогда же впервые догадался,  что Сверхправители тоже кому-то
подчиняются.

        x x x

     И вот он возвращается домой,  все чудеса,  все страхи тайны позади.
Корабль,  наверно,  тот же  самый,  но команда наверняка другая.  Как ни
долот век Сверхправителей.  трудно поверить, чтобы они охотно отрывались
от дома на десятилетия, которые отнимает межзвездный перелет.
     Разумеется,  относительность времени  при  околосветовой скорости -
медаль о  двух сторонах.  Сверхправители в полете до Земли станут старше
всего лишь на четыре месяца,  но к их возвращению друзья их постареют на
восемьдесят лет.
     Если бы Ян захотел,  он, несомненно, мог бы остаться здесь до конца
жизни. Но Виндартен предупредил его, что следующий корабль отправится на
Землю  только через  несколько лет,  и  посоветовал не  упускать случая.
Возможно,  Сверхправители поняли,  что  рассудок человека,  пожалуй,  не
выдержит наплыва впечатлений. А может быть, просто он стал помехой и уже
недосуг было им заниматься.
     Теперь все это неважно, впереди Земля. Сто раз он видел ее вот так,
с  высоты,  но  всегда -  холодным,  искусственным глазом телекамеры.  А
теперь наконец он и сам смотрит из космоса, разыгрывается заключительный
акт  его осуществленной мечты,  и  Земля кружит под ним на  вечной своей
орбите.
     Огромный сине-зеленый серп виден в первой четверти,  остальной диск
еще  скрывает ночная тьма.  Облаков почти нет,  лишь кое-где протянулись
полосы вдоль направления пассатов. Сверкает ледяная шапка полюса, но еще
ярче, ослепительней отражение солнечных лучей в водах Тихого океана.
     В этом полушарии так мало суши.  Можно подумать,  будто вся планета
покрыта водой. Из материков виднеется только Австралия - здесь чуть гуще
дымка атмосферы, обволакивающая планету.
     Корабль входил в огромный темный конус - тень Земли; блестящий серп
сузился в тонкую огненную полоску,  в пылающий изогнутый лук,  прощально
мигнул и исчез. Внизу темнота и ночь. Мир, погруженный в сон.
     И  тогда Ян  понял,  что  же  тут  неладно.  Под ним суша,  но  где
мерцающие ожерелья огней,  блистательный фейерверк - примета возведенных
людьми городов?  Все полушарие во мраке,  ни единая искорка не разгоняет
ночную тьму.  Ни  следа  миллионов киловатт,  чей  свет  когда-то  щедро
изливался в небеса. Казалось, перед глазами Яна Земля, какою она была до
человека.
     Не  таким представлял себе Ян возвращение домой.  Оставалось только
ждать,  а  в  душе нарастал страх перед неведомым.  Что-то  случилось...
что-то  непостижимое.  А  меж  тем  корабль,  уверенно снижаясь,  описал
широкую дугу и опять вышел на освещенную солнцем сторону планеты.
     Ян  не  видел  посадки  -  изображение  Земли  на  экране  внезапно
сменилось  непонятными узорами  линий  и  огней.  А  когда  экран  опять
прояснился,   путешествие  кончилось.  Теперь  вдали  виднелись  высокие
здания,  вокруг двигались какие-то  машины,  за  ними  следили несколько
Сверхправителей.
     Где-то  приглушенно загудела воздушная струя  -  давление воздуха в
корабле уравнивалось с  наружным,  потом Ян  услыхал,  как  раскрываются
огромные створы.  Он  не  мог  больше ждать;  молчаливые великаны то  ли
снисходительно,  то ли равнодушно смотрели,  как он бегом кинулся вон из
рубки.
     Он  дома,  опять он  видит сияние знакомого солнца,  вдыхает тот же
воздух,  который впервые омыл его легкие,  едва он родился на свет. Трап
уже  спустили,  но  Яну пришлось чуть помедлить,  освоиться со  слепящим
сиянием дня.
     Кареллен стоял  поодаль  от  остальных,  возле  огромной платформы,
груженной ящиками. Ян и не задумался, каким образом он узнал Попечителя,
не удивился,  что тот совсем такой же, как был. Кажется, лишь к этому он
был готов - что не встретит в Кареллене перемены.
     - Я тебя ждал, - сказал Кареллен.

        23

     - Поначалу нам  не  опасно  было  появляться среди  них,  -  сказал
Кареллен.  -  Но  они  в  нас  больше  не  нуждались:  наша  работа была
закончена,  когда мы  собрали их  всех  вместе и  поселили на  отдельном
материке. Смотри.
     Стена перед Яном исчезла. Теперь с высоты в несколько сот метров он
смотрел на приветливую лесистую местность.  Казалось, между ним и землей
нет никакой преграды, и на миг у Яна закружилась голова.
     - Так было пять лет спустя, когда началась вторая фаза.
     Внизу двигались какие-то фигуры,  и кинокамера стремглав спускалась
на них, словно хищная птица.
     - Тебе горько будет на них смотреть, - сказал Кареллен. - Но помни,
прежние мерки тут неприменимы. Эти дети - не люди.
     Однако Ян в  них увидел детей,  и  никакая логика не могла рассеять
это  впечатление.  Казалось,  это дикари,  исполняющие какой-то  сложный
обрядовый танец.  Все они голые,  грязные, за всклокоченными волосами не
видно глаз.  Насколько мог разобрать Ян,  они были разного возраста,  от
пяти до пятнадцати,  однако все двигались одинаково быстро, уверенно, не
обращая ни малейшего внимания на окружающее.
     А  потом Ян  разглядел их  лица.  Он насилу проглотил ком в  горле,
немалого труда ему стоило не отвернуться.  Совершенно пустые лица, хуже,
чем мертвые,  потому что и  черты мертвеца сохраняют какой-то отпечаток,
наложенный Временем, говорящий даже тогда, когда уже немы уста. А в этих
лицах  волнения,  чувства не  больше,  чем  у  змеи  или  у  насекомого.
Сверхправители - и те с виду человечнее.
     - Ты ищешь то, чего здесь больше нет, - сказал Кареллен. - Запомни,
в них нет ничего от личности, как не обладает личностью отдельная клетка
человеческого тела.  Но в единстве они составляют нечто несравнимо более
великое, чем человек.
     - Почему они все время так двигаются?
     - Мы это называем Долгим танцем,  - отвечал Кареллен. - Они никогда
не спят, и это длится уже почти год. Их триста миллионов, и они образуют
строго определенный движущийся рисунок от края до края материка.  Мы без
конца пытаемся найти в  этом рисунке смысл -  и не находим,  быть может,
потому,  что нам видна только физическая сторона, только небольшая часть
- то,  что здесь,  на Земле. Вероятно, то, что мы называем Сверхразумом,
еще обучает их,  лепит из них некое единство,  а  уже потом вберет его в
себя без остатка.
     - Но  как же они обходятся без еды?  И  что,  если они наткнутся на
какое-нибудь препятствие - на дерево, скалу, реку?
     - Река не  имеет значения,  утонуть они  не  могут.  О  препятствия
иногда ушибаются,  но даже не замечают ушибов.  А что до еды..  ну,  тут
вдоволь и  плодов,  и дичи.  Но в еде они больше не нуждаются,  как и во
многом другом.  Ведь пища -  это  прежде всего источник энергии,  а  они
научились черпать из более мощных источников.
     Перед глазами что-то мигнуло, будто все заволокло знойной дымкой. А
когда картина прояснилась, внизу уже не было движения.
     - Смотри, - сказал Кареллен. - Это три года спустя.
     Маленькие фигурки,  совсем  беспомощные и  жалкие,  если  не  знать
правды,  недвижимо застыли в лесу,  на прогалине, на равнине. Кинокамера
неустанно переходила от одного к  другому,  и Яну показалось,  будто все
они  теперь  на  одно  лицо.  Когда-то  ему  случилось  видеть  странные
фотографии,  их печатали, накладывая один на другой десятки негативов, и
получали некие "средние" черты.  Те лица были так же пусты, безжизненны,
неразличимы.
     Казалось,  стоящие спят или  оцепенели.  Веки у  всех сомкнуты,  и,
похоже,  существа эти  сознают окружающее не  больше,  чем деревья,  под
которыми они  застыли.  Какие мысли отдаются в  сложном переплетении,  в
котором разум каждого не больше - но и не меньше, - чем нить исполинской
ткани, спросил себя Ян. И вдруг понял, что ткань эта окутывает множество
миров и множество племен - и продолжает расти.
     И вдруг...  Ян не поверил глазам, ослепленный, ошарашенный. Секунду
назад  перед  ним  был  приветливый,  плодородный  край,  картина  самая
обыкновенная,  только и  странного,  что разбросанные по нему из конца в
конец  (но  не  совсем  беспорядочно) несчетные  маленькие  изваяния.  И
внезапно деревья и травы и все живые твари, которым они служили приютом,
исчезли,  сгинули без следа. Остались лишь тихие озера, извилистые реки,
округлые холмы  -  бурые,  разом  утратившие свой  зеленый покров,  -  и
молчаливые равнодушные статуи, виновники этого внезапного разрушения.
     - Зачем же они все уничтожили? - ахнул Ян.
     - Возможно,  им  мешало  присутствие чужого  разума -  даже  самого
примитивного,  разума животных и растений.  Нас не удивит, если наступит
день,  когда они сочтут помехой весь материальный мир.  И как знать, что
тогда произойдет?  Теперь ты понимаешь,  почему,  исполнив свой долг, мы
устранились.  Мы все еще пробуем изучать их, но никогда больше не бываем
там  у  них  и  не  посылаем туда  наши приборы.  Мы  только и  решаемся
наблюдать за ними сверху.
     - Это случилось много лет назад, - сказал Ян. - А что было дальше?
     - Почти ничего.  За все эго время они не шевельнулись,  не обращали
внимания -  день ли  в  их  краю или  ночь,  лето или зима.  Они все еще
пробуют свои силы.  Некоторые реки изменили русло, а одна теперь течет в
гору. Но до сих пор все, что они делают, кажется бесцельным.
     - А вас они совсем не замечают?
     - Да,  но тут нет ничего удивительного.  Тому...  целому...  частью
которого они стали,  о  нас все известно.  Наши попытки его изучить ему,
видимо,  безразличны.  Когда оно  захочет,  чтобы мы  ушли  отсюда,  или
пожелает поручить нам  работу в  другом месте,  оно  вполне ясно выразит
свою волю. А до тех пор мы останемся здесь, пусть наши ученые узнают как
можно больше.
     - Так  вот он,  конец человечества,  -  подумал Ян  с  покорностью,
превосходящей самую горькую скорбь.  Конец,  какого не предвидел ни один
пророк... Тут равно не остается места ни надежде, ни отчаянию.
     И однако есть в этом какая-то закономерность,  высшая неизбежность,
законченность,  словно в великом произведении искусства. Хоть и мельком,
но Ян видел Вселенную во всей ее грозной необъятности,  и теперь он знал
- человеку в  ней не  место.  Теперь-то  он  понимал,  какой напрасной в
последнем счете была мечта, что заманила его к звездам.
     Ибо дорога к звездам раздваивается -  и в какую сторону ни пойдешь,
в  конце пути нет  ничего,  что хоть в  малой мере отвечает надеждам или
страхам человечества.
     В  конце  одного  пути  -   Сверхправители.  Каждый  сохранил  свою
личность,   свое  независимое  "я";   они   обладают  самосознанием,   и
местоимение "я" в  их  языке полно смысла.  Они способны чувствовать,  и
хотя бы некоторые свойственные им чувства -  те же,  что и  у людей.  Но
теперь ясно, они зашли в тупик, откуда нет и не будет выхода. Их разум в
десять,  а  возможно,  и  в  сто раз могущественней человеческого.  Но в
последнем счете это неважно.  Они так же беспомощны, их так же подавляет
невообразимая  сложность  Галактики,   соединяющей  в   себе  сто  тысяч
миллионов солнц, и космоса, в котором сто тысяч миллионов галактик.
     А в конце другого пути?  Там -  Сверхразум,  что бы ни означало это
понятие,  и человек перед ним-то же,  что амеба перед человеком. По сути
своей бесконечный, беспредельный, бессмертный, сколько времени вбирал он
в себя одно разумное племя за другим,  ширясь и ширясь среди звезд? Есть
ли  и  у  него желания,  есть ли  цели,  которые он смутно осознает,  но
которых, быть может, никогда не достигнет? Теперь он вобрал в себя и все
то,  чего  достигло за  время своего бытия земное человечество.  Это  не
трагедия,  но  свершение.  Миллиарды мыслящих искр,  из которых состояло
человечество,  мелькнули светлячками в ночи и угасли навсегда.  Но жизнь
их была не совсем уж напрасной.
     Ян понимал,  развязка еще впереди. Возможно, она наступит завтра, а
быть может, через столетия. Даже Сверхправители не знают наверняка.
     Теперь ясно,  чего они  добиваются,  что сделали для человечества и
почему  все  еще  не  уходят  от  Земли.   Перед  ними  чувствуешь  себя
ничтожеством,  и нельзя не восхищаться их непоколебимым терпением.  Ведь
они ждут так долго...
     Яну  не  удалось  узнать,  каким  образом  возникли  странные  узы,
соединяющие Сверхразум с его слугами.  По словам Рашаверака,  Сверхразум
присутствовал в  истории его народа с  самого начала,  но  распоряжаться
Сверхправителями начал, лишь когда они создали высоконаучную цивилизацию
и смогли странствовать в космосе, исполняя его поручения.
     - Но зачем вы ему нужны? - недоумевал Ян. - При такой невообразимой
мощи для него уж наверно нет невозможного.
     - Есть, - сказал Рашаверак. - Для него тоже есть пределы. Мы знаем,
в  прошлом он  пытался воздействовать непосредственно на сознание других
разумных существ и  влиять на развитие их культуры.  И всякий раз терпел
неудачу -  возможно,  для тех напряжение оказывалось непосильным. Мы его
переводчики...  мы опекуны,  или, если взять одно из ваших сравнений, мы
возделываем почву и  ждем,  пока придет пора жатвы.  Сверхразум собирает
урожай,  а мы переходим на новое поле. Вы - уже пятое разумное племя, на
наших  глазах достигшее вершины.  И  каждый раз  к  нашим знаниям что-то
прибавляется.